В момент, когда пишутся эти строки, полевые действия в Крыму, о подготовке которых мы упоминали несколько дней тому назад[153], должно быть, уже начались. Тем самым война, поскольку она ограничивается рамками полуострова, входит в новую и, возможно, решающую стадию развития. Быстрое прибытие пьемонтских и французских резервов и в особенности неожиданно проведенные изменения, в результате которых Канробер ушел с поста командующего на пост командира корпуса, а главное командование было возложено на Пелисье, с несомненностью свидетельствуют о том, что наступило время изменить тактику ведения боевых действий союзниками.
Общее описание местности, на которую должен быть перенесен театр военных действий, и ориентировочные данные о силах, которые должны вступить в бой, читатель может найти в нашей предыдущей статье. Следует вспомнить, что основная позиция русской обсервационной армии, поддерживающей связь с Северной стороной Севастополя, расположена на плато между Инкерманом и пунктом, где дорога Балаклава — Симферополь пересекает горную гряду, разделяющую долины рек Черной и Бельбек. Эту позицию, имеющую большие естественные преимущества, русские буквально изрыли окопами. Она простирается почти на четыре мили между оконечностью Севастопольской бухты и непроходимой грядой гор, и русские смогут сосредоточить там по меньшей мере 50000—60000 человек пехоты и артиллерии — количество, вполне достаточное для обороны.
Для того чтобы атаковать эту позицию в лоб, потребовалось бы большое численное превосходство и потери были бы огромны; между тем союзники не могут ни создать первого, ни позволить себе второго. Даже если бы им удалось овладеть русскими укреплениями, потери были бы столь велики, что лишили бы их возможности активно и решительно продолжать кампанию. Поэтому они должны попытаться оттянуть некоторое количество русских с этой позиции и найти пути для ее обхода. С этой целью была предпринята таинственная экспедиция в Керчь. Около 15000 войск союзников погрузились на суда, проследовали на глазах у русских мимо Ялты, направились в Керчь и вернулись обратно. Тот факт, что они не попытались высадиться, объясняется якобы телеграфным приказом из Парижа. Во всяком случае эту, с позволения сказать, демонстрацию следует квалифицировать как полный провал: ни одного генерала в здравом уме нельзя заставить раздробить свои войска для проведения экспедиции, которая не закончилась бы хотя бы видимостью сражения. От наступления на Кафу, даже если оно планировалось штабом, по-видимому, в конце концов, тоже отказались. Не может быть, чтобы сейчас стоял вопрос о переброске войск в Евпаторию с целью предпринять вылазку из этого пункта; если бы это было так, туда сразу же были бы брошены пьемонтские и французские резервы. И поскольку на побережье ни между Балаклавой и Кафой, ни между Севастополем и Евпаторией нет никакой другой гавани или хорошего рейда, мысль о том, чтобы обойти русских с моря, в конце концов, была, очевидно, отброшена, и теперь не остается ничего другого, как обойти их с суши, что, как мы уже отмечали, будет чрезвычайно трудной операцией.
Кроме дороги, занятой русскими выше Инкермана, имеется еще лишь одна большая дорога, ведущая из Балаклавы в Симферополь. Она проходит вдоль южного побережья до Алушты, поворачивает здесь в глубь полуострова, проходит через горы восточнее Чатыр-Дага, или Шатер-горы, самой высокой горы в Крыму, на высоте 2800 футов над уровнем моря и спускается к Симферополю через долину реки Салгир, являющейся самой большой рекой Крыма. От Балаклавы до Алушты — четыре дневных перехода, от Алушты до Симферополя — три; в целом около 95 английских миль. Но поскольку рядом нет других дорог, которые позволили бы войскам двигаться несколькими параллельными колоннами, вся армия должна была бы двигаться по одной дороге, одной чрезвычайно растянутой колонной; это потребовало бы, по крайней мере, четырех-пятидневного марша одной растянувшейся на большое расстояние колонной. Близ Алушты и на перевале имеется несколько старых укреплений, и можно не сомневаться, что сам перевал окажется сильно укрепленным. Вместо семи дней армии, возможно, потребовалось бы двенадцать, прежде чем она смогла бы перейти через перевал Чатыр-Дага, — время, достаточное для того, чтобы русские нанесли удар по армии, оставленной для проведения осады, или бросили большую часть своих войск против неприятеля и встретили его превосходящими силами в момент выхода его из теснины, тогда как легкие маневренные колонны, направленные по тропам Верхней Качи и Альмы, ударили бы с флангов и с тыла. Крупнейшим недостатком флангового движения через Алушту было бы, однако, отсутствие там операционной базы. Открытый рейд Алушты исключает мысль о превращении этого города даже во временную базу; таким образом, даже до того, как будет пройдена Алушта, русская легкая пехота, спустившись по горным тропам, сможет весьма успешно перерезать коммуникации с Балаклавой.
Марш через Алушту, поэтому, вряд ли может быть предпринят. Риск, сопряженный с ним, намного перевешивает пользу, которую он мог бы принести. Однако имеется другой способ обойти русских. Если при движении через Алушту все преимущества, которые дает союзникам большая дорога, в значительной мере сводятся на нет тем обстоятельством, что русские могут использовать для нападения горные тропы, то не могут ли союзники также использовать эти тропы в своих интересах? Но это означало бы проведение совершенно иной операции. В таком случае союзники расположили бы основную массу своих полевых. частей, включая войска, предназначенные для осады Северной стороны Севастополя, непосредственно против русского лагеря у Инкермана, тем самым вынуждая противника держать значительную часть своих войск сосредоточенными в окопах. Тем временем из зуавов, французских стрелков, легкой пехоты, английских стрелков и даже конных Chasseurs d'Afrique [африканских стрелков. Ред.], а также того количества горной артиллерии, которое можно было бы собрать, были бы образованы колонны по количеству горных троп, ведущих из Байдарской долины и с Южного берега близ Алупки, в 30 милях от Балаклавы, в долины рек Бельбек и Качи. В результате одного ночного перехода войска, предназначенные для обхода крайнего левого фланга русских, могли бы пройти через Байдарскую долину и выйти на Южный берег, где они были бы уже вне досягаемости противника. Еще один переход привел бы их в Алупку. Над Алупкой возвышается отвесная гряда Яйлы, образующая на северном склоне, на высоте около 2000 футов над уровнем моря, возвышенное плато с прекрасными пастбищами для овец; плато спускается скалистыми обрывами в узкие долины небольших речек Биюк Узень и Узень Баш, при слиянии которых образуется река Бельбек. Три тропы ведут к этому плато из района Алупки и затем приводят в узкие долины обоих Узеней. Вся эта местность вполне проходима для таких пехотных войск, как зуавы или французские стрелки, которые в Африке привыкли к военным действиям в горах в значительно более сложных условиях. Далее, из долины, в верховьях реки Черной, более известной под названием Байдарской долины, по меньшей мере две тропы ведут в долину, расположенную в верховьях реки Бельбек, и, наконец, одна тропа отходит от дороги Балаклава — Симферополь перед самым горным перевалом, пересекает гряду в трех милях юго-восточнее хутора Мекензи и подходит непосредственно к левому флангу укрепленных позиций русских. Как бы трудны ни были эти тропы для армии, они все же должны быть проходимы для французских легких войск из Африки. «Где может пройти козел, там может пройти человек; где пройдет один человек, там пройдет батальон; где пройдет батальон, с некоторыми трудностями смогут пройти одна-две лошади; и, в конце концов, вам, возможно, удастся протащить и полевое орудие». В сущности нет ничего удивительного, если эти козьи тропы и пешеходные тропинки, обозначенные на картах, окажутся даже проселочными дорогами, весьма скверными, но все же пригодными для флангового движения, при котором в составе колонны, вероятно, будет следовать и артиллерия. В таком случае обходный маневр должен проводиться возможно более крупными силами, и тогда русские скоро будут вынуждены оставить свои окопы, даже без серьезной фронтальной атаки. Если же эти тропы окажутся непроходимыми для полевой артиллерии (ракетная артиллерия и горные гаубицы могут пройти повсюду), то совершающие обход части превратятся в простые подвижные отряды, вытеснят насколько возможно русские войска из долин в верховьях реки Бельбек, проникнут в долину реки Качи, создадут угрозу тылу русских, будут перерезать их коммуникации, уничтожать их транспортные колонны, собирать достоверную информацию, производить разведку местности, отвлекать на себя возможно большее количество русских войск, пока дорога, которая окажется наименее трудной, не будет приведена в такое состояние, чтобы по ней могла пройти артиллерия. Затем, вслед за ними смогут быть направлены большие силы, и тыл русских может оказаться под такой серьезной угрозой, что русские будут вынуждены оставить свои укрепления. Мы не думаем, что продвижение одной только пехоты и легкой кавалерии через эти горы на левый фланг и в тыл русских может иметь такой результат, так как эти войска не могли бы представить серьезной угрозы для русских коммуникаций, не спустившись в такую местность, где артиллерия вновь приобретает все свое значение и потому обеспечивает преимущество той стороне, которая обладает ею. Нонет сомнения, что при известной изобретательности артиллерия сможет сопровождать совершающие обход колонны. При Йене[154] Наполеон показал, что можно сделать, используя простую пешеходную тропу, ведущую к вершине крутого холма: за пять часов она была превращена в дорогу, достаточно широкую для движения орудий, пруссаки были атакованы с фланга, и победа следующего дня была обеспечена. А там, где может пройти крымская арба, может пройти и полевое орудие; некоторые из троп, о которых идет речь, особенно те, что ведут от реки Черной к реке Бельбек, по-видимому, являются такими старыми проселочными дорогами для арб.
Но первым условием для осуществления такого маневра является наличие достаточных сил. Русские, безусловно, будут иметь численное превосходство; их преимуществом будет и лучшее знание местности. Первое может быть сведено на нет смелым продвижением войск Омер-паши из Евпатории к Альме. Хотя превосходство русских в кавалерии не позволит ему продвигаться быстро и на большое расстояние, все же, умело маневрируя и хорошо обеспечивая свои коммуникации, он может вынудить князя Горчакова бросить против него больше пехоты. Но союзники не могут строить свои расчеты на подобного рода второстепенных операциях — это значило бы полагаться на случай. Лучшее, что они могли бы сделать для осуществления наступления из Балаклавы, это перебросить (что, как сообщалось некоторое время тому назад, они уже сделали [Фраза в скобках, по-видимому, вставлена редакцией «New-York Daily Tribune». Ред.]) за день или два до начала действительного наступления около 20000 турок к Херсонееу, где каждый солдат был бы равен двум солдатам в Евпатории. Это дало бы им возможность атаковать русских силами почти в 110000 человек, включая около 6000 кавалеристов, которым русские могли бы противопоставить около 65000 или 75000 человек пехоты (в том числе 15000— 20000 человек из гарнизона Северной стороны) и 10000 кавалеристов. Но как только группировка, совершающая обход, начнет угрожать левому флангу и тылу русских, силы, которые могли бы быть противопоставлены ей, будут сравнительно слабы, так как переброска войск с Северной стороны поставила бы их под угрозу быть отрезанными от своего укреплённого лагеря, расположенного вокруг цитадели; и поэтому союзники, получив возможность использовать всю имеющуюся в их распоряжении полевую армию в любом пункте, обладали бы значительным превосходством. В этом случае они могли бы безусловно рассчитывать на успех; но если они атакуют русских без посторонней помощи, и если соотношение численности обеих армий, приводившееся наиболее заслуживающими доверия авторитетами, соответствует действительности, то у них будет мало шансов на успех. Их группировка, совершающая обход, была бы слишком слаба, и русские могли бы, не считаясь с нею, смелой вылазкой со своих позиций сбросить ослабленных союзников с высот в реку Черную.
Считается возможным и другой маневр союзников: незамедлительный штурм Южной стороны Севастополя. Есть сведения даже, что из Парижа был передан по телеграфу безоговорочный приказ предпринять такой штурм и Канробер подал в отставку вследствие того, что он не считал возможным осуществлять маневр, который, по его мнению, привел бы к потере 40000 человек. Судя по тому, какие познания показал Луи-Наполеон в военной области при вмешательстве в руководство нынешней кампанией, можно, пожалуй, допустить, что такой приказ был отдан. Менее вероятно, однако, чтобы даже такой безрассудный sabreur [рубака. Ред.], как Пелисье, взялся выполнить подобный приказ. События последнего месяца должны были дать французским солдатам достаточно хорошее представление о том, какое сопротивление они встретят в случае штурма. К тому же операция, которая не может быть осуществлена без потери 40000 человек— более одной трети всей армии, предназначенной для штурма, — имеет безусловно очень мало благоприятных шансов на успех. Пелисье может быть и жаждет получить маршальский жезл, который ускользнул из рук Канробера, но все же мы сильно сомневаемся, что он является в достаточной мере бонапартистом, чтобы рисковать своей судьбой и репутацией в столь неблагоприятных условиях. Предположим даже, что такой штурм оказался успешным, что не только первая линия обороны, но также и вторая взяты, что даже баррикады, укрепленные дома и блиндажи, преграждающие путь к береговым фортам, и эти береговые форты захвачены, что вся Южная сторона попала в руки союзников, которые потеряли, скажем, лишь 30000 человек, тогда как русские — 20000. Что тогда? Союзники потеряли бы на 10000 человек больше, чем русские, и захваченную крепость пришлось бы тотчас оставить, а проведение полевых операций было бы еще более затруднено.
Во имеется один момент, который исключает всякую мысль о немедленном общем штурме. Основываясь на некоторых полуофициальных сообщениях, мы исходили в одной из предыдущих статей об осаде, в чисто полемических целях, из предположения, что русские были выбиты из своих новых внешних укреплений перед Севастополем. В то же время мы отмечали, что у нас есть все основания сомневаться в правильности этих сообщений, так как о любом успехе такого рода союзники заявили бы громко и определенно. И действительно, в настоящее время мы располагаем достоверными сведениями из русских источников о том, что Камчатский (Мамелон), Селенгинский и Волынский редуты все еще находятся в их руках, причем сообщения, поступающие из лагеря союзников, не только подтверждают это, но и признают тот факт, что осажденными возведены новые внешние укрепления. Таким образом, преимущество, полученное союзниками благодаря тому, что они выдвинули апроши ближе к крепости, было сведено на нет контрапрошами русских, и линия, на которой обе стороны могут встретиться с равными силами, все еще весьма удалена от главного рва. Между тем штурм целесообразно проводить лишь в момент, когда линия, на которой силы наступающих, предназначенные для осадных операций, равны силам обороняющихся, проходит по главному оборонительному рву. Совершенно ясно, что в противном случае идущие на штурм колонны будут разбиты и уничтожены прежде, чем они смогут выйти на вершину бруствера. Вот почему союзники, пока они не в состоянии отбросить русских за главный ров, не могут штурмовать главный вал, расположенный позади этого главного рва. Что же касается овладения второй линией, возведенной позади этого рва, то в настоящее время об этом не может быть и речи.
Возможно, что создалась благоприятная обстановка для частичного штурма левой или Городской стороны на участке от Карантинного бастиона до Мачтового, где французы проводят свою главную инженерную атаку. Но вследствие политики французского правительства мы не имеем никакого представления о протяженности и мощности находящихся здесь русских внешних укреплений, а недавние русские донесения, поступавшие последнее время только по телеграфу, не содержат каких-либо определенных и подробных описаний. Однако у Мачтового бастиона, как признают сами русские, французские укрепления находятся поблизости от главного вала, и под ним была взорвана мина, хотя и без каких-либо существенных результатов. Поэтому штурм на этом участке может быть успешным, но ввиду того, что данный бастион выдается вперед, а местность позади него (русский Язоновский редут) является командной, весьма сомнительно, чтобы можно было добиться чего-нибудь захватом этого бастиона; бастион, должно быть, изолирован от остальной части укреплений одним или двумя поперечными валами, проходящими позади него, что помешает штурмующим колоннам обосноваться в нем или, по меньшей мере, продвинуться сколько-нибудь вперед.
Таким образом, независимо от того, будет ли предпринят штурм или действия в полевых условиях, союзникам придется столкнуться с большими трудностями. Во всяком случае, вялому методу ведения военных действий, которого придерживались союзники с момента прибытия в район Севастополя, приходит конец, и в настоящий момент можно ожидать более значительных событий и операций, представляющих действительный интерес с военной точки зрения.
Написано Ф. Энгельсом около 21 мая 1855 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4411, 8 июня 1855 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
На русском языке публикуется впервые