– Я сегодня одна, – объявила Кристина, усаживаясь за столик. – И мог бы хотя бы попытаться скрыть разочарование, твоя Аришка уже умчалась на работу, не удивлюсь, если вообще без завтрака.
– Она не моя, – буркнул Хидео.
– Знаешь, пока она сохнет по нашему героическому доктору, а сохнуть она будет долго, у тебя нет шансов. Так что лучше переключайся на меня.
Наверное, на Кристину стоило разозлиться за её болтовню, но злиться на неё всерьёз было невозможно.
– Не видел бы своими глазами, ни за что бы не поверил, что такие разные девушки могут быть подругами.
Кристина опустила глаза и несколько неловко улыбнулась. Видеть девушку смущённой было так непривычно, что Хидео даже поперхнулся. Прокашлявшись, он спросил:
– Я ошибаюсь?
– Нет, – запнувшись, ответила Кристина и замолчала.
Хидео думал, что продолжения не последует, но спустя минуту девушка всё-таки сказала:
– Мне просто сложно говорить на эту тему. Есть подруги как подруги, они простые и понятные. Сегодня мы обсуждаем мальчиков, завтра идём за покупками, послезавтра уводим друг у друга мальчиков или покупаем такое же платье, за что друг на друга смертельно обижаемся. А есть Арина. Она как… ну тихая гавань после бури. К ней можно прийти со своими обидами, поплакаться, она и выслушает, и скажет что-то, вроде очевидное, но всё равно утешающее, и поругает иногда. А самое главное, она ни за что не будет тобой пользоваться, чтобы раздобыть что-то для себя.
– А ты? – не удержался Хидео.
– И я. Ну да, звучит так, будто я ей пользуюсь, не опасаясь подвоха в ответ. Но это не так. И вообще, – закончила она своим привычным слегка вызывающим тоном, словно хотела закрыть страницу случившихся откровений, – этим стервам я свои платья поносить не дам, а Аришке – пожалуйста!
Хидео хихикнул.
– Вы вместе учились?
– Нет, учились мы по отдельности, а вот жили вместе. Её и мои родители вместе работают, вот и договорились, что мы поедем учиться в один город и будем снимать на двоих квартиру.
– Представляю… Бедная Арина, наверное, ты со своими тусовками и поклонниками ей совсем покоя не давала.
– А вот и наоборот. Что, не веришь? А так и было. Тусовки хозяин квартиры строго запретил, пригрозив после первой же выгнать на улицу, а поклонники, как ты выразился, до окон не долезали, шестьдесят третий этаж всё-таки. Так, иногда зайдёт кто-то, и всё, мне больше нравилось на свободе гулять, чем тесниться в этой каморке. А вот к Арине чуть ли не каждый день бегали однокурсники.
– Списывать? – понимающе ухмыльнулся Хидео.
– Если бы. Списывать она не давала, вместо этого устроила что-то вроде вечерней школы для двоечников. И ладно бы деньги за уроки брала, нет, она за идею работала! Парочку, правда, я в свою «свиту» пристроила, но надо же было получить от этого проходного двора хоть какую-то выгоду!
Было видно, что в Кристине мешается одновременно и гордость за подругу, и досада.
– Давно хотел спросить, ты-то что забыла в этой экспедиции? – спросил Хидео.
– А я замуж хочу. А в таких местах для этого столько возможностей!
– Замуж за геолога? – усомнился Хидео. – Чтобы потом его месяцами, а то и годами ждать из таких вот экспедиций?
– Зато не успеет наскучить. Ну а что? Профессия уважаемая, деньги зарабатывает, тратить не успевает, время от времени навещает – что ещё надо?
– Что же ты тогда на меня нацелилась? – усмехнулся мельхиорец. – У меня уважаемой профессии нет, да и с деньгами не очень. Тот же доктор и то намного перспективнее.
Тут Хидео прикусил язык: если Мозели узнает, кто подал Кристине эту замечательную идею, то по головке его точно не погладит.
– А я на тебе разминаюсь, – хихикнула девушка. – А на твоего доктора я уже попробовала нацелиться, но он быстро вывел меня на чистую воду.
Кристина встала и пошла за едой.
На полпути она обернулась и сказала неожиданно серьёзно:
– А ещё он какой-то жуткий. Что у нас сегодня на завтрак? Опять эта бурда?
Она поставила на стол тарелку, безо всякого энтузиазма потыкала ложкой её содержимое и сказала задумчиво:
– Может быть, мне сесть на диету?..
Хидео хмыкнул:
– Ты только при «жутком докторе» это не брякни. А то он живо поставит тебя на внутривенное довольствие.
Кристина в ответ фыркнула и надула губки.
«Если она Мозели считает жутким, то что бы она сказала, узнав, где и как я провёл последние несколько лет?», – подумал мельхиорец, размешивая сахар в кофе.
Он вспомнил, как сидел у чёрного хода пивной на Сингату-Ну, куда его выкинули в полубессознательном состоянии, и прижимал кровоостанавливающую салфетку к спине. Рана была не в самом удобном месте, так что для того, чтобы до неё дотянуться, пришлось попотеть. С другой стороны, ему ещё сильно повезло. Лучше сидеть в неудобной позе с затекшей рукой, чем лежать и вообще ничего не чувствовать. Если бы нож того амбала с «Ласточки» не скользнул по металлическому канту на ремне сумки, а затем по ребру, то он бы сейчас мог уже ни о чём не беспокоиться. А так поболит и перестанет, ну ещё придётся в следующий раз в баре проставиться на всех присутствующих, исполнив обязанность всех выставленных (точнее, выкинутых) драчунов.
Размышляя об этом, Хидео поднялся, оттряхнул колени и вышел на улицу. О благоустройстве этого района власти Сингату не сильно заботились, горящие фонари были скорее исключением, чем правилом, но Хидео неплохо видел в темноте, так что идти удавалось, почти не спотыкаясь. Рядом с заколоченным входом магазинчика, не выдержавшего то ли конкуренции, то ли соседства, он остановился: салфетка напиталась кровью и стала сползать. Достав из сумки ещё одну, мельхиорец начал прилаживать её на рану, ругаясь про себя и обещая, наконец, заняться растяжкой. Занятый своим делом, он не сразу узнал Эдди и Тора, своих «сокомандников», быстро прошедших мимо. Те Хидео, скрытого тенью от навеса магазинчика, и вовсе не заметили.
– Может, всё-таки вернёмся за Седым? – спросил Эдди.
– Зачем? Устроить красивые похороны? – огрызнулся Тор. – Ты что, не видел, как ему Шуш воткнул нож под лопатку? Жаль парня, но ему уже всё равно, а нам под облаву попадать совсем не с руки. Прибавь ходу!
Хидео замер, не в силах даже вздохнуть от пришедшей в голову мысли. Пираты считают его погибшим. Может быть, ему и правда «погибнуть» для «Солнца подземелий»? Закончить эту жизнь и начать новую? Денег на анонимном счёте хватит на новые документы, даже на новое лицо, если захочется, и ещё останется на пару лет скромной жизни.
Свернув в проулок, он прибавил шагу, стараясь не обращать внимания на разливающуюся при каждом толчке по спине боль и тонкий ручеек крови под рубашкой. Попадать под полицейскую облаву не было с руки и ему.
Спустя четыре месяца, пять планет и три комплекта документов он начал задумываться о том, что «коллеги» его уже не найдут, и можно попробовать достать из самого потайного дна свою настоящую паспортную карточку, не видевшую свет с начала его самостоятельной жизни за воротами Академии.
Размышляя об этом, он зашёл в забегаловку перекусить и увидел на висящем там экране новостной сюжет про успешную охоту полиции на «Солнце подземелий». Оставив еду на столе, он на внезапно ставших непослушными ногах вышел на улицу и до утра бродил по городу, думая, что делать со свалившейся на него жизнью дальше.
Хидео не был суеверным, но когда первый луч солнца позолотил табличку посольства Мельхиоры на невзрачном здании, он не смог воспринять это иначе, как знамение.
– Ты всё ещё тут? Или тоже раздумываешь о диете?
Тряхнув головой, отгоняя воспоминания, Хидео откинулся на стуле и пристально посмотрел на Кристину.
– Нет, диета тебе не поможет, – заявил наконец он.
– Почему? – девушка даже слегка опешила.
– Совершенство править – только портить!
Кристина хихикнула и встала.
– Грубовато, конечно, но засчитано. Ну ладно, приятно было поболтать, но мне пора, а то Изольда проклянёт. Или заставит мыть пробирки руками.
– Серьёзная угроза. Я тоже пойду, надо помочь нашему урезанному отряду строителей притащить конструктор, из которого они будут собирать оранжерею. Так что готовься, скоро будем устраивать романтичные прогулки среди огуречных грядок!
Девушка фыркнула, резко повернулась, махнув забранными в «хвост» волосами, и изящно, словно не в тяжёлых рабочих ботинках, пошла к двери. Хидео немного полюбовался («Вот как она это делает?») и пошёл следом.
Но далеко уйти ему не удалось. В дверях столовой он был остановлен Эрихом.
– Где резак? – грозно спросил он.
– Эээ.. Доброе утро? – попытался сбить боевой настрой завхоза Хидео. Напрасные усилия!
– Где резак, я тебя спрашиваю!
– Где всегда. На стеллаже в мастерской.
– Его там нет!
– Значит, его кто-то взял, – Хидео тоже начал заводиться. – Спрашивайте у того, кто взял, а не у меня.
– Его брал ты!
– Брал. И вернул.
– Не вернул! А кроме тебя, им никто не пользовался!
– Конечно-конечно! Вы меня раскусили. Я его взял и спрятал в своей косметичке, чтобы потом, выбрав ночь потемнее, перепилить опоры водонапорной башни. Да ещё и пожар устроил, чтобы замести следы. Я его вернул на место, каюсь, не сразу, не до того было, но на следующее же утро. Вернул!
Эрих возмущённо пыхтел, наверное, Хидео должен был испугаться, но выглядело это скорее смешно, чем страшно. К тому же позади завхоза уже скопилась небольшая толпа: Красин, Мозели, Лиамм, Глория и Роман переглядывались и не знали, как им обойти неожиданное препятствие на пути к завтраку. Наконец географ кашлянул. Эрих обернулся, явно не понимая, откуда здесь взялось столько зрителей, и что они хотят от него.
– Давайте обсудим мою коварную натуру где-нибудь в другом месте, – подсказал Хидео. – Коллеги есть хотят.
– Вычту из зарплаты, – посулил Эрих и, протиснувшись мимо посторонившегося Красина, ушёл.
– Эх, – деланно сокрушился Хидео и тоже посторонился, делая приглашающий жест. – Прошу к столу!
Дождавшись, когда все войдут в столовую, он пошёл за скафандром. «Конструктор» сам себя на место не притащит.
Через час Хидео понял, как ему повезло, что строители после возведения главной базы уехали на стройку полевых баз, появляясь тут эпизодически. Точнее, не все строители, а их глава, Лиард Маккензи. Сразу после прилёта он ещё как-то сдерживался, но за два с небольшим месяца на пустой планете то ли потерял налёт провозглашаемых, но искренне не разделяемых лозунгов, то ли просто накопил раздражение, которое, наконец, нашёл на кого выплеснуть.
Проблема была не нова. Даже когда Мельхиора была частью Звёздной Конфедерации, на её уроженцев в «метрополии» многие посматривали косо. Во-первых, потому что Мельхиора была даже не провинцией, а такими задворками, где разумной жизнью, с точки зрения рядового конфедерата, даже не пахло. «Ты умеешь писать?» – совершенно искренне удивлялись на первых порах его однокурсники. «А правда, что вы строите свои дома в земле? И ездите на животных? А прилёт кораблей на планету согласовываете со своими шаманами?» На эти и тысячи подобных вопросов он быстро научился отвечать, даже не обижаясь. Зачем? Любопытствующие мальчишки и девчонки не думали его оскорбить, а просто пытались совместить имеющуюся у них с рождения картину мира с профессионально владеющим техникой и кое в чём даже более образованным, чем они, сверстником с белыми волосами.
А во-вторых, дело было именно в белых волосах. А ещё глазах, меняющих цвет от голубого до чёрного при изменении освещения. Характерные черты мельхиорцев, появляющихся у новых поселенцев уже во втором поколении. И внушающие отвращение, а то и ужас (мутанты же!) достаточно большому числу «чистокровных» жителей Конфедерации.
Нет, с точки зрения официальной пропаганды проблемы не было. Все планеты Звёздной Конфедерации и их жители провозглашались равными, жили в дружбе и взаимопонимании. На практике же разница между мальчиком, родившемся, например, на Титане, и мальчиком с Мельхиоры была огромной. Даже самая бедная семья на Титане имела больше возможностей выучить своего ребёнка, чем семья, считающаяся зажиточной на Мельхиоре, хотя бы просто потому, что на самой Мельхиоре не учили ничему, кроме умений, требующихся для разработки ресурсов планеты. А учёбу на другой планете могли позволить себе только очень редкие счастливчики. И, конечно же, официальная пропаганда не замечала бытовой неприязни, окружавшей мельхиорцев.
После обретения Мельхиорой независимости необходимости в пропаганде равенства независимо от цвета волос больше не было, более того, её пример должен был стать неприемлемым для других планет Конфедерации. Поэтому уровень враждебности к «мутантам» подскочил до небывалого уровня. Особо рьяные политические деятели требовали вообще вывести мельхиорцев из-под защиты закона, но массовой поддержки такие идеи всё-таки не получили. Но всё равно, мельхиорцам ходить по улицам Звёздной Конфедерации без головного убора и тёмных очков было хоть не так опасно, как это могло показаться, но однозначно неприятно.
А «СтройГалактик», фирма, нанятая «ИСМ» для стройки баз на Оранжевой, была из Звёздной Конфедерации.
До прямых оскорблений глава строителей не дошёл, но не понять, какой уровень неприязни он испытывает к помощнику, не смогла бы только каменная статуя.
Через два часа даже Зак, этот непрошибаемый тип, начал чувствовать себя неловко. Вообще выходило забавно: брезгливость не мог сдержать Маккензи, причиной её был Хидео, а уши краснели у Зака.
Сам Хидео противоядие для себя нашёл давно. Если Маккензи неприятно рядом с ним находиться, разве это его, Хидео, проблемы? Нет, это проблемы Маккензи.
Хидео в очередной раз зашёл на склад, свернув в сектор, где в одном углу лежали так никем и не разобранные полуобгоревшие панели, а в другом разместились расходники для лаборатории: Изольда попросила улучить минутку и занести в лабораторию канистру с реактивами взамен куда-то запропавшей. Найдя нужную канистру, стоявшую около внешней стены, он выглянул наружу. Уже темнело, и прозрачная панель стала неплохим зеркалом. Хидео посмотрел на своё отражение, наблюдая, как радужная оболочка меняет цвет с чёрного на голубой, и повторил вслух: «Это не мои проблемы». Завтра с очередной полевой базы должны были вернуться остальные строители, и его услуги им больше не понадобятся.
Он развернулся и пошёл к выходу, но на полпути замер на месте, пытаясь понять, что же привлекло его внимание. Он снова вернулся к «зеркалу», присмотрелся и вдруг увидел в отражении то, чего здесь быть никак не могло. Из-под обгоревших панелей, полуприкрытая краем одной из них, выглядывала рукоятка плазменного резака.
Хидео резко повернулся и почти подбежал к панелям, но рукоятка и не думала исчезать. Вытащив резак (тот самый!), он повертел его в руках, пытаясь осознать произошедшее. Если бы он не помнил точно, что возвращал резак на место, он бы сам себе не поверил. Какая-то глупая шутка, знать бы ещё, чья.
В соседнем секторе послышались шаги, и мельхиорец поспешно запихнул резак назад под панели. Оглянувшись (ничего не заметно), он пошёл навстречу вошедшему в сектор Заку.
– На сегодня хватит, – объявил тот, – пошли ужинать.
– Такое задание я всегда готов выполнить в первых рядах, – ответил Хидео и помахал канистрой. – Только вот отнесу подарочек в наш цветник.
– Я в тебе и не сомневался. Ты там не задерживайся сильно, а то опять одна «овсянка» останется.
– Ты что-то имеешь против «овсянки»?
Разговаривая так, приятели дошли до рабочего модуля, и Хидео, попросив его не ждать, скрылся в лаборатории. Зак, понимающе хмыкнув и снова посоветовав не задерживаться, пошёл в столовую.
Что-то хорошее было и в том, что Маккензи «снял маску». По крайней мере, Зак, получив передозировку, от конфедератского высокомерия полностью излечился.
Хидео задерживаться действительно не стал. Отдав канистру и перекинувшись парой фраз с Кристиной, он вышел, но отправился не в столовую, а, убедившись, что коридор пуст, почти бегом вернулся на склад. Болтая с Заком, он успел обдумать ситуацию, и выводы ему не понравились. Во-первых, резак появился на складе совсем недавно: сюда то и дело кто-то заходит, резак лежал почти на виду, и долго оставаться незамеченным он бы не смог. Напрашивается вариант, что это случилось вообще сегодня, некто, взявший резак из мастерской, услышав их с Эрихом ссору, не стал сознаваться, а решил незаметно его вернуть. И вот тут появляется во-вторых. Таинственный некто не положил резак на стеллаж в мастерской, а спрятал его таким образом, чтобы его скоро нашли, и в таком месте, где, как все решат, его забыл Хидео. И это мог быть почти кто угодно: по складу сегодня целый день сновали туда-сюда то строители, то шумно собирающиеся на свою наконец отремонтированную базу геологи Второй партии, правда, почему-то без Глории, и наконец получивший собственный полевой дом Виткевич со своей Четвёртой партией. Да и насчёт остальных нельзя быть уверенным, мало ли у кого какие дела на складе?
Хидео положил резак в пустой ящик и понёс его в мастерскую. В коридорах было пусто – самый разгар ужина, даже отпетые трудоголики делали в своём трудоголизме перерыв. Без помех дойдя до мастерской, он убрал резак на штатное место (и пусть Эрих что хочет, то и думает) и собрался идти обратно, когда за стенкой, в ангаре, послышался грохот. Хидео замер, прислушиваясь, потом надел снятый было шлем скафандра и вышел в ангар.
Полупустой после разъезда геологов по базам и слабо освещенный по вечернему времени, ангар производил гнетущее впечатление.
– Кто здесь? – неожиданно робея (сто раз же сюда заходил, и ничего!), спросил Хидео.
Никто не ответил. Хидео сделал несколько шагов вглубь ангара и остановился. Фонаря с собой у него не было, а включать общий свет он не захотел – ещё заметят, прибегут, будут волноваться и задавать странные вопросы. Ему бы ещё кто на них ответил!
– Барабашка завёлся, – проворчал мельхиорец, выходя из ангара. – А может, кому-то просто пора подлечить нервы.
Оставив в мастерской скафандр, Хидео поспешил в жилой модуль. Как он и надеялся, Кристина, задержавшись, наводя марафет, тоже опаздывала на ужин. Он догнал девушку перед дверью столовой. Подхватив её под ручку, Хидео сморозил какой-то дежурный комплимент. Кристина рассмеялась, ожидаемо не став расспрашивать про его манёвры. А вот с местом ему уже не так повезло, пришлось сесть на свободный стул спиной к центру зала, так что с планом посчитать, все ли здесь, пришлось расстаться. Ну что ж, тогда можно сосредоточиться на ужине.
За спиной мельхиорца болтали, входили в столовую и выходили из неё участники экспедиции, а он, жуя «овсянку» (то есть кашеобразный питательный, но не слишком вкусный концентрат), пытался понять, неуютно ему исключительно от усталости после непростого дня, или дело в чём-то другом.
Утром от неясного беспокойства не осталось и следа. Выбираясь из одеяла-кокона, Хидео задумался, из-за чего он так себя накрутил накануне. Отвык от общения с «истинными конфедератами», не иначе.
Арина сидела за столом, держа в одной руке вилку, а в другой планшет. Отодвинутая в сторону «овсянка» обиженно остывала.
– Ты не перепутала, куда втыкать вилку? – хихикнул Хидео, садясь рядом.
– А? Что? А, это ты. Прости, заработалась, – Арина выпрямилась и откинула волосы со лба. – Пришли новые данные со спутников, нужно поправить мою климатическую модель.
– Опять? – удивился Хидео. – Ты же её месяц назад закончила?
– Да, – Арина грустно вздохнула. – Но на Оранжевой очень низкая влажность воздуха и нетипичное распределение зон атмосферного давления, из-за этого я не могу пока обеспечить высокую достоверность прогнозов погоды.
– Да ты и так не сильно ошибаешься! – горячо заверил девушку Хидео.
– Может быть, – Арина снова вздохнула. – Но хотелось бы выйти на 90-процентную достоверность для 10-дневных прогнозов…
– Эх, – с некоторой завистью сказал Хидео, – жаль, что я во всём этом ничего не понимаю…
– Но это всё не так сложно, как кажется. И ты вполне можешь всему научиться, если захочешь. В моём университете отличные преподаватели, подготовишься немного и сможешь туда поступить.
Хидео улыбнулся.
– Э, нет, ну сама посуди, какой из меня учёный? Чтобы разбираться в этих ваших циклонах и аномалиях, нужна голова, а не как у меня, две извилины, и те от шлема.
Молча посмеивающийся над их диалогом Красин, сидевший напротив, посерьезнел.
– Простите, что вмешиваюсь, но вы, Хидео, очень сильно ошибаетесь. В науке гениальность не относится ни к необходимым, ни к достаточным качествам. Гении, конечно, в науку приходят и двигают её рывками вперёд, но её также двигают простые упорные в движении к цели «середнячки». И чей вклад больше – можно ещё поспорить. Вот упорство – то да, пусть недостаточное, но однозначно необходимое.
– Серьёзно? – удивился Хидео.
– Абсолютно, – взгляд географа стал отсутствующим. – Когда при мне начинают превозносить гениальность как главную черту учёного, я всегда вспоминаю одного из самых талантливых геологов моего поколения. Пару лет про него все только и говорили, прочили блестящее будущее и ждали выдающихся открытий. Открытия были, конечно, но довести их до логического завершения, до практики, производства, наконец, он не смог. Потому что после вспышки озарения начинается планомерная работа, и её гениальностью не заменишь. Сегодня его имя упоминается в лучшем случае в списке «внёсших вклад» в обзорной главе учебника, которую всё равно никто не читает.
– Вы про Мура? – тихо спросила Арина.
– Да. Но это печальная история, – Красин встал и, кивком попрощавшись с присутствующими, вышел из столовой.
Хидео и Арина молча переглянулись.
– Не переживай, у тебя получится отличная погодная модель, – сказал Хидео минуту спустя. – А сейчас давай лучше позавтракаем, запас сил нам сегодня не помешает, тебе – чтобы думать, мне – чтобы рулить.
Сегодня ему предстояло навестить Шафрана. Первая партия свою территорию отработала, и материальные результаты их работы требовалось отвезти на главную базу. Сами же геологи должны были, не заезжая «домой», загрузиться в самолёт к Роману и отправиться вместе с ним за новыми приключениями. С точки зрения Хидео, хотя бы один выходной после сдачи участка просто напрашивался, но Инка торопил подчинённых, не потакая настроениям «впереди ещё много времени, успеем».
Но если временем геологов старались распоряжаться рационально, то его, Хидео, время, мало кого беспокоило. Иначе не посылали бы его «по земле» на базу, до которой больше двенадцати часов пути в одну сторону! Нет, чтобы сам Инка слетал туда на начальственной «Стрекозе», или, что ещё лучше, одолжил бы самолёт ему. Но нет, не положено по служебному положению одному и не положено по служебному же положению другому. Надо было всё-таки купить себе вместе с предпоследним комплектом документов «корочку» пилота, как советовал ушлый продавец! Тогда, правда, он ещё не решил, что вернёт себе родное имя, а значит, от «чужого» документа никакого проку ему сегодня бы не было бы…
– Так, стоп, – велел сам себе Хидео. – Вот только приступов тонкой душевной организации мне сейчас и не хватает. С именем определюсь позже, а сейчас надо не забыть взять с собой обед. В конце концов, провести пару дней вдали от базы тоже неплохо, особенно пока здесь работает великий Маккензи.
После полёта над зловещей страной вулканов и землетрясений, однообразные рыжие пейзажи равнин вокруг главной базы казались почти родными. Чтобы усилить нахлынувшее ощущение, а заодно и скрасить дорогу, Хидео включил мельхиорскую музыку. Устаревшая по меркам других планет, она хорошо подходила к сменяющим друг друга за окнами холмам и долинам. Но спустя всего пару песен он пожалел, что поддался порыву: знакомые мелодии пробудили обычно глубоко запрятанную тоску по дому. Тоску неутолимую, потому что Хидео прекрасно понимал, что, вопреки принятому решению, у него не хватит духа вернуться на Мельхиору.
«Кого я обманываю? Зря я вообще откопал своё старое имя, надо было оставить себе прошлый паспорт», – раздражаясь на самого себя, подумал он.
Хидео преодолел перевал и остановился передохнуть. Быстро справившись с обедом (а как с ним можно справляться долго, если обед состоит из одного стакана с питательной смесью?), он вышел из вездехода, чтобы размять ноги. Солнца сегодня видно не было, небо со всех сторон закрывали серые пылевые облака. Мельхиорец перевёл взгляд вниз, на лежащую у его ног долину, и вздохнул. Сильнее всего, даже сильнее непривычного цвета неба, чужой для него Оранжевую делало полное отсутствие растительности. Какой прекрасной могла бы стать эта планета, если бы её наполнила жизнь! Он представил эту долину изумрудно-зелёной от травы, невысокие горы вдалеке пусть будут покрыты сосновым лесом, а вот там с уступа срывается небольшой водопад, чтобы растечься в долине неширокой, но полноводной рекой…
От мечтаний его отвлёк писк вызова с главной базы.
– Погода портится, – услышал он обеспокоенный голос Арины. – В окрестностях Первой вечером будет буря. Может, вернёшься?
– Не переживай, бурю я встречу под крышей, – заверил девушку Хидео.
Та в ответ вздохнула и попросила:
– Не геройствуй попусту.
– Не буду! – пообещал мельхиорец.
Арина снова вздохнула и отключилась.
Хидео оглядел горизонт. Песчаная муть продолжала висеть в воздухе, но на западе она стала заметно темнее. Пожалуй, и, правда, пора поспешить.
Полтора часа спустя поводов поспешить у Хидео стало ещё больше. Мало ему было наступающей на пятки бури, так ещё и виски стало знакомо ломить. Хидео стиснул зубы и постарался выжать из вездехода и дороги всё возможное. Обычно он старался оттянуть момент использования препарата, а то и вовсе обойтись без него. Лекарство помогало отлично, но спустя час мельхиорца начинало сильно клонить ко сну, и в это время лучше было бы быть уже не за рулём. Если же дорога затягивалась, то, чтобы побороть сонливость, приходилось изводить весь запас мозелевского энергетика, а потом полночи мучиться бессонницей. Но, проехав ещё немного, Хидео понял, что дальше тянуть будет уже чревато, открыл аптечку и, не глядя, запустил руку в отделение со шприцем. Действие было настолько привычным, что нащупав вместо шприца пустоту, он сначала даже не испугался. Притормозив, он открыл аптечку пошире и проверил другие отделения. Шприца не было. Ещё удерживаясь от паники, он взял фонарь и посмотрел на полу, заглянул под сиденья, ощупал карманы. Шприца не было нигде. И вот тут ему стало страшно по-настоящему.
Как бы в ответ, головная боль взялась за него всерьёз, окатив обжигающей волной. Перед глазами замелькали цветные пятна. Четыре часа езды до базы превратились в бесконечность, а буря, с которой он обещал Арине не встречаться, в неизбежность. Первые, ещё не очень быстрые песчинки уже застучали по бортам вездехода. Хидео снова завёл мотор и, почти вслепую, поехал вперёд: надо было хотя бы немного подняться по склону котловины, где он стоял сейчас, чтобы не занесло песком по самую крышу, а то и выше неё.
Вездеход мотнуло, он резко накренился и застрял. Боль от толчка была такой сильной, что Хидео на минуту потерял сознание, а придя в себя, обнаружил, что в беспамятстве умудрился совершить абсолютно бесполезное действие, а именно вызвал пребывающего на главной базе, то есть почти на другом краю Вселенной, Мигеля Мозели. Кажется, тот уже не в первый раз о чём-то его спрашивал, но о чём, Хидео понять не мог. О погоде? Самочувствии? Какое это уже может иметь значение? Но что-то сказать надо было, невежливо просто так вызвать и молчать, поэтому Хидео решил пожаловаться:
– Шприц пропал… – сказал он, запинаясь.
Такой ответ, похоже, устроил врача, потому что свои расспросы он прекратил. Хидео хотел уже извиниться за беспокойство и попрощаться, но Мозели опередил его неожиданным вопросом:
– Маяк работает?
Вся техника экспедиции была снабжена маяками, в штатном режиме постоянно передающими сигнал о собственном местоположении. Хидео машинально проверил мигающую под потолком лампочку.
– Да…
– Отлично.
Что было «отлично», Хидео не понял, но спрашивать уже не было сил. Силы, те, что ещё оставались, уходили на то, чтобы не заорать. Хотя перед кем ему тут держать лицо? Он отключил связь и во время очередного пика очередной волны боли по-звериному завыл. Легче не стало, зато из каких-то глубин сознания внезапно вылез стыд, требующий даже перед лицом смерти помнить про то, что он человек, и вести себя соответствующе. Что ж, придётся соответствовать.
В минуты относительного облегчения, случающиеся всё реже, Хидео пытался прикинуть свои шансы снова увидеть если не Мельхиору, то хотя бы здешний рассвет. По всему, они выходили не очень: если ему повезёт дождаться окончания магнитной бури и сохранить рассудок, вероятность того, что его найдут и откопают в песчаном море, которым скоро станет эта котловина, пока не кончится вода или воздух в скафандре, не сильно отличается от нуля. А потом боль перестала давать передышки, и ему стало почти всё равно.
Неожиданно шум ветра словно бы стал громче, потом вездеход слегка покачнулся, и следом снова стало тише, а скрючившегося на руле Хидео кто-то бесцеремонно откинул на спинку кресла. Мельхиорец попробовал сфокусировать взгляд на госте, получалось плохо, а потом размытая картинка неожиданно обрела чёткость.
– А, это вы, – пробормотал Хидео, пытаясь понять, он уже сошёл с ума от боли, или это ему ещё только предстоит, а пока нужно удовольствоваться галлюцинацией. Очень реалистичной, кстати.
– Я, я, – ответил Мозели, убирая шприц в свой неизменный ящик с лекарствами.
– Быстро вы добрались, – сказал Хидео, всё ещё не до конца веря в происходящее. В пользу бреда говорила и слегка подрагивающая под порывами ветра «Стрекоза» за окном. Кем нужно быть, чтобы отправиться в такую погоду за тридевять земель на таком самолётике? Избалованным сынком богатого папеньки?!
– Ветер был попутный, – развивать тему врач не стал, вместо этого протянул Хидео ещё один шприц. – Вот тебе на обратную дорогу, положи от греха подальше в карман, и в ближайшие сутки к нему не прикасайся, а то и правда посажу на больничный.
– Понял, – проворчал мельхиорец, убирая шприц.
– Если понял, то мне пора, – Мозели взялся за ручку двери. – Вездеход из ямы сам вытащишь?
– Куда денусь. А, может, не надо? Там чёрт знает что творится.
– Что не надо? Вытаскивать? – удивился врач.
– Нет, лететь.
– «Стрекозу» жалко, – честно ответил Мозели. – К тому же она не моя, я как угнал её у Фа, всё руки не дошли вернуть. Маякни, как доедешь, – и врач спрыгнул на песок.
– Вы тоже, – сказал Хидео в закрывающуюся дверь.
Вездеход вылез из ямы неожиданно легко, стоило всего лишь чуть отъехать назад. Когда Хидео выровнял машину, над ним пролетела, разворачиваясь, «Стрекоза».
– Давайте вы долетите, доктор, – пробормотал Хидео едва слышно. – А то Арина расстроится.
Доктор Арину не расстроил, по всей форме доложив мельхиорцу о своём прибытии на базу как раз тогда, когда Хидео увидел с очередного перевала освещённый купол, где пока ещё хозяйничал Фред Шафран.