Учитель Истории

Глава XIX: Усадьба Юрьевских

— И какого хрена ты притащил меня в еще большую глухомань, чем позавчера? — скрестив на груди руки, Яна недоверчиво рассматривала руины старинного трехэтажного особняка.

— А не знаю, — ответил я, вдыхая свежий «загородный» воздух (здесь он был еще чище и свежее, чем в Младове). — В принципе, ты могла не ехать, а просто подождать меня в общежитии. Я же плачу тебе за молчание, а не за компанию.

— В следующий раз так и сделаю, — пробурчала она. — После того, что ты отмочил вчера на уроке, мне вообще лучше держаться от тебя подальше.

— Что, боишься? — передразнил ее я.

— Ага. Уже поседела от страха.

— Что-то незаметно.

— Так я крашу волосы каждые четыре дня.

— Зачем так часто? — удивился я.

— А ты угадай.

— И не собираюсь, — я извлек из чехла фотоаппарат, перевел рычажок в положение «on». — Женские проблемы на то и женские, чтобы их решали женщины.

— Да ну тебя, — обиженно прогнусавила Яна, но, увидев камеру, заинтересовалась. — Зачем она тебе?

— Фотографировать, — в свою очередь съехидничал я. — Логично, не правда ли? А вообще я люблю всякие развалины.

— Любишь развалины — купи себе «жигули».

Я прервал изучение электроники и повернулся к ней.

— Это из интернета шутка?

— Сама придумала, — девушка вдруг стушевалась. — Только что.

— Молодец, хвалю… Из тебя мог бы получиться неплохой собеседник. Со временем. Ладно, хорош лясы точить. Пошли дело делать.

Как ни странно, сбивчивые объяснения Яны о нашем понедельничном времяпровождении не возбудили подозрений у ее матери, так что Елена пребывала в блаженном неведении относительно экскурсии на Гороховец, а также всех последующих событий. А сегодня я сходил в суд и добился там некоторого прогресса, после чего моя нанимательница и вовсе буквально растаяла. Конечно, до полной победы нам было, как до Австралии на роликах задом наперед, но мне удалось снискать расположение судьи, а это уже немало. Уточню: расположение нового судьи. Старому был объявлен отвод в связи с возможной заинтересованностью в исходе дела. Я и сам не поверил, что мое гневное ходатайство «прокатило». На фоне первоначальных прогнозов подобный результат уже был равносилен триумфу. Яниному папашке не помогло даже то, что его нынешняя супруга имела выходы на работников суда. Облом просто феерический! Теперь будем бодаться на равных.

Так что я был полностью реабилитирован в глазах Елены и даже получил кое-какой карт-бланш на дальнейшие глупости. Надеюсь, его хватит хотя бы до конца недели.

Кстати, сам папашка оказался настолько мерзким субъектом, что сейчас мне даже не хочется заострять на нем внимание. К тому же, он еще появится на горизонте. В свое время. Следующее заседание уже в понедельник, и надо быть во всеоружии. А сейчас, забрав после уроков своего платного «соглядатая», я устремился в поселок Юрьево. Сегодня я буду глазами, ногами и руками Евгения Валерьевича.

— Куда пойдем? — поинтересовалась моя спутница.

— Подожди, — одернул я ее, уже и сам забыв, что только что упрекал ее в излишней праздности. — Я хочу посмотреть…

— На что? На это?

— Да, на это. Видишь?

— Вижу. Развалины.

— Ну да. Только не совсем…

Прежде чем следовать полученным от Жени инструкциям, я задумал осмотреть останки усадьбы. Точнее, я собирался сделать это походя, как бы между делом. Но, задержавшись взглядом, вдруг понял, что не могу оторвать глаз. Обширный пустырь, оставшийся на месте родовой вотчины графского рода Юрьевских, даже спустя сто лет мог дать четкое представление о благосостоянии древнего рода. То тут, то там высились остовы старинных построек, в которых с трудом угадывалось их прежнее назначение. Наверное, здесь был флигель для прислуги, чуть левее — конюшня, а на месте вон той груды кирпича — оранжерея, где даже зимой выращивались лимоны и дыни. А может, все было совсем не так — откуда мне теперь знать. Сейчас от каменных зданий остались лишь обвалившиеся стены, а деревянные не сохранились вовсе. Только невысокие четырехугольной формы сугробики, силуэты на снегу, подсказывали случайному путнику: смотри, здесь когда-то тоже жили люди. Да, здесь жили люди. Я закрыл глаза и отчетливо услышал стук молота по наковальне, лошадиное ржание, женский смех… Казалось, вот-вот, и ноздри уловят запах свежеиспеченного хлеба, вприпрыжку промчатся мимо расшалившиеся дети, а из горницы, стуча подбитыми сапогами и позвякивая редкими орденами, выйдет грузный хозяин усадьбы. Но в лицо пахнуло морозным воздухом, я открыл глаза — и наваждение исчезло. Только звон молота все также продолжал доноситься из-за перелеска — рядом располагалась деревенька Юрьево, которая пережила своих хозяев и уже успела забыть про них.

Удивительно, но лес, росший в каких-то двух-трех сотнях метров от крайних построек, за столь долгое время так и не посмел пересечь границ усадьбы и продолжал пугливо топтаться в отдалении, словно робел перед померкшим величием здешних хозяев. Десятки лет поколения крестьян старательно уничтожали всякий молодняк, рискнувший попытать счастья и прорости поближе к людям. Теперь же молодые деревца никто не трогал, но царство Флоры продолжало держаться на почтительном удалении и не отваживалось на штурм незанятых территорий. Для деревьев сто лет — не срок, а кто знает, вдруг люди еще вернутся?

Едва ли.

Наглядную картину бренности человеческого бытия венчал заброшенный трехэтажный особняк. Выполненный в стиле неоклассицизма, он, судя по всему, был построен во второй половине XIX века. В очертаниях величественных руин еще угадывались отголоски былой роскоши: наверняка в свои лучшие годы дом считался жемчужиной уезда. Увы, с тех пор он сильно изменился и сейчас больше напоминал декорацию фильмов ужасов — даже яркий дневной свет был не в силах сгладить накатывающее ощущение забвения и замогильности. Облупленные грязные стены, черные провалы окон, ржавые кружева балконов, на которые уже никогда не выйдут хозяева, дабы насладиться прохладой июньского утра — тоскливое, жалкое зрелище. Больно даже думать, что ожидает нас внутри.

— Зайдем? — предложил я, и Яна согласно, впрочем, без особой охоты кивнула.

Но внутри нас ожидало нечто совершенно невероятное. Сделав несколько шагов за порог, я замер в немом восхищении, не в силах выразить словами нахлынувших чувств. Какой разительный контраст с тем, что я видел снаружи! Мы оказались посреди просторного круглого холла, стены которого уходили вверх, сквозь все три этажа, до самой крыши. Последнюю украшал расписанный резной купол. Солнечный свет, пробивавшийся через потолочные окна и дыры в самом куполе, обеспечивал прекрасную видимость. Справа и слева от нас на второй этаж вели две роскошные мраморные лестницы, украшенные ажурными, уже насквозь проржавевшими перилами. Изогнутые полукругом, они идеально вписывались в общий интерьер, каким он виделся безвестному зодчему. Но не купол и не лестницы заворожили меня. Фрески. Всюду были фрески. На стенах, на декоративных колоннах второго этажа, на потолке, в оконных проемах — везде. Выцветшие, полинявшие, а во многих местах и осыпавшиеся, они, тем не менее, смогли сохранить былую трепетную красоту. И только люди. Никаких пейзажей, никакой анималистики, никаких натюрмортов. Одни лишь люди, изображенные в полный рост, обычные люди, немыслимые в своей реалистичности. Некоторые портреты, казалось, вот-вот оживут и заговорят с тобой. Особенно захватило меня изображение матери с сыном на одной из стен. Богородица и ее дитя. Они стояли рядом, держась за руки — молодая женщина и мальчик. О божественной природе говорило только чуть заметное свечение у них над головами. Такие живые, такие красивые… Такие настоящие. И, одновременно — недосягаемые. Я никогда не считал себя религиозным человеком, но тут… Какая-то неземная благодать исходила от смотревших на меня ликов. Из глубины веков улыбались мне давно покинувшие этот мир люди, которым в силу небесной воли было известно все: что было, что есть, и что будет. А я? А что я… Я лишь пыль на ладони Вечности.

Как же выглядела эта красота во времена, когда дом был обитаем, если даже сейчас, спустя столько лет разрухи и запустения, она способна лишить дара речи неискушенного гостя?

— Говорят, предпоследняя графиня Юрьевская была очень повернутой тетенькой, — нарушила молчание Яна. — Это по ее распоряжению в усадьбе поверх старых мирских фресок налепили новые, вот эти. Муженьку ее это не понравилось, но он стерпел. А ее младший брат, которому незадолго до начала первой мировой отошло имение, не стал ничего менять. Хотя, как тут можно жить, когда на тебя со всех стен смотрят эти — не представляю. Я уже успела во всех грехах раскаяться, еще на десять лет вперед прощения попросила.

— Откуда ты знаешь про графиню? — спросил я, продолжая с глуповатым видом разглядывать изображение молодой матери, словно надеялся найти в ее образе ответы на все волнующие меня вопросы.

— «История родного края», шестой класс. Учись ты у Шизика, тоже все запоминал бы. Он в этом плане просто зверь. Хоть с виду тюфяк соломенный.

— Понятно…

Оторвавшись от созерцания фресок, я только сейчас осознал, что дом мертв. От пола не осталось ни камушка, ни дощечки — только голая земля, вся в ямах и рытвинах. В стенах зияют дыры и выбоины, местами торчит шпоновая оплетка, давно уже истлевшая до состояния крайней ветхости. Поднявшись на второй этаж, я увидел ту же картину, что и внизу — голый камень и сгнившее дерево. Третий этаж — аналогично.

— На крышу пойдем? — Яна, как тень, следовала за мной: то ли тоже интересовалась историей старого дома, то ли просто боялась оставаться одна.

— Выход замурован, — я кивнул в сторону заложенной кирпичами дверцы. — Видимо, местные сделали, чтобы дети не лазили.

— Снаружи лестница есть. Деревянная.

— Да? Я не заметил. Пойдем посмотрим.

Мы спустились вниз. С анфилады второго этажа я сфотографировал Богородицу с ребенком и сделал еще несколько общих снимков. На память. Так увлекся, что не сразу обратил внимание на длинную человеческую тень, тянущуюся по полу от входной двери. А заметив, чуть не подпрыгнул от неожиданности.

— Там кто-то стоит.

— Да… — девушка в растерянности сделала несколько шагов назад.

— Будь здесь. И тихо.

Сунув Яне фотоаппарат, я спешно спустился вниз. Возможно, кто-то из местных увидел машину и зашел посмотреть…

— Филипп Анатольевич! Какая встреча!

В дверях стоял Глазунов. Да не один — с друзьями.

— Здравствуйте, мальчики, — ответил я, мысленно весь сжавшись в плотный комок. Перед глазами тотчас встал вчерашний разговор в школе. — Что вы здесь делаете?

— То же, что и вы, видимо. Стариной любуемся. Как вам?

— Ну… Впечатляет, — я постарался напустить на себя эдакую небрежность, но голос предательски дрогнул. Вот тебе и громобои, на отсутствие которых ты еще вчера сам себе жаловался. Теперь пожалуйте, Филипп Анатольевич, все для вас. Появились, голубчики, во плоти да при статусе.

— Мы тоже премся, — согласился светловолосый парень без шапки, лица которого я не видел из-за спин товарищей. Теперь он вышел вперед, и я узнал Сливко — другого своего ученика. — А вы что, историк?

— В какой-то степени, — отвечал я, безуспешно изображая полное спокойствие. — Если тебе так интересны все мои хобби, можешь остаться в пятницу после уроков — я с удовольствием расскажу. Как вам, кстати, вчерашний урок?

Ой, зря я это сказал, зря напомнил. Зря, зря, зря…

— Так себе урок, — махнул рукой Сливко. — Обещали, что интересно будет, а сами диктовали полтора часа без передышки. Даже пацанам рассказать нечего.

— Нам нужно было наверстывать материал с первого занятия. В следующий раз писать будем меньше, больше поговорим. Я же обещал…

— Поговорим мы прямо сейчас, — Глазнув вошел внутрь, его сразу же охватил полумрак помещения. За ним последовали и его дружки. — Я хорошо запомнил твои вчерашние слова. И я предупредил, что ответишь за них в свое время. Но сейчас не об этом, совсем не об этом… Тебе чего здесь надо, учитель?

Только бы не ляпнуть лишнего, не ляпнуть лишнего…

— Я смотрю усадьбу. Это запрещено?

— Не вешай нам лапшу. Ты ищешь коллекцию Юрьевских, так? Все ее ищут, и ты подрядился.

— Только не я.

— Гонишь, Анатолич.

«Сейчас меня будут бить. Долго и больно. Ладно, главное чтобы Яну не заметили. Похоже, они действительно не ожидали меня здесь встретить. Или ожидали? А может, даже выследили. Тогда они должны знать, что я не один. Ой, блин, как помирать-то не хочется. Да еще посреди такой красоты…»

— Зачем искать то, что уже найдено? — удивление вышло не очень искренним, но уж как получилось. — Сокровища выкопаны и находятся в музее. Часть из них украдена, да. Но глупо предполагать, что воры спрячут их здесь. Вы бы стали так поступать? Я бы точно не стал. Так что, какой с меня спрос?

— Ну ты и лох, — зрачки Глазунова недобро расширились. — Или прикидываешься? С виду такой умный, а сам даже почитать не удосужился про то, что ищешь. Ты что не знал, что вся коллекция состоит из двадцати предметов? А найдены были лишь четыре.

Несмотря на всю нешуточность ситуации, я вдруг почувствовал, что меня по голове словно стукнули пыльным мешком.

— Ээээ… Да, я читал о чем-то таком… Но ведь ее вывезли, эту коллекцию?

— Вывезли, ага. Считалось, что обнаруженные четыре предмета тоже вывезены. А они оказались здесь, в Младове. Смекаешь?

— Смекаю…

Боже, как много я смекнул в тот момент! Прав был Женя, говоря, что прозрение придет ко мне в усадьбе! Правда, он обещал, что громобоев здесь не будет, а вышло так, что «просвятился» я как раз от них… Но это уже мелочи жизни. Остальная коллекция! Вот что ищут все! Я-то, наивный, полагал, что весь сыр-бор только из-за четырех предметов! Но раз нашлись эти четыре, то могут найтись и остальные! Ведь могут же? И громобои хотят их заполучить. Всю коллекцию. Вы ошиблись, Валерия Степановна, им нужны не реликвии Младовской земли — им нужны деньги. Которых будет тем больше, чем больше предметов окажется в одних руках. А причем здесь схрон в пещере, про который говорил Женя? Так он полагает, что какая-то часть сокровищ громобоями уже найдена! Не просто же так поиски на протяжении многих лет упорно ни к чему не приводили. Возможно, приводили, но… Сие не афишировалось. И действительно, где-нибудь в глубине Младовских пещер сокрыта коллекция Юрьевских — вся коллекция! Нет, не вся… Есть еще музей, есть Женя, есть… Есть эти ребята. Которые тоже ищут. Значит, есть, что искать. Правда, набрели они пока только на меня. Одно радует — у меня при себе никаких ценностей нет, кроме записки от того же Жени, а он просил меня проверить… Вот блин, ёжкин кот, ведьмина кобыла, мать-перемать! Теперь я точно встрял.

— Мы видим, дядя прозрел, — широко улыбнулся Сливко, продемонстрировав присутствующим свои кривые желтые зубы. — Ты и вправду думал, что с находкой четырех железяк все успокоятся? Нет, друг, это еще не конец.

На манер Яны я скептически скрестил на груди руки.

— Но и не начало, так? Что-то уже есть? Хотя, с другой стороны, зачем это все мне? Хоть четыре предмета, хоть двадцать четыре — я не кладоискатель.

Молчи, дурак, молчи! Замочат же и на поминках не всплакнут!

— Правда, не кладоискатель? — голос Глазунова стал вкрадчивым, как у льва Шрама из всем известного мультика. — А что же вы тогда одеты в этот дебильный костюм спелеолога, а не в свои любимые брючки-пиджачки? Почему на ногах у вас сапоги, а не туфли? И ваша машина. Давайте посмотрим, что у нее лежит в багажнике? И может, поспорим, что я найду там лопату и заступ?

«Вот ты и попал, Филипп. Как кур в ощип. Первая же очная встреча с настоящей местной властью окажется и последней. Надо было слушаться Веру…»

— Чего молчишь? — Сливко сделал шаг вперед и попытался схватить меня за ворот, но я резко отступил к лестнице.

— Только тронь…

— И что? Что ты сделаешь?

— Взять его, громобои, — скомандовал Глазунов.

— Даниил, не смей!

Мы все вшестером замерли, кто как стоял. Отмечу, что из всех присутствующих наиболее глупое лицо было у меня. На лестнице тем временем показалась Яна.

— О, Телига, — обрадовался Сливко. — Лучшая подружка Филиппа Анатольевича. У вас тут что, свидание? А мама в курсе?

— Даниил, не вздумайте его тронуть, — игнорируя нападки одноклассника, Яна обращалась напрямую к Глазунову. — Это я привезла его сюда, потому что он интересуется древностями. Это я сказала ему так одеться, потому что здесь всюду грязь и земля после раскопок. Он ничего не знает. Он ни во что не лезет. Я клянусь.

— А почему я должен тебе верить? — презрительно ответил Глазунов. — Думаешь, я не забыл?

— Я знаю, что не забыл. Но я говорю правду. Он не в теме.

«Я не забыл, ты не забыла…» О чем это они вообще?

Лидер громобоев задумчиво покачал головой.

— Я не верю ему. Кто сказал, что должен верить тебе? Откуда я знаю, что вы с ним не заодно?

Яна отвечала спокойно, словно на уроке, который перед этим досконально выучила.

— Ты здесь в своей власти. Вы все здесь в своей власти. Никто этого не отрицает. Даже он. Но надолго ли ее хватит, твоей власти, если вы станете потрошить всех подряд по малейшему подозрению? Не забывай, что он не местный. Случись с ним что, вы так просто не отмажетесь.

— Ха! — не удержавшись, воскликнул один из «свиты». — Да что нам будет-то? Вон в субботу…

— Пасть закрой, — одернул его Глазунов, и тот мигом умолк. — Ты ручаешься за него?

Последний вопрос был обращен к Яне. Та кивнула.

— Ручаюсь.

— Хорошо. Будем считать инцидент исчерпанным. Но это в последний раз. Объясни своему другу, что здесь к чему. А вы, Филипп Анатольевич, слушайте. На тот случай, если по здешним оврагам не только гулять будете, но и вздумаете поискать каких-нибудь ценностей. Яна расскажет вам, какие именно ценности находить не стоит. И что бывает с теми, кто проявляет ненужную инициативу.

— Не думаю, что мне это интересно, — выдавил я, ощущая себя в тот момент полным ничтожеством.

— Тогда до свидания. Не будем вам мешать. Но вот что: если, все-таки, что-нибудь найдете — пусть не сами, пусть случайно, мало ли бывает, — дайте нам знать. Мы придумаем, как вам помочь. Или же смотрите пункт первый. Яночка, адью. Передавай привет маме. И Джунгурову.

Они ушли. Любому набитому дураку было понятно, что пытаться следовать за ними — смерти подобно. Но я и не хотел следовать. Я думал, что делать теперь, после этого разговора. А делать было нечего. Обо всех поисковых операциях можно забыть. Надолго, если не навсегда. Господи, если бы не эта девочка, страшно даже представить, что они могли бы со мной сделать! Она спасла меня, по-настоящему спасла…

Сунув руку в карман, я невольно вскрикнул: спрятанный там лист бумаги больно резанул по ладони. Все беды из-за дурацкого любопытства!

— Они уехали, — тихонько подошедшая сзади Яна, тронула меня за плечо. — Слышишь?

— Слышу, — глухо ответил я. — Значит, нам тоже пора.