Траурный эндшпиль

Глава сорок четвертая. Сонный паралич

/3 августа 2022 года, Королевство Испания, г. Барселона/

Я лежал и не мог пошевелиться. Я буквально чувствовал, как каждая попытка шевельнуть хоть чем-то вызывало напряжение до вздутия вен на лбу, но всё было тщетно.

Главный вопрос: правая или левая?

Думаю, лучше будет левая.

Не знаю, сколько это заняло времени, но, в результате непрерывной и упорной борьбы, я сумел заставить себя перебороть слабость и пошевелить мизинцем левой руки. Мизинец правой руки, который я пытался напрячь чисто для проформы, был глух к моим усилиям, но левый не подвёл и я испытал от этого неимоверное облегчение.

Медленно, но верно, подёргивание за подёргиванием, я «отвоевал» себе и безымянный палец левой руки.

Как говаривал когда-то великий Мао Цзедун: «Ибу ибу ди хуйдао муди!» что означает «Шаг за шагом мы достигнем цели». (1) За точность цитаты не ручаюсь, но мысль передаёт верно — только непрерывными и упорными стараниями я мог преодолеть этот жестокий паралич…

Но мои усилия были тщетны, ведь отворилась дверь и кто-то вошёл.

— Ферзух эс, — с издевкой в голосе произнёс неблагодарный старичок, которого мы приютили на нашем корабле. — Бисхе ист ес нимандем гелунген…

Я хотел приложить его чем-нибудь отборным, а затем встать и свернуть его куриную шею одним движением, но не смог издать даже сипа.

— Сие кёнен нур айнрайхен, — продолжил старикашка. — Унгехорзам фюрт цум тод.

Ничего не понял, но говорил этот хер Хайнрик с таким превосходством, что только образ Наполеона сможет переплюнуть такое.

Старик начал обшаривать мои шкафы и ящички, после чего наткнулся на бутылку «Арарат Эребуни 70 лет», крайне дорогого купажного коньяка. Мне его вручила бабушка, с повелением распить с особо отличившимися в честь триумфа.

А эта немецкая сука вытащила бутылку из чемоданчика, безжалостно разорвала пластиковую обёртку и буднично выдернула пробку. Понюхав горлышко, немец взял со стола мою чёрную кофейную кружку с белой надписью «BEST BOSS» и налил в неё янтарный напиток. И всё это время с презрением смотрит на меня, будто уже победил. Ну-ну…

Моя левая рука вне поля его зрения, ведь я лежу левым боком к двери, поэтому возвращение контроля над телом продолжается.

— За здоровье! — цинично улыбнулся старик и пригубил напиток.

«У нас так не говорят, мудак…» — подумал я с набирающим обороты гневом.

Почувствовав вкус коньяка, он не сдержался и почти без паузы залпом осушил кружку. Похоже, что опытный алкаш.

— Ир руссишен швайне ферштейт нихт айнмаль, — заговорил старичок, вновь наполняя кружку, — мит вем ир ойхь анлегт… За здоровье!

Он снова приложился к кружке и кхекнул от удовольствия. Скоро ты у меня кхекнешь, сука…

Тем временем, пока немчура стоял у стола и наслаждался МОИМ коньяком, я вернул контроль над левой кистью. Теперь бы вернуть всю руку и мне хватит её одной, чтобы закончить всё это.

Немецкий пенс перевёл взгляд на меня и встрепетнулся.

— Шайсе! — ругнулся он и поковылял ко мне.

«Всё, доигрался…» — подумал я. — «Надо было шевелить рукой более незаметно…»

Но немцу не было до меня особого дела, он испугался маски Наполеона, которая лежала рядом со мной. Подняв с пола, он сразу же попытался сломать её, но потерпел неудачу. Её даже пули не берут, идиот…

Поняв тщетность своих усилий, он бросил её на двуспальную кровать, после чего содрал с моего пояса остальные маски и закинул их в шкаф, а затем сходил за маской Наполеона и закинул её туда же. После этих незамысловатых действий он повернул ключ и выбросил его в приоткрытое окно.

— Их верде дихь иммер нох браухен, ду дрекигер бастард, — доверительным тоном сообщил мне старичок Хайнрик. — Бальд фаррен вир нах Майорка, во ир алле штербен вердет…

Я впервые в жизни почувствовал отдельные мышцы левого плеча, подавшие мозгу жалобный сигнал — впервые их задействуют в отрыве от остальных и это им сильно не понравилось. Но боль бодрила и внушала надежду…

Возможно, на скорость возвращения контроля влияла моя броня, которая весит очень неплохо — но я не специалист по таким вопросам, поэтому не могу судить о пользе или вреде этого факта.

Старик устал стоять и сел в моё кресло, где и продолжил распивать бесценный коньяк. Затем ему захотелось поесть и он прошёл к холодильнику, где хранились мои закуски. По пути он не поленился пнуть меня в правый бок, но это вообще никак не сказалось на мне, ведь эта броня способна удержать даже крупнокалиберную пулю. Но, всё равно, было неприятно. Охамевший старый хер чувствовал абсолютную власть.

Принеся из холодильника банку сардин, он вновь развалился в моём кресле и продолжил с удовольствием пить коньяк, закусывая его аппетитными даже на вид сардинами. И эта сука наслаждалась, но не тем, что пьёт и ест, а тем, что я смотрю на это в яростном бессилии.

«Наслаждайся, шлюхин ты сын, наслаждайся», — подумал я, гася переступающий все ограничительные линии гнев.

Гнев сейчас мешает. Мне нужно сконцентрироваться на ощущении отдельных мышц.

На фоне прозвучал какой-то приглушённый стук, после чего Хайнрих подорвался и покинул мою каюту.

Я остался лежать на полу, в не очень удобной позе, но так даже лучше. Можно не сдерживаться и работать в полную силу.

Час или два я возвращал контроль над мышцами бицепса, но вновь был прерван вернувшимся старичком. Он сходу пнул меня по голове, что не отразилось на моём самочувствии вообще никак: нет нервных сигналов — нет болевых ощущений.

И делал он это не из какой-то особой злобы, а просто потому что мог. Знаю такой тип людей.

Хайнрих смахнул на меня кровь со своих рук, вытер их банным полотенцем, лежащим на табуретке, после чего вернулся к трапезе. Алкаш и психопат, как я вижу…

— Их бин нойгерих, вас волен зи эррайхен? — с вопросительной интонацией произнёс он. — Нун, вас вирд дир дайне линке ханд гейбен?

Прозвучало с долей иронии, но нихрена непонятно.

Продолжаю упорствовать и получаю контроль над трицепсами левой руки, что, по заветам великого Мао, является очередным шагом к моей цели.

— О, я! На здоровье! Ха-ха-ха! — рассмеялся слегка поддатый старый алкаш, после чего потянул в мою сторону кружку. — Айн шлюк?

Не получив никакого ответа, он плеснул часть коньяка в мою сторону, но не попал. Такой результат ему решительно не понравился, поэтому он встал с кресла, подошёл ко мне и налил содержимое кружки мне в лицо, а затем плюнул на меня, но снова не попал.

— Вайтер ферзухен, — ободряющим тоном сказал он, вновь садясь в кресло. — Их бин зер даран интересиерт, вас зи тун верден.

Зажурчала янтарная жидкость, перемещавшаяся из дорогой тары в дешёвую кружку. Мне нравится эта кружка, но, по моему мнению, она недостойна такого напитка. Немчик надругался над великолепным коньяком даже в этом.

С каждой минутой я возвращал всё более полный контроль над левой рукой, а старик добивал бутылку. Он уже выдул полбутылки, что обеспечит ему очень мучительную смерть, когда я займусь им…

Наконец, я почувствовал, что могу уверенно поднять руку.

— Альзо, вас вирст ду тун? — поинтересовался немец, вставший из-за стола и упёрший руки в пояс.

И я поднял руку в его направлении. Он глумливо заулыбался. Эх, а я бы бежал.

Сжимаю руку в кулак и выстреливаю в него ледяной снаряд из кольца Невена. Затем ещё один и ещё один.

С прицельностью были некоторые проблемы, я ведь смотрел на него краем глаза, но и так мне удалось попасть ему в правое колено, а также в живот.

— А-а-а, шайсе!!! — завопил немец. — Майн гот!!! А-а-а!!!

С удовлетворением отмечаю, что правая нога его фактически разделена на две части в районе колена, судя по тому, что нога сложилась вправо.

Из живота его вывалились кишки, под ним быстро растеклись кровь и говно, он продолжал истошно вопить, а я выпустил ещё три ледяных снаряда, но положение лежащего старичка было неудобным, поэтому я лишь зазря пробил обшивку корабля в двух местах.

Ещё ослабло его влияние, поэтому остальные мои мышцы начали оживать и я даже сумел перевернуться на правый бок.

— С-с-сука… — процедил я в гневе.

Делаю сверхусилие, отдалённо напоминающее попытку преодолеть сонный паралич, сковавший моё тело, подтягиваю к себе онемевшие ноги, а затем беру левой своей рукой правую руку и начинаю её тормошить. Ощущения были, будто рука ватная.

Немец стонет на фоне, ноет и ругается на немецком, но мне нет до него дела, видно же, что он небоеспособен — хочу взять эту суку живьём…

Умудряюсь сесть, после чего предпринимаю попытку встать. Немецкий старичок попытался отползти, но первое же движение, как-то коснувшееся его перебитого колена, заставило его взвыть ещё громче и прекратить попытки.

Я же поднялся на свои залихватски пляшущие ноги, сделал ровно два шага, после чего рухнул лицом вперёд. Сука, твою мать…

Вновь накатывает волна слабости, но я на морально-волевых не поддаюсь ей.

С трудом приподнимаю левую руку и выпускаю ледяной снаряд ему в левую ногу. Попадаю в пятку, хотя целился в колено, но и то хлеб. Неизвестной природы воздействие резко слабнет.

Мой оппонент жалобно заскулил, потому что у него уже просто нет сил орать.

Пробую ещё, но третий снаряд пролетает на пару сантиметров выше бедра немца, а затем в кольце заканчиваются заряды.

Хотелось мне сказать что-то веское и пафосное, но не получилось, потому что язык онемел и не желал двигаться. Изо рта у меня почти непрерывно течёт слюна, как у бешеной псины, но мне всё равно. Главное — добраться до стола, где лежит заветная коробочка, на которую не обратил внимания Хайнрик.

Вновь поднимаюсь на ноги, которые снова заплясали, делаю ещё три неуверенных шага, после чего снова начинаю падать, но теперь умудряюсь зацепиться за край стола, что, впрочем, не дало никакого эффекта, ведь сил в руках не было.

Падаю под стол, но не позволяю себе лежать слишком уж долго, как бы ни хотелось полежать и «накопить сил». Вновь опираюсь на обе руки и сразу же встаю, что даётся гораздо легче, чем в прошлый раз. Опираюсь правой рукой на стол и тянусь к коробке.

Плохая идея, ввиду того, что это Урфин Джюс, непроверенный образ, но другого выбора нет.

Я практически валюсь без сил, а ведь ещё непонятно, что может этот сукин сын, которого я не могу завалить голыми руками, по причине слабости. Я и себя кое-как тягаю, но даже обычные движения сильно подрывают мои силы, потому что эта немецкая гнида, несмотря на ранения, продолжает использовать свою непонятную сверхспособность.

Хватаю коробку и опрокидываю её на пол, в надежде, что она перевернётся и откроется.

Но коробка упала и даже не подумала при этом открываться, поэтому я рухнул на правый бок и потянулся к ней правой рукой, чтобы попытать удачу и открыть её.

Пока Хайнрик истекает кровью, я пытаюсь открыть коробку, безуспешно цепляясь пальцами за слишком хорошо подогнанную крышку. Слишком на совесть делали, раньше в ней хранилось какое-то ожерелье, а теперь маска с образом Урфина Джюса, которую я не рисковал надевать слишком надолго и совершенно точно не видел в качестве повседневной маски на поясе.

— Твою… — процедил я раздражённо. — Да!

Неловким движением откидываю крышку и сразу же хватаюсь за маску.

— Шайскёрл… — прохрипел немец, после чего раздался громкий выстрел. Ублюдок попал в дверь, но затем выстрелил ещё четыре раза, причём один раз пуля врезалась мне в спину.

Лихорадочным движением прикладываю маску к лицу и чувствую, как всё резко начинает меняться. Освещение становится чуть ярче, свет из окна становится насыщеннее, тело наполняется физической мощью, а кончики пальцев начинает покалывать, будто от слабых электрических разрядов.

Я спокойно поднимаюсь на ноги и разворачиваюсь.

Хайнрих, поганый старичок, выпучивает глаза в ужасе, он уже знает, что его не ждёт ничего хорошего.

— Нихтс гутес… — пообещал я ему.

— Найн, битте… — взмолился он.

Пинком выбиваю из его руки пистолет, после чего достаю индивидуальный перевязочный пакет, из которого достаю жгуты, коими туго перетягиваю ему раненые конечности. Теперь он не сдохнет так просто…

Дальше я достал пачку сигарет и закурил.

— Теперь-то я с тобою разделаюсь! — произнёс я, глядя на Хайнрика. — За коньяк ты жестоко поплатишься! Но сначала — остальные маски!

Взламываю запертый шкаф и вешаю маски себе на пояс.

— Не пригодятся, но пусть будут рядом! — воскликнул я, поворачиваясь к старику.

Беру его за ворот и волоку на выход.

Он непрерывно вопит, ведь его нога неотрывно касается пола, вызывая незабываемые ощущения. Но это ерунда на фоне того, что я скоро с ним сделаю.

Ступеньки на палубу были самой лучшей частью, в ходе которой старичок несколько раз терял сознание.

Оставив ублюдка у фок-мачты, я проверил состояние двоих бойцов, лежавших у канатной бухты. Мертвы. Эта сука заколола их ножом.

— Айн, цвай — полицай… — притащил я к фок-мачте асбестовое одеяло. — Драй, фир — официр…

— Найн, битте… — нашёл в себе силы взмолиться Хайнрик.

— Надо, — отрезал я. — Сейчас развлечёмся, дуболом…

В этот момент, мне в голову пришла одна великолепная идея.

Я быстро сбегал к носовой части, где у нас располагались запасы древесины, укрытые прорезиненным брезентом. Вытаскиваю оттуда нужное количество деревяшек и приношу их к Хайнрику. Усаживаюсь рядом, ободряюще киваю ему и достаю нож.

Работёнка предстоит несложная, я ведь знаю, как правильно…

Минут за десять вырезаю основу, после чего иду за дополнительными досками и ветками и вновь возвращаюсь к работе.

Через полчаса изделие было готово. Оно представляло собой прототип деревянного экзоскелета, который только и осталось, что оживить.

Надрезаю бедро Хайнриха и пропитываю его кровью ветошь из подсумка. Далее я обмазываю кровью некоторые части заготовки, после чего хватаюсь руками и начинаю очень сильно хотеть, чтобы этот конструкт ожил. Да, это вот так и работает, если мои ощущения верны. Магия — это всегда о кристально точно выраженном желании.

Наконец, я ощутил, как из моих рук исходят какие-то эманации, которые передаются паршивой древесине, которая должна была пойти на растопку.

— Вот так! — удовлетворённо воскликнул я.

Деревянный экзоскелет рваными механическими движениями поднялся на обе ноги и замер.

— Теперь самое лучшее! — воскликнул я и сбегал за гвоздями.

Гвозди лежали в мастерской, что находилась рядом с камбузом. Там же я взял и молоток с пассатижами.

Вернувшись к ожидавшим меня Хайнрику и экзоскелету, беру первого и помещаю во второго. Скотчем закрепляю старичка, после чего укладываю всю полученную конструкцию на палубу и начинаю забивать гвозди в ноги и руки своей жертвы, но не просто так, а через древесину экзоскелета. Хайнрик окончательно сорвал голос и теперь просто сипел.

— Побереги силы, дуболом! — посоветовал я ему. — Теперь ты будешь страдать во славу мою! И послужишь примером для остальных! А теперь встань!

Затрещала древесина, Хайнрик выпучил глаза и открыл рот, из которого раздались только протяжные и отчаянные всхлипы.

— Так-так-так! — упёр я руки в пояс. — Никому лучше не связываться со мной! А теперь мне нужно пробудить остальных мясных дуболомов… Или же лучше сделать новых⁈

Вопрос заставил меня озадачиться, но я почувствовал, что что-то идёт не так.

Сразу же в этот момент я ощутил живейшее сопротивление строптивой маски, которая желала обладать всей полнотой власти и свободой. Это испытание было даже сложнее, чем то, которому я подвергся по вине немца, но оно не продлилось долго, ведь у меня достаточно воли, чтобы перебороть такую жалкую хреновину.

К тому же, надо прояснить момент с Зелом. Когда я посвящу ему алтарь, можно будет усилить маску с образом Урфина Джюса, избавившись от искажения и наделив её какой-нибудь новой силой. Больше силы — больше власти.

Образ резко снизил накал ментального давления, это ощущалось как освобождение от захвата шеи, я потянулся к маске и легко снял её.

— Так и знал, что с ними можно договариваться, — удовлетворённо изрёк я. — Эй, эм… дуболом! Следуй за мной.

Деревянный экзоскелет заскрипел и потащил ещё живого и находящегося в сознании Хайнрика вслед за мной.

Я же побежал искать Шув и остальных ребят. По дороге видел несколько лежащих в коридорах людей, но из-за маски мне не было до них никакого дела. Теперь есть.

Шув обнаружилась в камбузе, где лежала за кухонными тумбами, разграничивающими камбуз и кубрик.

— Ты в порядке? — спросил я её.

Она лишь двигала активно глазами и подёргивала нижней губой.

Поднимаю её на руки и несу в спальню. За спиной моей хрипит активно двигающийся Хайнрик, заляпывающий пол своей кровью. Наверное, это жуткая картина.

Бережно укладываю Шув на постель и поворачиваю её на бок.

Возвращаюсь в коридор и пытаюсь потормошить бойцов, валяющихся кулями кто где. Получается не очень, потому что эта сука надёжно приложила их своей сверхспособностью, за что расплачивается прямо сейчас.

Но мне нужен Роман, владеющий немецким языком, чтобы разговорить эту вероломную тварь и узнать, как избавиться от этого воздействия.

Нахожу Романа в трюме, рядом с оружейкой.

— Вставай, — сказал я ему и вдруг почувствовал лёгкую слабость.

Разворачиваюсь и от души бью Хайнрику прямо в его искажённую болью морду. Значит, сука, притерпелся к боли и начал концентрироваться на своей способности… Ну-ну.

На всякий случай, херачу его по морде ещё пару раз, после чего поднимаю на ноги экзоскелета. В результате падения вывалившийся кишечник намотался на одну из деревянных ног, но так даже лучше — скоро он натянется и начнёт причинять старикашке максимум боли.

Рывком поднимаю застывшего Романа и начинаю бить пощёчинами по его лицу. Безрезультатно.

Несу Романа в камбуз, где вытаскиваю из холодильника ледяную минералку и начинаю поливать парализованного бедолагу водой.

Это возымело какой-то эффект, ведь Роман начал моргать и морщиться.

— Быстрее! — потребовал я. — Я очень хочу поговорить с этим старым педерастом!

Вот даже как-то не задумались над тем, что надо будет разговаривать с неанглоязычными иностранцами. Я-то думал, что тут вообще все вымерли поголовно, в ходе последствий ядерных ударов, но оказалось, что выжило очень много всяких мудаков. В тяжёлые времена, на краткосрочную перспективу, всегда выживают именно мудаки. Лично выгодно быть мудаком, если происходит что-то плохое, но на долгосрочную перспективу это губительная тактика.

Община — это самая устойчивая форма существования человечества, самая дремучая и самая древняя. Древнее общины только первобытное человеческое стадо. В общине все действуют с учётом интересов окружающих, не потому что все такие хорошие и добрые альтруисты, а потому что иначе община не выживет.

Даже если в общине будут появляться мудаки, пройдёт время и их постепенно «отменят», как до недавних пор любили делать у наших «уважаемых партнёров». «Культ отмены» — это очень древнее явление, берущее начало даже не в Древнем Риме, а с зари истории человечества.

У древних римлян была процедура «Damnatio memoriae», когда очень нехорошего человека «отменяли» посмертно, когда он уже не мог с этим ничего поделать. Но аналоги этого были и других народов, а вообще эта процедура взялась не с пустого места — она исходит из сути общины.

Тот, кто признан общиной мудаком, точно не будет желанным гостем торжеств, при дележе общинного урожая ему попытаются дать меньше, от мытарей его никто покрывать не будет и во время набора рекрутов многие скажут, что у этого мудака есть три сына, и он сейчас прячет их на делянке в паре километров.

Это, необязательно справедливое, общественное мнение позволяет выделять вредных или неполезных для общины индивидов, которым только и остаётся либо побыстрее задобрить всех, либо свалить с участка на новую территорию, от которой непонятно чего ждать.

Собственно, если в Коммуне формируется полноценная государственная власть, сохранённая благодаря тому, что моя бабуля сумела перехватить власть уходящих военных и присвоить её, чтобы зарождающаяся Коммуна смогла пережить самый тяжёлый период, то у других будет иначе.

Профессор Побожий как-то сказал мне, что многие относительно спокойные и пригодные для жизни места, преимущественно в сельской местности, станут источником генерации классических общин. Это сейчас есть возможность для существования «чистых» боевиков, то есть тех, кто ест за счёт трофеев с тел врагов и мародёрки, а вот когда всё будет разграблено и выедено, настанет период, когда надо будет каждый день кушать за счёт чего-то другого.

Тогда многие суперы и развитые обычные люди сами осядут на землю и начнут её обрабатывать, а чтобы это было более безопасно, сколотят крупные группы по интересам. Кто-то пойдёт по пути рабовладельчества, скорее всего, большинство, но оно менее продуктивно, ведь за рабами надо пристально следить, а это скучно, поэтому гораздо выгоднее будет обрабатывать землю семьёй.

Техника, скорее всего, не сохранится, поэтому с каждым поколением инструменты начнут становиться всё примитивнее и примитивнее, пока не опустятся до уровня Ренессанса или раннего Нового времени…

Размышляю над этим и продолжаю хлестать Романа пощёчинами и поливать его ледяной водой.

На чём я остановился? Ах, да, общины…

Короче, рабовладельчеством наше разрозненное общество, в основном, переболеет, сохранив лишь незначительные его признаки, а потом всё скатится к наиболее устойчивой форме общественного устройства — к сельской общине.

А дальше всё пойдёт по уже известному мне сценарию — общины начнут покоряться самыми отбитыми и жестокими ублюдками, начнут объединяться в маленькие общественные союзы и так вплоть до первых полноценных государств.

Кто первым сумеет сформировать обширное государство, тот и получит затем всю власть, ведь с самой большой и самой сильной рыбой в океане будет просто некому конкурировать.

Суперы на эти естественные процессы не повлияют, а лишь добавят им больше динамики…

— А-а-а… — издал Роман первый звук.

— Говорить можешь⁈ — сразу же взял я его за ворот. — Переводить можешь⁈

— Могу… — ответил он.

— Переводи! — потребовал я. — Быстрее, пока он не сдох!

Хайнрик уже посерел кожей, видно, что ему осталось недолго, поэтому надо поторопиться с допросом.

— Давай… — проморгался Роман.

— Как избавиться от паралича? — спросил я у немца, а Роман перевёл.

— Он говорит, что это само пройдёт, постепенно, — перевёл он мне ответ. — Просит пощады, говорит, что может быть полезен.

— Нахрена он устроил всё это? — спросил я.

— Говорит, что ты взял его с какой-то целью, — ответил Роман. — Он боялся, что мы сожжём его, как тех негров.

— Ложь! — отрезал я и надавил на один из гвоздей.

Хайнрик захрипел, после чего медленно замотал головой.

— Говорит, что он всегда так делал, — перевёл Роман. — На остров приходили всякие, грабили его землю, как остальные. А ещё он хотел попасть на Майорку, где можно было встретить старость.

— Я тебе не обещаю Майорку, — усмехнулся я. — Но обещаю местечко погорячее…

— Всё? — спросил Роман, держащийся только на моей руке, сжимающей его воротник.

— Всё, — ответил я, усаживая Романа к коридорной стенке. — Это всё, что я хотел знать. Дуболом, за мной!

Хайнрик начал что-то говорить.

— Что он там пролепетал? — спросил я.

— Говорит, что это всё Зандменьшен, — ответил Роман. — «Дрёма» или «Песочный человек» — это из германского фольклёра. Утверждает, что не виноват.

— Ага, Рафик не уиноуат, ха-ха, — усмехнулся я. — Дуболом, не отставай!

Поднимаюсь на палубу, где веду Хайнрика к асбестовому одеялу.

— Дуболом, вставай по центру, — приказал я. — Сейчас остальные принесу!

Приношу асбестовые покрывала, укладываю их вокруг, после чего занимаюсь дровами. Делаю грандиозный костёр, потому что большому мудаку и костёр нужен большой…

— На-а-айн… — жалобно просипел старик.

Надеваю маску Тесея.

— Тебе жертвую, Бия! — воскликнул я и поднёс к костру раскалённый топор.

Вспыхивает чёрное пламя, быстро поглощающее Хайнрика и обращающее его в чёрный пепел, который тут же сдувается порывом ветра. Вот так и будет с каждой мразью, с каждой подколодной змеёй…

— Молодец, — произнесла прямо у меня в ушах Бия. — Я не сомневалась, что ты пройдёшь это испытание.

— Это было испытание⁈ — воскликнул я, полностью сконцентрировавшись на этом разговоре. — Вы это спланировали⁈

— Нет, мы этого не планировали, — ответила богиня насилия. — Но, да, мы знали, что так и будет. Благодаря мамуле. Она не говорила мне, что ты его обязательно пройдёшь, но заранее знала итог.

Вот же… Давай вот так эпические сферы с «Провидением» всяким богиням…

— Почему не предупредили⁈ — возмутился я.

— А должны были? — с усмешкой спросила Бия. — Как мы могли окончательно удостовериться в том, что ты — именно тот верный, который спасёт эту реальность? Теперь мы удостоверились.

— Всё равно, это было очень некрасиво, — покачал я головой.

— По человеческим меркам — возможно, — не стала спорить Бия. — Но не по божественным. Тебе сильно повезло, что мы ещё не вышли в полную силу. Тот же Зевс…

— Чем вы лучше Сатаны? — спросил я.

— Мы никогда не говорили, что мы лучше, чем он, — произнесла богиня насилия и мощи. — Ты сам это себе придумал.

— И что теперь? — поинтересовался я, внутренне признавая её правоту.

Я сам себе придумал этот образ благородных и добрых богов, которые противостоят злому и страшному Сатане. Фильмы и сериалы о древнегреческих богах создали особое представление о них, а ведь оно не обязано было иметь ничего общего с объективной реальностью.

— Приводи свою команду в порядок, восстанавливай ущерб, а завтра к тебе прилетит посланник, который даст тебе то, чего ты хочешь, — ответила Бия. — И я благодарю тебя, мой верный, за столь щедрый дар. Этот супер был по-особому силён и опытен. Мне нравится то, что я получила.

— Ага… — ответил я и пошёл собирать свою команду.

Примечания:

1 — Цитата Мао — Мао сказал: «Yībù yībù jiù kěyǐ shíxiàn mùbiāo», что означает «Шаг за шагом можно достичь цели», а Дмитрий говорит «Yībù yībù de huì dào mùde», что означает «Шаг за шагом мы достигнем цели».