Учитель Истории

Глава XLII: Утро спасённых

— Да, любимая. Я понимаю, что ты переживаешь. Не надо. Прошу тебя. Со мной все хорошо, я в порядке. Ну, ладно, почти в порядке. Но ничего серьезного, клянусь. Нет, родителям звонить не надо, я с ними уже разговаривал. Остальные не знают. Нет, лучше им не сообщать. Потом. Все, связь очень плохая. Позже услышимся. Хорошо, я сам наберу. Целую, любимая.

Трубка почти разрядилась. Я убрал ее обратно в карман джинсов и в легком отупении помассировал виски. Легче не стало. Кофейку бы… Обычно я не пью кофе, только в те моменты, когда нужно оперативно проснуться. Поэтому он мне реально помогает. Но кофе нет, значит, придется терпеть так.

Я сидел в переполненном приемном отделении городской больницы. Стульев и скамеек на всех не хватало, пришлось приткнуться на подоконнике, забросив за спину подаренную доброй женщиной куртку. Куртка при ближайшем рассмотрении оказалась довольно старой и поношенной, но крепкой. По соседству со мной примостился какой-то беспокойный мужик, который то и дело громко сопел. Мужика понять можно: у него жена раненая, на операции. Но сопеть-то зачем? Как будто без него неприятных звуков вокруг не хватает. Кто-то кряхтит, кто-то кашляет, кто-то ругается сквозь зубы, что очередь замерла, и никакого продвижения. Злые, затравленные, беспомощные лица. Люди толпятся у дверей, стремятся поскорее прорваться на прием, в обход очереди. Торопятся. Здесь только «легкие»: тех, кому повезло меньше, уже забрали. Я тоже ждал врача. Только не своего.

В спину неприятно дует холодом: разбитые стекла в спешке заменяли чем попало: фанерой, полиэтиленовой пленкой, старыми одеялами. Обещали прислать ремонтников, но когда это еще случится. С потолка лился ровный свет галогеновых ламп. Хотелось прислониться к беленой поверхности оконного проёма, закрыть глаза и забыться… Бог с ним, со сном. Хотя бы подремать. Но кто же позволит в такой сутолоке. То и дело мимо снует персонал, больные, обеспокоенные родственники: задевают, пинаются, толкают. Тело нестерпимо ноет от многочисленных ссадин, порезов и ушибов. Я не врал Вере: ничего серьезного при поверхностном осмотре (а осмотрели меня еще там, у гаражей) врач у меня не нашел. Даже пуля лишь чиркнула по коже, оставив после себя неглубокую ранку. Пару перевязок, и перекисью не забывайте обильно поливать. Синяки пройдут, ссадины затянутся. Мой ангел-хранитель, дружище, знай: я твой должник до скончания дней своих. Потом, на небе — если попаду в рай, конечно, — выхлопочу для тебя отпуск на пару сотен лет. И почетную грамоту.

Но сейчас я, не задумываясь, отдал бы пару месяцев жизни за горячий душ и три часа сна. Или хотя бы за стаканчик самого дрянного кофе.

— Долго мне еще тут торчать? У меня дома мама больная. Что за беспредел такой: людей в очереди мариновать?!

— Успокойтесь, пожалуйся.

— Сам успокойся! Я всю ночь не спал!

— Никто не спал. И не вам одному надо. Вот, смотрите.

— И что? Что ты тычешь мне в лицо своей культяпкой? Убери ее!

— Да пошел ты…

Помолчали бы вы оба, лениво подумал я. Как будто ночью не нашумелись. Неужели нельзя просто немного побыть людьми? Обязательно нужно собачиться, искать правых и виноватых. Всем же и так плохо, зачем делать еще хуже?

— Захлопнитесь оба, — озвучила мои мысли полная женщина лет пятидесяти, занявшая краешек деревянной скамейки и державшая на коленях маленького мальчика лет четырех. — У меня племянника убили.

Спор, грозивший перерасти в ссору, тут же утих. Снова воцарилась обычная больничная суета. Я облегченно вздохнул и закрыл глаза.

И тут он подошел ко мне. Протиснулся между ожидавших своей очереди и просто сел рядом, ловко заняв за секунду до того освобожденное сопящим мужиком место. Как ни в чем ни бывало.

— Привет. Как ты?

— Где ты был? — без всяких церемоний спросил я, даже не открыв глаз.

— Прятался, — ответил он.

— Понятно. А теперь что?

— Теперь не прячусь.

— Понятно.

Мы посидели немного в относительной тишине. Потом Женя снова заговорил:

— Слышал про Татьяну. Как она?

— Борется, — коротко произнес я, словно в тот момент сам боролся в этот момент со смертью.

— Выживет?

— Все зависит от хирурга. И от бога.

— От бога? — Евгений стянул с головы вязаную шапку, словно речь шла о покойнике. — Раньше ты не говорил о боге.

— Раньше — не говорил.

— А сейчас почему начал?

— Даже не знаю… Сейчас все немного изменилось.

Я мог бы рассказать ему, что почувствовал в тот момент, когда приехавший за ранеными врач сообщил, что девушка жива. Это казалось невероятным, немыслимым. Я ругался с военными, как базарная торговка, требовал, чтобы ей в первую очередь оказали помощь — ей, а не бойцам. Даже сами бойцы не спорили, а вот их командир… Я мог рассказать, как пытался продвинуть девушку на переливание крови и на операцию. Как мне помогал вышедший из подполья Лев. И мы справились: сейчас ей занимается хирург из Москвы. Но раны уж слишком серьезные: задеты поджелудочная, почка, раздроблена ключица, чудовищная кровопотеря. Вот что могут сделать три маленьких кусочка металла весом каких-то три с половиной грамма. Татьяна на грани жизни и смерти. Смогут ли оказать ей должную помощь в городе, только что пережившем побоище, какое он не знал со времен Великой Отечественной? Конечно, из всех соседних городов и из столицы прибыли бригады врачей, развернуты мобильные пункты помощи… Но всем помочь не успевают, просто не хватает рук и материалов. На одного медика — будь то врач, медсестра или обычный санитар — приходится несколько десятков пострадавших. Если Таня выживет в таких условиях, это будет самым настоящим чудом. А в соседней операционной борются за жизнь ее жениха Кости. Это по моей наводке его нашли и вывезли из разгромленной холодной квартиры. С ним тоже все далеко не ясно: тяжелые травмы, переломы. Увидевший его хирург только покачал головой и отказался давать хоть какой-нибудь прогноз. И это еще не все. Пропала Сонечка. К ней в квартиру также вломились громобои, и с тех пор о ней нет никаких сведений. Елена обещала держать меня в курсе поисков. Мне же оставалось только ждать и надеяться.

Вот, что я мог бы рассказать моему другу Евгению, чтобы он понял, почему я заговорил о боге. Но я не стал ничего объяснять. Просто промолчал.

— Данные по погибшим есть? — спросил Сизов.

— По телеку говорят, около пятидесяти человек.

— Думаешь, занижают?

— Думаю, да.

После увиденного мною лично я имел полное право сделать такой вывод. А может, подсчет еще не закончился, и будут новые цифры.

— А громобои что?

— Пока точно не сообщают. Арестовали почти пятьсот человек. Многие сами сдавались. Кому-то удалось уйти, кто-то вовремя сообразил, чем дело пахнет, и прикинулся, что он не при делах. Будут разбираться.

— Это долго… — Женя растерянно захлопал глазами, будто свет потолочных ламп внезапно стал слепить его. — Пойдем отсюда?

— Не могу, — я даже не шелохнулся: еще, не дай бог, подумают, что я встаю, и попытаются место занять. — Мне нужно дождаться результатов операции.

— Просто… — такого ответа он не ожидал и тут же стушевался. — Я должен сообщить тебе кое-что очень важное.

— Валяй.

— Тебе не интересно?

— Интересно.

— Судя по интонации, позволю себе усомниться.

— Извольте.

Учитель истории выглядел настолько сбитым с толку. Не сразу дошло до меня, что все, произошедшее прошлой ночью, он видит в несколько ином свете. Не так, как остальные.

— Я не понимаю, почему ты так себя ведешь.

— Хорошо, я объясню тебе. Скажи мне для начала: ты в курсе, что с твоей Женей?

Не знаю, зачем я решил погрузить его в царящую вокруг реальность. Быть может, меня просто раздражало, что он весь такой чистенький, опрятненький и румяненький на фоне изможденных, одетых в рванье людей. Или дело было не во внешности, а в самом его отношении к ситуации. Нет уж, фигушки, не буду я тебя жалеть. Сейчас ты у меня хлебнешь правды по самые закрома.

Но мой друг нисколько не изменился в лице.

— Конечно, знаю. Она и ее подруга Полина за городом, в деревне Ольхово. Там у моей тети загородный дом, она их приютила на время.

— И когда же ты успел их вывезти? — поинтересовался я, не сумев скрыть удивление.

— Вчера вечером. За пятнадцать минут до начала атаки громобоев.

— За пятнадцать минут до атаки? Как тебе повезло. Чуть-чуть бы попозже, и… Подожди, блаженный. Так ты знал про атаку?

— Ну да, знал, — утвердительно кивнул Женя, нисколько не смутившись. — Знал сам и дал знать властям. Это по моему совету всех спрятали в монастыре. Сначала мне не поверили, но я смог их убедить. Помнишь, я говорил, что старший лейтенант Канин — мой бывший одноклассник? Я дал ему понять, что угроза реальна. Так что не думай, будто мне наплевать. Я сделал все, что было в моих силах. Но я хотел рассказать не об этом…

— Постой, притормози, — я выставил перед собой руку, словно хотел защититься от его последующих слов. — То есть, получается, ты заранее знал, что на город нападут громобои? Ты знал дату, знал время.

— Именно так.

— Почему тогда ты не предупредил меня? Ты ведь был в городе. Влез в квартиру к Ааронову, стащил часть его архива. Не отпирайся, я знаю, что это были не громобои. Но меня ты предпочел оставить в счастливом неведении. Так?

— Не совсем… — вот теперь он по-настоящему смутился. — Я ведь думал…

Но меня уже понесло, я не слышал ничего, кроме своих обвинений.

— Ты знаешь вообще, где я был, когда все это началось? Знаешь, что мне довелось пережить? Знаешь, что я видел? Меня, так, на минуточку, пару-тройку раз чуть не убили. Ты не в курсе, нет? Я тебе сейчас расскажу во всех деталях.

— Не повышай голоса, Филипп, — мягко оборвал меня Сизов. — Смотри, люди на нас уже косятся, а мы тут о таких вещах говорим… Во-первых, о нападении громобоев я сам узнал за два часа до самого нападения. Так вышло. Поэтому первым делом я предпринял усилия, чтобы спасти Женю. Ну а во-вторых, я не бросал тебя. Я ведь сообщил властям, дал указание, как уберечь самых важных жителей города.

— Так то самых важных, — прошипел я. — Каким боком к важным относится заезжий командировочный? Я не важный.

— Что ты говоришь?! — вскинулся он, тут же забыв о своей собственной просьбе вести себя потише. — Как это, каким боком? Как это не важный? Ты мой друг! Ты очень важный человек! Тебя должны были эвакуировать вместе со всеми! Почему за тобой не пришли?

Теперь я понял.

— Ах, вот ты о чем… В этом смысле… Нет, увы, меня они не отыскали.

— Негодяи… Если бы я только знал… Прости меня, Филипп! Мне следовало быть более прозорливым.

Признаюсь, в тот момент у меня отлегло от сердца. Я уж было подумал, что Женя просто махнул на меня рукой в трудную минуту. Но нет, на самом деле он беспокоился. Пусть даже в своей несколько характерной манере… Но все равно, это было важно.

— Вот вы где, — к нам протолкался полусонный Еремицкий, щеголявший огромными мешками под глазами. — Шиз, рад тебя видеть. Судя по виду, цветешь и пахнешь.

— Лев! — Женя бросился обнимать друга, но тот отстранил его и подошел ко мне.

— Ну что, Филиппыч… С тебя коньяк.

Я подорвался с места.

— Все хорошо? Как она?

— Как сказала на съезде мясников коза Маня… Короче, пока никак. Но операция прошла успешно, это главное. Дальше либо по восходящей, либо… Время покажет. Все, что могли, друзья хирурги сделали.

— Хорошо… — я снова сел на подоконник. — А жених ее?

Лев помрачнел.

— С ним пока не ясно. Ему все ребра переломали, одна из костей вошла в легкое… Тяжелый случай. У меня с кумом то же самое… Лежит сейчас в реанимации.

— Я могу чем-нибудь помочь? — вмешался Женя, видя, что его хоть и не специально, но игнорируют.

— Можешь, — подтвердил Еремицкий, подумав. — Первое: нужно к Савельевне зайти. Помнишь, такая тетушка в годах в доме напротив живет? Здесь ее сын. Он в порядке, только нос сломан. Ну, и нога. Нужно дать ей знать, чтобы не волновалась. Сделаешь?

— Конечно! — с готовностью согласился недавний беглец. — А второе?

— А второе, — Лев неодобрительно покосился на меня. — Отведи этого орла ко мне. Здесь от него толку с гулькин х… Нос. Только посадочное место занимает. Пусть проспится. Вот ключи. Да, да, не спорь, Лазарев. Всё, пшли вон.

— Ты что-то хотел мне рассказать, — напомнил я по дороге.

— Да, хотел, — ответил Женя. — Но не сейчас.

— Почему?

— Я смотрю.

— Ах, вот оно что… И как? Впечатляет?

— Я в ужасе…

— Ты ведь уже видел все это? Когда ехал в больницу.

— Видел, — согласился Женя. — Но сначала не обратил внимания. Я думал о другом.

— Ну, смотри сейчас тогда…

— А ты?

— Нет. Не хочу.

Сам я старался глядеть только себе под ноги. После пережитого ночью лицезреть все это еще и при свете дня было выше моих сил. Стояла пасмурная погода, к утру заметно потеплело. Людей на улице было немного, в основном владельцы пострадавших авто. Все прочие, за исключением редких прохожих, отсиживались по домам. В воздухе витал едкий запах плавленой пластмассы и еще чего-то очень неприятного. Из чьего-то окна доносились звуки работающего телевизора: вещали новости. Лаяла собака. На другом конце двора тарахтел эвакуатор, растаскивая загромождавшие проезд битые машины. Вдалеке выла сирена. Я слышал все это, но не видел — и мне было хорошо. Не было нужды ожесточаться еще больше, и так сердце под завязку. К счастью, мой попутчик держал свои впечатления при себе, и если его что-то и шокировало, то он предпочел оставить это при себе.

— Знаешь, — наконец нарушил Женя царившее молчание. — Мне ведь все еще опасно здесь появляться.

— Почему же? — из вежливости поинтересовался я, мысленно чертыхнувшись: кто о чем — а этот о себе любимом. — Громобои разгромлены, в городе их больше нет. Теперь тебе нечего опасаться.

— Как раз наоборот. Насколько мне известно, они напали на город, не дождавшись поддержки своего покровителя. Значит, теперь их единственный шанс снова собраться с силами — это найти оставшиеся сокровища.

— Сокровища, — машинально повторил я уже успевшее набить оскомину слово. — Я уже и забыл про них… Сокровища Юрьевских… Да, возможно, ты прав. Но, насколько мне известно, они отказались от сделки со своим покровителем. Кстати, ты тоже должен его знать. Юрьев — знакомая фамилия?

— Впервые слышу, — ответил Евгений с не очень искренним недоумением.

— Странно. А ведь впервые я услыхал ее от тебя.

— Когда это? Не помню…

— А я вот случайно вспомнил, пока в больничном подвале торчал. Всё тогда же, мой друг. Тогда же, когда я узнал про девушку по имени Женя. На берегу бомбо-речки, после того, как мы с тобой искупались. Ты ведь ругал его, этого Юрьева, нехорошими словами называл. И тут мне сообщают, что именно так зовут инициатора поисков пропавшей коллекции. Едва ли это может быть совпадение.

— Тогда… — учитель старательно отводил взгляд, хотя я уже перестал интересоваться снегом под ногами и смотрел прямо на него. — Тогда, может быть, ты и прав.

— То есть, фамилия все-таки знакомая, — продолжал допытываться я.

— Нет, — Женя заметно прибавил шагу. — Возможно, я встречал где-то: не такая уж и редкая фамилия! — Но носителей ее я не знаю. Лично не встречал. Ты уверен, что это фамилия заказчика?

— Уверен. Мне лично громобои сообщили.

— Тогда не знаю… Честно… Не могу сказать…

Он мямлил что-то еще, но мне это быстро надоело.

— Ладно, не кипишуй. Не хочешь — можешь не говорить. Мне все равно.

— Ты уедешь? — догадался он.

— Непременно. Как только получу разрешение.

Официально в Младове все еще шла контртеррористическая операция, и из города никого не выпускали. По крайней мере, так сказали по телевизору.

— Когда это случится?

— Надеюсь, что скоро.

— Тогда я тоже надеюсь на это. Мы пришли.

Дом некой Савельевны действительно располагался аккурат напротив пятиэтажки, в которой проживали Женя и Лев. Мой попутчик скрылся за дверью в подъезд — мне показалось, даже чересчур поспешно скрылся. Я же остался ждать снаружи. Подошла группа полицейских, проверили мои документы, что-то записали. Ищите, ищите, правильно. Совсем молодые ребята, видно, только недавно выпустились. Потому и отправили их на периферию, доверив центр наиболее опытным сотрудникам. Здешний район во время ночного набега пострадал достаточно сильно, но основные события разворачивались в другой части города.

Сколько же на самом деле погибло за прошедшую ночь? Я полагал, счет будет вестись на сотни, но говорят всего о пятидесяти. Власти не хотят лишний раз баламутить население? Странно… Правды ведь все равно не утаишь, рано или поздно информация просочится через интернет. В любом случае виновникам придется ответить. Не только громобоям. В первую очередь, тем, кто допустил, что город оказался полностью не готов к отражению угрозы. Тем, кто смотрел сквозь пальцы на растущую, крепнущую и набиравшую силы молодежную группировку. Тем, кто мог остановить разгул подростковой преступности — и не сделал этого. Тем, кто не вмешался, когда еще была такая возможность. Получается, даже проиграв мятеж, громобои добились поставленной цели: наверняка всё высшее руководство города и района отправится если не под суд, то в отставку. Есть только одно «но», которое до сей поры не приходило мне в голову. На протяжении всего моего пребывания в Младове я искренне полагал, что именно его руководство и «крышует» громобоев! Ведь только людям, наделенным властью, по силу обуздать такую силу. Либо крупному бизнесу. Но ведь давно уже известно, что в России «власть» и «крупный бизнес» — понятия тождественные. Как же тогда они допустили это? Ведь теперь их всех поголовно, невзирая на статусы и размеры кошельков, перетрясут до самых погребов — всех, начиная от мэра и заканчивая последним клерком в районной администрации! Где здесь логика?

Мне катастрофически не хватало достоверных сведений. И чтобы хоть немного раздвинуть информационный вакуум, я решился на телефонный звонок. Наверное, стоило сделать его еще раньше, много раньше, но… Признаюсь честно, я боялся услышать ответ.

— Алло, алло, кого я слышу! Командировочный! Сам позвонил, надо же! Впервые за три недели, ёлы-палы! А то всё по почте да по почте…

Похоже, Паша только недавно проснулся и еще не включал телевизор.

— Утро доброе, начальник, — поприветствовал его я в нарочито беззаботной манере, хотя на душе скреблись кошки. — Как твои дела? Как жизнь личная? Как жена-красавица?

— Жена рядом сидит, — ответил шеф. Масло на хлеб намазывает, тебе привет передает. У тебя дело какое-то, что ты в субботу звонишь?

— Ты, как всегда, чертовски прямолинеен. Да, есть один вопрос. Помнится, полгода назад ты говорил, что у тебя есть знакомый, который может раздобыть информацию о любом человеке, когда-либо жившем или бывавшем в Москве.

— Да, так и есть, — подтвердил Паша. — Правда, цитируешь ты меня не совсем верно, но суть от этого не меняется. Есть такой человек. Но он с недавних пор за бесплатно не помогает.

— Я тебя понял. Он может мне помочь? Я заплачу.

— Не вопрос. Что нужно?

— У меня не так много информации. Имя, фамилия, отчество… Ну, еще пару моментов. Нужно узнать как можно больше про этого человека.

— Ира, солнышко, подай мне ручку. Да, вон ту. Ты ж моё чудо… — я отодвинул трубку подальше от уха, чтобы не слышать их тошнотворного воркования. — Эй, Фил, ты где? Диктуешь? Записываю… Записал. Постараюсь договориться с ним. Это всё? Если всё, тогда позже созвонимся: у меня завтрак стынет.

— Спасибо, — поблагодарил я. — В качестве аванса за услугу тебе добрый совет: не включай телек, пока не позавтракаешь. А когда включишь… В общем, не переживай лишний раз: с твоей сестрой и племянницей всё в порядке. Я ручаюсь.

— Все, я поговорил, — едва я отключил связь, из подъезда вынырнул Евгений: лицо его светилось мальчишеской улыбкой. — Она так обрадовалась! Всю ночь глаз не смыкала и утром — тоже. Волновалась. Сказала, сейчас соберется — и бегом в больницу. Нет ничего лучше, чем приносить людям добрые вести, правда?

— Несомненно, — кивнул я. — Поэтому я не люблю ходить в суды и больницы: новости там, как правило, плохие.

Сизов же был сама бодрость духа.

— Ну что, пойдем баюшки? На тебе лица нет. Пойдем? Ты выспишься, и тогда мы поговорим.

— Боюсь, нет, — как ни хотелось мне подыграть ему, это было выше моих сил. — Мы пойдем в другое место.

Тихонько затренькал телефон. Так, похоже, Телига уже ознакомился с утренним блоком новостей.