Том 5

РЕЧЬ ПРУДОНА ПРОТИВ ТЬЕРА

Париж, 3 августа. Третьего дня мы смогли дать лишь краткое сообщение о речи Прудона. Сегодня мы остановимся на ней подробнее[181]. Г-н Прудон начал с заявления, что февральская революция является не чем иным, как выступлением социализма, который стремился проявить себя во всех дальнейших событиях, во всех последующих фазах развития этой революции. Вы хотите покончить с социализмом? Ну что ж, послушайте меня, я хочу вам протянуть руку помощи для этого. Успех социализма ни в коем случае не зависит от отдельной личности, нынешняя борьба никоим образом не является борьбой между мною и г-ном Тьером, это борьба между трудом и привилегиями. Но вопреки этому г-н Прудон пускается в доказательства, что г-н Тьер оскорбил и оклеветал его лично. «Если мы станем на эту почву, то я скажу г-ну Тьеру: давайте оба исповедаемся! Сознайтесь в своих грехах, а я готов сознаться в своих!» Вопрос, о котором идет речь, есть вопрос о революции. Финансовая комиссия рассматривает революцию как случайное явление, как неожиданность, а он, Прудон, относится к ней серьезно. В 93-м году собственники оплатили свой долг республике тем, что внесли одну треть налогов. Революция 48-го года должна сохранить в этом отношении «пропорциональное соотношение». В 93-м году врагами были деспотизм и зарубежные страны, в 48-м году врагом является пауперизм. «Что представляет собой это droit au travail», право на труд?

«Если бы спрос на труд был больше, чем предложение, то не требовалось бы никаких гарантий со стороны государства. Но дело обстоит иначе; потребление остается очень незначительным; магазины полны товаров, а бедняки не имеют одежды! А между тем, какая страна более склонна к потреблению, чем Франция? Если бы нам вместо 10 миллионов франков дали 100, т. е. 75 франков на человека в день, то мы уж нашли бы им употребление». (Смех в зале.)

Процентная ставка является-де основной причиной разорения народа. Учреждение национального банка с капиталом в 2 миллиарда, который будет выдавать беспроцентные ссуды и установит порядок бесплатного пользования землей и домами, принесло бы огромную пользу. (Сильное движение в зале.)

«Если мы будем придерживаться этого принципа (смех), если фетишизм денег будет уничтожен реализмом потребления (снова смех), то будет создана гарантия труда. Отмените пошлины на орудия труда, и вы будете спасены. Те, которые утверждают обратное, все равно, называют ли они себя жирондистами или монтаньярами, — не являются социалистами, не являются республиканцами (ого, ого!)… Либо собственность одолеет республику, либо республика одолеет собственность». (Возгласы: довольно!) Г-н Прудон пускается затем в длинные рассуждения о значении процента и о способах свести к нулю процентную ставку. Пока г-н Прудон рассуждает с экономической точки зрения, он весьма слаб, хотя его выступление вызывает в этой буржуазной палате необычайное возмущение. Но когда он, возбужденный именно этим возмущением, становится на точку зрения пролетария, членов палаты как бы схватывают нервные судороги. «Господа, мой ход мыслей совершенно иной, чем у вас, я стою на совершенно иной точке зрения, чем вы! Ликвидация старого общества началась 24 февраля борьбой между буржуазией и рабочим классом. Эта ликвидация произойдет насильственным пли мирным путем. Все зависит от благоразумия буржуазии, от большего или меньшего ее сопротивления».

Далее г-н Прудон переходит к разъяснению своей идеи «об отмене собственности». Он предлагает отменить собственность не сразу, а постепенно, и поэтому он в своей газете[182] заявляет, что земельная рента является добровольным даром земли, который государство постепенно должно упразднить.

«Таким образом, я, с одной стороны, раскрыл буржуазии значение февральской революции, я предупредил собственность о том, что она должна быть готова к ликвидации и что собственники должны будут понести ответственность за свое сопротивление».

Громовые возгласы с разных сторон: Какую ответственность? «Я хочу сказать, что если собственники не пойдут на добровольную ликвидацию, то мы займемся ликвидацией». Несколько голосов: «Кто это — мы?»

Другие голоса: Отправить его в сумасшедший дом, в Шарантон. (Страшное волнение в зале; настоящая буря с громом и завыванием ветра.)

«Когда я говорю мы, то отождествляю себя с пролетариатом, а вас — с буржуазией!»

Затем г-н Прудон переходит к подробному изложению своей налоговой системы и опять становится «ученым». Эта «ученость», которая всегда была слабой стороной Прудона, в этой палате, где господствует посредственность, становится его силой, так как она придает ему смелость выступить со своей чистой, честной «наукой» против грязной финансовой науки г-на Тьера. Г-н Тьер доказал свое практическое благоразумие в финансовых вопросах. Государственная казна при его управлении уменьшилась, зато его личное состояние увеличилось.

Когда в палате ослабело внимание к дальнейшим рассуждениям Прудона, он заявил напрямик, что намерен говорить еще не менее ³/₄ часа. После этого большинство членов палаты собралось уйти, тогда он снова перешел к прямым нападкам на собственность. «Уже самой февральской революцией вы отменили собственность!» Можно сказать, что страх приковывал людей к скамьям всякий раз, когда Прудон произносил хоть одно слово против собственности. «Признав в конституции право на труд, вы тем самым высказались и за признание отмены собственности». Ларошжаклен спрашивает, имеется ли право на воровство. Другие депутаты хотели помешать г-ну Прудону продолжать речь.

«Вы не можете уничтожить последствия faits accomplis» (совершившегося). «Если должники и арендаторы еще платят, то они это делают по своей доброй воле». (Страшный шум. Председатель призывает оратора к порядку: каждый человек обязан платить свои долги.)

«Я не говорю, что долговые обязательства отменены, но те, которые хотят их здесь защищать, уничтожают революцию…

Чем являемся здесь мы, представители? Ничем, абсолютно ничем; власти, благодаря которой мы приобрели нашу власть, недоставало принципов, основы. Весь наш авторитет зиждется на насилии, произволе, на власти более сильного. (Новый взрыв негодования.) Всеобщее избирательное право — это случайность; для того чтобы оно приобрело какое-либо значение, сперва необходима организация. Нами управляет не закон, не право, а насилие, необходимость, провидение… 16 апреля, 15 мая, 23, 24 и 25 июня — все это факты и только факты, которые узаконены историей. Сегодня мы можем делать все, что пожелаем; сила на нашей стороне. Поэтому не будем говорить о мятежниках; мятежники— это те, которые не имеют других прав, кроме права сильного, но не хотят признавать этого права за другими. Я знаю, что мое предложение не будет принято. Но ваше положение таково, что вы можете спастись от гибели, только приняв мое предложение. Все дело в проблеме кредита, в проблеме труда! Доверие никогда уже не будет восстановлено — нет, оно не может вернуться вновь…» (Какой ужас!) «Вы можете повторять сколько угодно, что стремитесь создать добропорядочную, умеренную республику; капитал не рискует предпринять что-либо в республике, которая вынуждена делать вид, что принимает меры в пользу рабочих. Поэтому в то время как капитал ждет удобного момента, чтобы ликвидировать нас, мы ждем момента, чтобы ликвидировать капитал. 24 февраля установило право на труд. Если вы вычеркнете это право из конституции, то тем самым вы установите право на восстание.

Поставьте себя навеки под защиту штыков, объявите навеки осадное положение: капитал все-таки будет испытывать страх, так как социализм неусыпно следит за ним».

Читатели «Kolnische Zeitung» давно знают г-на Прудона. Г-н Прудон, который, как указано в мотивировке решения о переходе к очередным делам, выступил с нападками на мораль, религию, семью и собственность, был еще совсем недавно прославленным героем «Kolnische Zeitung». «Так называемая социально-экономическая система» Прудона пространно превозносилась в корреспонденциях из Парижа, в фельетонах и в длинных статьях. Прудоновское определение стоимости провозглашалось исходным пунктом всех социальных реформ. Вопрос о том, как могло состояться это опасное для «Kolnische Zeitung» знакомство, сюда не относится. Но, удивительное дело! Газета, видевшая раньше в Прудоне спасителя, сейчас не находит достаточно бранных слов, чтобы обвинить его и его «лживую партию» в подрыве общества. Разве г-н Прудон уже не г-н Прудон?

То, что мы подвергали критике во взглядах г-на Прудона, это была его «утопическая наука», с помощью которой он пытался сгладить противоположность между капиталом и трудом, между пролетариатом и буржуазией[183]. Мы еще вернемся к этому вопросу. Вся его банковская система, весь его продуктообмен — не что иное как мелкобуржуазная иллюзия. Теперь, когда он вынужден, для осуществления своих расплывчатых иллюзий, выступать в демократическом духе против всей буржуазной палаты и резко подчеркивать эту противоположность, палата поднимает крик о покушении на мораль и собственность.

Написано 3 августа 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 66, 5 августа 1848 г.

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые