Тот самый сантехник 9

Глава 12 Восьмое Марта: день бонусов и прочих плюшек

Зазвонил телефон. Хромов метнулся к стационарному телефону, нервно подхватил трубку и ответил стальным голосом:

— Да!.. Вы уверены?.. Понял… Принял… Так точно!

Договорив с полковником Кашиным, майор вернул трубку на место и оповестил всех в кабинете:

— Кафешка горит.

— Какая кафешка? — спросил Кишинидзе, так как все точки общепита в городе знал. Лично посетил, не чуждый дегустаций. Так методом проб и ошибок мог хоть кулинарную карту составлять.

— Ну та, придорожная. По трассе из Новосибирска в город, — ответил Хромов, не спеша высылать наряд по указанному адресу.

— А-а, которая клиентов в больницу отправляет с отравлением стабильнее, чем гололёд зимой в травматологию? — припомнил Арсен. — Да я после их шаурмы с котами килограмм пять сбросил!

— Опасная у них методика похудения, что ни говори, — добавил и Сомов. — Я там лишай подхватил просто присев чаю попить. К чебурекам и близко не подходил. Но видел, как собака ими блевала.

— А меня чёрт дёрнул перекусить, — продолжил Арсен. — Херачил потом как из пушки. В присяде почти прямой наводкой выходило.

— Там же со времён Царя Гороха ремонт не делали, а про оборудование вообще молчу, — поддержал Сомов.

— Хреновая кафешка! — подытожил Кишинидзе и честно признался. — Не жалко. Я за СССР и дружбу народов, конечно. Но если они не за СССР, то нахрена мне такая дружба с признаками острой дизентерии?

Хромов только поморщился и добавил:

— И шиномонтажки на выездах горят. Все три. И кафе в центре города. И офисы по Пушкина. И на Калинина. Многовато для совпадения с коротким замыканием.

— Те самые офисы, которые «уважаемых бизнесменов» и подателей прошения с уверениями? — уточнил снова Сомов. — Так они в конец охуели со своими микрокредитами под триста процентов годовых на Пушкина. У меня сосед из-за постоянных звонков и угроз от коллекторов повесился. Приблуда у него такая была — всегда брать трубку. А это был лучший печник по области! Кто теперь вообще печки класть людям будет, кроме чёрно-ордынцев? А ведь брал всего двадцать тысяч на два месяца. Дочери на свадьбу. Да вот не смог отдать сначала тысячу. Приболел, затянул пару дней. Потом десять нагорело, пока выздоравливал. А как в себя пришёл и работать в полную силу начал, уже сотню должен оказался. И далее по нарастающей. Но пока за миллион не перевалило, сражался. Только на этот долг и работал днями и ночами. Пока очередная платёжка не подкосила.

— Ага, и ставки эти на спорт ещё на Калинина. Контора на конторе, чтобы видимость конкуренции была и было на кого спирать, — поддержал Кишинидзе. — Нахуй нам такой спорт, где всё решают ставки? Я теперь к каждому подозрительному голу присматриваюсь. Не пиздёж ли? Всё в большом спорте теперь кажется такой же пиздоболией, как реклама безалкогольного пива по телеку. Головой-то мы все по-прежнему понимаем, что это всё равно реклама пива. Не так ли? Или без алкашки и тотализаторов профессиональный спорт не вытягивает? Так на кой ляд он нам нужен, если в мировых чемпионатах не участвуем? Понизьте планку, займитесь любительским. Вложений меньше, зрелищность та же самая… Скажите, мужики? Я на дам в обтягивающих шортиках хоть в дворовых соревнованиях готов ходить смотреть. Ну а если мужики друг другу по лицу дают, то почему обязательно миллионы им платить? Слесари тоже готовы подраться. За тринадцатую зарплату… да и футболистам много не надо. Кальян, мяч, гольфы и пива ящик. Хоккей, конечно подороже выходит. Но ничего, скинемся всем районам на клюшки… Скажи, Борь?

Боря ничего не ответил. Зато Хромов доверил служебную информацию бывшим подчинённым:

— Походу, поздно уже понимать, что истина, а как верно. Принимать пора. Передел сфер влияния в городе начался, Кишка. Генерал Дронов нам разнарядку выдал. Пока не дёргаемся наблюдаем. Утром разбираться будем. Что, мол, за акция такая с массовыми пожарами? А пока сам Дронов к новому мэру на экстренное заседание поехал. Решать что-то будут по части новых законов в городе, и на область предлагать.

— Зашевелились, наконец-то! — откровенно радовался Сомов, готовый в любой момент из стадии «ожидания» к стадии «действия» перейти.

Но переходить никуда не пришлось. Кто-то заранее перешёл. И за окном поздний вечер обратился в день!

Все разговоры в участке стихли сами собой. Дело было совсем не в редких кострах, которые разожгли на асфальте приезжие, но в свете множества фар. Те вспороли пространство с трёх сторон!

— И что теперь делать с последствиями таких решений? — посуровел Хромов, но свет в кабинете отключил и присмотрелся.

— Наблюдать, — улыбнулся Глобальный, получив новое сообщение, которое подсветило лицо. — Ведь пока вы думаете, что это их город, я уверен, что всё ещё наш.

— Глобальный! — повысил голос Хромов. — Что ты задумал?

— Я? Ничего, — покачал головой Боря и тише добавил. — Это местное, народное решение. Не скажу, что соборное, но и на вече уже не похоже. Технологии вмешались и групповой чат.

Если точку обзора в окне можно было считать югом, то с запада, востока и севера началось неожиданное…

Так с востока подъехал белый арендованный ПАЗик с надписью с баллончика на боку «спорт — это сила» и начал выгружать качков и спортсменок фигуристых с талией осиной. Дарья Сергеевна с транспарантом показалась на месте рядом с водителем, как проводник этой силы. Волосы блондинки торчат из-под спортивной шапки. Хорошо в свете салона видно. Всех, кого смогла собрать со спортзала «Юность» по первому зову, те и прибыли.

Тогда как с севера сразу три автомобиля подъехало: буханка и два уазика с прогрунтованными и покрашеннным в крошку корпусами, как для рыбалки для защиты от камней. Из него мужики в военном камуфляже посыпали с бандами на лицах. Кто-то флаг достал, махнул. Его хорошо видно. Написано: «Кровь. Честь. Родина. Отвага». А у автобуса тут же закурили Шац, Стасян-Гробовщик и Бульдозер, даже не думая скрывать контуры лица платками и прочим.

— Ёбанный-бобанный. Фенита ля комедия! Вагнера подъехали, — сказал Хромов и тут же к сейфу подошёл за дополнительными обоймами на служебный пистолет. — Сомов, дуй в оружейку на первый. Пусть автоматы раздают. Я вызову всех на ночное усиление и распоряжусь насчёт дополнительного вооружения.

Пока отдавал приказ, с запада ещё один ПАЗик подъехал. Военного цвета. Там по вооружению видно: спецназ милицейский. Ребят суровых в балаклавах капитан ведёт с оружием на перевес, щитовые в ряд тут же построились перед ним и ещё двумя. А в тех двоих Боря быстро Лаптева признал с фингалом под левым глазом и полковника Вишенку с фингалом под правым. Оба закурили и стоят, смеются, как старые приятели.

— Что вообще происходит? — удивился Кишинидзе, не помня случая, чтобы столь разные силы сообща работали.

Спецназ тут же щитами протестующих с запад и прижал, да вагнер с севера поддавил. У толпы тут же транспаранты и исчезли. Оставалось лишь два варианта: прижаться к зданию с юга или отступить с восточного направления.

Но в этот момент снова случилось неожиданное. И с восточной стороны все мужчины встали, а на север и запад вдруг перед собой женщин поставили.

Спецназ с вагнерами с недоумением на тех посмотрели. Не распознать никого, не зафикисровать за тёмными одеждами. Вооружены или нет — не определить. Опасно, но не с женщинами же бороться. В то же время всё равно, что в балаклавах они. Вскинут двустволку и заметить не успеешь. А когда первый коктейль Молотова полетит — лишь вопрос времени.

— Охуеть, — подытожил общую ситуацию Хромов и снова к телефону пошёл, за инструкциями. — Не думал, что доживу до такого. Хотя да, чтобы ещё градус повысить, только высадка инопланетян и осталась.

На помощь осаждающим осаждающих резко спортсмены подоспели. Мужики-качки напротив оставшейся стороны встали, замкнув коридор. Дашка тут же всех девушек за собой отвела и перед щитовыми поставила. Так женщины с открытыми лицами напротив девушек с закрытыми лицами и встали, готовые рвать и метать без всяких условностей. А рядом с Дашкой Боря Татьяну Юрьевну разглядел, Лесю и Наташку, которых вообще не известно каким боком занесло.

Тут-то Боря и понял, что рекреационные силы и силы диаспоры сравнялись. Пришло время переговоров.

— Отдайте нам мстителя! — потребовали уже мужчины на ломанном русском за спинами своих женщин в закрытых одеждах.

— Чемодан-вокзал-аул, — донеслось от Шаца, который у Дашки рупор забрал. — Пиздуй домой, там и требуй! А у нас своих законы. И ваши сполна за преступление получат. Педофилию с рук не спустим! Беспредел не пройдёт!

— Мы сами их судить будем! По нашим законам! — донеслось из толпы. — По закону Шариата. По закону ислама!

На что Шац лишь покачал головой и добавил:

— Ислам повелевает людям быть милосердными и сострадательными. Милосердие занимает особое место в культуре и традициях многих народов и стал его неотъемлемой частью, но разве Всевышний не запрещает строго преступления и непристойности, нарушающие покой общества? Разве не Всевышний Аллах говорит вам в Коране: «Не распространяйте нечестия на земле после того, как она приведена в порядок» (сура «аль-А’раф», 56). Не Он ли говорит вам: «Аллах не любит распространяющих нечестие» (сура «аль-Маида», 64). Так что вот что я вам скажу, если не читали своих Книг! Насилие и надругательство над несовершеннолетними детьми — это вид распространения нечестия и непристойности! Это харам!

— Ага, совсем уже охуели детей наших трогать? — добавил Стасян грозно, но не в рупор, так как чужих детей в такие моменты не бывает.

Да и сам на полшага ближе к удочерению Катёнка с Донбасса.

— Свалили в сторону заката! — тут же подалась на носительниц никабов и хиджабов Леся, оттесняя мощной грудью голосящую на своём, на птичьем, женщину.

Дашка рядом поднавалилась, Наташка помогла, так «оборону женскую» и прорвали втроём, да при участии прочих спортсменок. А следом спецназ навалился и начал теснить уже мужиков, выдавливая протестующих с территории полицейского участка.

От сердца Хромова в этот миг отлегло. Пока ни один выстрел не прозвучал, ни один факел в толпу не полетел и все служебные автомобили на территории и рядом целы. Никаких погромов, а значит никаких отчётов.

Но нервы в струну натянуты! Всё может перемениться в момент.

— Я пошёл, короче, — вдруг послышалось в кабинете от Бори.

— Куда, бля? — резко повернулся к нему Хромов. — Не провоцируй толпу!

— Там за меня женщины беременные стоят, а я тут сидеть должен? — ответил Боря, не поворачиваясь и быстро покинул кабинет. — Нет уж, у меня ещё есть совесть. А если у этих нет, потолкуем.

Кишинидзе и Хромов кинулись следом за сантехником. А с первого этажа уже Сомов с автоматами в руках поднимается. И в каске не пристёгнутой. Старой. Очень похожей на трофейную, немецкой, каких достаточно в Сибирь вместе с пленными немцами на строительство прибыло.

— Каску-то нахуя напялил? — первым спросил Арсен. — Где ты её вообще откопал? Ты в ней на гриб похож. Чисто ствол и залупа.

— Это для тебя, человек-залупа! — ответил Сомов и каску на Кишинидзе напялил, автомат системы Калашникова следом протягивая. — Ты ж будущий отец. Хотя Боря, считай, многодетный теперь. Так что позалупастее будет.

— С чего вдруг? — не сразу понял Арсен.

— Так теперь каждый ребёнок в городе под его защитой от несправедливости, — улыбнулся Сомов мрачно. — А мы как внутренние органы имеем задачу сократить её количество, но и не получить в процессе по куполу.

— Бля, да я же теперь как боровик! — ответил следом Кишинидзе, пристроившись у зеркала, висящего на первом этаже для служивых.

Но каску не снял. Мужики говорят — носить, значит надо носить. В конце концов, чёрных крестов, рун и загнутых свастик на неё нету, можно использовать по назначению. Напротив, Арсен в очереди на получение бронежилета встал.

Те пыльные лежат на складе, с «девяностых», считай, не доставали. Но ещё лежат, на «час иск» рассчитанные.

Боря к тому времени спустился на первый этаж и распахнув подпёртую изнутри дверь, начал орать то, что читал ранее с телефона почти в течение часа:

— Насилие над детьми не пройдёт! Как и любое другое насилие над гражданами правого государства. Вы либо живёте как все на территории Российской Федерации, либо должны покинуть государство по своей воле или депортированы по нашей.

— Это же Боря! — донеслось от Стасяна, и он замахал огромными ручищами. — Сиди там, мы сейчас к тебе пробьёмся!

— Не надо пробиваться, надо слушать! — ответил Боря и снова обратился к толпе. — Что вы творите, мусульмане? Кого защищаете? Не ваш ли знаменитый табиин-последователь Муджахид, известный своими комментариями к аятам Священного Корана, толкует слова «распространение нечестия на земле» как «прелюбодеяние, воровство, убийство, уничтожение поколения и посевов»? Так какого хрена вы жжете наши «посевы»? Какого хрена позволяете себе прикасаться к нашим детям? Это — харам!

— Кто ты такой, чтобы это комментировать? — раздалось в толпе.

— Я — будущий отец! И я видел горе в глазах матери того ребёнка! — ответил Глобальный и закричал ещё громче. — И всякий, что совершит насилие над ребёнком будет наказан вне зависимости от расы, национальности и религии. Аллахом — там, нами — здесь. Вам же растолковали, да вы не слушали. Так послушайте уже! А последствия этого ужасного преступления заключаются для каждого ублюдка, посмевшего на подобный шаг, в следующем. Во-первых, это действие, которое идет против воли ребёнка и может стать серьёзным препятствием для его правильного развития. Это может привести к венерическим заболеваниям. Во-вторых, ребёнок может страдать неизлечимым психологическим заболеванием после насилия. В-третьих, это наносит большой урон репутации семьи, а из наших семей состоит наше общество. Трогаете семью — тревожите общество. В-четвёртых, это может сломать будущее ребёнка. А если преступник совершит такое ужасное преступление и убьёт свою жертву, то он заслуживает самое суровое наказание… Пожизненное!

— Повторяю для непонятливых! — подхватил рупор у Шаца Вишенка с другой стороны. — Педофилия — очень серьёзное преступление против человеческой природы, поэтому мусульманские учёные применяют к таким преступникам жёсткие наказания вроде смертной казни через пытки. Однако в связи с тем, что наша страна является светским правовым государством, педофилия карается Уголовным кодексом, а не шариатом. То есть педофилов приговаривают к длительным срокам или пожизненному заключению! Их будут судить, и они больше не покинут спецстен строго режима или покинут их очень нескоро! И так будет с каждым! Защищать педофилов, к какой бы диаспоре они не принадлежали, означает одно — немедленная депортация. Или новые сроки для всех, кто сопротивляется. Так что выбор невелик, либо немедленно рассасываетесь, либо начинаем процедуру задержания!

Дашка снова взяла рупор и добавила:

— Я — будущая мать. И вы, как матери и отцы — должны понять меня, что мне просто страшно. А когда матери страшно за ребёнка, она за себя не отвечает. Уходите и другим передайте, что трогать детей — харам. Это не просьба и не рекомендация. Это просто нужно принять или последствия будут самыми суровыми… Пропустите их, ребят. Разумные уйдут. Остальных сочтут соучастниками. Выбор за вами!

В этот момент ЧВК, спецназ и спортсмены создали коридор для толпы и первыми его начали покидать женщины. Ведь дома каждую ждали дети. Затем начали выходить добитые доводами мужи, которых дома ждали семьи. А последними ушли религиозники, оставшись в меньшинстве против сплотившегося народа государства, приютившего их. Не в том положении, чтобы качать права, насколько бы радикально настроены не были.

И случилось чудо. В этот день так и не прозвучало ни одного выстрела. Разъехались машины и подогнанные к территории маршрутки. Территория Первого участка вскоре опустела, а пожары в разных точках города потушили.

Боря прошёл по мокрому асфальту подмерзающих луж, уже не ловя на себе косые взгляды.

«Страха нет, когда стоишь за правое дело. И точно нет, когда тебя в этом поддерживают», — отметил внутренний голос.

Так русский сантехник направился прямо к Наташке, Лесе и Дарье. Пришло время быть честным. Пришло время разговоров с девушками. Прямо сейчас, лицом к лицу со всеми. А потом ещё дома Рае повторит.

И только Боря подошёл к девушкам и рот открыл, чтобы всё как есть на духу рассказать, как Наташка вдруг без всяких объяснений упала в обморок.

«А чего ты хотел?» — тут же добавил внутренний голос: «Если в каждой женщине живёт ведьма, ангел, хозяйка и стерва, то представь, как там тесно? А ты и так ещё одного подвёз».

Ничего не оставалось делать, как подхватить падшую на руки и поставив в приоритет над всем прочим, понести к автомобилю. Всё-таки рамный внедорожник отлично ездил и со смятым бампером. Одну женщину из пункта А в пункт Б да доставит.

— Ты куда? — только и спросила Татьяна Юрьевна, довольная тем, что у Бори много друзей, но не довольная тем, что одних он на руках носит, а для других и слова найти не может.

— Она беременна. Надо отвезти её домой, пусть придёт в себя. Столько потрясений кого хочешь в обморок отправят, — ответил Боря.

— Так может скорую или забрать её есть кому? — спросила уже Дашка, которой не очень-то и хотелось, чтобы чужих женщин на руках носили, тогда как она на руках носила матюгальник и всё ради него.

— У неё никого нет, кроме меня, — добавил Глобальный грустно. — Единственный сын служить уехал. Так кто я такой, чтобы отказывать ей в помощи? Он всё-таки мой брат! А она — мать моего ребёнка.

— Ребёнка? — округлила глаза Даша и голос сорвался на хрип. — КАК ЭТО РЕБЁНКА?

— Будущего ребёнка, — подтвердил он, прошагав дальше и стараясь не оборачиваться.

От такой наглости Дашка тут же поняла, что сама не против в обморок упасть от такого заявления, но Татьяна Юрьевна тут же под руку придержала и прошептала:

— Не сейчас, мать. Не сейчас. Вторых рук у него нет. А двоих не потянет. Давай хотя бы до завтра обожди.

Переглянувшись и с Лесей, в глазах которой вообще одни знаки вопросов мельтешили, женщины сразу приняли, что следующий разговор по душам придётся перенести. А пока всем в душ и по коечкам. Досыпать последний праздничный час Международного Женского Дня, а с утра снова готовиться к будням.