Том 6

ПОЗНАНЬ

Кёльн, 28 апреля. Наши читатели будут нам благодарны, если мы время от времени будем возвращаться к вопросу о «блеске и могуществе» нашей гогенцоллернской королевской династии и об одновременном поразительном процветании главной опоры этого благородного трона — бранденбургского рыцарского клоповника, насажденного во всех провинциях.

Продолжая это поучительное исследование, мы остановимся сегодня на польской части нашего отечества в узком смысле слова {т. е. Пруссии, в отличие от Германии. Ред.}. Уже прошлым летом, в связи с пресловутой «пацификацией» и «реорганизацией» Польши при помощи шрапнели и адского камня[314], мы вскрыли немецко-еврейскую ложь о «преобладании немецкого населения» в городах, о «крупном немецком землевладении» в сельских местностях и о королевско-прусских заслугах в росте общего благосостояния. Читатели «Neue Rheinische Zeitung» помнят, как мы установили по официальным цифровым данным и по сообщениям архиепископа гнезненского и познанского буржуазному «переходному» министру Кампгаузену, что в частях этого края, включенных в прусскую демаркационную линию, немцы составляют не около половины, а едва-едва шестую часть населения[315]. Между тем лживые статистики прусского правительства все более и более увеличивали число этого мнимо-немецкого населения по мере того, как ход контрреволюции делал, казалось, возможным новый раздел и новое уменьшение польской части Познани. Мы установили тогда, что германские национал-остолопы и спекулянты из франкфуртского парламентского болота при этих подсчетах все еще причисляли к немцам и польских евреев, хотя эта отвратительнейшая порода ни по своему жаргону, ни по происхождению, а разве только по страсти к барышу может состоять в родственных отношениях с Франкфуртом. Мы установили, что во всяком случае сравнительно очень небольшое число мелких немецких землевладельцев поселилось в отдельных округах Познани, и то лишь в результате вероломной прусской спекуляции на польской нужде, ибо, по королевскому указу 1833 г., все продававшиеся с молотка имения могли приобретаться исключительно только прусскими захолустными юнкерами, которых правительство ссужало для этой цели деньгами. Наконец, как мы установили, отеческие благодеяния и заслуги Гогенцоллернов состояли в том, что поело мартовской революции они из трусости дали самые благие обещания «национальной реорганизации», а затем, с ростом контрреволюции, они пятикратными, все более обширными разделами все сильнее стягивали петлю на шее страны, затем обусловили «реорганизацию» «пацификацией», сдачей оружия и в конце концов, когда это условие было выполнено, напустили на безоружный доверчивый край «Мою доблестную армию», чтобы в союзе с евреями грабить церкви, сжигать деревни, до смерти избивать поляков в общественных местах шомполами или жечь адским камнем и, отомстив за веру в «мартовские обещания», воздавать на этом покрытом трупами поле хвалу господу богу и его христианско-германскому величеству.

Таковы были благодеяния прусской «реорганизации» в Познани. Обратимся теперь к происхождению крупного прусского землевладения, доменов и имений. Их история в немалой степени дополнит картину «блеска и могущества» династии Гогенцоллернов и доблести их возлюбленного бродячего рыцарства.

В 1793 г. три коронованных вора поделили между собой добычу — Польшу по тому же самому праву, по какому три разбойника с большой дороги делят между собой кошелек безоружного путника. Познань и Южная Пруссия получили тогда Гогенцоллернов в качестве наследственных властителей в том же самом порядке, в каком получила их на правах наследственных властителей Рейнская провинция в 1815 г., — в порядке торговли людьми и человеческими душами. Как только это право торговли людьми и человеческими душами будет уничтожено, поляки, как и жители Рейнской провинции, перечеркнут красной чертой права наследственного великого герцога Гогенцоллерна на владение ими.

Прежде всего отеческая прусско-гогенцоллернская благосклонность к добытой грабежом Польше проявилась в конфискации польских королевских и церковных имений. Вообще против такой конфискации мы нисколько не возражаем; больше того, мы надеемся, что скоро дойдет очередь и до других королевских имений. Мы только спрашиваем, в чьих интересах были использованы эти конфискованные имения? В интересах «общего благосостояния» страны, о котором так милостиво заботилось бранденбургское отеческое правительство во время «пацификации» и «реорганизации» в 1848 году? В интересах народа, потом и кровью которого созданы эти имения? Посмотрим.

На тогдашнего министра Хойма, который в течение двадцати лет управлял провинцией Силезией совершенно независимо, без всякого контроля и пользовался этой властью для самого отъявленного юнкерского плутовства и вымогательства, было возложено также, в награду за его заслуги перед богом, королем и отечеством, управление Южной Пруссией. Хойм предложил своему господину и повелителю, в интересах «блеска и могущества» династии и ради создания преданного ей блестящего и могущественного захолустного юнкерства, раздарить так называемым «заслуженным людям» как можно больше церковных и казенных земель и конфискованных имений. Так и было сделано. Бродяги-рыцари, фавориты королевских любовниц, креатуры министров, сообщники, которым хотели заткнуть рот, во множестве одарялись крупнейшими и богатейшими поместьями ограбленного края, и таким образом были насаждены среди поляков «немецкие интересы» и «преобладающее немецкое землевладение».

Из осторожности, чтобы не возбуждать королевской алчности, Хойм оценивал королю эти имения в четыре-шесть раз, а нередко еще ниже действительной их стоимости; Хойм боялся — и, вероятно, не без основания, — что если бы король узнал настоящую стоимость этих имений, он прежде подумал бы о своем собственном «отеческом» кармане, чем о чем-либо другом. За четырехгодичное правление Хойма после «пацификации», с 1794 по 1798 г., были таким образом раздарены в Познанском административном округе — 22, в Калишском, бывшем Петроковском, округе — 19, в Варшавском округе — 11, а всего 52 больших и малых группы имений, которые в общей сложности составляют не меньше двухсот сорока одного поместья. Королю было заявлено, что стоимость этих поместий составляет 3¹/₂ миллиона, тогда как действительная их стоимость составляла более двадцати миллионов талеров.

Поляки вспомнят это, когда им придется во время ближайшей революции выколачивать украденные у них по праву работорговли эти двадцать миллионов талеров, этот польский миллиард!

Только в одном Калишском округе подаренные имения составляли по площади более одной трети всех королевских и церковных владений, а доходы от этих имений даже по жалким дарственным оценкам 1799 г. составляли ежегодно 247 тысяч талеров.

В Познанском административном округе владение Овинск, с его обширными лесами; было подарено галантерейному торговцу Трескову. В то же время рядом лежащее староство Шрим, не имеющее ни одного деревца, было объявлено государственным доменом и вынуждено было покупать лес для себя за государственный счет во владениях Трескова.

Наконец, в других округах дарственные грамоты определенно освобождали эти владения от обычных налогов, и притом «на вечные времена», так что ни один прусский король не был в праве обложить их новыми налогами.

Теперь посмотрим, в какой форме и каким «заслуженным людям» были подарены эти краденые имения. Величина заслуг этих захолустных юнкеров заставляет нас, однако, в интересах связности изложения, посвятить этому предмету особую статью {Продолжение статьи в «Neue Rheinische Zeitung» отсутствует. Ред.}.

Написано Ф. Энгельсом 28 апреля 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано во втором выпуске «Neue Rheinische Zeitung» № 285, 29 апреля 1849 г.

Перевод с немецкого