Том 5

I

Кёльн, 20 июля. Гражданское ополчение распущено — таков основной параграф законопроекта об учреждении гражданского ополчения, хотя этот параграф и помещен лишь в конце законопроекта в весьма скромной форме, в виде § 121, гласящего:

«Ввиду учреждения настоящим законом гражданского ополчения все вооруженные части, входящие в данное время в состав гражданского ополчения или существующие наряду с ним, объявляются распущенными».

К роспуску частей, не входивших непосредственно в гражданское ополчение, уже приступили без всяких церемоний. Роспуск же самого гражданского ополчения можно провести только под видом его реорганизации.

Чувство приличия заставило законодателей включить в § 1 следующую конституционную фразу:

«Гражданское ополчение имеет назначение охранять конституционную свободу и законный порядок».

Чтобы вполне соответствовать «смыслу этого назначения», гражданское ополчение не должно, однако, ни думать, ни говорить об общественных делах, ни обсуждать их, ни выносить решения (§ 1), ни устраивать собраний, ни браться за оружие (§ 6), вообще не должно подавать ни малейших признаков жизни без разрешения властей предержащих. Не гражданское ополчение «охраняет» конституцию от властей, а власти охраняют конституцию от гражданского ополчения. Согласно § 4, гражданское ополчение должно слепо «следовать приказу властей», воздерживаться от всякого вмешательства «в действия общинных, административных и судебных властей» и отказаться от всяких рассуждений. В случае «отказа» от пассивного повиновения г-н регирунгспрезидент может «отстранить» гражданское ополчение «от несения службы» на 4 недели (§ 4). Если же оно навлечет на себя высочайшее недовольство, то «по королевскому указу» оно может быть «отстранено от несения службы» на «6 месяцев» или может даже быть совсем «распущено» и только через шесть месяцев оно должно быть заново сформировано (§ 3). Итак (§ 2), «в каждой общине королевства должно быть учреждено гражданское ополчение», если только г-н регирунгспрезидент или король не сочтут нужным распорядиться иначе в каждой общине. Если государственные дела не подлежат «ведению» гражданского ополчения, то, наоборот, гражданское ополчение «подлежит ведению министра внутренних дел», т. е. министра полиции, который является его естественным начальником и «по смыслу своего назначения» — верным Эккартом[147] «конституционной свободы» (§ 5). Пока гражданское ополчение не призывается г-н ом регирунгспрезидентом или другими господами чиновниками к «охране конституционной свободы», т. е. к исполнению предписаний своих господ начальников, т. е. к несению службы, его настоящее назначение сводится к выполнению воинского устава, составленного каким-нибудь королевским полковником. Воинский устав — это его magna charta^{79}, для охраны и выполнения которой оно, так сказать, и создано. Да здравствует воинский устав! Наконец, включение в ряды гражданского ополчения дает повод заставить каждого пруссака «в возрасте от 24 до 50 лет» принести следующую присягу:

«Клянусь в верности и повиновении королю, конституции и законам королевства».

Бедная конституция! Как робко, застенчиво и по-мещански скромно, в какой униженной позе примостилась она между королем и законами. Сначала идет роялистская присяга, присяга любезных верноподданных, затем конституционная присяга, а под конец следует присяга, не имеющая уже никакого смысла, — кроме легитимистского, — как будто наряду с законами, которые исходят из конституции, существуют еще и другие законы, обязанные своим происхождением королевскому всевластию. И вот почтенный гражданин оказывается целиком, с головы до ног, — «в ведении министерства внутренних дел».

Этот честный человек получил оружие и мундир под условием, что он прежде всего откажется от своих основных политических прав, права союзов и пр. Поставленная передним задача охранять «конституционную свободу» «по смыслу своего назначения» решается таким образом, что он обязан слепо повиноваться распоряжениям властей и что самую обыкновенную, признаваемую даже в абсолютных монархиях гражданскую свободу он заменяет пассивным, безвольным, безликим солдатским повиновением. Превосходная школа, — как говорил г-н Шнейдер в согласительном собрании, — для воспитания будущих республиканцев! Во что превратился наш гражданин? В нечто среднее между прусским жандармом и английским констеблем. Но за все его потери утешением ему должен послужить воинский устав и сознание, что он подчиняется приказу. Вместо того чтобы растворить армию в народе, не оригинальнее ли растворить народ в армии?

Поистине необычайное зрелище — это претворение конституционных фраз в прусскую действительность!

Если пруссачество приспособляется к конституционализму, то почему бы и конституционализму не приспособиться к пруссачеству? Бедный конституционализм! Честные немцы! Они так долго жаловались, что не выполняются «самые торжественные» обещания! Скоро они будут испытывать только один страх — страх, как бы действительно не осуществились эти торжественные обещания! Народ наказывают тем же, par ou il a peche^{80}. Вы требовали свободы печати? Вот вы и будете наказаны свободой печати и получите цензуру без цензоров, цензуру с помощью прокуратуры, цензуру с помощью закона, который считает, что печать «по смыслу своего назначения» должна интересоваться всем, но только не начальством, непогрешимым начальством, — цензуру тюрем и денежных штрафов. Подобно тому, кар; олень жаждет свежей воды, так и вы будете молить, чтобы вам вернули доброго старого цензора, которого много поносили и мало ценили, чтобы вам вернули этого последнего римлянина, под аскетическим предусмотрительным надзором которого вы вели такой удобно безопасный образ жизни.

Вы требовали народного ополчения? Вы получите воинский устав. Вы поступите в ведение властей, вы будете проходить военную муштру, вас так усердно будут обучать пассивному повиновению, что у вас глаза полезут на лоб.

Прусские законодатели со свойственным им нюхом поняли, что каждое новое конституционное установление дает превосходнейший повод для новых уголовных законов, для новых регламентов, для новых карательных мер, для нового надзора, для новых придирок и для новой бюрократии.

Еще больше конституционных требований! Еще больше конституционных требований! — восклицает министерство дела. На каждое требование мы отвечаем делом!

Требование: Каждый гражданин должен быть вооружен для охраны «конституционной свободы».

Ответ: Отныне каждый гражданин подлежит ведению министерства внутренних дел.

Легче было бы узнать греков под личиной зверей, в которых их превратила Цирцея, чем узнать конституционные установления в том фантастическом обличий, которое им придает пруссачество и его министерство дела.

После прусской реорганизации Польши — прусская реорганизация гражданского ополчения!

II

Кёльн, 21 июля. Как мы уже видели, «общие положения» законопроекта о гражданском ополчении сводятся к следующему: гражданское ополчение перестает существовать. Мы коснемся бегло еще некоторых разделов законопроекта, чтобы лучше выявить дух «министерства дела», причем и здесь нам придется производить отбор сырого материала об институте, прикрываемом не принадлежащим ему именем. Большое количество параграфов предполагает наличие нового положения об общинах и округах, нового административного деления монархии и т. п., — таких мероприятий, которые пока еще ведут скрытое существование в таинственном лоне министерства дела. Почему же, однако, министерство дела внесло свой законопроект о реорганизации гражданского ополчения раньше обещанных проектов положений об общинах, округах и т. д.?

В разделе III мы находим два послужных списка: послужной список добропорядочных членов гражданского ополчения и послужной список лиц, обязанных служить в ополчении и получающих пособие из общественных средств (§ 14). К числу лиц, получающих пособие из общественных средств, конечно, не относится армия чиновников. Как известно, в Пруссии они-то и составляют собственно производительный класс. Пауперы же, подобно рабам в Древнем Риме, «привлекаются к несению службы только в исключительных случаях». Но если пауперы в силу своей гражданской несамостоятельности так же мало призваны охранять «конституционную свободу», как и лаццарони в Неаполе, то достойны ли они того, чтобы занять подчиненное положение в этом новом институте пассивного повиновения?

Но, помимо пауперов, мы находим еще несравненно более важное различие между платежеспособными и неплатежеспособными лицами, обязанными служить в гражданском ополчении.

Предварительно еще одно замечание. Согласно § 53,

«гражданское ополчение во всей стране должно носить одинаковое, простое обмундирование, образец которого утверждается королем. Обмундирование должно быть такого рода, чтобы нельзя было спутать гражданское ополчение с армией».

Разумеется! Обмундирование должно быть такого рода, чтобы войско противопоставлялось гражданскому ополчению, а гражданское ополчение — народу, чтобы в случаях применения холодного оружия, расстрелов и тому подобных военных приемов не могло произойти никакой путаницы. Но обмундирование, как таковое, столь же необходимо, как послужной список, как воинский устав. Ливрея свободы именно и есть обмундирование. Эта ливрея дает повод значительно увеличить расходы на экипировку гражданского ополчения, а это увеличение расходов дает желанный повод отделить непроходимой пропастью ополченцев-буржуа от ополченцев-пролетариев.

Слушайте же дальше:

§ 57. Каждый член гражданского ополчения обязан озаботиться приобретением за свой счет обмундирования, где таковое имеется, служебных знаков и оружия. Община, однако, обязана за свой счет приобрести эти предметы в количестве, достаточном для снаряжения той части действительно несущих службу ополченцев, которые не имеют возможности приобрести их за свой счет.

§ 59. Община оставляет за собой право собственности на приобретенные ею предметы снаряжения и, когда они не используются для несения службы, может хранить их в особо предназначенных для того местах.

Таким образом, все, кто не в состоянии на свои средства приобрести полное военное снаряжение, — а к таким относится огромное большинство населения Пруссии, все рабочие и большая часть среднего сословия, — все они, «когда не используются для несения службы», оказываются по закону обезоруженными, между тем как в руках буржуа в гражданском ополчении всегда остаются вооружение и обмундирование. И так как та же самая буржуазия в лице «общины» «может хранить в особо предназначенных для того местах» все «приобретенные» ею «предметы снаряжения», то в результате она обладает не только своим собственным вооружением, но располагает также и вооружением ополченцев из пролетариата и в случае неугодных ей политических коллизий «может» и «будет» отказывать в выдаче оружия даже в целях «использования для несения службы». Таким образом, политическая привилегия капитала восстанавливается в самой неприметной, но вместе с тем и в самой действительной, самой решающей форме. Капитал обладает привилегией вооружения в отношении малоимущих, как средневековый феодальный барон — в отношении своих крепостных. Чтобы сохранять эту привилегию во всей ее исключительности, § 56 устанавливает, что «лишь в деревнях и в городах с населением менее чем в 5000 человек допускается вооружение гражданского ополчения пиками или саблями, и при таком вооружении вместо обмундирования требуется лишь ношение особых служебных знаков, установленных полковником».

Во всех городах с населением свыше 5000 человек обмундирование увеличивает ценз, который в действительности и определяет право обладания оружием, а вместе с тем увеличивает и число тех, кто оказывается на положении пролетария в гражданском ополчении. Подобно тому как обмундирование и оружие даются этому пролетариату, т. е. огромному большинству населения, только взаймы, так и вообще ему только взаймы дается право на вооружение, на самое существование его в качестве ополченца, и — beati possidentes, счастливы имущие! Моральная подавленность, ощущаемая человеком, одетым в одолженное платье, тем более в такое одолженное платье, которое, подобно солдатскому, по очереди переходит от одного к другому, — эта моральная подавленность и есть, конечно, первое, что требуется римлянам, призванным «охранять конституционную свободу». Но разве в противовес этому не будет возрастать гордое сознание своего достоинства у платежеспособных членов гражданского ополчения? А что еще нужно, кроме этого?

Однако даже эти условия, которые делают право на вооружение для большинства населения иллюзорным, даже они опять суживаются в интересах имущей части населения, привилегированного капитала, новыми, еще более ограничительными условиями.

А именно, община должна иметь в запасе предметы снаряжения только для «действительно несущей службу» неплатежеспособной части ополченцев. Согласно § 15, с «действительно несущей службу «частью дел ообстоит следующим образом:

«Во всех общинах, где количество людей, способных нести текущую службу, превышает ¹/₂₀ часть населения, общинное управление имеет право ограничить этой частью населения число людей, действительно несущих службу. Если общинное управление воспользуется этим правом, оно обязано организовать порядок службы таким образом, чтобы все люди, привлекаемые для текущей службы, несли ее по очереди, попеременно. Однако сменяться каждый раз должно не больше одной трети, причем одновременно должны призываться на службу пропорционально их числу представители ополченцев всех возрастов».

А теперь не угодно ли подсчитать, для какой крохотной части ополченцев-пролетариев и всего населения община действительно будет заготовлять предметы снаряжения?

В нашей вчерашней статье мы видели, как министерство дела занимается реорганизацией конституционного института гражданского ополчения в духе старо-прусского, бюрократического государства. Лишь сегодня мы видим, как министерство достигло вершины своей миссии, — видим, как оно преобразует этот институт гражданского ополчения в духе июльской революции, в духе Луи-Филиппа, в духе эпохи, которая возвела капитал на трон и прославила

Два слова министерству Ганземана — Кюльветтера — Мильде. Г-н Кюльветтер разослал на днях всем регирунгспрезидентам циркуляр по поводу происков реакции. Откуда сие?

Министерство дела хочет основать господство буржуазии и в то же время идет на компромисс со старым полицейским и феодальным государством. В процессе разрешения этой двойственной, противоречивой задачи министерство дела каждую минуту видит, как реакция в абсолютистском, феодальном духе подкапывается под только еще создаваемое господство буржуазии, а также под его собственное существование, — и оно окажется побежденным. Буржуазия не может завоевать себе господства, не заручившись предварительно союзником в лице всего народа, не выступая по этому в более или менее демократическом духе.

Но стремиться соединить эпоху Реставрации с июльской эпохой, добиваться того, чтобы буржуазия, еще борющаяся с абсолютизмом, феодализмом, захолустными юнкерами, с господством военщины и бюрократии, уже отстранила народ, надела на него ярмо и отбросила его в сторону — это квадратура круга, это историческая задача, при разрешении которой потерпит неудачу даже министерство дела, даже триумвират Ганземан — Кюльветтер — Мильде.

III

Кёльн, 23 июля. Раздел законопроекта о гражданском ополчении, касающийся «выборов и назначения начальников», — настоящий лабиринт избирательных методов. Мы хотим сыграть роль Ариадны и дать современному Тезею — почтенному гражданскому ополчению — нить, которая выведет его из этого лабиринта. Но современный Тезей окажется столь же неблагодарным, как и античный, и, умертвив Минотавра, вероломно оставит свою Ариадну — прессу — сидеть на Наксосской скале.

Перечислим различные ходы лабиринта.

Ход первый. Прямые выборы. § 42. «Командиры гражданского ополчения, до капитана включительно, выбираются действительно несущими службу ополченцами».

Боковой ход. «Действительно несущие службу ополченцы» составляют лишь незначительную часть действительно «пригодных к ношению оружия» людей. Ср. § 15 и нашу позавчерашнюю статью.

«Прямые» выборы, следовательно, тоже оказываются только так называемыми прямыми выборами.

Ход второй. Косвенные выборы.

§ 48. «Майора, командующего батальоном, выбирают абсолютным большинством голосов капитаны, взводные командиры и командиры отделений соответствующих рот».

Ход третий. Комбинация косвенных выборов и королевского назначения.

§ 49. «Полковой командир назначается королем из списка трех кандидатов, выбираемых командирами соответствующих батальонов и прочими чинами до взводных командиров включительно».

Ход четвертый. Комбинация косвенных выборов и назначения господами командирами.

§ 50. «Адъютанты назначаются соответственными командирами из числа взводных командиров, батальонные писари — из числа командиров отделений, батальонный барабанщик из числа барабанщиков».

Ход пятый. Прямое назначение бюрократическим путем. § 50. «Ротный фельдфебель и писарь назначаются капитаном, эскадронный вахмистр и писарь назначаются ротмистром, капрал назначается взводным командиром».

Таким образом, если эти избирательные методы начинаются фальсифицированными прямыми выборами, то кончаются они действительным прекращением всяких выборов, произволом господ капитанов, ротмистров и взводных командиров. Finis coronat opus^{81}. Этот лабиринт имеет свою pointe, свой кульминационный пункт.

Кристаллы, выделившиеся в результате этого сложного химического процесса, начиная от блистательного полковника и кончая незаметным ефрейтором, оседают на 6 лет.

§ 51. «Выборы и назначения командиров производятся на шесть лет».

Трудно представить себе, зачем после таких мер предосторожности министерство дела сочло еще нужным в «общих постановлениях» бестактно крикнуть в лицо гражданскому ополчению: Из политического института вы должны быть реорганизованы в чисто полицейский институт, в рассадник старо-прусской муштры. Зачем разрушать иллюзии?

Королевское назначение настолько походит на канонизацию, что в разделе «Суды гражданского ополчения» совершенно не указано, какой суд должен судить «полковника»; точно указаны лишь суды для всех других чинов до майора включительно. И в самом деле, разве королевский полковник может совершить преступление?

Зато само пребывание в ополчении является такой профанацией понятия гражданина, что достаточно одного слова какого-нибудь его начальника, начиная от непогрешимого королевского полковника и кончая первым попавшимся парнем, которого г-н капитан назначил фельдфебелем или г-н взводный командир произвел в капралы, чтобы на 24 часа лишить ополченца личной свободы и посадить под арест.

§ 81. «Каждый начальник может делать своим подчиненным выговоры по службе; он имеет даже право приказать немедленно арестовать и заключить под стражу на 24 часа подчиненного, который при исполнении служебных обязанностей окажется в нетрезвом состоянии или будет повинен в каком-либо ином грубом нарушении служебного долга».

Г-н начальник, конечно, сам рассудит, что является иным грубым нарушением служебного долга, а подчиненный должен подчиняться приказу.

Таким образом, если, согласно введению в этот законопроект, гражданин достигает «смысла своего назначения», «охраны конституционной свободы», перестав быть тем, что, по словам Аристотеля, составляет назначение человека — быть «zoon politicon», «общественным животным», — то он завершает свое призвание, только отказавшись от своей гражданской свободы, отдав себя во власть какого-нибудь полковника или капрала.

«Министерство дела», по-видимому, придерживается своеобразных восточно-мистических воззрений, особого рода культа Молоха. Чтобы охранять «конституционную свободу» регирунгспрезидентов, бургомистров, полицейдиректоров и полицей-президентов, полицейских комиссаров, чиновников прокуратуры, председателей или директоров судебных палат, судебных следователей, мировых судей, сельских старост, министров, духовенства, военных, состоящих на действительной службе, пограничных, таможенных и акцизных чиновников, чиновников лесного и почтового ведомств, смотрителей и надзирателей всех тюрем, полицейских экзекуторов и всех лиц моложе 25 и старше 50 лет, — всех тех людей, которые, согласно §§ 9, 10, 11, не входят в состав гражданского ополчения, — чтобы охранять «конституционную свободу» этого цвета нации, остальная часть нации должна принести в качестве кровавой жертвы на алтарь отечества не только свою конституционную, но и свою личную свободу. Pends-toi, Figaro! Tu n'aurais pas invente cela!^{82} Нечего и говорить, что раздел о наказаниях разработан с особым наслаждением и тщательностью. Да и весь институт гражданского ополчения, согласно «смыслу своего назначения», должен явиться лишь карой за стремления почтенных граждан к конституции и народному ополчению. Отметим еще только, что, помимо действий, подлежащих наказанию по закону, караются также по новому списку наказаний (см. § 82 и сл.) случаи, предусмотренные в воинском уставе, этой magna charta гражданского ополчения, составленной королевским полковником при содействии майора и одобренной мнимым «окружным представительством». Само собой разумеется, что тюремное заключение может заменяться денежным штрафом, дабы разница между платежеспособными и неплатежеспособными лицами в гражданском ополчении, открытая «министерством дела» разница между буржуазией и пролетариатом в гражданском ополчении получила уголовную санкцию.

Исключительная подсудность, от которой министерство дела в общем и целом должно было отказаться в конституции, теперь снова протаскивается им в положение о гражданском ополчении. Все дисциплинарные проступки ополченцев и командиров отделений подлежат ведению ротных судов, состоящих из двух взводных командиров, двух командиров отделений и трех рядовых (§ 87). Все дисциплинарные проступки «командиров рот, входящих в состав батальона, от взводного командира до майора включительно», подлежат ведению батальонного суда, состоящего из двух капитанов, двух взводных командиров и трех командиров отделений (§ 88). Для майоров установлена опять-таки иная исключительная подсудность, о которой тот же § 88 говорит следующим образом: «Если суду подлежит майор, то в состав батальонного суда входят в качестве членов сверх того еще два майора». Наконец, г-н полковник, как выше сказано, не подсуден никакому суду.

Этот превосходный законопроект заканчивается следующим параграфом:

(§ 123.) «Положение об участии гражданского ополчения в защите отечества во время войны, равно как о его вооружении, снаряжении и довольствии в это время, устанавливается на основе общего закона об устройстве войск».

Другими словами: ландвер продолжает существовать наряду с реорганизованным гражданским ополчением.

Не заслуживает ли министерство дела того, чтобы уже за этот законопроект и за проект перемирия с Данией его привлек лик судебной ответственности?

Написано 20–23 июля 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» №№ 51, 52 и 54, 21, 22 и 24 июля 1848 г.

Перевод с немецкого