У чёрта на куличках

20 ноября 1988 года, утро

Даже спустя пару часов после того, как вся семья была поднята ночным криком боли, Григорий крутил эту картину перед глазами снова и снова. Он продолжал смеяться, не стыдясь, не пытаясь прикрыть это грубое оскорбление прямо в лицо сына.

– Как так можно было учудить?! Прямо в глаз! – давясь смехом и едой продолжал Григорий. Очередной отвратительный звук из его пасти.

Правый глаз Серёжи промыли водой и… и ничего. Медикаментов не было, трав или настоек тоже, всего лишь вата из одеяла и какой-то ремень. Теперь же будущий выпускник кадетского училища походил на ветерана Первой Мировой.

– Ну брось, Гриша, бывает же так. Просто уголь лопнул, и прямо в глаз…

– Зачем этот идиот смотрел ночью в печь? Он бы ещё туда с головой залез!

Мать никак не ответила на замечание мужа, и всего лишь ласково погладила сына по голове. Он был немногословен, ещё больше немногословен чем обычно. Его сейчас не тянуло на общение с семьёй, особенно с матерью. Да, она предала его, хоть и не знала об этом.

Вера сидела за столом и уплетала хлеб с сыром. Ночной вопль разбудил её и вогнал в слёзы. Бедную девочку сковала паническая атака – она снова думала, что в семье вспыхнула ссора. Смех отца в тот момент только ухудшал положение. Когда она успокоилась, всё вокруг утихло.

Сильная боль прошла быстро, и это точно был не уголь. Это больше походило на то, словно чем-то ткнули прямо в глаз, словно пальцем.

Когда ночью зажгли свечи, а Серёжа катался по полу, его лицо слегка было запачкано кровью, но без серьёзных повреждений. Возможно, пару дней ещё поноет, а там и всё залечится.

– Теперь твой брат пират, Вера, – говорил отец дочери, пока приступы смеха уходили в недалёкое затишье.

– Пираты весёлые, а он всё дуется…

– А может, сделаем его двойным пиратом, а? – Григорий помахал перед лицом дочки вилкой, намекая на то, что Серёже стоит выколоть второй глаз. – Авось так станет веселее.

Девочка о чём-то задумалась и замотала головой. Да… с таким воспитанием ей придётся не сладко.

Серёжа проглотил обиду, раз, наверное, в тысячный. Хоть он и стал временно слеп на один глаз, в отце он видел придурка и нелюди как никогда раньше.

Завтрак закончился, и вся семья принялась собираться на работу. Хоть вчерашний осмотр и создал призрачное представление того, какие работы ждут Беговых. Оставалось только найти то, чем можно будет работать и составить поверхностный план.

– Интересно, эти олухи и дальше будут нас кормить и греть у себя, пока мы занимаемся этой чушью? – спросил отец вслух, когда все одевались на улицу.

На часах возможно было семь утра, или восемь, или все девять. Неважно. Серёжа только помнил, что он очень долго не мог уснуть, наверное, всю ночь, удар в глаз и всеобщее пробуждение. Он осторожно почесал повязку. Нет, это однозначно был не уголь – в печи что-то сидело.

Ранее утро, возможно даже слишком ранее, встретило недавно прибывших холодным ветром. Никто не сопротивлялся воле Григория и его убеждениям, что нужно работать, и работать нужно всем.

Сейчас Неясыть выглядело как-то иначе, возможно это была игра света и ракурса, но некоторые избы показались куда лучше прежнего.

Когда Серёжа отстал от членов семьи, он оглядел это мертвое село, представляя, что в сегодняшний день, когда у него не вышло сомкнуть глаз и на минуту, всё будет очень тяжело и неприятно.

Очень быстро все вернулись к знакомой избе, что говорило о том, что им хоть и немножко, но удалось привыкнуть к местными видам и маршрутам.

Григорий помнил только большую и уродливую во всех представлениях избу, а то, что было рядом с ней – вообще ни капельки. Когда в его голове были надежды на сарай или подвал (некоторые городские не могли представить себе жизнь без подвала, а подполье казалось чем-то выдуманным и недееспособным), его надежды столкнулись с плачевной реальностью – у старушки не было ни сарая, ни какой-либо пристройки. На земельном участке, который можно было продать вместе с избой, находилась только сама изба.

– Карга даже после смерти любит поглумиться, – вырвалось у отца, и он сразу принялся курить. Его сыну так и не удалось понять, помогали ли сигареты или наоборот разжигали ненависть и раздражительность…

– Сука, – продолжил он, – надо подумать… Серёжа, найди инструменты, иначе мы без них ничего не сделаем и застрянем здесь, или, оставим тебя, чтоб ты всем и занялся, если не сможешь сейчас нас обеспечить! Я заново всё осмотрю и прикину план.

– А мы, папа? – спросила Вера, приблизившись и подёргав отцовское пальто за подол. – Я тоже хочу помогать. И мама.

– Хм, можете спросить у соседей, как те проснутся и выйдут, где и какая была земля у старухи. Если мы будем продавать это место, – а мы будем, – нужно будет хорошо подготовиться. Парочка денежных мешков не откажется от «Коттеджа в паре сотен километров от большого города, с крупным земельным участком»… Да, с этого точно что-то выйдет.

Серёжа проследил за тем, как все члены семьи скрылись в избе, поскольку снаружи было слишком холодно чтобы оставаться там надолго, в добавок было ещё слишком рано. Но подобная щедрость не распространялась на него, как и всегда…

Молодой кадет отошёл от обветшалого здания, которое за ночь стало чуть более отвратительным и чахлым, и пошёл вглубь села. Какие нужны инструменты и где их брать – загадка, но она мало заботила парня, поскольку он нашёл отличный способ уйти от всех прочь и заняться тем, что он любил и умел делать больше всего – размышлять в полном одиночестве.

Найти где попало бесхозные инструменты казалось чем-то нереальным, как и то, что найдётся добрый самаритянин, что поделится с незнакомцами своим добром. Да, местные уже это провернули с едой, но у любого здравого человека был предел доброты.

Домов словно стало больше, что не до конца успел заметить Серёжа в прошлый день, и некоторые из них выглядели совсем необитаемыми, – смотря на эти памятники истории, то и дело можно было разглядеть ту или иную деталь, которая так и намекала, что здесь нет никого. Разбитые окна, высаженная с петель двери, огромные дыры в крышах или обвалившиеся углы. Если смотреть именно на избы и их состояния, то жителей в селе могло быть около одиннадцати, но реальных цифр парень не знал, и что-то ему подсказывало, что не захочется знать.

Миновав ещё несколько халуп, он остановился. Его внимание привлёк странный звук, доносящийся из одной из брошенных изб. Он походил на резкое и прерывистое дыхание, но не напоминал что-то конкретное и знакомое.

Дверь висела на одной ржавой петле, из окна торчало толстое бревно, а внутри был виден ковёр белоснежного снега. Снег. Почему-то только сейчас Серёжа обратил внимание на то, что в Неясыти не было снега. Совсем. Будто только и подтверждая свою отречённость от всего мира, село даже не позволяло природе командовать погодными условиями. Ни сантиметра белых хлопьев не было на улице. С самого прихода Беговых. И это не казалось странным. Странным было только то, что снег был внутри избы, хоть и брошенной, но избы.

Он подошёл поближе и остановился на пороге, в паре шагов от белоснежного ковра. Это определённо было неправильно, ведь не могло деревянное строение работать как морозилка… А чьё-то тяжёлое дыхание, в котором уже сложно было сомневаться, доносилось как раз изнутри.

Серёжа все же решился на то, чтобы сделать шаг вперёд, и снег под его ногами приятно захрустел. Дыхание резко прекратилось, а парень остановился, скованный неприятным ощущением, что он нарушил чей-то покой и ворвался на частную территорию. То и дело он ожидал, что кто-то выйдет из тёмного угла и начнёт прогонять незнакомца, но ни чуда, ни кошмара не случилось. Тишина продолжала висеть в воздухе.

Ещё парой шагов он дошёл до конца сеней, вторая дверь которой также была снесена напрочь, и в отличии от первой, вовсе отсутствовала поблизости. Внутри были и личные вещи бывших хозяев, что было странным. «Может, Григорий прав, и бабушка действительно была сумасшедшей, если у неё дома не было ничего? – подумал он. – А может, нас и вовсе обманули, и это был не её дом, а чей-то чужой».

Закончив подбадривать себя мыслями, он продолжил изучение избы. В голове даже появилась мысль обчистить это место, чтобы можно было украсить избу бабушки Жданы, но зачем это лично ему, может он просто хочет покрасоваться перед отцом, возвыситься над ним? В его голове не было ни капельки представления, что его отношение с Григорием были хоть на чуть-чуть похожие на обычные отношения отца и сына, за которыми он часто наблюдал в детском саду или средней школе. Это был совершенно чужой человек, от него тошнило, бросало в жар, хотелось сделать что-нибудь броское, ужасное, отвратительное, лишь бы избавиться от него и никогда больше не видеть. И даже если Серёже удастся помочь Григорию в его плане по ремонту и облагораживанию избы, пропасть между ними ни за что не станет меньше. В этом было невозможно не сомневаться.

Наконец-то придя к выводу, что любые попытки помочь отцу окажутся тщетными, Серёжа осознал, что уже стоит в жилой комнате. И кроме него внутри был кто-то ещё. В центре, лёжа прямо на заснеженном полу, находился огромный комок из чёрной шерсти, который тяжело дышал. Непонятное существо напоминало собаку, но ничего в её фигуре нельзя было разглядеть, ни лап, ни морды, всего лишь чёрный, дышащий комок вонючей шерсти.

– Ты живой?.. – тихо спросил Серёжа, точно собака могла ответить на вопрос.

– Жи-ав, – раздался неожиданный ответ. Это был то ли тихий и озлобленный лай, то ли попытка отхаркнуть слизь из горла.

Парню показалось, что пёс умирал. Ему хотелось разом и помочь, и уйти. Серёжа ничего не знал о ветеринарии, и единственное, что он мог сделать для пса, так это согреть его и утешить, но трясущиеся колени не позволяли подойти ближе.

– Нехорошо обворовывать мёртвых, – раздался голос извне. Парень поспешил выбраться наружу, поскольку почувствовал себя пойманным за страшным преступлением – лицезрением смерти, но никак не кражи.

На улице стоял Бражник, и на этот раз он не выглядел весёлым и загадочным. Он с какой-то осторожностью и любопытством рассматривал внутреннее убранство заброшенной избы, остановившись прямо перед входом.

– Я ничего не трогал, просто увидел снег и удивился!.. – попытался объясниться Серёжа, но остановился, продемонстрировав нервозность и неряшество совсем маленького шкодника.

– Я помню это, и людей, что здесь жили. Лет тридцать прошло, как здесь никого нет, только ветер. Знаешь, что мёртвые часто приходят в собственные дома, чтобы посмотреть на те вещи, которые хоть что-то значили для них?

– Нет, впервые слышу.

– Бывают такие индивиды. Не все, конечно, но есть…

– Я не верю в подобное, – резко прервал его Серёжа.

– В какое «подобное»? – Бражник не особо выглядел довольным, когда его грубо оборвали, но вскоре на лицо вернулась знакомая ехидная улыбка.

– В мистику.

– В мистику… А почему не веришь? Такому вас учат в кадетском?

– Есть наука и учёные, они объясняют всё или находят объяснения. Весь мир взаимосвязан, он имеет логику и закономерности, а мы всего лишь изучаем его.

– Умная мысль… Но это говоришь ты, или, кто-то другой, такой же разумный как и ты, – если не более, – скажет что-то схожее. То, что ты говоришь про логику и закономерности говорит и о том, что не везде будут они прослеживаться, пока их не увидят, – достаточно удивительная демагогия от такого человека.

– Но всё же найдут, – начал спорить Серёжа. Ему даже понравилось, что из Бражника выходит вполне интересный собеседник. Возможно, если бы не бросающийся в глаза отвратительный вид, из него мог бы выйти превосходный оратор. А также в глаза бросалось и то, что для своих лет и места жительства, этот человек был дьявольски умён. – Откуда вы знаете, что я кадет? Никто из моей семьи вслух не упоминал этого.

– Можно получить те знания, которые вам позволяют получить, молодой человек, и это не означает, что что-то до сих пор может прятаться на виду, даже если и живёт бок о бок с человеком с самого его рождения. А про кадетский корпус не бойся, я всего лишь маленький и любознательный мышонок, сижу и умничаю у себя в углу, грызя зёрнышки… От тебя несёт коммунизмом и военной выдержкой за милю, а таких фанатичных детишек держат только в одном месте.

У Серёжа нервный ком застрял в горле. Он совершенно не знал человека перед собой, который на самом деле мог оказаться шпионом. Точной причины резко возникшего страха он не смог бы назвать, но то, как Бражник заговорил о кадетах и коммунизме, вынудили его по-новому открыться перед молодым гостем села. Он всё же не нашёл что ответить, и как можно было бы продолжить тему разговора.

– Там внутри собака. Она, похоже, умирает.

– И ты пришёл посмотреть?

– Я хотел помочь…

– Ты ветеринар?

– Нет.

– И чем же тогда ты хотел помочь? – хмыкнув, спросил Бражник. Ехидная улыбка на лице вернулась назад, почти разделив его на две части.

– Не знаю… Не хотелось бы, чтобы живое существо умирало в одиночестве.

– Честные кадеты и благородные дети, как всегда… – Бражник прошёл мимо Серёжи и углубился в избу.

Когда Серёжа вышел на встречу к Бражнику, тяжёлое дыхание стало тише, чем в первый раз, и сейчас оно исчезло полностью. Парень бы подумал, что пьяница добил бедняжку, но тогда он бы расслышал хоть что-нибудь, но не полную тишину.

– Да, такое бывает, но не особо часто, – сказал мужчина, вернувшись на крыльцо к парню. – Был собой, теперь такой.

«Мёртвый?».

– Ночью от него уже ничего не останется. Не волнуйся – я позабочусь об этом. И, тебя это может заинтересовать: ты не местный, а значит, тебе может приглянуться компания твоего возраста. У меня есть кое-кто на слуху, и я расскажу ему о тебе.

– Я не собирался заводить здесь новых знакомств.

– Ого, кадет, говорящий благородством и честностью человек, отказывается от общения с деревенским?! Да, понимаю: мы низший класс, и нас не только нужно остерегаться, но и рас…

– Я не об этом!

– Тогда тебе понравится.

– Я не уверен… – сказал парень, наконец-то отойдя от избы. Внутри было куда холоднее, чем снаружи, и, скорее всего, именно из-за этого снег всё ещё оставался на месте.

– Если тебе итак весело, а не приходится скучать или с родителями, или с малой сестрой, то пускай. Как говорится: «хозяин – барин».

Серёжа пошёл вглубь единственной улицы, продолжая осмотр местности. Для него не стало удивлением, что Бражник засеменил следом, но продолжал молчать, точно готовясь как истинный гид моментально ответить на любой вопрос. Через две минуты они подошли к огромному камню. Великан был чёрного цвета, и небольшая его часть была украшена старыми трещинами и засечками.

От тишины молодого кадета тошнило, особенно когда рядом кто-то постоянно шёл. Это походило на слежку.

– У вас есть какие-нибудь достопримечательности?

– Достопримечательности?

– Да, какое-нибудь интересное и необычное место, которое можно назвать удивительным и похвастаться гостям.

– Я знаю, что такое «достопримечательность»… А ты как думаешь, в захолустном селе могут быть достопримечательности?

– Нет?..

– А у нас есть! – Бражник выпалил это так резко, что парня дёрнуло от неожиданности. Мужчина смотрел на собеседника и широко улыбался. – Вот этот камень, к примеру, а ещё у нас есть кладбище.

– И что это за камень? – Он был бы рад и даже удивлён, если бы в местных лесах могла находиться Долговременная Огневая Точка времён Великой Отечественной войны или покрытый многолетним мхом танк. – Что-то эзотерическое?

– Зришь в корень! Видно, что вас в кадетском корпусе не просто так учат. Да, это жертвенный камень. Много веков назад, когда Неясыть было куда менее знаменито чем сейчас, у этой глыбы совершали жертвоприношения. – Серёжа решил промолчать на счёт «знаменитости», села, не говоря о том, что этого места фактически не осталось, ни на картах, ни в памяти людей.

– О каких жертвах речь?.. – Если бы здесь когда-то жил жестокий культ, то это было бы круто.

– О богоугодных, конечно же.

Серёжа лишь недовольно промычал. Это был самый сухой, туманный и непонятный ответ из всех возможных. Подобными свойствами можно было наделить любой мусор.

– Если хочешь, можешь прикоснуться к нему. Даже спустя столетия ощущается сила в Его тверди, – продолжил Бражник, заметив особую незаинтересованность со стороны молодого гостя.

Парню не хотелось подходить к камню и прикасаться к нему, поскольку это было… странно. Если это увидит отец, то будет до конца дня смеяться и издеваться, если это были бы друзья из училища, то могли бы проигнорировать такую картину. Однако на другой стороне весов был и Бражник, который уже второй день является фактически единственным добродушным и активным жителем Неясыти, несмотря на Юлию, которую даже сам Серёжа мог назвать… чудно́й.

Парень всё же подошёл поближе к громадине и прикоснулся к ней. Если в начале он и ожидал какой-то холод, даже чуть более морозный чем от ветра, то камень на самом деле был даже тёплым. Издали он легко мог быть приписан к обычному булыжнику, но вблизи различались прорези, закругления, и что-то похожее на письмена… точно он был сделан руками человека.

– Ого!.. – заметил Серёжа, ощутив исходящее от камня тепло. Ничего другого, что можно было приписать к эзотерике, не ощущалось.

– Ага. Можешь ещё приложить ухо, и услышишь шум в пульсирующих жилах. – От такого предложения парень отказался. Хоть удивительное свойство камня действительно разожгло интерес к монументу, но углубляться в знакомства как-то не хотелось. – Хочешь узнать его историю?

– Историю камня?..

– Скорее монумента. Ему уже много веков. Люди приходили к местным, как паломники, чтобы посмотреть на эту красоту. Собрания староверов и язычников, широкие хороводы, песни в честь богов, тех, кого почитали на этих землях до прихода Христа. И, когда песням и пляскам был заткнут рот, они хватались за принесённую жертву, – будь то животинка или человек, – вспарывали ей брюхо и покрывали внутренностями камень, и, чтобы жизнь шла вслед за жизнью, сохраняя девственную чистоту и непорочность, наносили толстый слой глины поверх жертвенных мазков. – Бражник с загадочным упованием говорил это, словно и сам был свидетелем подобным ритуалов. – А теперь пошли за мной!

Серёжа пошёл за Бражником, точно они были старыми знакомыми, – и тени сомнения не было, что может произойти что-то плохое.

Местный житель петлял между хижинами и завалившимися пристройками, возможно, ведя к следующему интересному месту. Серёжа уже забыл, что было после камня.

– Ещё у нас здесь есть болота и лес. Они хоть и есть в других частях нашей страны, но всё же у нас они особенные. Родные.

Когда они дошли, Серёжа вспомнил, что именно говорил Бражник. Кладбище. Это было довольно длинное поле, без единого кустика или дерева, всё неровное, с буграми, усеянное десятками деревянных крестов. Ему пару раз приходилось бывать на городских кладбищах, и он сразу заметил небольшое отличие от того, что сейчас предстало перед глазами.

– Почему они безымянные? – бросил в лоб парень. И верно, ни на одном кресте не было ни дощечки, ни таблички, ни даже вырезанной на дереве надписи. Сорок три могилы без букв и цифр.

– Они нам не нужны. Мы и так понимаем, кто там лежит... и нам этого достаточно.

Несколько минут Серёжа в молчании смотрел на кладбище, такое пустое, мрачное, безжизненное. Что-то было в этом месте спокойное, то, что когда-нибудь объединит всех людей.

– Я так и забыл спросить, а чего ты такой одноглазый?

– В глаз что-то попало, вот и всё…

Бражник только довольно усмехнулся, точно знал правду, но версия парня звучала более наивно и стыдливо. Не может же он сказать этому человеку, что ночью решил посмотреть в горло печи и что-то попало ему прямо в глаз? Может оно и стоило, – не было смысла строить из себя крутого перед незнакомцем, особенно если он крутился в сомнительных кругах, но Бражник был первым и единственным мужчиной, с которым можно было нормально поговорить.

– Здесь лежит моя бабушка?

– Здесь-здесь, её могилка самая свежая. В углу стоит. А что, наведаться хочешь?

– Нет, я просто…

– Жалеешь, что не встретил нормального родственника?

– Что прости? – Серёжа вопросительно посмотрел на Бражника, и с того лица снова не сходила ехидная улыбка.

– Брось, парень, по тебе видно, что своему папаше ты всю плешь проел, и выжигаешь его спину взглядом. Ты же не забыл, что я всё понимаю? – Юноша решил промолчать.

Ещё пару минут молодой кадет гипнотизировал могилы. Кресты выглядели идентично друг другу, словно под каждым из них лежал один и тот же человек.

– Ладно, насмотрелся я, пойду назад.

– А чего ты это принялся гулять, Серёжа? Я-то думал, что вы сейчас всей семьёй начнёте насиловать бедную избушку.

– Собираемся, но инструментов нет. Отец надеялся, что у бабушки будет сарай, а в итоге ничего.

– Это да, понятное дело. Но не волнуйся, мы всё найдёт и дадим.

И очередной раз Бражник стремился помочь незнакомым гостям, о которых он ничего толком не знал. Возможно, для местных помогать друг другу было чем-то обыденным, почти бытовым, но Серёжу это слегка напрягало. Не будут ли с него требовать что-то в ответ?

Вернулся в хижину бабушки Жданы Серёжа совершенно с пустыми руками. К тому моменту он уже отсутствовал около полутора часов, и Мария с Верой спокойно пошли знакомиться с жителями Неясыти. В отвратительной хижине оставался только Григорий. На само возвращение сына он никак не отреагировал, а на его пустые руки – наоборот:

– Ну и как иначе с тобой работать?! Иди тогда и руками выдирай двери. Ты и понятия не имеешь, сколько здесь работы, и без инструментов её только больше и больше.

– Я встретил Бражника, и он предложил помочь. – Серёжа не пытался даже посмотреть в сторону отца – стены с клочками паутин и мёртвыми пауками казались куда привлекательней на вид.

– Тот алкаш?! Всё же подался за помощью к дружку. Да, ты здесь быстро приспособился, сопляк, но ничего, быть может здесь и останешься, авось, за своего окончательно примут.

Пока Григорий смотрел в окно, выглядывая жену и дочь, и просто примечая вид, который также можно использовать при продаже избы, Серёжа просто ходил из стороны в сторону. Он хотел было уйти, но ему было фактически некуда деваться. Да и дела по ремонту никак нельзя было начать, чтобы хоть чем-то себя занять.

– И что ты встал? Работы не початый край, а ты тут шатаешься как олух! Вон дверь кривая стоит, выдерни её! – Григорий рявкнул так, что перепугал вороньё на крыше.

– Мне нечем, – ответил парень, отвернувшись в другую сторону.

– Рук что ли нет? Инвалидом тебя родили?! А если ты об инструментах, то сам должен был об этом позаботиться!

Как же парню хотелось сделать две вещи: рявкнуть в ответ и набить отцу морду. Но у Беглова-старшего всегда был ответ на любое сопротивление. Он начинался на «ку», и заканчивался на «лаки». В первую очередь легко шёл крик, который только раззадоривал Григория, потом тычки, захваты за руки, плечи или шею, потом уже более жёсткие и действенные приёмы.

Чтобы не огрести даже мельком, парень взялся за какой-то сук, неизвестно каким образом оказавшийся здесь, и принялся снимать паутину с углов. Хоть это и была какая-то работа, но видать не шибко унизительная.

– Ты чего бабьим трудом занимаешься, а, сопляк?! Я тебе про что сказал? Иди к двери!

Серёжа показательно подошёл к двери и вцепился в неё. На удивление она держалась крепко. Если бы ему действительно захотелось сорвать её с петель, а желательно вместе с петлями, то в этой битве он бы оказался в проигрыше. Пара рывков для виду, и отец вернулся к наблюдению за улицей. «По любому этот придурок и пальцем не пошевелит, пока не будет на то веской причины», – думал Серёжа, один раз интереса ради приложив все силы в своём противоборстве.

– Женщины идут, – сказал Григорий через десять минут актёрских пыхтений сына. Оттого, что у парня ничего не вышло, он только недовольно цыкнул.

– Мы вернулись! – громко сказала Мария, переступив порог. На удивление она выглядела куда более свежо, чем в избе лесника, и Серёжа боялся предположить, что послужило причиной.

– И что узнали?

– Говорят, метра три от боков и переда дома, и семь сзади.

Гриша почесал подбородок, считая примерную площадь земли. Хоть размер самого участка и был бесполезной информацией, так как продажа будет самой избы, но планы на возможное расширение были аналогично ценны.

– Ну и как? Хорошо? – спросила Мария.

– Да, пойдёт. Выходит, около полутора соток. Мало кто клюнет, из любителей копаться в огородах, но для загородного домишки сойдёт.

– Папа, а что у вас там за железяки снаружи? – неожиданно спросила Вера, выжидая, пока отец закончит говорить.

– Какие это железяки?..

– Ах да, там снаружи стоят инструменты. Лом, гвоздодёр, вилы, молоток с топором и что-то ещё… Это же Серёжа принёс?

Они действительно увидели брошенные в кучу инструменты, и вполне удивились, как же мог Серёжа так легко и быстро собрать такой солидный набор. Сам парень удивился, но на отца посмотрел совершенно невозмутимо. «Неужели Бражник так быстро справился?», – спрашивал он себя. Но отец ничего не сказал, и даже не думал хвалить сына. Он вышел на улицу и вернулся с гвоздодёром.

Григорий всадил инструмент в основание двери и разорвал её в щепки.