У всех свои демоны

Глава 11

– Зря ты всё-таки не остаёшься на обед. Может, передумаешь? Сорокин от тебя никуда не убежит, а если убежит, нагонишь, – Лиамм засмеялся собственной немудрёной шутке.

– Спасибо, но я и так выбился из графика, – покачал головой Мигель.

– Ты, случайно, в Искателях не числился? Уж больно ты упертый. Ладно, счастливо! – геолог прощально поднял руку.

Кивнув Лиамму, Мигель забрался в кабину и, не удержавшись от облегченного вздоха, начал готовиться к взлету. Интересно, что бы тот сказал, если бы Мигель в ответ честно признался, что числился?

Пообедать, пожалуй, и правда не помешало бы, но точно не в обществе Альфредо. Его и так за последние сутки, которые врач провел на базе Второй партии, было слишком много. От одного пропущенного обеда он не отощает, перебить голод поможет «живая вода», а к Сорокину он должен поспеть как раз к ужину.

– Вылетел от «вторых», – доложил Мигель на главную базу, – направляюсь к «третьим».

– Принято, – слегка невнятно откликнулся диспетчер базы.

Мигель развернул «Стрекозу» навстречу солнцу, едва проглядывающему сквозь пыльную пелену. К счастью, силы ветра пока хватало только на то, чтобы поднимать в воздух самые мелкие песчинки, и ничего хуже проблем с видимостью в прогнозе погоды сегодня не значилось. А раз так, нужно пользоваться моментом и не рассиживаться, ещё неизвестно, на сколько он застрянет у Сорокина. С другой стороны, у Сорокина можно и застрять, он душу разговорами вынимать не будет. Это Мишке ничего, он привычный, а Мигелю хватило и одних суток.

– В Искателях не числился? – хмыкнув, повторил врач и оглянулся. Купол базы, словно дожидавшийся этого, блеснул напоследок, отразив прорвавшийся сквозь пелену луч солнца, и скрылся в дымке.

Хотя нет, у Сорокина тоже лучше не застревать, мало ли что за это время успеет учудить любитель портить хорошую еду. Не то, чтобы Мигель серьёзно рассчитывал, что его присутствие удержит злоумышленника от новых диверсий, от прошлых-то не удержало, но отлучаться с главной базы надолго ему не хотелось. Ну да ладно, если ничего не случится, сегодня он закончит свои дела у Сорокина, завтра утром вылетит к Четвёртой партии, а послезавтра днём уже вернётся на главную базу.

Песчаные равнины внизу сменились невысокими горами, и Мигель поднялся повыше. Говорят, горы, как и люди, с возрастом тоже становятся ниже, рассыпаясь песком, разносимым ветром по окрестным равнинам, и только на короткий человеческий взгляд остаются эталоном вечности и надёжности. Мигель оглядел горизонт и внезапно сам почувствовал себя одинокой песчинкой, носимой ветром по безлюдной планете. Разве могут прилетевшие сюда три десятка человек сделать её хотя бы похожей на обитаемую? Они тут даже не муравьи, тех хотя бы много. Песчинки в горах, по-другому не скажешь.

Врач улыбнулся наконец догнавшей его хандре (вот что значит пропустить обед!), и потянулся за бутылкой, благо система клапанов позволяла пить, не снимая шлем. «Живая вода», конечно, действием «огненной воды» не обладала, но справиться с физическими причинами душевного дискомфорта могла.

Половина пути была позади. Мигель попробовал наудачу связаться с главной базой, но ожидаемо услышал в наушниках только шуршание. Временная «вотчина» Сорокина располагалась в аномальной для любой связи зоне. Иван во время его прошлого визита уверял, что ему такое положение вещей даже нравится, никто и ничто не отвлекает, и можно работать так, как он считает правильным. А вот Фа с Инкой хмурились: Фа переживала за безопасность оторванных от остальной экспедиции геологов, Инка – за несовпадение пониманий того, как именно работать правильно, но частых личных инспекций себе позволить не могли ни он, ни она. Так или иначе, территория базы оказалась очень перспективной, поэтому руководство переживало, но работу на базе не сворачивало.

«В Искателях не числился?» – снова всплыло в голове у Мигеля. Песчинки песчинками, но и одна песчинка может вызвать обвал. История Искателей – это история того, каких бед может натворить обида одного человека на пренебрежение, жажда власти и денег тут уже вторичны. Если бы в одной семье смогли бы обойтись без предрассудков, сколько тысяч судеб сложилось бы по-другому!

Мигель покачал головой в ответ на свои мысли. Наверное, будь на его месте кто-то другой, невинный вопрос Лиамма мог бы стоить ему как минимум ночи бессонницы и дурных воспоминаний, но Мигель в своё время приложил немало усилий, чтобы сделать прошлое с Искателями действительно прошлым, хотя ничего и не забыл. А вот отец, по натуре вовсе не мстительный, сделал целью своей жизни полное и окончательное исчезновение Искателей с лица Земли и других планет. Порой соревнуясь с полицией, порой оставляя её далеко позади (особенно, когда Искатели возрождались под новыми, совершенно безобидными с виду вывесками), он упорно, планомерно и неумолимо собирал крохи информации, чтобы собрать из них полную картину деятельности таинственной секты и вычислить тех, кто фактически, а не номинально ею руководит. Забавно, но финишировали в этой гонке отец с полицейскими голова к голове.

Дальше был судебный процесс, и его завершения, поставившего в том деле жирную точку, Мигель ждал с определённой опаской: что будет делать отец, оставшийся без цели? Не вызовет ли её достижение эффекта вытащенного стержня, на котором он держался все эти годы? Оказалось, что нет, и этот рубеж Гектор Мозели смог перешагнуть, не споткнувшись. Хотя временами Мигелю казалось, что теперь отцу всё-таки чего-то не хватает. Он хихикнул: может быть, познакомить его с Изольдой? Правда, она же замужем… О, тогда с Фа! Мигель живо представил перспективы такого знакомства и изрядно развеселился: в битве «Кто кого построит», он бы поставил на отца, но только в силу родства и привычки, и то не больше недельной зарплаты.

Шутки шутками, но найти общий язык с Фа Мигелю самому тоже не помешало бы. Естественно, ей в хозяйстве его истории про неизвестно кого, то ли страдающего бессонницей, то ли задумывающего неизвестно что даром не нужны, и так головной боли хватает. Как и версии мельхиорца о невиновности приятеля, кстати. Проще списать на безалаберность и сосредоточиться на расчётах, хватит ли «овсянки» до первого сброса, или пора уменьшать порции. Но как же было бы проще иметь на своей стороне начальника экспедиции! И уверенность, что начальник экспедиции не тот самый «неизвестно кто»…

Мигель вздохнул. Как хочется быть нормальным человеком, а не менять, как некоторые друзья отца, код на двери дважды в день! Да ещё и забыть, какой код поставил… Но, похоже, на Оранжевой его личной головной болью будут совсем не медицинские проблемы…

Лететь до Третьей партии осталось чуть больше двух часов. Внизу проплывала очередная горная страна, на этот раз прорезанная многочисленными ущельями. Красин рассказывал, что давным-давно климат Оранжевой был теплее, и вода не собиралась в ледяных шапках на полюсах и не пряталась глубоко под землёй, а свободно текла по поверхности планеты. Но жизнь здесь не возникла даже тогда. Человек сумел найти ответы на многие вопросы, но пока никто не может сказать точно, почему где-то появляются живые существа, а другие планеты, даже вполне пригодные для жизни, так и остаются пустынными.

Горы заканчивались, на горизонте показалась очередная заполненная песком котловина. Мигель устало потянулся, не глядя, взял из подставки новую бутылку и сделал пару глотков. В этот момент что-то негромко хлопнуло, «Стрекоза» вздрогнула, и на фюзеляже расцвёл огненный цветок. До того негромко гудящий двигатель хрюкнул напоследок и замолчал. Мигель уронил бутылку на пол и вцепился в штурвал. Разглядеть что-то сквозь клубы быстро окутавшего самолёт дыма было сложно, но врач помнил, что прямо под ним скалы и ущелья, и нужно дотянуть до долины, там будет хотя бы шанс приземлиться.

У «Стрекозы» были на этот счёт свои планы, она упрямо стремилась вниз. В тот момент, когда Мигель понял, что больше не сможет удержать самолёт на лету, под крылом сверкнул оранжевым песок.

Посадка вышла жёсткой. Песок долины только с высоты казался гладким и ровным, на самом деле из него то тут, то там торчали обломки камней и целые скалы, размером от полуметра до нескольких метров. В одну такую скалу «Стрекоза» врезалась крылом, самолёт тряхнуло и развернуло на месте.

Мигель, мало что видящий через заполнивший кабину чёрный дым, к тому же обо что-то приложившийся головой, рванул пряжку ремней и дёрнул за рычаг аварийного открытия двери. Дверь не открывалась, то ли до неё добрался огонь, то ли что-то заклинило от удара о землю. По вздыбившемуся полу врач вскарабкался к другой двери, к счастью, легко открывшейся, и на пороге оглянулся на кабину.

– «Замужняя женщина бросается к ребёнку, незамужняя хватает шкатулку с драгоценностями», – процитировал Мигель десять минут спустя, глядя на горящую Стрекозу. – Вот и стало понятно, что для тебя, Мигель Гекторович, аптечка дороже аварийного запаса.

Он вздохнул, присел на стоящую на песке аптечку и обвёл взглядом горизонт. В голове мало-помалу прояснялось. Ветер разогнал песчаную муть, солнце ярко освещало место крушения, и Мигель впервые понял, почему эту планету назвали Оранжевой. Оранжевым здесь сияло всё: песок, торчащие из него камни, окружающие долину скалы. От яркого света у Мигеля резало глаза.

Небольшое количество кислорода в воздухе не мешало огню пожирать «Стрекозу», разве что затягивало агонию. Тушить пожар или пытаться что-то спасти из самолёта было равно самоубийственно, так что Мигелю оставалось только смотреть.

Самолёт догорел, и стало тихо, даже ветер стих. Так тихо, что Мигель испугался, что жёсткая посадка стоила ему слуха. Он торопливо пошевелил ногой, песок отозвался привычным скрипом, и врач облегчённо перевёл дух. Мгновение паники ушло, теперь можно оценить ситуацию, ресурсы и перспективы.

Из ресурсов у него был скафандр, способный обеспечить автономное существование на планете до недели, аптечка и остов «Стрекозы». Не самый богатый набор, если задуматься. Зато сам он практически цел, так что аптечка, можно надеяться, пригодится ему только в качестве табурета. С другой стороны, если бы не это «практически», возможно, он бы додумался взять с собой стоящий под сиденьем ящик с аварийным запасом. Сидеть на нём, возможно, было бы не так удобно, зато у него были бы еда, вода, сигнальные ракеты и прочие полезные мелочи.

С ситуацией и перспективами было сложнее. Однозначно можно сказать, что ему крупно не повезло. Случись крушение в любой другой области планеты, активировался бы аварийный маяк, и несколько часов, сутки самое большее, спустя он уже бы пил чай у себя в медблоке на главной базе. Здесь же искать его, когда хватятся, придётся по-старинке, прочёсывая долины и ущелья.

Идти на базу самому или ждать помощи? Мигель вывел карту на экран закреплённого на рукаве планшета, нашёл и увеличил окрестности базы Третьей партии. Итак, он где-то здесь, а база Сорокина где-то там, и до неё больше тысячи километров. Связи нет, стрелка компаса в рукаве скафандра то спокойна, то начинает шататься, словно и ей досталось при посадке. Итак, вопрос: какова вероятность, что его пронесёт мимо этого «где-то там»? Правильный ответ: очень близка к единице. И второй вопрос: где его с большей вероятностью найдут: около остатков самолёта или где-то на пути от него в неизвестно куда? В оранжевом-то комбинезоне. Ответ, пожалуй, не требуется.

Эх, где ты, «пижама завхоза»…

Мигель смотрел на клонящееся к горизонту солнце и пытался подсчитать, когда же его могут начать искать.

О вылете от Лиамма он доложил, связи с Сорокиным нет, так что о том, что он не долетел, на главной базе узнать не смогут. Сам Сорокин тоже его не ждёт, кстати. Он планировал закончить дела в Третьей партии за вечер, и завтра утром полететь к Четвёртой, но, не получив сигнала о его прибытии, на базе, скорее всего, решат, что он просто задержался на день у Сорокина. Так что завтра его ещё не хватятся. А вот если послезавтра к вечеру он у Виткевича не объявится, Фа наверняка забеспокоится, и можно рассчитывать, что к полудню следующего дня кто-нибудь доберётся до Сорокина, и тогда его начнут искать. Итого трое суток. Время на пределе для человека, не имеющего запасов воды, так что остаётся надеяться, что мешкать спасатели не будут.

Мигель старательно не думал о том, что нелётная погода в районе обоих полевых баз этот срок может ещё увеличить, а ещё более старательно о том, что будет, если буря накроет его котловину. Стоит уйти в эти мысли, и проще будет отодрать от «Стрекозы» подходящий обломок и закопаться в песок самому.

– Трое суток, – произнёс вслух Мигель, – нужно просто подождать.

Он ждал. Сидел на аптечке, наблюдая за медленно опускающемся к горизонту солнцем. Протаптывал тропинки вокруг «Стрекозы», всё ещё слегка дымящейся. Пытался дремать, соорудив подобие кровати из песка, но сон не шёл, болела голова, а желудок откровенно тосковал по оставшемуся у Лиамма обеду. Поворочавшись на своём ложе с полчаса, Мигель вспомнил про аптечку, принял обезболивающее и незаметно для себя заснул. Проснулся он от того, что замёрз. Вокруг царила кромешная тьма, едва-едва разбавляемая тусклым мерцанием звёзд. Мигель с кряхтеньем поднялся, потер ноющую после спартанской ночёвки спину и посмотрел на часы. Два часа ночи по местному времени.

– Давненько у меня не было такого полноценного восьмичасового сна, – сказал вслух Мигель. – Ради этого стоило ненадолго отдалиться от цивилизации.

Он потянулся, разминая затёкшие мышцы. После сна Мигель чувствовал себя бодрее, головная боль прошла, зато с новой силой начали мучить голод и жажда. К тому же скафандр оказался неспособен полностью нивелировать разницу дневных и ночных температур. Можно было бы, конечно, выкрутить обогрев на максимум, но энергия аккумуляторов расходовалась ещё и на переработку выдыхаемого воздуха, а сколько времени ему ждать помощи – неизвестно, так что её следовало экономить. Ничего, через три часа взойдёт солнце, и станет теплее.

Чтобы согреться, Мигель сделал несколько кругов вокруг «Стрекозы», слегка подсвечивая себе дорогу фонарём, чтобы не споткнуться и, тем более, не уйти в темноте далеко от самолёта. Помогло мало, но ходить было всё-таки лучше, чем лежать и околевать от холода. Пока он ещё может ходить, конечно. Мигель не обольщался: без еды, а тем более без воды сохранить бодрость надолго ему не удастся. С другой стороны, ему доводилось своими глазами видеть, как отчаяние и бездеятельность убивают быстрее, чем жажда. Значит, надо действовать.

Подумав, Мигель всё-таки немного увеличил обогрев скафандра: воды у него нет, а значит, неделя автономной работы скафандра ему всё равно ни к чему, так что мёрзнуть глупо и бессмысленно, и до рассвета продолжал мерить шагами доставшуюся ему часть котловины. Когда вершины на горизонте вспыхнули оранжевым, Мигель присел на аптечку и задумался. Посветлевшее небо было, как и вчера, безоблачным, но насколько хватит его везения, врач предсказать бы не взялся. Как там говорила Арина? «Основное погодное явление Оранжевой – пыльные бури»? Так что на долгую хорошую погоду лучше не рассчитывать. Где он сможет укрыться, если буря придёт раньше, чем помощь? Можно было бы попытаться дойти до видневшихся на горизонте гор и найти там расщелину или пещеру, но путь был неблизким, а «Стрекоза» оставалась единственным ориентиром для поисковой партии, и оставлять её Мигель не хотел.

Мигель перевёл взгляд на «Стрекозу». За ночь металл должен был остыть, так что самое время осмотреть то, что от неё осталось.

Самолёт отлично справился, защитив его от жёсткой посадки и пожара, но вот за надёжность его в качестве укрытия Мигель уже бы не поручился. У всего, и металла в том числе, есть свой предел. С трудом забравшись в накренившуюся кабину (и как он вчера отсюда сначала выбирался, а потом прыгал?), Мигель оглядел остовы кресел, вытащил сплавившийся в подобие творений современных скульпторов ящик с аварийным запасом и тяжело вздохнул. Не то чтобы он сильно на что-то надеялся, но мысль о том, что аварийный комплект могли бы положить и в несгораемый ящик, у него была. Видимо, он был рассчитан на нормальных людей, кому и в голову не придёт спасать аптечку.

Остальной осмотр также не принёс ничего оптимистичного. Выбравшись на песок, Мигель устало привалился к закопчённому борту самолёта. Если начнётся буря, кабину через заклинившую в открытом положении и наверняка приваренную пожаром дверь быстро засыплет песком, так что пересидеть непогоду внутри не получится. Зато можно попробовать соорудить укрытие снаружи, у борта самолёта, при помощи обломанного крыла, укрепив сооружение, чтобы не завалилось, камнями.

Пока на это есть силы.

Небо оставалось чистым, и Мигель не спешил, не желая добавлять к жажде и голоду ещё и изнеможение. Сдвинуть обломок крыла с места, чуть протащить, отдохнуть, ещё протащить, ещё отдохнуть, установить на место, сделать заслуженный долгий перерыв. Обойти окрестности, приметить место, где много подходящих по размеру – не больших и не маленьких – камней, начать их по одному перетаскивать к «Стрекозе»… Работа хотя бы помогала отогнать чувство собственного бессилия перед стихией мёртвой планеты и думать не только о пустом желудке и пересохших губах, хотя совсем не думать и не получалось. Почему-то чаще всего в голову лезла почти полная бутылка «живой воды», сгоревшая вместе со «Стрекозой».

Солнце поднималось выше по всё ещё безоблачному рыжеватому небу, и постепенно перерывы становились всё длиннее. Когда оно достигло зенита, подняв окружающую температуру почти до нуля градусов, Мигель начал задумываться, а не было ли опрометчивым его решение тратить и без того небогатый запас сил на таскание камней. Но останавливаться на полпути было бы и вовсе глупо, так что, отдышавшись, он продолжил топтать тропинки в песке.

– Ничего, послезавтра прилетит «Малыш», покружит тут, – напоминал себе врач, – а потом Арина применит какое-нибудь волшебство из того, что она называет алгоритмом классификации изображения, и всё, останется только дождаться спасательной команды. Я согласен даже на Фа. Хотя с неё станется прилететь, посмотреть на то, что я сделал со «Стрекозой», обругать меня, выдать паёк и направление на Сорокина и улететь обратно. Чтобы неповадно было в следующий раз портить казённое имущество. В лучших традициях, – добавил Мигель и встал с аптечки, чтобы пойти за очередным камнем. – «Утонешь – домой можешь не возвращаться!».

Когда тени заметно удлинились, Мигель решил, что лучше он сделать всё равно уже не сможет, и без сил лёг прямо на песок. Убежище вышло с виду неказистым, но, как надеялся Мигель, бурю средней силы пережить было должно. А сильную он и сам не переживёт, так что занятия прикладной архитектурой на этом можно прекратить.

– Да, девушку сюда на чай не позовёшь, разве что фанатку постапокалиптических сюжетов, – пробормотал Мигель, приподнимаясь на локте и рассматривая своё творение. К фюзеляжу «Стрекозы» шалашом прислонялось крыло, основание которого было плотно обложено камнями. Каменный вал наполовину закрывал оставшийся между крылом и фюзеляжем проход. На валу лежал припасённый заранее большой обломок металлического листа, которому, если буря всё-таки случится, предстояло стать сначала дверью, а потом лопатой.

Мигель перевернулся на спину и долго смотрел в чужое рыжее небо. Может быть, будь оно привычно-голубым, ему сейчас было бы легче? Вряд ли, конечно. Мигель прикрыл глаза, защищаясь от слишком яркого света, и долго лежал. Мысли скользили в голове, но он слишком устал и слишком хотел пить, чтобы надолго зацепиться за какую-либо из них. В их мельтешении он и забылся тяжёлым сном.

Открыв глаза, Мигель сразу заметил, что небо потемнело. Сначала он решил, что наступил вечер, но дело было не только и не столько в этом. На небе начали собираться тучи. Ещё он услышал звук, от которого за прошедшие сутки успел отвыкнуть – это шелестели по скафандру песчинки.

– Одно хорошо, на Оранжевой можно спокойно спать, не опасаясь, что тобой решит полакомиться какой-нибудь нетравоядный зверь, – пробормотал Мигель и сам поразился, насколько хриплым оказался его голос.

Впрочем, всё шло к тому, что подобной ночью хищников не стоило бы опасаться даже на более обитаемых планетах. Мигель хмыкнул: пора было перебираться под крышу, уж какая она у него есть.

Встать внезапно оказалось непросто. Тело просил оставить его в покое и дать умереть прямо тут.

– Я что, зря всё это строил? – Мигель выругался и, наконец, поднялся на ноги.

Он добрёл до своего сооружения и протиснулся внутрь. «Дверь» заняла своё место, Мигель включил фонарь на шлеме и сполз на песок. Невыносимо хотелось пить. Фонарь светил едва-едва, за стенами его ненадёжного убежища набирала мощь буря.

– Если на базе не поторопятся с поисками, им останется только назвать котловину моим именем, – пробормотал врач, устало прикрывая глаза.

Ночь была долгой. Время от времени Мигель падал в то ли сон, то ли забытье, а пробуждаясь от него, равнодушно смотрел, как сквозь щели текут, поблескивая в свете фонаря, ручейки оранжевых песчинок. Такого же цвета было пламя, в котором сгорела «Стрекоза». Жаль её… Хороший был самолёт…

Тут в голове вспышкой, прогнав даже измождённое отупение, мелькнула мысль, до которой раньше, занятый более насущными вопросами, Мигель не додумался. Почему «Стрекоза» вообще загорелась? Случайность или как раз-таки то, за чем должен был, по его замыслу, присматривать мельхиорец? И просмотрел или... поспособствовал?

Кому-кому, а Хидео устроить диверсию с самолётом того, кто заметил неладное в экспедиции, раз плюнуть. Какие доводы у него были в пользу мельхиорца? Никаких сколько-нибудь серьёзных, на самом деле. Эх, надо было не играть в героя с верным оруженосцем, а рассказать о своих подозрениях Фа. Пусть бы она не поверила, пусть посчитала бы плодом его больной фантазии или попыткой заработать дешёвую популярность, но, если он отсюда не вернётся, Фа продолжит считать всё происходящее на базе за несчастные случаи, диверсант же на достигнутом вряд ли остановится.

А он отсюда, лучше смотреть правде в глаза, не вернётся, если не случится чудо.

Стены убежища содрогались под порывами ветра всё сильнее и сильнее, буря и не думала утихать, а Мигель снова и снова прокручивал в голове события последних месяцев. В памяти всплывали лица коллег по экспедиции, не ведающих об угрозе, исходящей от кого-то из них же, и обречённых, если повезёт, как минимум на провал всей их работы. А если не повезёт, как не повезло ему…

Чаще всего перед его мысленным взором всплывало лицо Глории. Глория... Мигель сам не заметил, когда профессиональная забота превратилась в личную, а уважение к её силе воли и стойкости перед лицом невзгод в желание уберечь от этих самых невзгод, и не только здесь, на Оранжевой, но и всю оставшуюся жизнь. Хорошо, что он оставил всё это при себе, профессиональная этика порой бесценна и в личной сфере. Ещё он понимал, что избегать его общества на базе, если бы оно после его признаний стало ей неприятным, она бы всё равно не смогла, и не хотел превращать и так непростую жизнь в экспедиции для неё в невыносимую. Оказалось, это и к лучшему: зачем ей, не отгоревавшей ещё по мужу, горевать по неслучившемуся или испытывать стыд от чувства облегчения от того, что ничего не случилось?

Вообще хорошо, что он так и не успел ни с кем связать свою жизнь.

Мигель вспомнил Светлану с параллельного курса, с которой, как он тогда думал, у него было «всё серьёзно». Хорошая девушка, Арина немного на неё похожа. Пожалуй, не встреться ему на пути Искатели, «всё серьёзно» бы и сложилось, но он пропал для всего мира и для неё на пять лет, а когда вернулся, она была уже замужем и растила пару близнецов. Своё по нему она уже отплакала, но любое горе рано или поздно заканчивается, и Мигель не стал её тревожить и вносить раздрай в её жизнь.

Потом была Ирэна, неунывающая даже в самые тёмные дни докторша. Они были скорее друзьями, но замуж он её звал вполне серьёзно, а она отшучивалась тем, что не умеет готовить и ненавидит гладить рубашки. Наконец, когда он вернулся из очередных джунглей, она прямо сказала, что лучше им остаться хорошими друзьями, чем стать плохими супругами. Мигель принял её решение, хотя порой и думал, изменилось ли бы что-нибудь, если бы убрал джунгли из своей жизни.

В «джунглях», хотя те джунгли больше напоминали горную лесостепь, он познакомился с Эви. Она была тоже его коллегой, правда, чаще пропадала в горах, отыскивая и эвакуируя потерявшихся туристов, чем появлялась в маленьком госпитале, где работал Мигель, и была младше Мигеля лет на десять. Легкомысленная, стоило ей только спуститься с гор, и неуловимая, как ветер, Эви необидно смеялась над его попытками ухаживать, и снова уходила в горы, где преображалась на глазах, обретая серьёзность и основательность. Когда его контракт подошёл к концу, она, тоже смеясь, попросила залетать иногда со своих звёзд, а на прощанье предложила поменяться ножами. Мигелю был знаком этот ритуал, сильнее кровных уз связывающий в тех местах названных братьев. Или брата с сестрой в их случае. Он согласился с условием, что братом будет всё-таки старшим. Три года спустя он прилетел на её свадьбу и на правах «старшего брата» вручил невесту их общему товарищу, решившему после окончания контракта остаться на планете.

Мигель бы на его месте тоже остался.

Он вытащил нож, боуи, который он с недавних пор начал носить с собой в специальном кармане на скафандре, и провёл перчаткой по лезвию. Нож был, конечно, немного великоват для принципиально сугубо гражданского врача, каким Мигель привык себя считать, и каким его должны были считать на базе, но любопытства никто не проявлял, а самому Мигелю он добавлял уверенности.

Что ж, если он решит, что умирать от жажды так себе удовольствие, у него будет запасной вариант. Хотя смешно… имея полную аптечку самых разных медикаментов и диплом, а главное, богатую практику врача, он хватается за нож. Мигель ещё полюбовался бликами на лезвии и убрал нож на место. Что-то ему подсказывало, что сама Эви такого его решения бы не одобрила, она полагала бы, что он будет держаться до конца. Значит, он будет держаться.

К рассвету ветер стих, зато ещё сильнее похолодало. Или это его начало знобить? Мигель не стал играть в героя и прибавил обогрев скафандра, но даже это простое действие далось ему непросто. О том, как он отгребал песок от входа и выбирался наружу, он бы предпочёл больше никогда в жизни не вспоминать и даже уже не гнал от себя мысли о том, что этой жизни, по всей видимости, осталось немного.

Мигель оглядел розовеющий горизонт, «Стрекозу», наполовину засыпанную песком, перевёл взгляд на своё убежище и почти равнодушно отметил, что ещё одну бурю оно уже не переживёт. Крыло съехало вбок, приваленное толстым слоем песка, удерживающие его камни разъехались. Собрать конструкцию снова однозначно ему будет уже не под силу.

Тем не менее, Мигель подошёл к крылу и попробовал вернуть его в прежнее положение, но оно только сильнее накренилось. Не нужно было быть пророком или инженером, чтобы понять: оно рухнет под первым же достаточно сильным порывом ветра.

Что ж, придётся ждать снаружи.

Мигель зачем-то отгрёб песок от придвинутой к остову самолёта и чудом не засыпанной доверху аптечке и присел на неё. Начинался новый день, и увидит ли он следующий, зависело уже не от него.

Всё-таки хорошо, что он ничего не сказал Глории.

К одиннадцати часам утра до того ясное небо снова начали затягивать постепенно темнеющие песчаные облака, над котловиной стали закручиваться пока ещё крошечные пыльные смерчики. Мигель с некоторым отстранённым удивлением отметил, что не испытывает по этому поводу абсолютно никаких эмоций. Эмоции нужны, когда ты можешь что-то делать, куда-то бежать, с чем-то бороться, сейчас же он не мог ни первого, ни второго, ни третьего. Он мог только ждать, но, кажется, уже не дождётся. И котловину его именем не назовут, его тут просто не найдут. Его засыплет песком, и сил на то, чтобы откопаться, уже не хватит. И это бесполезно переживать, это нужно всего лишь принять.

Буря набирала силу медленно, но неуклонно. Ветер был всё ещё не такой сильный, как накануне, пожалуй, даже с ног бы не сбивал, если бы Мигель мог на них твёрдо стоять, но нёс с собой столько песка, что вчерашнее убежище сложилось, как карточный домик, уже к двум часам дня. Мигель скрючился под остовом самолёта с подветренной стороны, где сохранилась чистая от песка пещерка. Он не питал иллюзий: стоит ветру разойтись как следует, и его с головой занесёт меньше, чем за полчаса, и не дотянется он ни до ножа, ни до аптечки…

Мигель давно перестал оглядывать горизонт, да и смотреть там было не на что, даже очертания окрестных гор уже нельзя было различить. Может быть и правда, пока он ещё не погребён заживо, подготовить нужный препарат? Уйти быстро, или просто проспать самое страшное – Мигель мог обеспечить себе и тот, и другой вариант. Но нет. Отец бы точно не понял, он бы ждал до конца.

Отец… Ему придётся жить ещё и с этим.

Песчаный вал с противоположной стороны самолёта всё рос, и его гребень начал переваливаться через фюзеляж. Ручейки песка потекли к ботинкам Мигеля, он приоткрыл воспаленные глаза, подтянул ноги поближе к себе и снова закрыл глаза. Вечернее солнце продолжало подсвечивать тучи, превращая цвет неба в невыносимо-ярко-оранжевый. Утром, когда появились тучи, он был уверен, что у него есть время хорошо, если до полудня, но буря медлила, словно хотела ещё немного поиграть с попавшим в её власть человеком.

– Такси заказывали? – раздалось над самым ухом.

Мигель с трудом открыл глаза. Перед ним стоял и ухмылялся Хидео. Хидео?! Или он уже дошёл до галлюцинаций? Галлюцинация продолжала ухмыляться, но, на взгляд Мигеля, как-то напряжённо. Мигель сморгнул и перевёл взгляд за спину мельхиорца. Галлюцинации не приходят поодиночке – в сотне метров от них громоздился самолёт, слегка смазанный из-за песчаной пелены, но вполне различимый.

– Позер, – пробормотал Мигель. – Ты же вроде по вездеходам?

Или ему показалось, или мельхиорец всё-таки постарался скрыть вздох облегчения.

– Роман подваривал заплатку, увлёкся и слегка прижёг руку, пришлось подменить, – Хидео пожал плечами. – Но вы не беспокойтесь, руку мы ему обработали, таблеток надавали, всё, как вы учили, а в остальном он как огурчик.

– На пару дней без присмотра оставить нельзя, – проворчал Мигель.

– И не говорите. Хорошая у вас тут дачка, – Хидео обвёл взглядом «хозяйство» Мигеля.

– Хочешь погостить?

– Давайте в другой раз, а то мне погода что-то перестала нравиться.

– Мне, честно говоря, тоже.

Мигель, стараясь не очень сильно кряхтеть, поднялся с ящика и выбрался из своей пещеры наружу. Ветер тут же набросился на него и попытался сбить с ног, но Хидео успел подхватить его под руку и помог удержать равновесие. Странно, ему казалось, что сам мельхиорец стоял под ветром ровно… Ветер усилился или он так ослабел?

– Спасибо, – Мигель выпрямился и кивнул в сторону пещерки. – Поможешь загрузить аптечку?

– Этот ваш сундук? Не вопрос.

Мигель был уверен, что путь до самолёта он проделал достаточно бодро, но, наверное, его критерии «достаточно» и «бодро» всё-таки отличались от общепринятых, потому что шедший впереди с «сундуком» Хидео то и дело оглядывался, а в кабину его практически втащил.

– А ведь тем, что ты прилетел, ты доказал, что не имеешь отношения к нашим диверсантам, – сказал Мигель несколько минут спустя, когда самолёт летел сквозь бурю.

– Ваше счастье, что у меня руки заняты, – буркнул в ответ Хидео.

– Тебе достаточно было бы меня «не найти», – не обращая на реплику мельхиорца внимания, продолжал Мигель, – и мои подозрения через пару дней остались бы со мной в этой пустыне.

– Пару дней? Вы себе льстите.

– Пожалуй, – Мигель откинулся и спинку и помолчал. – А вот насчёт меня ты не можешь быть так уверен. Вдруг мой сообщник только и ждал, чтобы спасти меня в последний момент.

Хидео тяжело вздохнул.

– Я бы вам ответил на сленге подворотен Мукумбаку, но вы же обидитесь.

– А ты его знаешь? – неожиданно для себя заинтересовался Мигель.

– У меня разностороннее образование, – проворчал Хидео.

– Не сомневаюсь, – сказал Мигель и, помолчав, спросил: – У тебя воды не найдётся?

Хидео в ответ покопался где-то под креслом и, не глядя, кинул назад бутылку, демонстративно не интересуясь, сможет ли врач её поймать.

Мигель поймал. Кто бы мог подумать, что придуманное полевиками название для его «коктейля» из солей, глюкозы и ещё полусотни ингредиентов будет так хорошо отвечать действительности?

– Надо будет поменять ароматизатор, клубничный как-то не очень, – пробормотал он и прикрыл глаза.

Самолёт слегка покачивался, ровно гудел двигатель, в кабине было тепло, так что Мигель, наверное, даже задремал. Проснулся он от усилившейся тряски с полчаса спустя. Хидео следил за приборами и, увидев, что врач открыл глаза, сказал успокаивающе:

– Этому «грузовику» такая буря – пустяк, долетим в лучшем виде.

Мигель кивнул и спросил:

– Как ты здесь вообще оказался? Я думал, меня сейчас в лучшем случае должны были только хватиться, да и то вряд ли.

– Правильно, мне так и говорили, что рано паниковать, дескать, вы наверняка задержались если не у Лиамма, то у Сорокина. Виткевич тоже вот пытался командовать, грозил Фа пожаловаться. А я и не паниковал, я просто полетел к Сорокину, и всё. И пусть жалуется, сколько хочет.

– Подожди, для меня слишком много информации. Ты был у Виткевича?

– Да, привёз ему еды, пока Роман отдыхает. А он смеётся, спрашивает, где мой халат, раз я прилетел вместо врача, юморист чёртов. Я как узнал, что вы ещё не прилетели, сразу сказал, что надо докладывать на базу, а он нос задрал. «Не твоего ума дело, разгружайся и лети по своим делам», говорит. Ну я и полетел.

– К Сорокину.

– К Сорокину. В затянувшуюся вечеринку у Лиамма я не поверил бы, у меня в его присутствии кусок бы в горло не полез, а к Сорокину подходила буря. Прогноз погоды у вас был, и вы должны были попытаться успеть улететь до начала бури. А если не успели, значит, что-то не так.

– Не так… А ты разгрузился, кстати?

– Нет, – Хидео широко улыбнулся, с нарочито-виноватым видом развёл руками, на мгновение оторвав их от штурвала, и Мозели расхохотался.

Самолёт начало трясти сильнее, и Мигель не стал больше отвлекать мельхиорца разговорами. И без того было видно, как Хидео напряжён, всё-таки до непринуждённого мастерства того же Романа ему было ещё летать и летать. А уж в такую погоду… «Стрекоза» сейчас и вовсе бы не взлетела.

Вместо этого Мигель покопался в аптечке, нашёл на самом дне пару ампул, вылил их содержимое в наполовину пустую бутылку, отхлебнул и тут же скривился. Вода на вкус стала совершенно мерзкой, куда там клубничному ароматизатору, зато уже через несколько минут Мигель почувствовал, как отступает тупая усталость.

– Всё, почти на месте, – сообщил Хидео через некоторое время.

– Хорошо, – бездумно откликнулся Мигель.

– Кстати, – помолчав, добавил мельхиорец. – Я вам не всё рассказал.

– Ну, положим, я тоже был с тобой не до конца откровенен, – со вздохом ответил Мигель, открывая глаза и усаживаясь прямее. – И что входит в это «не всё»?

– Воду тогда всё-таки отравили.

– Ого, – Мигель не удержался и присвистнул. – Откуда ты знаешь?

– Нашёл… нашли вместе с Ариной в водонапорной башне канистру из-под реактивов, её ещё Изольда найти не могла. А примеси в воде были близкими к ним по составу.

– В случайное совпадение ты, конечно, не веришь?

– Незадолго до того, как датчик в трубе, идущей от водонапорной башни, подал сигнал тревоги, около башни кто-то ходил, мы с Ариной видели на снимке «Малыша».

«Мы с Ариной»… Мигель невольно улыбнулся, а потом нахмурился:

– Всё-таки не удержался от того, чтобы ей всё рассказать?

– Ничего я ей не рассказывал! – возмутился Хидео. – Я попросил дать посмотреть снимки окрестностей базы, сделанные в тот день, под предлогом того, что кто-то спёр у меня из вездехода молоток. А в башню она загорелась пойти сама, поискать молоток там, когда увидела, что кто-то был около башни. И канистру нашла сама.

Мигель покачал головой.

– Ох уж эти самостоятельные девушки… Ну да ладно, что есть, то есть. Погоди, так наш отравитель, по-твоему, шёл заниматься своим неблаговидным делом прямо при свете дня? Получается, я мог бы даже его увидеть, если бы смотрел в окно. Крепкие у него нервы, однако.

– Ну вот наконец-то что-то по вашей части! – Хидео снова ухмылялся. – Осталось всего ничего, проверить крепость нервов у всех в экспедиции, сравнить с эталоном, и вуаля, преступник найден!

– Ага, а для чистоты эксперимента нервы сначала проверили у меня, – не удержался от ворчания Мигель. – До эталона не дотягивают, подпись, печать, свободен.

Мельхиорец опять посерьёзнел.

– «Стрекоза» очень надёжная машина, – словно оправдываясь, сказал он.

– Хорошая машина, не спорю, – согласился Мигель. – Жаль её, мы с ней отлично сработались. Ещё и Фа на порог наверняка не пустит, эх. Ну да ладно, откровенность за откровенность, хотя моя откровенность по сравнению с твоей просто пустяк.

Он рассказал про незваного гостя и пропавшее снотворное. Выслушав его рассказ, Хидео попробовал озадаченно почесать голову, наткнулся на шлем и выругался.

– Честно говоря, пока не знаю, что об этом думать, – сказал он.

– Я тоже, – признался Мигель.

– Ладно, посмотрим, что будет дальше… О, нас встречают!

Мигель присмотрелся: около входа на базу под порывами ветра склонялись две фигуры в скафандрах.

– Я бы им посемафорил, что всё в порядке, и нечего мёрзнуть на пороге, но в этом мареве не увидят же, – посетовал мельхиорец.

Мигель молча кивнул. Самолёт, покачиваясь, сделал круг над базой, снижаясь, а потом плавно сел на песок.

– Уф… Вернусь, точно пойду на курсы, – пообещал вслух Хидео и начал выруливать к ангару. Встречающие, пригибаясь, направились туда же и скрылись внутри.

Хидео аккуратно завёл самолёт в ангар и заглушил двигатель. Внутри было непривычно тихо, буря осталась снаружи, а с ней заодно и последняя часть приключения Мигеля. Всё закончилось, теперь в этом уже можно не сомневаться. Стоп, а что здесь делает вторая экспедиционная «Стрекоза»?

– Сейчас нас ждёт выволочка, – с деланным равнодушием сообщил Хидео.

– Нас?

– Да. Меня за то, что вылетел без разрешения, вас – за порчу казенного имущества.

К самолёту приблизились отошедшие к дальней стене Фа с Сорокиным. Хидео широко улыбнулся им и поднял вверх большой палец, Фа в ответ покачала головой. Мигель тяжело вздохнул и полез наружу: неприятные объяснения лучше не оттягивать. Его ещё слегка пошатывало, но то ли чудесное спасение, то ли доза препаратов сделали своё дело, к начальнику экспедиции он подошёл почти уверенно. Он услышал, как за его спиной Хидео, поругиваясь вполголоса, выгружает аптечку, и невольно улыбнулся: они так носятся с этим ящиком, словно там по меньшей мере фамильные драгоценности древней имперской короны.

– Вы в порядке? – требовательно спросила Фа.

– Накормить как следует, и будет как новенький, – опередил его Хидео.

– Да, со мной всё нормально, – подтвердил Мигель, – но самолёт сгорел.

Фа тяжело села на ящик.

– Рассказывайте. Гричау, у меня на заднем сиденье ящик с едой

– Ха, у меня еды целый грузовой отсек, – похвастался Хидео, но, тем не менее, полез в «Стрекозу».

– Через четыре часа после вылета от Лиамма я услышал хлопок, и сразу после этого двигатель вспыхнул. Мне удалось посадить самолёт в песчаной котловине и вытащить из него аптечку. Не спрашивайте, почему именно её. Спасибо, – Мигель взял у Хидео цилиндр полевого рациона. Цилиндр был снабжен трубочкой, позволяющей выпить его пюреобразное содержимое, не снимая скафандра, что сейчас было очень к месту. – Самолёт полностью сгорел. Я решил остаться около него, чтобы меня было проще найти. Построил из обломков укрытие, на первую бурю его хватило. А во время второй прилетел Хидео.

– Какой-то злой рок над этой экспедицией, – со вздохом сказала Фа и вскрыла свой цилиндр.

Закончив с едой, она смяла цилиндр и кинула его в стоящий в углу бак утилизатора.

– В старину бы сюда уже звали священника… или шамана, – резко сказал молчавший до этого Сорокин. – Я пойду, если что нужно, зовите.

– Придётся нам с вами, доктор, её как-то делить, – Фа встала и похлопала по фюзеляжу своей «Стрекозы».

– Если с ней не случится подобное, – со злой веселостью сказал Хидео.

– А с ней может случиться подобное? – нахмурилась Фа

– Есть такая интересная штучка, – начал объяснять Хидео, и Мигель с интересом посмотрел на него, – бомбочка размером с орех. Если её спрятать, например, в двигателе, то до поры до времени она никак не будет давать о себе знать. А потом получит сигнал на активацию, или просто таймер подойдёт... И бух! – он взмахнул руками.

Фа долго смотрела на него непроницаемым взглядом, затем спросила:

– Хидео, курс подготовки мельхиорского фермера, случайно, не включал ремонт самолетов?

Хидео обошёл «Стрекозу» по кругу, присматриваясь.

– Именно такую «птичку» я не разбирал, а вот его прадедушку... Но сомневаюсь, что они поставили на него принципиально новый двигатель. Надеюсь, мы не разнесём Сорокину ангар, – потирая руки, добавил Хидео.

Он принёс ящик с инструментами и расстелил на полу кусок плотной ткани.

– Чтобы лишних деталей после сборки не осталось, – поймав взгляд Мигеля, пояснил он. – Кстати, посмотреть не хотите? Заодно будете свидетелем, что я ничего не достал из рукава и туда не подложил. Ну и посветите ещё, если понадобится, а то Сорокин на освещении откровенно экономит.

Мигель, положа руку на сердце, больше хотел спать, чем участвовать в этом акте вандализма, но отказываться не стал и послушно достал фонарик. Фа снова села на ящик и привалилась к стене.

– Вот она, родимая, – с каким-то злым удовлетворением произнёс мельхиорец полчаса спустя. – Доктор, посветите чуть левее, пожалуйста. Спасибо.

В сплетении трубок тускло блеснул шар размером с грецкий орех. Нахохлившаяся Фа встрепенулась и подошла ближе.

– А я ещё думал, кто из вас кому-то перешёл дорогу? – Хидео, улыбаясь, перевёл взгляд с Мигеля на Фа. – Вы же до сих пор не поменялись самолётами обратно? Но, как говорится, ничего личного, просто ликвидация техники.

– Вы уверены, что это не шутка? – резко спросила Фа.

– Не уверен, но, честно говоря, разбирать её и проверять, что там внутри, мне отчего-то не хочется, – ответил Хидео.

– М-да… И что мы с ней будем делать?

– Лучше всего отнести подальше от базы и закопать, думаю.

Фа задумалась, потом кивнула.

– Сорокина я предупрежу, чтобы держался со своими людьми подальше.

Хидео огляделся по сторонам, нашёл коробку и осторожно уложил туда свою находку.

– Я отнесу и закопаю, – вызвался Мигель, осторожно берясь за край коробки.

Хидео в ответ замотал головой.

– Считаешь, я плохо умею копать? – спросил врач.

– В ваших талантах я не сомневаюсь, зато не уверен, что у меня получится так же хорошо, как у вас, в случае чего пришить обратно пальцы. Так что давайте мы не будем устраивать соревнования по перетягиванию бомбы, хорошо?

Он аккуратно поднял коробку и, держа её в вытянутой руке, пошёл к выходу, по дороге прихватив лопату.

– Подождите меня здесь, – выйдя наружу, велел он Мигелю с Фа, увязавшимся следом.

Пока они возились в ангаре, снаружи окончательно стемнело, ветер практически стих. Отойдя полсотни метров от базы, Хидео поставил коробку и чуть в стороне, потыкав песок лопатой, начал быстро копать яму. Закончив, осторожно опустил коробку в яму и забросал её песком. Поверх песчаного холмика он воткнул кусок проволоки, обозначая место, и заметно даже издалека выдохнул.

– Это вам легко принять такое, – тяжело сказала Фа Мигелю, пока Хидео шёл к ним. – У меня за спиной три десятка экспедиций, бывало всякое, но чтобы кто-нибудь сознательно вредил…

Мигель промолчал в ответ. Не объяснять же, что и для него происходящее вовсе не было нормой?

Хидео почти дошёл до них, когда раздался негромкий хлопок, песок над местом, где мельхиорец закопал коробку, слегка вспучился, проволока-метка упала, и стало очень тихо.

– Здесь на кону очень большие деньги, – устало объяснила ссутулившаяся на ящике Фа. Они вернулись в ангар и устроились около «Стрекозы», словно никому и в голову не пришло, что можно пойти на базу, где трое геологов, возможно, как раз ужинали. На базе была нормальная жизнь, и вернуться к ней от всё ещё разобранной «Стрекозы» было абсолютно невозможным. Хотя Мигель, пожалуй, не отказался бы снять, наконец, скафандр. – Такие большие, что кто-то решил забыть про честную игру.

– То есть вы тоже заметили, что частота несчастных случаев здесь несколько превышает среднестатистическую? – поинтересовался мельхиорец.

– Вы знаете, кто это? – в свою очередь, спросил Мигель.

Фа покачала головой, отвечая то ли одному, то ли другому, то ли обоим сразу.

– Эх, – Хидео встал, – так сидеть, наверное, даже интересно, но нужно же собрать «Стрекозу» обратно.

– Посветить? – Мигель тоже поднялся.

– Отдыхайте, – махнул рукой Хидео, – обратно проще.

Фа подошла к мельхиорцу и встала рядом, наблюдая за его работой.

– А что с грузовым самолётом? – спросила она, когда Хидео закончил.

– Предлагаете поискать ещё и в нём? Сожалею, но «грузовик» придётся оставить Кастелу. Если я его разберу, бомбу, может, и найду, но собрать обратно уже точно не смогу.

– Или не оставлять, в смысле не распространяться о произошедшем, – сказал Мигель.

Фа резко повернулась к нему.

– Что вы хотите сказать?

– У меня нет готового решения, подходящего под все подобные случаи, как бы не напрашивалось обратное, – Мигель развёл руками. – Иногда о диверсии полезно объявить всем и каждому, иногда лучше сделать вид, что ничего не произошло. Здесь я даже советовать не возьмусь. Я, вообще-то, всего лишь врач, а не эксперт по диверсиям.

– Поняла вас. Я подумаю.

Фа вздохнула и на мгновение устало прикрыла глаза.

– В Иване я уверена, он будет держать язык за зубами, и своим людям не даст болтать, – добавила она.

– Тем более, они тут сидят одни и без связи, – влез Хидео.

Фа скривилась.

– Ладно, идите оба отдыхайте, Сорокин места вам найдёт. Как выспитесь, вылетайте на главную базу.

– Ага, не стоит оставлять её так надолго без присмотра, – пробормотал Хидео.

– Доктор, – продолжала Фа, – вам надо побыстрее вернуть в строй Романа, а вы, Гричау, оттуда возвращайтесь к Виткевичу, он мне всю плешь проел рассказами о вашем побеге с его едой.

Мельхиорец ухмыльнулся, но тут же сделал вид, что донельзя смущён.

– Я задержусь тут до завтрашнего вечера, – продолжила Фа, – нужно решить с Сорокиным рабочие вопросы, раз уж меня сюда занесло.

– Доктор, а у вас есть чудо-таблеточка, чтобы не уснуть в полёте? – спросил Хидео. – Честно говоря, я очень плохо сплю в чужих кроватях. Погода сейчас загляденье, а мой «грузовик» ночные полёты любит не меньше, чем я.

– Я могу дать тебе чудо-таблеточку, чтобы хорошо спалось в любой кровати, – предложил Мигель, но, встретив укоризненный взгляд мельхиорца, добавил, взглянув на Фа: – Мне тоже не помешает побыстрее осмотреть Романа, здесь я управлюсь за час-полтора.

Та только махнула рукой.

– Доктор, а вас не мучали предчувствия, когда вы вылетали от Лиамма? – спросил Хидео, когда два часа спустя они устроились в кабине.

– Вряд ли здесь будет что-то подобное, – догадавшись, о чём тот думает, ответил мельхиорца Мигель. – Если бы загорелись двигатели у обоих «Стрекоз», это можно было бы списать на конструктивные недостатки. А вот аналогичная проблема у принципиально иных моделей – это уже наводит на размышления. Так что для этого самолёта наш диверсант если что-то и приберёг, то совсем другое.

– Спасибо, успокоили, – проворчал мельхиорец и запустил двигатель.