Том 11

Ф. ЭНГЕЛЬС РУССКАЯ АРМИЯ

Когда между западными державами и Россией была объявлена война, англо-французская пресса держалась того мнения, что Россия не будет испытывать недостатка в солдатах, зато скоро почувствует недостаток в деньгах. Рассчитывали, что финансовые затруднения ослабят армию и создадут препятствия для переброски тех миллионов солдат, которых Россия, как говорили, могла в любое время выставить против своих врагов. Что же произошло в действительности? Хотя формально Россия изгнана со всех крупных европейских бирж, она без всякого труда заключила заем[293]; ее бумажные деньги, несмотря на повторные дополнительные эмиссии, не обесценились; ее войска во время похода получают продовольствие и транспортные средства от населения таким способом, который возможен только в такой чисто сельскохозяйственной стране. Несмотря на блокаду ее портов, она сумела до сих пор обойти все финансовые подводные камни, о которые, по твердому убеждению лондонских мудрецов, должна была разбиться. Что же касается неисчерпаемых людских резервов, то на деле все выглядит совершенно иначе. В то время как Англия путем вербовки добровольцев в стране и за границей постепенно довела численность своей армии в Крыму приблизительно до 40 тысяч человек, а Франция призвала только в текущем году 140 тысяч человек вместо 80 тысяч и уже смогла послать на Восток армию, даже слишком многочисленную для тех операций, которые ей может поручить Пелисье, — чего достигла Россия? На всей территории, где производится рекрутский набор, было объявлено два всеобщих набора, каждый из расчета приблизительно по десять человек на тысячу душ мужского пола, затем всеобщий набор в народное ополчение по двадцать три человека на тысячу душ, и в настоящее время издан указ о новом всеобщем наборе в линейные войска из расчета десять человек на каждую тысячу душ. Набор в мирное время в среднем составляет около пяти человек на тысячу для половины империи, тогда как другая половина поставляет рекрутов в следующем году. Таким образом, средней годовой цифрой набора на всю империю (разумеется, за исключением губерний, где набор не производится) является два с половиной на тысячу душ мужского пола. Однако два года войны уже заставили произвести наборы, составляющие в итоге пятьдесят три человека на тысячу душ, или около двух с половиной процентов всего населения мужского и женского пола. Следовательно, в течение последних двух лет ежегодный набор в десять раз превышал обычное число призываемых в мирное время. Если допустить, что Франция призвала в армию за два года войны в общем 300 тысяч человек, что, несомненно, превышает действительный призыв, это составит для населения в 36 миллионов пять шестых процента за два года, или пять двенадцатых процента в год, то есть как раз шестую часть того количества, которое Россия вынуждена была призвать в свою армию. Правда, в мирное время в России ежегодно призывается на военную службу около одной девятой процента, а во Франции — около двух девятых процента всего населения. Но так как продолжительность действительной службы в России более чем в два раза превышает срок службы во Франции, то это обстоятельство вполне уравновешивается.

Со всех сторон мы слышим о том, что в России уже начинает сказываться такое непрерывное выкачивание работоспособного мужского населения, в то время как во Франции оно почти не ощущается. В Польше, в частности, как сообщают, чувствуется недостаток в рабочих руках для обработки земли; другим доказательством этого факта служит большое недовольство дворянства по поводу того, что его вообще лишают наиболее ценной части принадлежащих ему крепостных. Назначение блестящего аристократа Ланского министром внутренних дел и его циркуляр к дворянству, извещающий о том, что император Александр особым указом гарантировал все его права и привилегии[294], показывает, насколько встревожен двор этими симптомами недовольства в среде крепостников.

Однако самой удивительной особенностью этих часто повторяющихся наборов является то, что они дают в действительности незначительное количественное увеличение состава армии. Если исходить из того, что общее число душ мужского пола, подлежащих рекрутскому набору, составляет 22 миллиона, — цифра несомненно преуменьшенная, — то за два года было призвано не менее 660 тысяч человек в линейные войска и 560 тысяч — в ополчение. Ополчение, правда, было мобилизовано лишь частично и насчитывает, возможно, 200 тысяч человек; таким образом, фактическая убыль работоспособного мужского населения составила около 860 тысяч человек. Сюда могут быть причислены солдаты запаса, уволенные в отпуск на последние пять или десять лет их срока службы и призванные перед началом войны; но так как большинство их было призвано еще в 1853 г., мы не будем их здесь принимать в расчет.

Несмотря на эти резервы, образующие пятый и шестой батальоны в каждом пехотном полку, несмотря на 660 тысяч рекрутов, распределенных частью но первым четырем линейным батальонам каждого полка, частью — по вновь сформированным запасным батальонам второй очереди (седьмому и восьмому) этих полков, многие войсковые части еще далеко не достигают своего полного штатного состава. Весьма любопытным доказательством этого служит приказ, изданный в Николаеве командующим Южной армией, генералом Лидерсом. Он объявляет, что по высочайшему приказу двадцать три дружины [Слово «дружина» написано Энгельсом по-русски латинскими буквами. Ред.] ополчения (23 тысячи человек), причисленные к Южной армии, включаются в линейные войска и должны быть влиты в третий и четвертый батальоны каждого полка. Но эта мера может означать только то, что полки, образующие Южную армию, численно настолько сократились, что основная масса солдат третьего и четвертого батальонов должна быть переведена в первый и второй батальоны, а их места заполнены солдатами из ополчения. Другими словами, до пополнения их ополчением четыре батальона этих полков по численности едва равнялись двум полностью укомплектованным батальонам. Если такая убыль имела место в армии, большая часть которой никогда не встречалась с противником и ни одна часть которой не была введена в действие со времени Силистрии, то каковы же должны быть потерн в Крыму и в Азии! Перед нами вдруг раскрывается действительное состояние русской армии. Это позволяет нам сделать предположение относительно урона, который она терпит, что и объясняет нам, почему влившиеся в состав армии две трети миллиона солдат не дали заметного увеличения ее численности.

Но чем вызываются столь огромные, непропорциональные потери? Во-первых, теми громадными переходами, которые новобранцы должны совершать от местожительства до главных губернских городов, затем до распределительных пунктов, наконец, в свои полки, — не считая переходов, которые после этого им приходится совершать вместе со своими полками. Вовсе не пустяк для новобранца промаршировать от Перми до Москвы, от Москвы до Вильно и, наконец, от Вильно до Одессы или Николаева. Если же подобные бесконечные форсированные марши совершаются по высочайшему повелению такого человека, как Николай, который точно устанавливает час прибытия и час отправления и наказывает за всякое отклонение от его приказа; если бригады, дивизии, армейские корпуса в огромной спешке гонят с одного конца империи на другой, не считаясь с тем, сколько людей остается позади вследствие болезней и усталости; если переход от Москвы до Перекопа должен быть совершен как обычный форсированный марш, который нигде в других странах никогда не продолжается больше двух дней, — то огромные потери находят себе объяснение. К этому чрезмерному напряжению физических сил солдат нужно прибавить еще беспорядок, который неизбежно возникает вследствие общеизвестного плохого управления всеми звеньями русского военного ведомства, в особенности интендантством. Следует принять во внимание также и способ довольствия солдат во время похода, которое осуществляется по возможности за счет жителей областей, лежащих на пути похода. При хорошей организации этот способ вполне пригоден в чисто сельскохозяйственной стране, но он не может дать должных результатов и вызывает величайшие трудности там, где, как в России, интендантство и командиры наживаются, присваивая себе часть запасов, получаемых от крестьян. И, наконец, нужно считаться с большими просчетами, которые неизбежно имеют место там, где армиям, разбросанным на таком большом пространстве, приходится двигаться по приказам из единого центра, причем от них требуется исполнение этих приказов с точностью часового механизма, тогда как все предпосылки, на которых основаны эти распоряжения, ошибочны и не обоснованы. Не меч и пуля противника, не болезни, которые неизбежны во многих частях Южной России, даже не необходимость длинных переходов, так сильно опустошающих ряды русской армии, а те особые условия, при которых русский солдат вербуется, муштруется, марширует, обучается, довольствуется, одевается, расквартировывается, руководится командирами и сражается, служат причиной того ужасного факта, что почти вся русская армия, существовавшая в 1853 г., уже исчезла с лица земли, не вынудив противника понести и трети тех потерь, которые она сама понесла.

Последний приказ генерала Лидерса заслуживает внимания и в другом отношении. Приказ открыто признает, что ополченцы совсем не подготовлены к тому, чтобы выступить против врага. Он уговаривает старых солдат не смеяться над молодыми солдатами и не презирать их за их неуклюжесть в строю; приказ признает, что новобранцы почти не имеют строевой выучки, и вводит изменения в строевой устав, которые, по-видимому, вполне одобрены императором. Не следует вызывать у солдат «отвращение» бесполезной парадной муштрой; их нужно обучать лишь самым необходимым приемам: обращению с ружьями, заряжанию, стрельбе из них, стрельбе в цель, движению колоннами и в рассыпном строю — все остальное объявляется бесполезной парадной муштрой. Таким образом, русский генерал, при прямом одобрении императора, осуждает две трети всего русского строевого устава как бесполезную глупость, способную внушить солдату лишь отвращение к его обязанностям; а этот устав был как раз тем достижением, которым покойный император Николай особенно гордился!

«Молодые солдаты», каждый жест и шаг которых, как видно, вызывает взрыв хохота у их товарищей, не считались бы новобранцами ни в одной другой стране. Они находились в строю от шести до десяти месяцев и остались такими же неуклюжими, как если бы они только что расстались с сохой. Нельзя ссылаться на то, что длинные переходы не оставляли им времени для учения. Наполеон в своих последних кампаниях включал рекрутов в соответствующие батальоны после двухнедельного обучения и затем отправлял их в Испанию, в Италию, в Польшу; они обучались в походе, как на марше, так и на стоянках; и когда после шести- или восьминедельного похода их вливали в армию, считалось, что они годны для действительной службы. Никогда Наполеон не давал своим рекрутам более трех месяцев на то, чтобы стать солдатами; даже в 1813 г., когда ему пришлось создавать новую армию, новые офицерские кадры и все прочее, он привел своих новобранцев на поля сражений в Саксонии через три месяца по прибытии их на распределительные пункты; и его противники скоро узнали, что он сумел сделать с этими «неотесанными рекрутами». Какая разница между быстрым приспосабливанием французов и мужицкой неуклюжестью русских! Какое свидетельство неумелости офицеров этого русского ополчения! А между тем Лидерс утверждает, что почти все эти офицеры служили в строю и многие из них нюхали порох.

Ограничение обучения самыми необходимыми приемами показывает также, чего ждет Лидерс от своих новых подкреплений. Рассыпной строй и движение колоннами — вот все, чему обучаются солдаты; никакого развертывания фронта, никакого построения в колонны из развернутого строя. Русский солдат действительно менее всего пригоден к передвижениям в линейном строю так же, как и к действиям в рассыпном строю. Его сильная сторона— бой в сомкнутых колоннах, в таком боевом построении, при котором грубые ошибки командиров вызывают меньше всего беспорядка и не так влияют на общий ход сражения и при котором инстинкт сплоченности храброй, но пассивной массы может компенсировать эти промахи. Русские солдаты, подобно диким степным коням, преследуемым волками, сбиваются вместе в бесформенную массу, неподвижную, не поддающуюся управлению, однако стойко удерживающую за собой позицию; требуется огромное напряжение всех сил противника, чтобы ее сломить. Но так или иначе, линейные построения во многих случаях необходимы, и даже русские прибегают к ним, хотя и не слишком часто. Чего же ждать от армии. которая вообще не способна развернуть строй или же, развернув с большим трудом строй, не может вновь построиться в колонны, не вызвав всеобщего замешательства?

Написано Ф. Энгельсом около 2 ноября 1855 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4548, 16 ноября 1855 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского