Кёльн, 11 сентября. Прочтите наши берлинские корреспонденции, помещаемые ниже, и скажите, не предсказали ли мы совершенно точно развитие министерского кризиса. Старые министры уходят в отставку; план министерства, состоящий в том, чтобы продержаться путем роспуска согласительного собрания, при помощи законов о военном положении и пушек, видимо, не встретил одобрения у камарильи. Укермаркское юнкерство жаждет конфликта с народом, повторения парижских июньских сцен на улицах Берлина. Но оно никогда не будет бороться за министерство Ганземана — оно будет бороться за министерство принца Прусского. Будут призваны к власти Радовиц, Финке и тому подобные надежные люди, чуждые Берлинскому собранию, которых ничто не связывает по отношению к нему. Сливки прусского и вестфальского дворянства, объединенные для виду с некоторыми достопочтенными буржуа из числа крайних правых, с каким-нибудь Беккератом и компанией, которым поручат прозаические торговые дела государства, — таково министерство принца Прусского, которым нас собираются осчастливить. А между тем распространяют сотни слухов, говорят о том, что, может быть, призовут Вальдека или Родбертуса, вводят в заблуждение общественное мнение и одновременно ведут военные приготовления, чтобы выступить открыто, когда настанет время.
Мы идем навстречу решительной борьбе. Одновременный кризис во Франкфурте и Берлине, последние постановления обоих собраний заставляют контрреволюцию дать решающий бой. Если в Берлине осмелятся попрать конституционный принцип господства большинства, если против 219 голосов большинства будет выставлено двойное количество пушек, если не только в Берлине, но и во Франкфурте осмелятся глумиться над большинством, составив министерство, неприемлемое для обоих собраний, — если, таким образом, спровоцируют гражданскую войну между Пруссией и Германией, то демократы знают, что им нужно будет делать.
Кёльн, 12 сентября. В то время как известие о новом имперском министерстве, которое мы вчера опубликовали, подтверждается также с других сторон, и мы, возможно, уже сегодня днем получим сообщение о его окончательном сформировании, в Берлине министерский кризис продолжается. Кризис может быть разрешен только двумя путями:
Либо министерство Вальдека, признание авторитета германского Национального собрания, признание народного суверенитета;
Либо министерство Радовица — Финке, роспуск Берлинского собрания, уничтожение завоеваний революции, мнимый конституционализм или даже — Соединенный ландтаг.
Скажем прямо: конфликт, вспыхнувший в Берлине, — это конфликт не между соглашателями и министрами, а между Собранием, впервые выступающим в качестве учредительного, и короной.
Все зависит от того, хватит ли смелости распустить Собрание или нет.
Но имеет ли корона право распустить Собрание?
В конституционных государствах корона, несомненно, имеет право в случае конфликта распускать законодательные палаты, созванные на основе конституции, и путем новых выборов апеллировать к народу.
Является ли Берлинское собрание конституционной, законодательной палатой?
Нет. Оно созвано для «соглашения с короной о конституции прусского государства» — не на основе конституции, а на основе революции. Свои полномочия оно получило отнюдь не от короны или ответственных перед нею министров, а только от своих избирателей и от себя самого. Собрание было суверенно как законное выражение революции, и полномочия, изготовленные для него г-ном Кампгаузеном совместно с Соединенным ландтагом в виде избирательного закона 8 апреля, представляли собой всего лишь благое пожелание, судьбу которого должно было решить Собрание.
Вначале Собрание более или менее признавало теорию соглашения. Оно убедилось, как было обмануто при этом министрами и камарильей. Наконец, оно совершило суверенный акт, выступив на миг в качестве учредительного собрания, а не в качестве собрания, созванного для соглашения.
Будучи суверенным для Пруссии собранием, оно имело полное право на это.
Но суверенное собрание никем не может быть распущено, ничьим приказам оно не подчинено.
И даже в качестве собрания, созванного лишь для соглашения, даже по теории самого г-на Кампгаузена, оно занимает равноправное положение наряду с короной. Обе стороны заключают государственный договор, обе стороны имеют равное право на суверенитет — такова теория 8 апреля, теория Кампгаузена — Ганземана, т. е. признанная самой короной официальная теория.
Но если Собрание равноправно с короной, то корона не имеет никакого права распускать Собрание.
В противном случае — если быть последовательным — Собрание имело бы также право низложить короля.
Роспуск Собрания означал бы, следовательно, государственный переворот. А как отвечают на государственные перевороты, показали события 29 июля 1830 г. и 24 февраля 1848 года.
Скажут, что корона может ведь снова апеллировать к тем же самым избирателям. Но кто не знает, что сегодня избиратели выбрали бы совершенно другое собрание, собрание, которое стало бы гораздо меньше церемониться с короной?
Все знают, что после роспуска данного Собрания возможна только апелляция к совершенно другим избирателям, чем избиратели 8 апреля, и невозможны никакие иные выборы, кроме выборов в обстановке тирании сабли.
Не будем поэтому строить себе никаких иллюзий:
Если победит Собрание и добьется министерства левых, то власть короны, существующая наряду с Собранием, будет сломлена, король будет играть только роль платного слуги народа, и мы опять переживем день 19 марта, — при условии, что министерство Вальдека не предаст нас, как иные министерства до него.
Если победит корона и добьется министерства принца Прусского, то Собрание будет распущено, право союзов уничтожено, пресса окажется в тисках, будет издан цензовый избирательный закон, может быть даже, как уже было сказано, еще раз будет вызван призрак Соединенного ландтага, — и все это под охраной военной диктатуры, пушек и штыков.
Какая из этих двух сторон победит, будет зависеть от поведения народа и, в частности, от поведения демократической партии. Демократы должны сделать выбор.
Мы переживаем 25 июля. Осмелятся ли издать ордонансы, которые замышляются теперь в Потсдаме? Будут ли провоцировать народ, чтобы он за один день проделал скачок от 26 июля к 24 февраля?[235]
Конечно, в доброй воле недостатка нет, но мужество, где мужество?
Кёльн, 13 сентября. Кризис в Берлине продвинулся на шаг вперед: конфликт с короной, который вчера еще можно было только определить как неизбежный, действительно на' ступил.
Наши читатели найдут ниже ответ короля на просьбу министров об отставке[236]. Благодаря этому письму на передний план выступает сама корона — она становится на сторону министров, противопоставляет себя Собранию.
Корона идет еще дальше: она образует министерство вне Собрания, она призывает Беккерата, который во Франкфурте принадлежит к крайней правой и который, как всему миру заранее известно, ни в коем случае не может рассчитывать на большинство в Берлине.
Послание короля контрассигновано г-ном Ауэрсвальдом. Пусть же г-н Ауэрсвальд несет ответственность за то, что он таким образом выдвигает вперед корону, чтобы прикрыть свое позорное отступление, что он в одно и то же время перед палатой пытается спрятаться за конституционный принцип и тут же попирает этот конституционный принцип, компрометируя корону и толкая к республике!
Конституционный принцип! — взывают министры. Конституционный принцип! — взывает правая. Конституционный принцип! — глухо отзывается эхо, «Kolnische Zeitung».
«Конституционный принцип!» Неужели эти господа действительно так глупы, чтобы поверить, будто из бурь 1848 года, из надвигающейся с каждым днем угрозы крушения всех исторически унаследованных учреждений можно вывести немецкий народ при помощи насквозь прогнившего разделения властей по Монтескьё — Делольму, при помощи затасканных фраз и давно разоблаченных фикций!
«Конституционный принцип!» Но именно эти господа, любой ценой желающие спасти конституционный принцип, должны прежде всего понять, что при временном устройстве спасти этот принцип можно только энергией!
«Конституционный принцип!» Но разве голосование Берлинского собрания, разве столкновения между Потсдамом и Франкфуртом, разве беспорядки, попытки реакционных выступлений, провокации военщины не показали уже давно, что мы, вопреки всяким фразам, стоим все еще на революционной почве, что фикция, будто мы стоим уже на почве конституированной, законченной конституционной монархии, ведет только к конфликтам, которые уже сейчас привели «конституционный принцип» на край пропасти?
Всякое временное государственное устройство после революции требует диктатуры, и притом энергичной диктатуры. Мы с самого начала ставили Кампгаузену в упрек, что он не выступил диктаторски, что он не разбил тотчас же и не удалил остатков старых учреждений. И вот в то время, как г-н Кампгаузен убаюкивал себя конституционными иллюзиями, разбитая партия укрепила свои позиции в бюрократии и в армии, стала даже отваживаться то здесь, то там на открытую борьбу. Было созвано собрание для соглашения о конституции. Оно выступало как равноправная сторона наряду с короной. Две равноправные власти при временном устройстве! Именно разделение властей, при помощи которого г-н Кампгаузен пытался «спасти свободу», именно это разделение властей при временном устройстве должно было привести к конфликтам. За короной пряталась контрреволюционная камарилья дворянства, военщины и бюрократии. За большинством Собрания стояла буржуазия. Министерство пыталось играть роль посредника. Оно было слишком слабым для того, чтобы решительно отстаивать интересы буржуазии и крестьян и одним ударом свергнуть власть дворянства, бюрократии и военщины, слишком неискусным для того, чтобы всякий раз не задевать буржуазию своими финансовыми мероприятиями. И оно достигло только того, что сделалось неприемлемым для всех партий и привело к конфликту, которого оно как раз и хотело избежать.
При всяком не конституированном устройстве государства решающее значение имеет не тот или иной принцип, а только salut public, общественное спасение. Министерство могло бы предупредить конфликт между Собранием и короной только тем, что руководствовалось бы лишь принципом общественного спасения, не останавливаясь даже перед опасностью самому вступить в конфликт с короной. Но министерство предпочло остаться «приемлемым» для Потсдама. Оно никогда не колебалось применять против демократов меры общественного спасения (mesures du salut public), диктаторские меры. Чем же иным было применение старых законов к политическим преступлениям, даже после того как г-н Меркер уже признал, что эти параграфы прусского права должны быть отменены? Что иное представляли собой массовые аресты во всех частях королевства?
Зато по отношению к контрреволюции министерство весьма остерегалось действовать во имя общественного спасения!
И именно из-за этой пассивности министерства в отношении контрреволюции, которая с каждым днем становилась все более угрожающей, Собрание оказалось вынужденным само диктовать меры общественного спасения. Раз представляемая министрами корона была слишком слаба, Собрание должно было само вмешаться. Оно совершило это, приняв постановление от 9 августа. Оно выполнило это еще в весьма мягкой форме — оно сделало министрам только предостережение. Министры и не подумали посчитаться с этим.
Да и как могли они согласиться с этим! Постановление от 9 августа попрало-де конституционный принцип, оно является вмешательством законодательной власти в функции исполнительной власти, оно уничтожает столь необходимые в интересах свободы разделение и взаимный контроль властей, оно превращает согласительное собрание в Национальный конвент.
И вот пускается в ход ураганный огонь угроз, громовый призыв к страху мелких буржуа, широкая перспектива царства террора с гильотиной, прогрессивным налогом, конфискацией и красным знаменем.
Берлинское собрание — Конвент! Какая ирония!
Но эти господа не совсем неправы. Если правительство будет и впредь идти тем же путем, мы довольно скоро будем иметь Конвент — и не только для Пруссии, но и для всей Германии — Конвент, который должен будет всеми средствами преодолеть гражданскую войну со стороны наших двадцати Вандеи и неизбежную войну со стороны России. А пока, правда, у насесть лишь пародия на Конституанту[237]!
Но как господа министры, апеллирующие к конституционному принципу, сами соблюдали этот принцип?
9 августа они дали Собранию спокойно разойтись в уверенности, что министры выполнят его постановление. Они и не подумали сообщить Собранию о своем отказе выполнять постановление и отнюдь не собирались подавать в отставку.
Министры раздумывают целый месяц, и, наконец, когда им угрожает ряд запросов, они коротко и ясно заявляют Собранию, что, само собой разумеется, они не станут выполнять постановление.
Когда же в ответ на это Собрание предписывает министрам все-таки выполнить постановление, они укрываются за короной, вызывают разрыв между короной и Собранием, толкают, таким образом, к республике.
И эти господа еще толкуют о конституционном принципе!
Резюмируем:
Неизбежный конфликт между двумя равноправными властями при временном устройстве разразился. Министерство не сумело управлять достаточно энергично; оно не приняло необходимых мер общественного спасения. Собрание только исполнило свой долг, когда потребовало от министерства, чтобы оно выполнило свои обязанности. Министерство объявляет это нарушением прав короны и компрометирует корону в самый момент своей отставки. Корона и Собрание противостоят друг другу. «Соглашение» привело к разрыву, к конфликту. Решать, быть может, будет оружие.
Победит тот, у кого больше мужества и выдержки.
Кёльн, 15 сентября. Министерский кризис опять вступил в новую стадию, и не вследствие прибытия и напрасных стараний неприемлемого г-на Беккерата, а вследствие военного мятежа в Потсдаме и Науэне. Конфликт между демократией и аристократией разразился в среде самой гвардии: солдаты усматривают в решении Собрания от 7 числа свое освобождение от тирании офицерства, они шлют Собранию благодарственные адреса и приветствуют его.
Тем самым вырван меч из рук контрреволюции. Теперь не посмеют распустить Собрание. А раз на это пойти нельзя, не остается ничего иного, как уступить, выполнить постановление Собрания и сформировать министерство Вальдека.
Мятеж солдат в Потсдаме, возможно, избавит нас в данный момент от революции.
Написано К. Марксом 11, 12, 13 и 15 сентября 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» №№ 100, 101, 102 и 104; 12, 13, 14 и 16 сентября 1848 г.