День шестой (после выхода из С.П. Эликона). Восход в четыре плюс десять, значительная пыль, увеличивающаяся в восемь (или около того). Прогресс хороший (18 км). Цель достигнута в полдень минус двадцать. Не могу нормально осмотреть место из-за пылевых бурь. Продвижение идет, чтобы обезопасить, как я записал. Солдаты на модели удержания. Г. приказал расчехлить, из-за какого-то недовольства от р и ф.
Мне снова снилось, этой последней ночью, о голосах галдящих о ком-то не представляю надо мне поговорить с Доком Д, о своих снах. Поймет ли он? Может быть А. К.? Она может быть более восприимчивой. У меня проблема отражать это, после Гереона, у меня трудности с пониманием, что сказать А. К. Она изменилась. Не удивительно, полагаю. Мне задают вопрос, куда Анна, которую знал, попала.
Тяжело понимать, что делать для лучшего. В конце концов, они только сны. Я держу пари, смог бы я посмотреть в сны которые терпят эти Призраки, ночь за ночью, я видел и похуже. После заката я обошел лагерь. Я видел, как они нервничают и дергаются в своих спальниках, пойманные в свои кошмары. Хотя, как и я…
Сигналы с фронта. Разведчики возвращаются. Напишу больше потом.
— Полевой журнал, В.Х. пятый месяц, 778.
Сторожка была пуста девять сотен лет. Она была сделана из камня, плотно уложенного камня: пол, стены и крыша. Она большая. У нее эхо, которое не проверяли давно.
Фонари все еще горят. Свето-шары висят на древних трубках, тусклые и белые, как глаза рептилии. Свет, идущий от них, пульсирует, жесткий, затем мягкий, жесткий, затем мягкий, в тон с каким-то медленным дыхательным ритмом. Пульс Хинцерхауса.
На полу коврик. Его края изогнулись, как сухие крылья мертвого мотыля. На стене картина, рядом с внутренним люком. У нее витиеватая позолоченная рама. Холст грязно-черный. Это картина чего? Это лицо, рука?
Снаружи, сквозь толстые стены бастиона, ветер поет свою мелодию сирены.
Теперь царапает. Шаркает. Голоса. Царапает. Старые, несмазанные засовы сопротивляются, когда их поворачивают.
Внешний люк скользит…
… открыто.
Толстая металлическая дверь отошла на, примерно, полметра, а затем остановилась. Никакие усилия не позволили открыть ее шире. Петли были забиты пылью и землей.
Макколл проскользнул внутрь, сквозь узкий проход. Ветер залетел внутрь вместе с ним, его песня уменьшилась, его пыль втянулась в дверь. Мелкая пыль зависла на мгновение в стоячем воздухе, словно от удивления, перед тем, как осесть.
Коврик затрепыхался от сквозняка.
Макколл осмотрелся, осторожно водя вокруг лучом фонаря.
— И? Что там? Тебя убили? — позвал Маггс из-за люка.
Макколл не удостоил вопрос ответом. Он пошел дальше, низко пригнувшись, с оружием наготове, свет его фонарика падал на все углы и тени.
Тени двигались, когда его фонарь поворачивался. Они дрожали и исчезали, они изменялись и изгибались. Воздух был сухим, никакого намека на влажность. Пульс начал стучать в висках Макколла.
— Шеф? Чисто? — протрещал вокс. В этот раз Бонин был готов к действию снаружи вместе с Маггсом.
— Ждите…, — прошептал Макколл, пульс в его висках все еще стучал, стучал, стучал. Он мог чувствовать, как его нервы напрягаются. Почему? Какого феса он чувствовал себя таким напряженным? Обычно с ним не было ничего такого.
Почему у него были такие опасения насчет этого места? Почему у него, внезапно, было такое сильное впечатление, что…
это будет проблемой
…что за ним наблюдают?
Слева, ниша. Тень. Ничего. Справа, дверной проем. Еще одна тень. Стоп, не тень, фесова…
Нет. Вычеркнуть. Ничего. Просто его воображение, считывающее образы и формы в сумраке, которых тут, на самом деле, не было.
— Фес, — выдохнул Макколл, удивленный своей глупостью.
— Повтори? — протрещал вокс.
— Ничего, — ответил Макколл по микробусине.
В том дверном проеме, он мог бы поклясться… он мог бы поклясться… кто-то стоял. Прямо там. Но там никого не было. Просто обман теней. Просто его воображение.
Это было не похоже на него. Вздрагивать от тени? Успокойся. Успокойся, мать твою. Ты проделывал это тысячу раз.
— Чисто, — воксировал он.
Маггс просочился в люк позади Макколла и начал освещать своим фонариком, прикрепленным к стволу. Макколлу, по секрету, нравился Вес Маггс: ему нравился задор и ум Белладонца, и он восторгался его способностями. Макколл смирился с болтливостью Маггса, потому что он вышел из солдат.
Но, внезапно, рот Маггса был необычно тих. Маггс был напуган, Макколл мог чувствовать это. Это повлияло на напряжение Макколла, потому что он знал, что Маггс не такой, обычно.
Требовалось многое, чтобы напугать Веса Маггса. Шесть дней перехода сквозь дрожащую пыль, плюс…
сухие черепа в пыльном овраге
… слухи помогли. Эта комната, эта сухая сторожка, сделали все остальное.
— Кто... — начал Маггс. — Кто оставляет коврик в сторожке?
Макколл покачал головой.
— А картина? — добавил Маггс, подкрадываясь к раме на стене. Конус луча его фонаря качался. Затем он, внезапно, обернулся, прижав оружие к плечу и целясь.
— Направь эту штуку куда-нибудь еще, — предложил Бонин, когда протиснулся внутрь позади них. — От тебя на двенадцать? Просто?
— Прости, — сказал Маггс, опуская оружие.
— Ты знал, что я позади тебя.
— Прости.
— Прости, и все?
— Заткнитесь, оба, — сказал Макколл. Это не похоже на нас. Мы здесь слишком близко друг к другу. Мы – разведчики Призраков, ради феса. Мы здесь самые лучшие.
Бонин огляделся и позволил лучу своего фонаря попрыгать по стенам и потолку. — Это очаровательно, — пробормотал он.
Он посмотрел на Макколла. — Мне привести остальных? — Макколл покачал головой. — Нет.
— Эм, почему нет?
— У меня… забудь. Давай просто еще осмотримся.
Бонин кивнул. — Вы в порядке, шеф?
— Конечно.
— Посмотрите на эту картину, — позвал Маггс. Он подошел прямо туда, где висела старая картина, и потянулся левой рукой, чтобы прикоснутся к ее поверхности. Его перчатка была покрыта пылью, такой же белой, как пепел.
— Изображением чего это было? — спросил Маггс. — Женщины, нет… мужчины… нет, женщины… портрет…
— Просто оставь это, Маггс, — сказал Макколл.
— Мне просто интересно, — сказал Маггс, когда начал очищать поверхность картины рукой в перчатке. Полотно задрожало в раме. — Это женщина, так ведь? Я прав? Женщина в черной одежде?
Макколл с Бонином не смотрели. Они уставились на висящие свето-сферы, мягко светящиеся, глаза рептилий вдоль иссушенных стен.
— Здесь все еще есть энергия, — тревожно сказал Бонин.
Макколл кивнул.
— Как это возможно? Через столько времени?
Макколл пожал плечами. — Полагаю, что они химические. Химические медленно сгорают, не как от генератора или от силовой ячейки. В любом случае, они почти сдохли.
Бонин вздохнул. — Только мне так кажется, или они становятся ярче время от времени? — Макколл снова пожал плечами. — Только тебе, — соврал он.
— Эй, это женщина, — заявил Маггс позади них. — Это какая-то старая дама в черной кружевной одежде. — Он соскреб кусок грязи с картины перчаткой. Макколл с Бонином подошли к нему. Бледное, невыразительное лицо женщины уставилось на них с почерневшего холста.
— Фантастика, — сказал Макколл. — Теперь мы можем продолжить?
— Ой! — воскликнул Маггс. Он снова потер портрет, и древних холст внезапно порвался под его настойчивыми пальцами. Он разрушился подобно порошку, и на том месте, где было лицо женщины, осталась дыра. Сквозь нее Маггс мог видеть каменную стену, на которой висела картина.
— Счастлив? — спросил Макколл, отворачиваясь.
Внезапно Маггс поднял свое оружие и нацелил его на картину.
— Какого феса ты творишь? — спросил Бонин.
Маггс сделал шаг назад и опустил оружие. Он в смятении помотал головой. — Ничего, — сказал он, — ничего, простите. Сглупил.
— Соберись, Маггс, — проинструктировал Макколл.
Маггс кивнул. — Конечно. Безусловно, шеф.
На мгновение, на мимолетное мгновение, уничтоженный портрет, казалось, кровоточит. Темная, комковатая жидкость потекла из дыры, как черная кровь из раны. Но это была, всего лишь, опадающая пыль, и воображение Маггса. Он чувствовал себя глупо.
Не кровь. Совсем не кровь. Просто пыль. Пыль и тени и…
сухие черепа в пыльном овраге, с отпиленными макушками
...его тупое воображение.
Макколл с Бонином подошли к внутреннему люку. Они начали тянуть искусные латунные рычаги.
— Давайте откроем, — прохрипел Макколл.
— Угу. Давайте, — сказал Вес Маггс, когда поспешил к ним.
— Их нет слишком долго, — сказала Тона Крийд. Неприятная песня пыли летела вокруг них, а видимость упала до менее, чем четырех метров. Передовые отряды остановились в полукилометре от Хинцерхауса, ожидая, когда разведчики доложатся. Полкилометра, но никто не мог видеть дом. — Просто ждем, — сказал Гаунт.
— Может мне послать отряд поддержки, просто на всякий случай? — спросил Гол Колеа. Как и все они, он натянул свою камуфляжную накидку, чтобы защитить рот и нос.
— Ждем, — повторил Гаунт. Он прикоснулся к своей микробусине, вынул ее и проверил, а затем бросил взгляд на своего вокс-офицера.
— Есть что-нибудь, или я мертв? — спросил он.
— Вы выглядите живым, сэр, — ответил Белтайн, подстраивая медные циферблаты на своем тяжелом передатчике вокса.
— От разведчиков все еще ничего нет.
Гаунт нахмурился. — Отправь им проверочный сигнал, пожалуйста.
— Да, сэр, — сказал Белтайн. Надев гарнитуру, он снял медный микрофон и поднес его ко рту, прикрывая его от кружащейся пыли левой рукой. — Призрак-призрак Один, Призрак-призрак Один, это Дерево Нала, это Дерево Нала. Призрак-призрак Один, проверка, пожалуйста, ответьте.
Белтайн поднял взгляд на Гаунта. — Только статика.
— Продолжай пытаться, Бел, — сказал Гаунт.
— Призрак-призрак Один, Призрак-призрак Один, это Дерево нала, это Дерево Нала…, — Гаунт посмотрел на Колеа. — Гол, в любом случае, собери прикрытие. Подготовь их, но пусть ждут, пока я не отдам приказ.
— Да, сэр.
— Макколл знает, что делает. Это просто проблема вокса, больше ничего. — Колеа кивнул, и стал пробираться назад против ветра, который дул из ущелья.
Они могли слышать, как он выкрикивает приказы, и слышать топот людей, выдвинувшихся на позицию.
— Это будет проблемой, — проворчал Майор Роун.
— Эли, угомонись уже, — сказал Гаунт.
Роун пожал плечами в смысле «какого черта», но повиновался.
Гаунт ждал. Время текло медленно, как ожидание своей неизбежной смерти. Он ходил туда-сюда, опустив голову, смотря, как его ботинки оставляют следы в пыли, удивляясь, когда они тотчас заполнялись. Поющий ветер начальствовал над Яго. У него не было желания, чтобы что-то менялось.
— Определенно...
Гаунт повернулся. Ладд начал было говорить, а затем, по какой-то причине, задумался над этим.
— Что ты собирался сказать, Нахум? — спросил Гаунт.
Ладд кашлянул, его голос был приглушенным за накидкой. — Ничего, сэр. Ничего. — Гаунт улыбнулся. — Ой, я хочу знать. Определенно—что? — Ладд посмотрел вбок на грузную фигуру Виктора Харка рядом с ним. Харк кивнул. — Просто выкладывай, Ладд, — сказал Харк.
Ладд тяжело сглотнул. И не просто от пыли в горле. — В-во время стресса, сэр, я собирался отметить, есть определенные методы, которые можно применить, чтобы приглушить нервное состояние.
— Значит, ты думаешь, что я показываю признаки нервного состояния, Ладд? — спросил Гаунт.
— Вообще-то, сэр, именно поэтому я прекратил говорить. Я осознал, прям сразу, что я не в праве предлагать такую вещь открыто.
— Ох, фес мне в зад, Ладд, — пробормотал Харк.
— Ну, — сказал Гаунт, — с точки зрения морали и уважения, ты, возможно, был прав, что поправил себя. Выглядит не слишком хорошо, когда младший по званию предлагает своему старшему офицеру успокоиться.
— В точности моя точка зрения, — сказал Ладд. — Я просто понял ее слишком поздно.
— В любом случае, давай услышим про методы, — сказал Гаунт, определенно в игривом настроении. — Это может принести некоторым из нас пользу. Так ведь, Эли?
Поблизости, Роун, медленно повернул голову к Гаунту. Его глаза, позади очков в медной оправе, были прикрыты самым саркастичным образом.
— В-вы, серьезно, хотите, чтобы я...? — заикаясь произнес Ладд.
— Ох, Трон, — выдохнул Харк.
— Серьезно, Нахум. Я думаю, что ты должен рассказать нам об этих методах. — Гаунт посмотрел на остальных. — Кто знает? Может быть они докажут свою полезность.
— Может мне, ну знаете, просто застрелиться сейчас? — спросил Ладд.
— Переживание смущения закаляет характер, Нахум, — сказал Гаунт. — Примирись с этим. Начни с того, откуда взялись эти методы.
Ладд посмотрел на землю. Он что-то пробормотал.
— Громче, пожалуйста.
— Моя мать научила меня им.
Тона Крийд начала хихикать. Варл, Белтайн и даже Роун, несмотря на свое мрачное настроение, тоже начали смеяться, но только хохот Тоны по-настоящему резал воздух. Это заставило Харка вздрогнуть. Он знал этот звук: фальшивый смех приглушенной боли.
Гаунт поднял руку для тишины. — Не, серьезно, — сказал он. — Пусть Нахум продолжит. Нахум?
— Лучше нет, если вы не против, сэр. Я сказал не к месту.
— Считай это приказом.
— Ах. Ладно. Да, сэр. Ну, была считалочка, которую она использовала, чтобы сдерживать беспокойство. Вы считаете один, два, три, и так далее, и глубоко вдыхаете после каждого счета.
— В этой пыли? — фыркнула Крийд. Она оттянула край накидки вниз, откашлялась и выплюнула комок серой слизи.
Ладд посмотрел на Гаунта и поднял плечи. — Она говорила «Трон Терры» между каждым счетом. Один, Трон Терры… два, Трон Терры… три...
— Могу я задать тебе вопрос, Нахум? — сказал Гаунт.
— Конечно, сэр.
— Твоя мать была особенно беспокойной женщиной?
Ладд пожал плечами. Частицы песка упали с его кожаного пальто. — Думаю, что так. Она всегда нервничала, насколько я помню. Ее нервы изводили ее. Она была морально неустойчивой. Вообще-то, я не знаю. Когда я видел ее в последний раз, мне было восемь. Меня отправили в схолу. Я полагаю, что она уже мертва. — Внезапно, Крийд перестала смеяться.
— Я тоже был юн, когда потерял свою мать, — сказал Гаунт. Может быть, он и лгал, но никто не собирался опровергать это. — Нахум, я кажусь тебе, как особенно беспокойная женщина?
— Конечно, нет, сэр.
— Конечно, нет. Но я особенно беспокойный командир. Ты не против, если я воспользуюсь считалочкой твоей матери?
— Нет, не против, сэр.
Гаунт повернулся и начал идти к невидимому дому.
— Один, Трон Терры… Два, Трон Терры…, — начал он. На десятый Трон Терры, он повернулся и пошел назад к ним.
Ветер стих до легкого ветерка. Пыль опала. Вышло солнце.
Эзра ап Нихт, который все время был тих, положил свою тонкую руку на руку Гаунта, и кивнул в направлении дома.
— Хистью, соуле.
Ибрам Гаунт повернулся.
Впервые они увидели дом.