– Так! Но если она сюда к нам направилась, то… зачем? Ее опознать здесь – раз плюнуть! А, товарищ капитан?
– Степа! – интонацией отмахнулся Гуртовой, без сопливых обойдемся. – Сердюков, какие-нибудь документы в общежитии остались?
– Не! Говорю же… то есть Клямина говорит: съехала. Приходила, да, собралась и съехала. Там уже заселили.
– Съехала, съехала. Кто?
– Ким…
– Ким, Ким… Которая?! Во-во, То две, то ни одной! Про женщину выяснил?
– А как же. Зоя Лапиньш. Это которая в кабаке ногами дрыгает. И в окно сиськами трясет.
– Сердюко-ов…
– Да я-то что! Соседи ее нам уже сигнализировали-сигнализировали, а что делать: она в своей квартире – хозяин-барин. Я-то что?!
– Товарищ капитан… – самовозгорелся Степа. – А если ее…
– Степа! – Не до тебя, Степа! Думать надо, просчитывать, разобраться бы. – Сердюков, надо бы с ней…
– Да я-то что! Я и звонил, и повестку посылал, и сам ходил. Она как раз напротив Теремка – ну да, как же, иначе б чего б ей… Ну-тк, не отзывается никто. Может, уехала куда? К матери там… к ребенку?.. Два раза ходил. Я-то что?!
– В каком кабаке она… м-м?..
– О! Товарищ капитан! Это же «Восток»! Ее же можно там…
– Степа! – Вот только Степу не спросили!
– Если в общежитие приходила Анна Ким, то где Яна Ким? – подключился кто-то из коллег.
– Черт их разберет! А травма у Зарубина характерная. Дай-ка заключение экспертизы. Ну! Вот…
Сидят коллеги-сотрудники в районном управлении, колдуют над версиями-вариантами.
– Она-то? Ким-старшая? Она может. Тот же Климов…
– Какой Климов?
Не мешай, малой! Старшие совещаются. Тот самый Климов. Павел Климов. Покойный. Травма, несовместимая с жизнью. На тренировке в спорткомплексе. Сам – из команды Гуреева-Боди. Дрянь порядочная, но смерть есть смерть. И убийство есть убийство, пусть и по неосторожности.
– В случае с Зарубиным о неосторожности и речи нет.
– О чем и речь, о чем и речь… М-да. С заранее обдуманными намерениями? А за что? Если – она, то ей бы – тише воды, ниже травы.
– Кто она? Ким? А которая?
– Степа!
– Товарищ капитан, можно ведь по отпечаткам. Отпечатки ведь у них разные!
– Вот только тебя не спросили!
Отпечатки-то разные, только чтобы их снять, нужна хоть одна из сестер. А они обе канули, как сквозь землю.
Если в общежитие приходила Анна Ким, то понятно, почему она там не осталась, до поры можно выдавать себя за сестру – опыт цирковых выкрутасов с челночными пересылками «дури»… но лишь до той поры, пока пальчики не снимут (ишь, малой Степа, ишь, Евсеев! Поперек батьки! Небось головы у старших по званию тоже варят!).
– Нам бы хоть одну из них!
– Где?..
А действительно, где может быть, где может скрываться столь приметная (приметные) фигура (фигурки!).
Стасик Ли прибрал в зале, «блины» сложил в столбик, все и всяческие снаряды привел в порядок, протер. Пуст зал. Как тогда…
… когда: он и покойный Паша Климов (но еще не покойный тогда). Стасик Ли предпочитает индивидуальные тренировки. Это же только тренировка была тогда. Разве Стасик виноват, что Паша Климов был столь неловок, что Паша Климов заработал смертельный удар?! Да и не был удар таким уж смертельным – случайность, чистая случайность. И – никого! Только эта… конкурентка, чтоб ее черти унесли, в душевой.
Стасик и запаниковал тогда. И – сразу к телефону. Нет, не в милицию. Посадят! А кому звонить, чтобы не посадили? Чтобы защитили. Конечно! Ну, конечно! Юрия! Юрий Аврумович!
– Юрий Аврумович!
Сбивчиво, бестолково бормотал в трубку, опасливо озираясь то на дверь зала, где – бездыханный Паша Климов (дрянь человек, но…), то на дверь душевой, откуда с минуты на секунду может появиться эта… конкурентка, чтоб ее черти унесли! Свидетельница!
А кто сказал, что – свидетельница? Кто сказал, что – только свидетельница? Что – не она Пашу Климова обработала?
– Да, Юрий Аврумович. Понял, Юрий Аврумович.
На цыпочках, на цыпочках и – чтоб духу не было.
Не было, не было. Чилингаров Ю. А. засвидетельствует: Стасик Ли именно тогда находился именно не там.
Пашу Климова не вернуть, а Стасик Ли еще очень даже может пригодиться, Стасик Ли теперь на привязи – на крепкой, на неразрывной. Поводок.
Вот и получилось… Пустой зал. Труп. И – Анна Ким.
Признаете себя виновной?
Брызжущий душ в кабинке спорткомплекса.
Бесформенная туша на татами.
Пар. Лицо под водой – лицо папы-динамы, папы- тренера.
Скользко, мыло, кафель.
– Да.
Грех требует искупления. Рано или поздно.
Это не покорность судьбе, не осознание бессмысленности попыток отрицать и требовать справедливости.
Что есть справедливость? И когда?
Брызжущий душ. Туша на татами.
Папа-динама в гостиничной ванне.
– Да.
И пусть сам папа-динама «гроша выеденного не стоит», но – виновна. В убийстве. Том ли, этом ли…
Сказки все: про преступника, вечно возвращающегося на место преступления. И – где может объявиться беглая Ким?
(ПРИ ЗАДЕРЖАНИИ СОБЛЮДАТЬ ОСОБУЮ ОСТОРОЖНОСТЬ.)
Да, правильно. Стасик Ли, обходя напоследок свои спортвладения, проверочно открыл дверь в тренерскую, а там…
Она!
И нет необходимости внезапно брать навороченного сэмпая в мертвый захват, демонстрируя превосходство и страхуясь от непроизвольной защиты. Превосходство – прежде всего психологическое. Как-никак: живешь-существуешь с двойным грехом на душе – убил, пусть и непреднамеренно, но еще и подставил вместо себя… конкурентку (и уже вполне намеренно и умышленно). А она – вот она. И палец к губам, тихо.
Конечно, тихо! Он никому ничего. Он все сделает. Он, если ей надо, предоставит убежище – тут же, в коридорно-кабинетных недрах спорткомплекса. Он никуда не побежит докладываться. Некуда!
В милицию? Как же! Если эта Ким объявилась, то не просто так. И глаза у нее теперь совсем не те, что были на суде. Теперь она сдаст Стасика Ли с потрохами.
Да кто ей поверит?!
Но все равно! Это же опять все сначала. Только- только Стасик стабилизировался, только-только все вошло в свою колею, и – опя-а-ать…
Но и колея своя – сковывает: ни на шаг в сторону, на привязи, на поводке у Баскакова и компании. К ним, что ли, Стасик побежит докладываться?!
А-а, пусть все идет как идет! По течению! Он, Стасик Ли, никому ничего…