Пробежав глазами показания прибора, Мигель пристально посмотрел на Ивана Сорокина, начальника Третьей партии, тут же принявшего невинный вид.
– Мне нет дела до того, как и с чем вы проводите выходные, но соотносить дозу и имеющееся время выведения пора бы уже научиться, – нравоучительно произнёс врач.
Он порылся в кармане и достал пузырек.
– Держите, – Мигель вытряхнул на подставленную ладонь нежно-розовую таблетку. – Положите под язык и ближайшие полчаса-час держитесь поблизости от туалета.
Дождавшись, когда Сорокин поморщится от привкуса растворяющейся таблетки, врач добавил:
– Ещё раз попадётесь, я дам вам уже другой препарат, и пять-семь лет исключительно здорового досуга вам гарантированы.
– Экспедиционные аптечки таким не комплектуют же!
– А я из личного запаса.
Посмеиваясь, Мигель вышел из временно оккупированной им мастерской, куда по одному заманивал геологов из отбывающей на полевую базу партии. «Отбывать» им предстояло, судя по грудам вещей, ещё часа три, но свою миссию он закончил, медосмотр провёл, так что можно было перестать путаться под ногами.
В коридоре Мигель задумался. В принципе, сейчас можно пару часов подремать, никто и слова не скажет, ведь его рабочий день рабочими часами не ограничивается. Да и прошлую ночь врач, увлёкшись, провёл за настройкой оборудования. Подремать можно, пока есть возможность, только вот где – в общежитии или медблоке?
Комнаты в общежитии отличались от «шкафов для багажа» на корабле только тем, что были рассчитаны на двоих. Заодно ещё и «удобства» были выведены в отдельное помещение. С индивидуальными кабинками, не без этого, по пять в мужском и женском секторах, но всё же… Но главная проблема была вовсе не в тесноте. Или ему просто не повезло, или он чем-то успел насолить завхозу, но его соседом по крошечному закутку стал Лиамм.
Сам Альфредо такому соседству обрадовался, он ещё на корабле принял профессиональную привычку врача внимательно слушать собеседника за солидарность в обсуждаемых вопросах. Разубедить его в этом сразу Мигель не успел, а потом стало поздно. Мягкие поправки к своим сентенциям Лиамм игнорировал, неодобрительную мимику и скучающие жесты собеседников не замечал, с упорством попугая продолжая изрекать сомнительные истины, зачисляя не желающих с ним спорить в друзья и последователи. Прервать эту «дружбу» смог бы разве что открытый конфликт, но на него Мигель пока идти не хотел: вот-вот должна была быть готова база для Второй полевой партии, куда входил Лиамм, и их общение прервётся само собой.
Проверкам на прочность такое решение подвергалось регулярно, практически каждый вечер. И регулярно же, устав выслушивать уверения Лиамма, что без блата никуда не пробиться, что всегда помогают не тем, а главное, это же немыслимо, что женщина, которой нет и тридцати, становится начальником, обойдя намного более достойных, ну мы-то все знаем, какими методами, далеко не впечатлительный доктор, «вспомнив», что забыл выключить сканер, сбегал ночевать в медблок.
Глории на самом деле было больше тридцати, это Мигель знал точно, но сомневался, что эта поправка, даже если он её внесёт, что-то изменит.
С другой стороны, Альфедо сейчас помогает впихнуть в вездеход груз объёмом в полтора вездехода, так что вряд ли сможет одновременно в очередной раз изложить «дорогому другу» свою точку зрения на всё и Глорию в частности, а вот в медблоке его наверняка найдёт Эрих, почему-то решивший, что, раз врач не едет копать руду, то ему нужно найти работу на базе. Заняться любимым делом, например, то есть проводить очередную бесконечную инвентаризацию. Конечно, Мигель сам в какой-то степени виноват, не надо было так ревностно относиться к собственной инвентаризации, тогда бы и Эрих не стремился заполучить к себе такого дотошного помощника. Но даже с чувством вины спать Мигелю хотелось больше, чем считать консервы и простыни.
За углом (вот легка на помине!) послышался сердитый голос Глории:
– Чтобы через полчаса всё было готово!
– Да, конечно, – покорно ответил ей голос Мишки – самого молодого из техников, «третьего номера» их геологической партии.
Больше ничего не сказав, Глория стремительно вылетела из-за угла, чуть не врезавшись в Мигеля.
– Доброе утро! – Мигель изобразил самую сердечную улыбку, на которую только был способен.
Глория обожгла врача сердитым взглядом, будто он и был в виноват в том, что утро выдалось недобрым, и, ничего не сказав, умчалась дальше.
– Не обижайтесь на неё, пожалуйста, – Мишка уже стоял рядом с Мигелем. – Она всегда такая.
На взгляд Мигеля, «всегда такая» было не очень хорошим оправданием для грубости на ровном месте, но спорить он не стал, вместо этого спросив:
– Ты давно с ней работаешь?
– Почти два года. Сначала на практику к ней попал, сейчас вот в экспедицию меня взяла. Диплом получу, может, в другое место переберусь, а пока и с ней работать можно.
– Диплом… Так ты ещё студент, что ли?
– Ага. В академку только ушёл, чтобы сюда поехать. Мне один курс остался.
– Материал к диплому набираешь?
Мишка усмехнулся.
– И материал, и деньги. Как раз на последний курс заработаю. Всё лучше, чем какой-нибудь компании продаться в десятилетнее рабство, то есть контракт.
– Согласен.
Разговаривая так, они дошли до рабочего отсека, где Мишка, махнув рукой на прощанье, скрылся в вотчине геологов.
Мишкино жизнелюбие, похоже, даже десятилетний контракт бы не испортил. А вот Мигель отчего-то почувствовал себя старым и совершенно никчёмным. То ли встреча с Глорией на него так подействовала, то ли бессонная ночь догнала, но хорошее настроение, с которым он вышел из ангара, начисто испарилось. Вообще сейчас, на исходе первого месяца, по опыту Мигеля, начиналось самое сложное время в экспедиции: энтузиазм прибытия прошёл, усталость от тяжёлой работы почти без отдыха начала накапливаться, а впереди, что по срокам, что по объёмам, осталось в несколько раз больше, чем позади. Раздражения, пока невнятного, добавляли теснота, скученность, невозможность уединиться и сменить обстановку. Нет, в принципе, выход за пределы базы не запрещался, но и не поощрялся без производственной необходимости. Предосторожность понятная, прогулка по чужой планете могла закончиться чем угодно, но настроения это понимание не улучшало. В общем, главным, что позволяло пока обходиться без серьёзных конфликтов, как ни парадоксально, был жёсткий рабочий график.
Задумавшись, Мигель не заметил, что остановился прямо напротив двери, и в него чуть не врезалась вторая за сегодня девушка, выскочившая оттуда. К счастью для душевного мира Мигеля, та была куда как любезнее Глории.
– Ой! Извините, пожалуйста, – Арина смущённо улыбнулась.
– Это я должен извиниться, встал на проходе, – Мигель улыбнулся в ответ, на этот раз не прилагая никаких усилий. – Вы, наверное, куда-то спешите? Какие-то хорошие новости? – предположил он.
– Да! Нам «Малыша» наконец собрали! – радостно выпалила она. – Правда, придётся подождать, пока освободится кто-то из техников и поможет его вытащить, они сейчас все заняты, а Александр Иванович не хочет, чтобы я ему помогала…
– Всего лишь вытащить? – уточнил Мигель.
– Правильно, Аринушка, вербуйте доктора в наши ряды, – из всё ещё открытой двери раздался голос Красина, а потом в коридор вышел и он сам с планшетом в руках. – Доброе утро, доктор. Запускать «Малыша» мы будем сами, но он довольно большой, и вывозить его наружу лучше вдвоём.
– Если дело только в физической силе, то могу, действительно, предложить вам свою, я как раз свободен. Кстати, а кто такой «Малыш»?
«Малышом» оказался беспилотный самолёт метров четырёх в длину. Вопреки предупреждениям Красина и опасениям Мигеля вытащить, а точнее, выкатить его из ангара, где продолжалась суета погрузки, оказалось легко, крылья в сложенном состоянии не мешали, а шасси справлялись с неровным грунтом планеты так же просто, как и с полом ангара.
Отбуксировав «Малыша» на сравнительно ровную площадку, откуда тому предстояло подняться в небо, Мигель отошёл в сторону, предоставив географам дальнейшую подготовку к взлёту, и огляделся. За прошедшие с момента прибытия недели он выходил из базы всего второй раз, и привыкнуть к открывающемуся снаружи зрелищу ещё не успел. Пейзажи, видимые через прозрачные панели базы, мозг, держась за привычные представления, трактовал как нереальные, как необычные картинки, выводимые на экраны. Здесь же за виртуальной реальностью было уже не спрятаться, и нужно было привыкать к мысли, что вокруг действительно чужая планета.
Вопреки названию, скалы и песок Оранжевой были скорее грязно-рыжими, а на взгляд Мигеля ничего, кроме скал и песка, на Оранжевой не было. Тех же оттенков было и низкое небо. Говорят, что внизу, прямо под ногами, сокрыты богатейшие месторождения самых разных полезных ископаемых, кроме разве что органических, а во время песчаных бурь небо при определённом положении местного солнца приобретает цвет апельсина, но в первое врач мог только поверить на слово, а во второе предпочёл бы поверить на слово. И что ему не сиделось в Стеллавиле?
Устыдившись таких мыслей (можно подумать, это его первая экспедиция не в курортных местах!), Мигель решительно отложил их, чтобы потом разобраться в источниках и причинах, и вернулся к «Малышу». Словно дождавшись этого момента, самолёт медленно расправил блеснувшие на солнце ярко-красные крылья, как будто призывая им полюбоваться, что Мигель и сделал. «Малыш» был красив, он больше напоминал новенькую игрушку, чем серьёзную технику, какой он, судя по энтузиазму Красина и Арины, являлся.
– Сами зададите параметры полёта? – обратился Красин к Арине, протягивая планшет.
Та просияла.
– Конечно!
Мигель подошёл к географу и тихо, чтобы не отвлекать ушедшую с головой в работу девушку, спросил:
– Объясните, пожалуйста, дилетанту, зачем вам ещё и «Малыш»? Вы же с орбиты запустили, наверное, с десяток спутников?
Красин усмехнулся.
– Да, нас тогда чуть не съели некоторые нетерпеливые коллеги. «Задерживаете посадку, что вы там возитесь»... А вот что бы они сейчас делали без нашей информации о планете? Но это я так, о наболевшем. На самом деле не десяток, а восемь, и из них по нашей части всего три, остальные для связи, навигации и прочих технических надобностей. Да и из наших трёх один почти чисто метеорологический, летает быстро, снимает часто, широкой полосой, но очень обобщённо. Заодно мониторит магнитное поле, температуру, содержание влаги в атмосфере и тому подобное к радости Арины, это, если захотите, она вам сама подробнее расскажет.
Красин кивнул в сторону девушки, продолжавшей настраивать параметры полёта на своём планшете. Та, не отвлекаясь от своего занятия, кивнула в ответ, и географ продолжил:
– Второй носит гордое имя «Ресурс-3200», снимает пореже, поуже и подетальнее. От него без ума наши геологи, все перспективные районы для полевой работы определяются именно по его снимкам. Но точные карты по ним не построить, разрешение всё-таки недостаточное. За деталями – к третьему «богатырю», спутнику «КрД-4», расшифровывать не буду, а то меня унесёт в историю картографии, были прецеденты. Картинку он даёт замечательную, но справиться со всей планетой ему тяжело, за пролёт он может охватить полоску поверхности шириной чуть меньше 100 километров. В следующий раз над тем же самым местом он пролетит через девять дней, можно будет нацелить камеру на полосу по соседству с отснятой, можно отснять эту же повторно. Но если внизу будет пыльная буря, а она будет с вероятностью, не подскажете, Арин?
– Шестьдесят процентов в среднем по планете, – откликнулась девушка.
– Вот, с вероятностью шестьдесят процентов мы увидим на снимках только облака пыли. Тоже красивое зрелище, не спорю, но миссии картографирования немного неполезное. И шестьдесят процентов это в среднем, есть территории, где найти «окно» в расписании бурь надо умудриться. Вот тут нам и поможет «Малыш». Летит туда, куда надо, тогда, когда надо, снимает детально, точно, словом, не «Малыш», а одни сплошные достоинства, – Красин любовно погладил красное крыло самолёта.
Мигель хотел спросить о чём-то ещё, но тут по внешней связи его вызвала Фа:
– Шафран сообщает о болезни всех находящихся сейчас на Первой полевой базе, это Первая партия в полном составе и Долгих. Вывозим их на базу?
– Подождите с вывозом, – быстро ответил Мигель, – лучше переключите Шафрана на меня, пусть опишет симптомы. Я вылечу через 15 минут, если там что-то серьёзное, вывезу всех сам. Долгих всё равно там, а по земле ехать слишком долго.
Не было печали, как говорится. Впрочем, от всего всё равно не убережешься, а именно на такие случаи он в экспедицию и взят, а вовсе не для того, чтобы самолёты запускать, хоть и жаль пропустить такое зрелище. С другой стороны, сейчас ему представится нечастая в последнее время возможность полетать самому.
Наскоро попрощавшись с географами, Мигель насколько мог быстро пошёл к базе. На полпути на связь с ним вышел Шафран. Выслушав рассказ начальника уехавшей на полевую базу месяц назад Первой партии (всё началось сегодня утром резко у всех, температура, расстройство пищеварения, путанность сознания), Мигель дополнил стандартный набор своего «тревожного чемоданчика» (габаритами больше отвечающего определению «ящик») парой препаратов и задумался.
Одни инструкции требовали прибывать в эпицентр неустановленного заболевания в противочумном костюме, по другим все перемещения вне базы, на транспортных средствах в том числе, нужно было осуществлять в скафандре. Повозившись, Мигель всё-таки смог надеть скафандр на защитный костюм. Двигаться в этой комбинации было не очень удобно, но терпимо.
За один рейс много техники на планету не завезти, но необходимым минимумом экспедиция была укомплектована. Экскаватор-бульдозер, подъёмный кран и жилой фургон для строителей, шесть вездеходов и три самолёта – грузовой и пара легкомоторных «Стрекоз» – для всех остальных. Одна «Стрекоза» была закреплена за начальником экспедиции, вероятно, для устройства внеплановых проверок, вторая была отдана в пользование Мигелю.
В ангаре у «Стрекозы» обнаружился Кастел, наблюдающий за приближающимся врачом с заметным неодобрением.
– Была бы моя воля, я бы тебе вылет не разрешил, – сказал он вместо приветствия.
– Почему? – удивился Мигель.
– Потому что у нас практикуется концепция «Производство первично, остальные подождут».
– И?
– И твой самолёт после выгрузки ещё не проверялся.
– А с ним что-то могло случиться?
– Всё может быть.
– Ну вот я его и проверю. Не смотри на меня так, у меня хорошая страховка!
– Это не очень удачная шутка, – покачал головой инженер.
– Согласен. Но ты же понимаешь, лететь нужно, проверять некогда, а машинка достаточно надёжная, вряд ли за время в пути в ней что-то критичное разболталось.
– Я же говорю, всё может быть. Так что о малейших неполадках докладывай сразу, и, если что, по обстоятельствам, садись или возвращайся.
– Хорошо, – согласился Мигель, открывая кабину.
– Стоп! – внезапно сказал Кастел. – Вылезай. Есть другой вариант – полетишь на самолёте Фа. Его я проверить и отладить успел.
– А что скажет Фа?
– Ничего такого, чего не сказала бы, узнав, что я отпустил тебя на непроверенном самолёте. И мне казалось, ты слишком спешишь, чтобы тратить время на размышления о приличиях, или я ошибся?
– Отличная отповедь, – одобрил Мигель. – Аптечку загрузить поможешь?
Поднявшись в воздух, Мигель в который раз поразился, насколько по-другому выглядит с высоты птичьего полёта даже самый безрадостный пейзаж. А от необычности открывшегося перед ним зрелища и вовсе в первые минуты захватывало дух. Долина, в которой располагалась база, казалась наполненным песком блюдцем. За грядой холмов и скал лежала следующая долина, а дальше начиналась горная страна. Солнце светило ярко, но ещё не поднялось высоко, и склоны гор и ущелья пересекали резкие длинные тени, добавляя картине фантастичности. И всё это в оттенках жёлтого, коричневого и серого, ни пятнышка зелени, ни блеска водной глади.
Три часа полёта в спокойных метеоусловиях дарят массу возможностей для того, чтобы не спеша поразмышлять обо всём на свете. Например, насколько полезно иметь «корочку» пилота – без неё для экспедиции нашли бы другого врача, и Оранжевая осталась бы для него в лучшем случае строчкой в новостях экономики. Или о том, что кадры для экспедиции подобрали на редкость удачно – об этом говорил по крайней мере его личный критерий. Пока ни один человек здесь не пытался набиться ему в приятели, чтобы «по-приятельски» попросить подыскать ему у отца местечко потеплее. До этого такой же результат был только в забытом всеми богами лесном посёлке на Лукреции, где в наскоро сооружённой из подручных материалов больнице он с пятью другими врачами пытался сделать то, во что на других планетах не верили даже закостенелые оптимисты. Хотя тогда они все променяли бы даже самую блистательную карьеру на десять часов сна.
Самолёт летел над плато, которому ещё только предстоит дать название. Да, для мечтающих увековечить своё имя целая неизученная планета – просто кладезь возможностей. Уж какую-нибудь скалу можно выделить даже самому никчемному участнику экспедиции, вроде него. Главное, ненароком об эту самую скалу не разбиться, а то коллеги одним махом убьют двух зайцев – и поименуют, и увековечат.
Усмехнувшись этим мыслям (уж в чём-чём, а в стремлении к дешёвой известности он никогда замечен не был), Мигель взял чуть восточнее и прибавил скорости.
Внезапно пришла мысль о Глории. Любому несоответствию хочется найти объяснение, а уж расхождению между совершенным внешним обликом и таким же совершенно невозможным стилем общения, и подавно. Самое простое объяснение, которое так и хочется дать, это то, что она так защищается. Но от кого или от чего? Мишка говорит, Глория такой была всегда, но насколько он объективен, зная её только как начальника и только на работе? Надо будет посмотреть, есть ли что про неё в «сказках на ночь» – информации, которую отец традиционно собирал про места и людей, с которыми предстояло работать Мигелю. Так же традиционно Мигель за «сказки» благодарил и убирал их в дальний раздел памяти коммуникатора. Отец, как Мигель был почти уверен, прекрасно знал, что сын к этой информации не прикасается, как и Мигель знал, почему отец продолжает её собирать. Права в отношении друг друга они установили давно, и они устраивали обоих. Мигель улыбнулся: всё-таки в том, чтобы быть сыном Гектора Мозели, есть не только одни минусы.
Противоположную от солнца сторону горизонта начало затягивать рыжими тучами. Влаги в них, как рассказывала Арина, практически не было, а вот песка хоть отбавляй. К песку прилагался ветер, пока ещё не очень сильный, но «Стрекозу» стало заметно покачивать.
К счастью, он почти прилетел. На склоне небольшой котловины блеснул купол полевой базы. Мигель переключился на ручное управление и повёл самолёт к выровненной площадке, обозначенной огнями: садиться он предпочитал сам.
Полевая база была в несколько раз меньше основной, но ощущения тесноты на ней почему-то не возникало. Возможно, от того, что здесь постоянно жило только три человека, и сейчас эти три человека (и попавший в неудачное время в неудачное место Роман) лежали на кроватях в жилом модуле. Хотя нет, если и лежали, то не все: у шлюза Мигеля встретил сам старший геолог партии Фред Шафран, слегка зелёный, но вполне живой.
– Привет, Фред, ты решил за неимением девушки в кокошнике отправить встречать меня зомби? – спросил Мигель, снимая скафандр.
– Эээ… – промямлил Шафран, широко открытыми глазами уставившись на костюм врача.
– Ты про мою одежду? Инструкции, сам понимаешь. Знал бы, что ты такой впечатлительный, предупредил бы на подлёте. Ну, показывай, где остальные зомби?
Двое суток спустя, забравшись в кабину «Стрекозы», Мигель с трудом подавил желание хорошенько потереть глаза: спать, несмотря на стимуляторы, хотелось жутко. Впрочем, он даже попытался их потереть, но наткнулся на стекло шлема. До этого выполнить то же простое действие мешала маска противочумного костюма, с которым он успел сродниться, и от которого ещё быстрее успел устать. Можно было бы, конечно, его снять, но раз начал пропагандировать следование инструкциям, будь добр соответствовать, чтобы окружающие не расслаблялись. Ладно, всего три часа, и можно будет, наконец, разоблачиться.
Осталось не очень приятное. Мигель щёлкнул рычажком и вызвал базу.
– Докладывайте, доктор, – Фа ответила сама: то ли было её дежурство, то ли перевела вызовы на себя, чтобы не распускать потенциально паникогенную информацию в свободный полёт.
– У всех четверых пациентов пищевое отравление средней тяжести, в настоящее время состояние удовлетворительное, сегодня ещё отдохнут, завтра смогут приступить к работе. Моё присутствие здесь больше не требуется, вылетаю на базу.
– Причина отравления?
– Точно скажу после анализов, на первый взгляд наиболее вероятная причина – остатки зеванов, которые они взяли с собой.
– Вы же говорили, что эти фрукты не портятся?
– Видимо, в определённых условиях какие-то неблагоприятные процессы в них всё же протекают.
– Знаете, доктор... Я рассчитывала с вашей стороны на менее легкомысленное отношение к своим обязанностям, – резко сказала Фа и отключилась.
Мигель с минуту смотрел невидящим взглядом на штурвал, потом сморгнул и засмеялся: он уже и забыл, каково это – получить выволочку. Лет десять с ним такого не было. Или пятнадцать?
Сегодня Мигель снова бы променял карьеру на десять часов сна. Но то ли он переборщил со стимуляторами, то ли просто слишком устал, но сон выдался беспокойным и поверхностным. Он всё пытался и не мог поймать какую-то мысль, мелькавшую на границе сна и яви. Он то убегал от полчищ зеленоватых зомби (один-в-один, Шафран), то пытался убедить Фа не выгонять его с базы в ночную тьму за угнанный самолёт, то вкапывал в песок Оранжевой саженцы яблонь. Потом в его сне появилась Глория. Ласково улыбаясь, она поливала саженцы из крошечной, но бездонной лейки, от чего те на глазах начинали расти, покрывались листьями и цветами, тут же превращающимися в плоды, только почему-то не в яблоки, а в фиолетовые зеваны.
Мигель резко сел на кровати, потом быстро оделся и почти побежал в столовую. Ночь едва перевалила за половину, так что там было пусто и темно. Отцепив от кармана тонкий фонарик – ещё один двусмысленный подарок отца (он хорошо подходил, чтобы по старинке проверить пациенту горло или зрачки, а можно было сдвинуть переключатель и превратить его в сверхяркий фонарь, ослепив противника неожиданной вспышкой), Мигель присел перед рукомойником. Ему повезло: пространство под баком для сбора воды, куда две недели назад на глазах врача закатился фиолетовый фрукт, было слишком узким для робота-уборщика, так что спустя минуту Мигель уже оттряхивал свой трофей. Под тонким слоем пыли никаких повреждений на гладких фиолетовых боках не было, зеван выглядел всё так же аппетитно (если вы любители зеванов, конечно). Чего совершенно нельзя было сказать о зеване, привезённом Мигелем в контейнере для образцов с полевой базы. Тот больше походил на подсохший фиолетовый огурец, сморщенный и в пупырышках, чем на своего собрата. Убирая находку и подписывая контейнер, Мигель вздохнул: быстро закончить с анализами не получится.