Том 5

СОГЛАСИТЕЛЬНЫЕ ДЕБАТЫ ПО ДЕЛУ ВАЛЬДЕНЕРА

Кёльн, 1 августа. Нам снова предстоит сообщить о нескольких согласительных заседаниях.

На заседании 18 июля обсуждался вопрос о вызове депутата Вальденера. Центральная комиссия высказалась за принятие этого предложения. Три рейнских юриста выступили против него.

Первым выступил г-н Симонс из Эльберфельда, бывший государственный прокурор. Г-н Симонс, вероятно, думал, что он все еще ораторствует перед судом присяжных или перед судом исправительной полиции. Он выступил в роли государственного обвинителя и произнес настоящую адвокатскую речь против г-на Вальденера и в защиту правосудия. Он заявил: дело разбирается в обвинительном сенате, решение будет вынесено там в скором времени, и Вальденер либо будет освобожден, либо предстанет перед судом присяжных. В последнем случае «в высшей степени желательно, чтобы это дело не было расчленено и чтобы вынесение по нему приговора не откладывалось». Для г-на Симонса интересы юстиции, т. е. преимущества обвинительных сенатов, государственных прокуроров и судов присяжных, выше интересов свободы и неприкосновенности народных представителей.

Далее г-н Симонс пытается очернить свидетелей, выставленных защитой Вальденера, а затем и самого Вальденера. Он заявляет, что из-за отсутствия Вальденера Собрание «не лишилось какого-либо таланта», после чего объявляет, что Вальденер неправомочен заседать в Собрании, пока не очистит себя от всяких подозрений в заговорах против правительства и в мятежном противодействии военным властям. Что касается таланта, то, следуя логике г-на Симонса, можно было бы, с таким же успехом, как и г-на Вальденера, арестовать девять десятых членов почтенного Собрания, не лишив его какого-либо таланта; что же касается второго аргумента, то г-ну Симонсу, безусловно, делает честь, что он никогда не участвовал в «заговорах» против абсолютизма и что его никак нельзя обвинить в «мятежном противодействии государственной власти» на мартовских баррикадах.

Г-н Грефф, заместитель Вальденера, неопровержимо доказал, что против Вальденера не существует никаких подозрений и что поступок, о котором идет речь, не может быть признан незаконным (так как он состоял в оказании содействия в исполнении возложенных на него обязанностей созданному на законных основаниях гражданскому ополчению, которое с согласия магистрата занимало баррикады в Трире). После этого заявления выступает г-н Бауэрбанд в защиту прокуратуры.

У г-на Бауэрбанда также имеются очень серьезные сомнения: «Не будет ли вызовом Вальденера предрешаться будущий приговор присяжных?». Глубокомысленное соображение, которое становится еще более неразрешимым после простого замечания г-на Борхардта: не будет ли отказом от вызова Вальденера также предрешаться приговор присяжных? Дилемма, действительно, настолько глубокомысленна, что даже мыслитель большего масштаба, чем г-н Бауэрбанд, напрасно потратил бы многие годы на ее разрешение. Быть может, только один человек из всего Собрания в силах разрешить эту задачу: это депутат Баумштарк.

Г-н Бауэрбанд продолжает ораторствовать еще довольно долго, весьма пространно и запутанно. Ему кратко отвечает г-н Борхардт. После него на трибуну поднимается г-н Штупп, чтобы также высказаться против Вальденера в том смысле, что он «во всех отношениях ничего (!) не может добавить» к выступлениям Симонса и Бауэрбанда. Это, конечно, явилось для него достаточным основанием, чтобы болтать до тех пор, пока его не прервали требованиями прекратить прения. Затем г-н Рейхеншпергер II и г-н Венцелиус выступают кратко в пользу Вальденера, и Собрание, как известно, выносит постановление о его вызове. Г-н Вальденер сыграл с Собранием злую шутку, не явившись на этот вызов.

Г-н Борхардт вносит предложение: дабы предотвратить предстоящее приведение в исполнение. смертных приговоров, пока Собрание не выскажется по поводу предложения г-на Лисецкого об отмене смертной казни, решение по этому предложению должно быть вынесено через неделю.

Г-н Риц считает, что такой опрометчивый образ действии не является парламентарным.

Г-н Брилль: Если мы, как мне хотелось бы, в скором Времени вынесем решение об отмене смертной казни, то, разумеется, было бы наверняка весьма не парламентарным, если бы до этого кто-нибудь был обезглавлен.

Председатель хочет прекратить дискуссию, но на трибуне уже стоит любезный г-н Баумштарк со сверкающим взором и румянцем благородного негодования на челе:

«Господа, позвольте мне сказать серьезное слово! Вопрос, о котором здесь идет речь, вовсе не такого свойства, чтобы можно было просто подняться на трибуну и без дальнейших околичностей объявить обезглавливание не парламентарным!» (Правые, считающие обезглавливание в высшей степени парламентарным, разражаются бурными криками «браво».) «Это вопрос большого, исключительно серьезного значения» (как известно, г-н Баумштарк говорит это о каждом вопросе, по которому он выступает). «Другие парламенты… величайшие мужи законодательства и науки» (т. е. «все философы государственного права, начиная с Платона и ниже вплоть до Дальмана») «сами в течение 200–300 лет» (каждый?) «занимались этим вопросом, и если вы хотите, чтобы нас упрекали в таком легкомысленном разрешении столь важного вопроса… (браво!) Только совесть побуждает меня говорить… вопрос все же слишком серьезен… лишняя неделя при этом, поистине, не имеет никакого значения!»

Серьезные слова благородного депутата Баумштарка до такому большому, исключительно важному вопросу превращаются в самую легкомысленную фривольность. В самом деле, можно ли себе представить-большую фривольность, чем продолжать дискуссию об отмене смертной казни еще 200–300 лет, как того, по-видимому, желает г-н Баумштарк, а тем временем спокойно позволять обезглавливать людей? «Лишняя неделя при этом, поистине, не имеет никакого значения», — так же как и несколько отрубленных за это время голов!

Министр-президент, впрочем, заявляет, что пока не предполагается приводить в исполнение смертные приговоры.

После нескольких глубокомысленных замечаний г-на Шульцеиз Делича по поводу регламента предложение Борхардта отклоняется и принимается поправка г-на Пете, которая рекомендует центральной комиссии ускорить рассмотрение вопроса.

Депутат Хильденхаген вносит предложение: До внесения соответствующего законопроекта председатель должен заканчивать каждое заседание следующей торжественной формулой:

«Мы, однако, полагаем, что министерство должно всеми средствами ускорить представление законопроекта о новом городовом положении». Это высокоторжественное предложение, к сожалению, не было предназначено для нашей буржуазной эпохи: «Не римляне мы, мы курим табак»[169].

Попытка высечь из того грубого камня, из которого сделан г-н председатель Грабов, классическую фигуру Аппия Клавдия и применить торжественное Ceterum censeo[170] к вопросам городового положения провалилась при «необычайном оживлении» Собрания.

После того как депутат Бредт из Бармена в довольно мягких тонах внес еще три запроса министру торговли: об объединении всей Германии в одну таможенную область и в единый союз по вопросам судоходства с навигационными пошлинами и, наконец, о временных покровительственных пошлинах; после того как он получил на эти вопросы от г-на Мильде столь же мягкие, но весьма неудовлетворительные ответы, г-н Гладбах завершает прения. Г-н Шютце из Лиссы^{102} намеревался призвать его к порядку за слишком резкие выражения в связи с вопросом о разоружении добровольческого отряда^{103}, но взял свое предложение обратно. Г-н Гладбах, однако, в весьма непринужденной форме бросает вызов храброму Шютце и всей правой: он рассказывает — к величайшей ярости старо-пруссаков — забавный анекдот об одном прусском лейтенанте, который заснул верхом на лошади и в таком виде разъезжал среди добровольцев. Последние встретили его песенкой: «Спи, дитятко, спи» и за это должны были предстать перед военным су дом! Г-н Шютце пробормотал несколько столь же возмущенных, сколь бессвязных фраз, после чего заседание было закрыто.

Написано Ф. Энгельсом 1 августа 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 63, 2 августа 1848 г.

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые