Глава 4 Восьмое Марта: день надежды без одежды

Леся Василькова порхала по маленькой кухне созревшим одуванчиком. И всё вокруг единственного цветка в стеклянной вазе по центру стола. Рассказывала она на эмоциях, с красками и активной жестикуляцией. Сама при этом была в вечернем платье, несмотря на предобеденный обеденный час. Смотришь на неё — конфетка: накрашенная, с уложенной причёской.

«Даже земли нет под ногтями», — отметил это дело внутренний голос, слушая вступительный монолог в пол-уха, когда речь шла о жизни Нины Альбертовны.

Речь шла о бабушке, которую Боря в глаза ни разу не видел. Всё знакомство было с ней заочно. Хорошо её знал лишь Василий Степанович. Наставник сантехнического дела и гуру спаек и трубопроводов. Вот они, да, работали вместе то ли двадцать, то ли тридцать лет. А ему до неё дела нет. Так зачем рассказывает?

«Вроде бы даже шуры-муры у Степаныча с Альбертовной намечались. Но это не точно», — напомнил внутренний голос, уже пропуская всё сказанное Лесей.

Но тут по кухне резко прозвучало резко-отрезвляющее и бодрящее не менее, чем три кружки кофе:

— Я понимаю, что давно дожила до того возраста, когда сама решаю на кого проводить впечатление. Но, Боря, хватит пялиться на мою грудь и сконцентрируйся на следующем моменте. Она всё-таки оставила мне в наследство сорок миллионов!

А Боря то ли смотрел, то ли нет. История умалчивает. Но как пил чай, так от известия весь и расплескал. И всё на многострадальный тюльпан полилось. Удобрением.

— Сколько-сколько? — повторил задумавшийся сантехник, но тут же припомнил детали. — Погоди, но ты вы ведь говорила, что на лечение всё потратили. И именно из-за долгов квартиру-то вы и разменяли.

— Да, потратили. Да, разменяли, — активно закивала ширококостная Леся, и в своем пышном теле так резко присела на барный стульчик, что булка провисла с другого края. А её хозяйка только руками развела. — Но потом — бац! И наследство. От нотариуса известие! Получите-распишитесь, мол, но… есть одна деталь.

— А, деталь, понятно, — протянул Боря, уже понимая, что всё это мошенничество и нелепые обещания сделать из воздуха золотую гору. — Тебе просто надо заплатить пару миллионов, да?

— Ну как пару… шесть, — призналась Леся нехотя. — Пять — налоги и лям нотариусу. Он их в сейфе держал. Никаким банкам не доверял. Но и сам не слинял. Так что, считай, за терпение.

— А, ну понятно, — продолжал улыбаться Боря. — Принесёшь ему шесть, отдаст сорок. Чистая прибыль — тридцать четыре миллиона. Да?

— Да! — повеселела Леся, вытерла расплесканный чай возле сиротливой шоколадки на столе и снова посмотрела на гостя.

А Глобальный о миллионах не думает, шуткой посчитал. Да забыл тут же.

— Борь! — снова начала Леся, но уже не как растерянная девушка-диспетчер, а как прожжённая жизнью курсантка в чине. — Ты не понял меня! Я в полиции всё-таки работаю. Пробила этого Новруза Мининбаевича по самое не балуйся. Я теперь об этом Пятихаткине всё-всё знаю. Где живёт, какой недвижимостью обладает, на чём ездит. Это реальный человек, с реальной конторой. Так что да, занесу его долю, получу свою тут же, ну и налоги заплачу на наследство. И всё. Я — миллионерша. Даже эту квартиру сходу смогу у тебя выкупить, не ждать три года, чтобы тоже налоги не платить. Раз деньги есть, то чего бы не заплатить?

Боря прищурился.

«Может, брешет?» — прикинул внутренний голос: «С другой стороны, зачем ей это? разговариваем начистоту».

И сантехник так прищурился, что вот-вот перелом бровей будет. А когда, наконец, дошло, как будто лба архангел коснулся.

«Да её же сам бог послал!» — крикнул внутренний голос так пронзительно, что снаружи должно быть слышно.

И теперь Боря сам принялся говорить, активно жестикулировать. Даже на месте не усидел, описывая свою жизненную ситуацию с отцом, Ларисой Борисовной и инвестициями. Миллионы-то у него были, но миллионы Шредингера.

— У меня всё есть и нет одновременно, недвижимость же! — пылко заверил подругу Боря и тут вдруг снова озарило. — Погоди, а откуда у Нины Альбертовны сорок миллионов?

— Да если бы я знала! — так пылко ответила Леся, что сразу видно — не игра. Актриса бы так не отыграла. — Походу всю жизнь откладывала на какой-нибудь пенсионный. Или правительство советскую сберкнижку признало под старость лет. Я не знаю. Но раз есть — надо брать. Так что, если поможешь с шестью миллионами, так уж и быть — мы честно с тобой эти тридцать четыре миллиона разделим сразу. Пополам.

«Ну тут не совсем пополам», — пробормотал внутренний голос: «От твоих семнадцати то ещё шесть отнять надо. Это одиннадцать миллионов всего выходит. Но зато — сразу на руки. Так что игра стоит свеч. И они не такие уж и геморройные».

— Ты реально просто так отдашь мне одиннадцать миллионов? — на всякий случай уточнил таким в раз ставшим тонким голосом, словно муха его порвать взмахом крыла может.

— Ну да, ты же за отца… страдаешь.

И так стыдно стало Боре, что лицо в ладони сложил.

Тут, значит, девушка ради него готова войти в положение и поделиться на радостях половиной, а он ей вялый тюльпан и подтаявшую шоколадку.

Позор!

Но глядя на то, как сантехник замер и сидит, едва не плача, Лесе вдруг новый план в голову пришёл. И никуда больше уходить не собирался.

— Вообще-то, у меня есть к тебе ещё одна просьба.

Боря глаза от ладоней освободил и спросил в ладошки:

— Какая?

— Рома, — ответила Леся.

— Что… Рома? — уточнил Глобальный.

— Новокуровой хочу быть, — сделала ещё одну подсказку Леся. — Замуж мне пора! Я теперь невеста завидная. Квартира у меня и миллионы на счёт лягут. Так что красивую свадьбу сыграем, ещё и жильё попросторнее разменяем, чтобы детишек заводить. Ну и машину куплю. На права сдам. С учёбой и работой-то у меня теперь всё на мази. И в жизни будет полный порядок.

Боря улыбнулся. Подсушил уголки едва намокших глаз от слёз. И кивнул:

— Леся, ты девушка умная. И пробивная. С такой Рома не пропадёт. Я уверен, у вас всё будет хорошо. Я поговорю с ним. Думаю, он будет не против.

— Правда? — снова повеселела Леся и давай щебетать.

— Правда. Только он весной с первым призывом должен уйти на год.

— Это не страшно. Я его пока дождусь, как раз на права и отучусь и по квартире решу, ни машину куплю. Как вернётся, сразу на перроне сама и встречу.

Боря снова улыбнулся и достал телефон, чтобы брату позвонить. Раз такое дело, то сам бог велел. И архангел рядом стоит присматривает. Видимо у них особо благосклонный день сегодня для Глобальных-Новокуровых.

— Это так здорово, что всё решилось. Мне даже эту квартиру не пришлось продавать! А то я уже думала, что всё, на съёмной жить придётся. Ты, Боря, только подстрахуй меня с этими миллионами. Я ж сама никогда таких денег в руках не держала. На улицу выйду, а у меня всё по глазам будет видно. А табельное мне на работе ещё не выдали.

— Подстрахую, — кивнул Боря, который уже целые сумки этих денег по половине страны возил. Мог и потерять, но тогда снова Василькова подстраховала. Там, на перроне.

— Тогда как соберёшь эти шесть миллионов, сразу и поедем, — продолжила размышлять Леся.

— Куда ехать? — уточнил Глобальный, устав слушать, что абонент недоступен или выключен.

— В офис по улице Пушкина, дом семь, третий кабинет, — как молитву прочитала Леся, запомнив адрес настолько, что ночью разбуди — продиктует.

Боря отключил телефон.

— Он, походу, в бомбоубежище с группой. Там связь не ловит. Наверняка, материал новый пишу. Я лучше сам к ним заеду. Заодно и с Ромой поговорю с глазу на глаз.

Он вышел в коридор и начал обуваться, когда Леся вдруг добавила:

— Учти, Боря. Вы братья. И оба меня устраиваете. Так что, либо он женится, либо… ты.

Глобальный и без того был обескуражен известиями и просто не придал этой фраза особого значения. Но когда начал спускаться по лестнице, по спине холодок прибежал.

«А ты что хотел? У девахи всё схвачено. Да если бы кто-то о её жизненном плане знал, в очередь бы многие выстроились», — добавил внутренний голос и тут же напомнил: «Но ты же Раисе обещал».

— Это не я обещал, это… самогон, — ответил Боря сам себе уже на улице, снова понимая, что до психических заболеваний с такими перипетиями жизни один шаг.

Он снова попытался дозвониться до младшего брата, но тут до него самого дозвонились. И ни кто-нибудь, а сам Василий Степанович Дедов.

— Степаныч, здорова. Как отдыхается? Как там Зоя? — тут же ответил ему Боря, отряхивая ноги и усаживаясь на водительское сиденье.

— Да вот на Самуи добрались. Экскурсия у нас. Вода бирюзовая, обезьяны орут из джунглей. Трансвеститы рослые с сиськами торчащими на фут-корте бананы с ананасами раздают. Жить можно. А Зоя просит тройничок устроить. Мол, верхняя часть транса мне, а нижняя — ей. Ну или передняя ей, а задняя — мне. Но я походу, старовер. Не рискну. Эх, им бы в баскетболистки податься или в волейбол играть. А они только хер в стрингах проветривают. Не рационально! Но здесь пока только три пола. А в мире, поговаривают, уже шестьдесят. А я только пять насчитать способен: он, она, оно, они и не мы. А где ещё 55 взять? Дальше только маты на уме. Но «долбаёб», «говно» и «мудчилла» почему-то не подходит. В них, мол, уважения нет. Но ярко прослеживается оттенок ненависти. А у некоторых даже пятно страсти имеется. Но я от таких стараюсь держаться подальше и молчать себе в тряпочку, пока не депортировали.

Боря даже не улыбнулся. Заграница есть заграница. Там свои заморочки. Не до неё сейчас.

Сантехник только спросил в лоб:

— Слушай, а если бы ты узнал, что Нине Альбертовна наворовала за свою жизнь в конторе Светлый Путь больше, чем ты смог бы за две жизни заработать, то что сказал бы?

— Что закусывать надо, — послышалось из динамика. — А что?

— А сорок миллионов вам тринадцатой зарплатой случайно никогда не выдавали? Ну или там… премией? — сделал последнюю попытку не наговаривать на человека Глобальный.

— Помню один раз ведро картошки насыпали, когда в приватизированном колхозе душевые наладил им без очереди, — попытался припомнить бонусы от работодателя Степаныч. — Точнее, нам целую телегу той картохи привезли в штаб управляйки, но после всей делёжки мне только ведро и досталось.

— Понятно.

— Чего тебе понятно?

— Степаныч, давай вечером созвонимся. Дела сейчас. Поздравь там Зою. Всё… не скучайте.

— Ага.

Наставник отключился, так и не рассказав, откуда подруга дней его суровых столько наворовала. А Боря тут же снова на телефон посмотрел, пальцем в контактах полистал, пока на «Коба» не остановился.

— Моисей Лазаревич, добрый день. Вы случайно не знаете, где Роман?

— Приветствую, Борис. Нет, не знаю. Сегодня же выходной. Дал им день в себя прийти от творческого угара. А завтра пусть снова пашут от зари до зари. Но если хоть немного умные, как вы, то и сегодня пишут материал в бомбоубежище. Только проветрили.

— Моисей Лазаревич, ну что вы такое говорите? С вентиляцией на студии всё в полном порядке. И всегда есть где помыться, — укорил Боря коллегу по музыкальному бизнесу полушутя.

— Ваша правда, Борис. Но они же рокеры, а чем засаленнее и длиннее волосы, тем проще махать хаером. Всё, мне пора.

— С праздником супругу вашу. Передавайте привет Саре… Ивановне.

— Ибрагимовне, — поправил продюсер. — Да уж, передам. Только о вас и говорит, Борис… Бывайте!

Убрав телефон в куртку, Боря вскоре приехал к студии. Дверь в бомбоубежище была закрыта на ключ. Открыл своим. Спустился в катакомбы и тут же понял, что внизу кто-то есть. В коридоре горел свет.

Пройдя мимо кухни, Глобальный рассчитывал найти всех за стеклом и у аппаратуры звукозаписи, но вместо этого звуки раздавались из кабинета режиссёра.

С тяжёлым сердцем Боря открыл дверь и замер с приоткрытым ртом. Вся мужская часть группы с четырёх сторон работала над… Диной. Насчёт сторон хоть по компасу ориентируйся, ибо с востока, поддерживая правый сосок и поглаживая правую булочку ответственной режиссёрки группы, трудился гитарист с кликухой Кинг-Конг, обнажённый по пояс. Тогда как с запада левая грудь и правая булка досталась Моне-Монаху, одежды на котором вообще не осталось, если не считать носок. С юга во всей красе виднелась мохнатая задница басиста Лютого, активно обрабатывающего задний вход, доверив запасной большому пальцу. Ну а королём севера на этот раз был клавишник Дичь, которого Дина держала под уд и туда же говорила, как в микрофон:

— Так, ты, с тыла, давай-ка поактивнее! Рома, как картинка? Соски видно?

Картина была бы не полной, если не присутствие Новокурова за установленной стационарно камерой у стола кабинета. Он снимал с северо-востока, из-за стола к двери. И когда дверь открылась, в кадр неожиданно попало новое действующее лицо.

— Боря! — воскликнул выбывающий солист группы Город на Неве. — Какими судьбами?

От известия о новом действующем лице произошло сразу следующее: Дину начало накрывать оргазмом, а волосатый настолько, что мог прикрываться пышной причёской вместо одежды на любом пляже Дичь начал финишировать прямо в неё.

— Не в меня! — тут же запротестовала Дина, но клавишник лишь повёл головой в разные стороны и ответил.

— Но тут больше никого нет.

И продолжил спускать.

— Нихера себя вы тут клип снимаете, — только и добавил Боря, когда Дина опустилась на колени и с кулачка треснула Дичи по орудию труда.

А все остальные, кроме оператора, тут же протянули:

— Ну-у-у-у!

— Весь кайф обломал!

— Да мы только разогрелись!

Лютый сразу добавил:

— Мы же команда! А басистам только в команде дают. И то — спасибо!

В кабинете настойчиво пахло потом и алкоголем. Все были навеселе.

Боря только покачал головой, так как рукой или ногой качать было в этой ситуации бессмысленно. Но поскольку Роман не участвовал в корпоративной оргии, шанс на немедленное супружество ещё был.

«Хочет он того или нет, но ячейку общества через год создаст!» — заверил Глобального его внутренний голос и тише добавил: «По-братски».

Дина принялась одеваться, а сантехник отвёл Новокурова в сторону предложением:

— Рома, надо поговорить… Кстати, где Лида? Только не говорите, что она в магазин пошла за добавкой.

— Дома она. Выходной же! — ответил рыжий брат, пьяненько улыбнувшись. — Да и мы тут…отдыхали от её суровой дисциплины. Имеем право! Мне же завтра в призыв идти. Вот и провожают.

— А это вот всё — что? — обвёл пальцем Боря всю комнату.

Рома скривил лицо, пожал плечами и выдал:

— Клип записываю! На телефон сброшу, чтобы не так скучно служить было.

— Уже призыв? — округлил глаза сантехник.

— А чего тянуть? — ответил Новокуров, хихикнув. — Я же в пограничники иду. Туда, в десантуру и в ракетчики в первую очередь оформляют. Остальных пох… по… остаточному принципу берут!

— Ладно, слушай меня внимательно, — добавил брат и выложил ему план действий на ближайшую жизнь минуты за две. В конце повествования они тихо-мирно помирали с Лесей на одной кровати, взявшись за руки.

— Нихуя себе расклад! — удивился Рома и присел на диван, чтобы переварить информацию, откуда и добавил. — А в чём мой интерес?

— Брату помочь! — повысил голос Боря, который сам для брата сделал за последние месяцы столько, что на дюжину братьев хватило бы.

— Не, ну чё? Поженимся, — кивнул Рома. — Годик поживём. Потом же всегда развесить можно. Так? А раз она год меня подождёт, то и я потом её год… потерплю.

Боря уже хотел начать набирать сообщение, чтобы сразу отправить, как только выйдет наружу. Дело, мол, свершённое. Всё на мази. Но от переписки отвлекла Диана.

Она как раз оделась и теперь, взяв его под руку, вывела в коридор.

— Слушай, Боря. У нас неплохой коллектив сложился. Творческий, — начала она вместо «извини, что растлеваю твою группу». — Но нам реквизита не хватает. Сгоняешь за хуйцами и костюмчиками?

— Нет, — обрубил Боря, снова стараясь вернуться к телефону. — Занят я.

— Ты не можешь сказать сегодня девушке «нет», — хихикнула она, но его лицо было настолько непреклонным, что решила подсластить пилюлю. Тогда она сама достала телефон из джинсов и показала ему скриншот. — Вот. Смотри.

Боря посмотрел на ряд длинных цифр. Вроде бы не такие длинные, но в конце стоит вместо знака обозначения рубля — знак доллара.

— Что это? — не сразу понял Глобальный.

— Как что? Это наши с тобой честно заработанные! — снова захихикала Дина. — Наши фильмы заходят на ресурсах «ТолькоВентиляторы» и «Систерс» в разделе авторское кино. Мы как Эмир Кустурица, только в жанре для взрослых и без ебли куриц. Я в конце месяца всю сумму выведу. Договорилась с человеком с Турции, через которого можно перевести и обналичить. Поедешь со мной в Турцию за наличкой? Я одна стремаюсь.

— Некогда мне, — ответил Боря, но уже не так уверенно. Пришлось добавить очевидное. — У меня загранпаспорта нет.

— Так сделай. Как раз два-три месяца. А в мае и рванём. Там как раз Высокий сезон начнётся. Отдохнём, бабло заберём. Ну и поебёмся всласть… — и Дина расплылась в блаженной улыбке, но тут же посуровела. — … но для дела!

В то же время уже старательно набирал текст для отправки и лишь ответил:

— Так, давай не сейчас. Планы вот какие-то снова, дела. А у меня своих дел ещё разгребать отсюда и до…вечера.

— Боря, да вопросов нет. Делай дела. Я ж не против. Но сегодня Восьмое Марта! — снова напомнила Дина. — А цветов я у тебя не вижу. Так что будь добр, пиздуй за хуйцами, пока не обиделась! Иначе следующий клип группе будет снимать сам Коба.

«Тьфу!» — сплюнул внутренний голос, который про тюльпаны в машине даже не напомнил.

Замотался.

— Ладно, привезу реквизит, — тут же пообещал Глобальный. — Но только то, что найду сразу, без спецзаказов. Ты мне Рому только в чувство приведи. Мне его сегодня ещё сватать вести. Там же и заночует. А если удачно заночует, то со службы сразу к двоих вернётся.

— Двоим? — переспросила Дина, уже разминая челюсть, чтобы сразу пробудить в человеке мужчину, а не мальчика.

— Жене и ляльке! — хмыкнул Боря и как можно скорее откланялся из бомбоубежища, взяв со всех обещание, что завтра здесь не будет никаких посторонних запахов и пятен.

Рабочий график всё-таки. И «Глобальная звукозаписывающая студия» по факту, а не порно-студия имени Глобального, как по ссылке.

«Но кочевряжиться не будем. Если платят долларами, то за донатами можно и в Турцию съездить», — тут же подчеркнул внутренний голос и, гад такой, надавил на больное: «Ты же хотел увидеть море? А тут даже на яхте можно покататься… В аренду!»

Загрузка...