Четко очерченный полумесяц висел высоко в звездном ночном небе, освещая гостиную слабым светом. Держа в руке стакан с виски, темноволосый мужчина с отрешенным видом сидел в кожаном кресле, потом поднес пальцы к глазам, словно пытался смахнуть усталость, даже снял очки, но ничего не помогло. Он все так же напряженно всматривался в темноту, рассеянно став вертеть стакан с янтарной жидкостью, не решаясь прикоснуться. Нет, он не пьянел от алкоголя, тем не менее не имел пристрастия к пагубным напиткам, хотя не возражал пропустить после тяжелой работы несколько стаканчиков бренди или виски.
Только сейчас Жиральд Ларош устал не от того, что стоял целый день на ногах, оперируя очередного пациента…
Ему постепенно надоедало бороться с теми ощущениями пустоты и отчаяния, преследующие его на протяжении трех лет. Сначала, он успешно отгонял их, ставя перед собой цель выдержать любое испытание ради единственной женщины, которая, похоже, совсем не нуждается в нем.
А теперь не осталось ничего, что держало бы Жиральда на белом свете, заставляло сражаться с врагами и стойко переносить удары судьбы.
Он не представлял, как тяжело окажется сносить жгучую направленную ненависть от той, которая не просто жила в его сердце, но и стала смыслом, предоставляющий ему возможность дышать и продолжать волочить свое жалкое существование.
Ему казалось, что он перенесет ненависть и презрение со стороны Анжелики, ведь перед ним была поставлена задача: вытащить девушку из болота грязной лжи и глубокой несправедливости, но опять ничего не выходило.
Она упорно отвергала те факты, что, на самом деле, очевидны и просты, предпочитая выбирать безболезненную, однако лживую часть жизни, отказываясь воспринимать жестокую действительность. Она снова повиновалась вымышленному миру, тем не менее именно Александер Девуа показывал ей то, что считал нужным, утаивая важные и честные подробности.
Какая ирония! Когда у него, Жиральда, нет больше никаких секретов от Анжелики, последняя, увы, не готова не только вновь принять его, но и выслушать, считая, что он не умеет говорить правду. А ведь она так необходима ему, как воздух, как вода, как понимание того, что он пока жив. Неужели ей настолько сложно дать Жиральду всего один шанс признаться и поведать о том, как тяжело давался ему каждый день без него, как медленно он горел без огня, лишенный дивного аромата ее волос и сладкого вкуса губ?
Иногда Жиральду было достаточно только зарыться носом в подушку, будто это теплая кожа девушки, вдыхая призрачный запах, а затем осознавать, что он упустил Анжелику по собственной невнимательности и глупости. Если бы Жиральд набрался смелости тогда и откровенно поведал Лике, кто он такой, какое прошлое мешает ему связать их узами брака, то все могло пойти иначе… Возможно, она рассердилась, плакала и била его, однако он избежал бы участи брошенного возлюбленного на долгие годы разлученного с ней.
Жаль, что беспощадное время не позволяет исправить старые ошибки.
Сегодня Жиральд увидел ту Анжелику, из прошлого, вернувшуюся всего-то на несколько мгновений к нему, доверчиво прижимающуюся и ища поддержку, чем немного ошарашила Жиральда, не ожидавшего столь резкой перемены ее настроений, однако эта была Анжелика Новик, прилетевшая с Праги в Париж в поисках приключений, не познавшая горечь и печаль злого рока.
Невинная девочка, обольстившая его соблазнительным взглядом огромных медовых глаз, в которых горел тот огонь, что вызвал в нем ответную искру, давно припрятанную в тайном уголке его похолодевшего сердца. Роковая женщина, перевернувшая весь мир, поставившая несгибаемого Жиральда Лароша на колени перед сильным чувством, раньше не изведанного мужчиной.
Любовь меняет каждого, и он не стал исключением, полностью подчинившись ей, однако Анжелика не сумела оценить его жертву, посчитав ее проявлением эгоизма и самовлюбленности. Он сожалел, что освободился на день позже, не успев остановить свадебную процессию, а стоять вдали и тайком наблюдать, как уходит первая и последняя любовь к другому мужчине. Не просто сопернику, а врагу.
Анжелика Девуа.
Новое имя ударяло по самым больным местам, не давая ни на минуту забыть, что утерянное вернуть нельзя. Анжелика никогда не предаст семью. Он был в этом уверен также, как и во всех доказанных теориях химии. Анжелика не разобьет сердце Алекса. Он прекрасно знал это, как и то, что небо голубое, а не зеленое.
Но, черт подери, как иногда хочется ошибаться в правильности выдвинутых догадок!
Внезапной звонок в дверь прервал его и без того грустные размышления, и Жиральд неохотно поднялся на ноги, предварительно поставив стакан на столик.
Странно, кого занесло к нему в без пятнадцати двенадцати ночи, когда нормальные люди давно посапывают в постели, отключаясь от реальных проблем, что совсем не удавалось Жиральду, хотя, чего таить, он и не старался, потому что это означает разрешить разуму на время позабыть о ней, то есть добровольно отказаться от кислорода. Его любовь не подается описанию, как и понятия, почему солнце является единственным источником света для планеты, а воспоминания о ней — лучи, освещающие его мрачную жизнь.
Распахнув дверь, Жиральд застал на пороге того, кого не только не ждал, но и боялся мечтать увидеть вновь после открывшейся его взору невыносимой, тем не менее душевной сцены между матерью и дочерью. Неизвестно какой по счету гвоздь страданий, проткнувший сердце, поэтому он непонятно, сколько просидел в одиночестве и темноте, не притрагиваясь к налитому алкоголю, пропуская мимо ушей настойчивые звонки, разрывающие телефон.
Анжелика с распущенными каштановыми волосами в черном пальто, расстегнутом на несколько верхних пуговиц, откуда виднелся коричневый свитер, обтягивающий полную грудь, внимательно смотрела на него. В ее глазах отражались те эмоции, не подающиеся объяснению, между тем он все — таки различил тени сомнений и растерянности.
— Можно мне войти? — проглотив подступивший к горлу ком, осведомилась Анжелика. Прежде чем удивленный мужчина отошел, пропуская вперед, девушка проскользнула мимо него, слегка дернувшись, когда за спиной послышался хлопок двери.
— Что случилось? — непонимающе уставился на нее Жиральд, не имея предположений, что послужило причиной неожиданного визита.
— Случилось, Жиральд, — подтвердила Анжелика, судорожно вздохнув. — Все случилось, понимаешь, абсолютно все… Ты покинул меня, оставив одну и научив справляться с трудностями без тебя. Когда, казалось, постепенно моя жизнь налаживается, ты вновь врываешься, уничтожая тот росток надежды на второй шанс, что поселился во мне после твоего ухода. Зачем ты так поступаешь? Зачем подкидываешь мне то, за что я не должна ухватиться, если не хочу разрушить семейный очаг?
— О каком очаге идет речь, Анжелика? — грустно усмехнулся Жиральд, подойдя к столику и ловким движением подхватив стакан, задумчиво смотрел, как плескается светло — коричневая жидкость. — Отношения, где нет ни капли правды, ты воспринимаешь, как прочный фундамент для постройки очага, так что ли?
Укол. Ему снова удалось уколоть Лику, конечно, он же не знает, как трудно переживать то, с чем сталкивается она каждый день, улыбаться, когда внутренности выворачивает наизнанку от душивших слез, уклоняться от прямых обязанностей, пытаться быть послушной и внимательной женой.
— Знаешь, если бы Сандер не солгал мне насчет операции, которую, по его версии, проводил не ты, а другой хирург, то я никогда не пришла бы к тебе, Жиральд, потому как не верю ничему, что исходит от тебя, — жестко проговорила Анжелика, равнодушно оглядывая роскошное внутреннее убранство дома, отмечая греческие статуи героев и необычную плитку, выложенную ромбиками на стене, а на полу — прямоугольными треугольниками. Ее взгляд нечаянно упал на рамку, стоявшую на тумбочке. Память услужливо подбросило отрывки из прошлого, напоминая, как однажды, прогуливаясь по маленьким улочкам Парижа, они встретили фотографа — любителя, сделавшего их совместный портрет в подарок. Прошло столько лет, но она до сих пор помнит веселый смех Жиральда, разносившейся по всему кварталу. Был он притворен или искренен, уже нет разницы. Фотография, как отпечаток тех моментов, разделенных двумя влюбленными, подаренных небесами на короткий срок, дабы она познали истинную цену настоящего счастья, но никто из них не поймет игр судьбы.
— Если ты не веришь мне, то где гарантия, что мой рассказ — это не ложь? — отозвался Жиральд, не отрываясь от бессмысленного дела, как осмотр стакана. — Вдруг я скажу что-то ужасное? Вдруг я разобью вашу семью? Ты не подумала, что будет тогда?
Ее же аргументы обернулись умелым языком Жиральда Лароша в ее сторону, приняв вид обвинений, и Анжелика растерянно пробормотала:
— Но ты собирался открыть мне тайну о моем муже… То, что мне неизвестно, а сейчас…
— Верно, и не отказываюсь от своих намерений, тем не менее мне безумно интересно, почему, не веря мне, ты приходишь в поздний час искать правду именно у меня, Анжелика? — резко перебил озадаченную девушку Жиральд, наконец посмотрев на нее. В голубых глазах плескались волны боли и припрятанных за пониманием изматывающих мук. Анжелика бегло глянула на наручные часы, отметив, что ей, действительно, стоило подождать до утра, тем более оставлять девочку на приехавшего по срочному поручению Саймона — не лучший вариант.
Вообще, Анжелика никуда не желала выходить из дома, посвятив себя детским играм с ребенком и приготовлению обеда, хоть сама и не притронулась, так как аппетит пропал после ухода Жиральда. Саймон, навестивший их вечером, сослался на то, что Сандер дал ему важное задание, связанное с бизнесом, и Анжелика не могла оправдать стремительный порыв попросить помощника посидеть с Беллой, пока она поедет проведать отца. К удивлению, Саймон не возразил, согласившись побыть с девочкой столько, сколько понадобится в кабинете ее мужа, где одновременно приглядит за малышкой и выполнит дело.
— Нет ничего дороже, чем вера, но когда ее предают, приходит ощущение потери, будто вырвали что-то дорогое и необходимое, — выпалила Анжелика и заметила, как напряглась фигура приблизившегося к окну мужчины. — Сандер никогда бы не предал меня, и я имею право знать, что двигало им, когда он лгал мне! Жиральд, не надо ничего утаивать, ведь от этого зависит очень многое, например, мое отношение к мужу. Кто он? Что он скрывает от меня?
— Дело в том, что профессия Александера, я имею в виду, его воинская служба и преданность родине, к сожалению, не связаны с реальностью, — начал Жиральд после минутной паузы, пристально рассматривая хмурое лицо Анжелики, улавливая знакомые черты недоумения. — Он следует закону, как и бегает от него. К примеру, нам всем известен вред сигарет и никотина, тем не менее большинство людей курят и никогда не бросают. Примерная ситуация у твоего… супруга, Анжелика. Он понимает, что закон, который тщательно охраняет его сейчас, которому, как видно, он принуждает следовать других, в один день накажет Сандера, и он все равно продолжает играть с ним.
— Я не понимаю, — покачала головой Анжелика. — Почему ты придумываешь такие сложные объяснения? Мне просто нужно узнать, что скрывает мой муж, а ты ведешь со мной философский диалог, Жиральд! Если бы я нуждалась в умных лекциях, то вряд ли обратилась к подобному учителю, как ты! Тебе всего-то надо ответить на мой вопрос.
Мужчина поджал губы и замолчал, исподлобья смотря на недовольную девушку. Вот, в этом вся Анжелика: мчится впереди поезда, бежит без оглядки, делает, потом размышляет. А еще она уверяла его, что три года кардинально изменили ее привычки и поведение.
— И что ты молчишь? — нетерпеливо бросила Анжелика, переживая за то, что оставила Беллу ночью с посторонним человеком, пусть и близким помощником мужа, к тому же разогретый интерес требовал немедленного удовлетворения.
Оглушительный выстрел разорвал нависшую тишину в клочья, и на секунду создалось впечатление, что проснулся весь спящий городок. Анжелика застыла от громкого грохота, находясь в ступоре. Первая мысль, пришедшая в голову, заключалась в следующем: может, какой-то хулиган кинул в окно камень, разбив стеклянную раму? Однако затем до нее дошло, что все обстояло хуже, чем можно вообразить.
Кровь, проступающая сквозь атласную ткань белой рубашки на плече мужчины, повлияла на Анжелику, подобно сверхмощному удару тока. Она ощутила, как самые мелкие волосики встали дыбом, а по телу пробежали мурашки, переходя в распространяющуюся дрожь. Наверное, даже сердце на краткий миг остановилось, перестав биться, прежде чем вновь пуститься в ускоренный бег, чересчур сильно забившись о грудную клетку, причиняя Анжелики ноющую боль внутри.
— Жиральд! — вскрикнула подскочившая вовремя девушка, так как он, слегка пошатнувшись, искал спасительную стену, чтобы прислониться, и Анжелика обняла его за талию, помогая осторожно сесть в кресло до того, как опуститься перед ним на колени, встревоженно разглядывая его, страшась наихудшего.
— Что с тобой, Жиральд? — испуганно затараторила Анжелика, обхватывая похолодевшие щеки, покрытые легкой, почти незаметной щетиной. — Пожалуйста, не теряй сознание! Я сейчас вызову скорую, и все обязательно будет хорошо! Жиральд, прошу, держись… Жиральд!
— Успокойся, я еще жив, — Анжелика пораженно взглянула на него, заметив, как тонкие губы изогнулись в кривой улыбке. — Пуля прошла навылет. Разве ты не поняла? Она поцарапала мне только плечо.
— Что? — вздернула бровь Анжелика. Она едва не потеряла сознание от страха за него, а он спокойно сидит и шутит, словно то, что произошло, повседневная веселая вещь. — Ты с ума сошел? Как ты можешь сохранять хладнокровие, Жиральд, если я чуть не…
Она вскочила на ноги, прикусив кончик языка, дабы не выболтать ему тот чудовищный и дикий испуг, овладевший ею при виде крови. Повторялось. Она уже испытывала подобное несколько лет назад, когда в него стреляли на обочине, однако тогда страх произвел на нее иной эффект, не столь безумный и ужасающий, как в данный момент. Ей померещилось, что вот — вот Жиральд замертво упадет, пораженный насмерть пулей, и она больше никогда не увидит его голубые глаза, способные выражать чувства без слов.
— Ты боишься за меня, Анжелика? — подняв голову, поинтересовался Жиральд, и в его тоне не проскальзывало и нотки насмешливости. Он настроился крайне серьезно, несмотря на кровоточащую рану в плече, от чего девушка возмущенно развела руками, мол, ей плевать, что он пытается сказать, и персона Жиральда Лароша не достойна ее заботы, тем не менее Анжелика машинально выставила ладонь в останавливающем жесте, ибо мужчина приподнялся с кресла.
— Куда ты идешь? — запротестовала Анжелика. — Во — первых, у тебя течет кровь из открытой раны, и тебе лучше расслабиться, а не двигаться. Во — вторых, почему ты не даешь вызвать мне скорую помощь?
— Анжелика, черт, я профессор медицинских наук, а не юридических, — не выдержал Жиральд и выругался при заваленной второй попытки расстегнуть пуговицы на рубашке. Да, крайне неприятно оказаться подстреленным в доме, где ты живешь, как считаешь, в покое и безопасности.
Пересилив себя, Анжелика приблизилась к нему, немного подалась вперед, склонившись, и поспешно взяла инициативу в свои руки, освобождая мужчину от пропитанной алыми разводами ткани, попутно помогая скинуть ее с широких плеч. Когда-то она проделывала подобные манипуляции с ним, получая неимоверное удовольствие от касаний к сильному и твердому телу, проводя по его мускулистой груди пальцами, зарываясь в темные заросли, а сейчас старалась не дотрагиваться до него, будто он-тот огонь, ждущий возможности ее поглотить.
К ее успокоению, Жиральд не ошибся. Смуглую кожу рассекал неширокий, но, видимо, глубокий порез, откуда сочилась кровь. Тошнота подкатила к Анжелике, а во рту пересохло от увиденного. Кажется, пройдет вечность, но она все равно не осилит ни запаха, ни вида багряной жидкости.
— Достань аптечку, она в шкафу, — хрипло пробормотал Жиральд, и Анжелика, выдвинув первую наугад полку, вытащила черный чемоданчик с красным крестом посередине, аккуратно положив ее на стол. — Достань ватные тампоны, спирт, бинт…
— Я не буду этого делать, Жиральд! — воскликнула Анжелика, попятившись назад, однако измученное выражение лица Жиральда с отчетливо выступающими каплями пота на лбу, остановили ее, пригвоздив к месту. Как же она бросит его, раненого и беспомощного, в пустом доме, где никто не окажет пострадавшему помощь?
На белоснежном мраморном напольном покрытии размазались красные следы, и Анжелика нервно сглотнула, незаметно отодвинув носком туфли сброшенную на пол рубаху.
— Я помню, ты не переносишь кровь, — кратко бросил Жиральд, протянув здоровую руку, чтобы взять вату, и Анжелика, сократив расстояние, разделяющее их, неловко выхватила мягкие диски, обмакнув их в спирт. — Ты не обязана выручать меня, Анжелика.
— Жиральд Ларош, ты неправильно мыслишь, — укоризненно поправила его девушка, зажмуриваясь, прижимала влажные тампоны к ране, водя их вверх и низ, впитывая капельки крови, чтобы через минуту туго затянуть бинт, перевязывая порез. Боже, неужели она смогла совладать с эмоциями, впервые за всю жизнь обработав рану? Анжелика нехотя признала, что другого выбора у нее не было. Конечно, по правильному, она должна была оставить Жиральда страдать за то, сколько бед он принес ей, да и сегодняшний инцидент, почти наверняка, спровоцирован криминальными разборками, тесно прилагающими к Жиральду.
Какая-то невидимая сила держала ее, не разрешая покинуть его, построив призрачную стену, мешающую отойти назад, толкая только к нему, однако воображаемая картина испарилась весьма быстро.
— Анжелика, не бойся, я обязательно разберусь, кто за этим стоит, — твердо пообещал Жиральд, на что она презрительно хмыкнула, вспоминая мельчайшие детали прошлого «честного и благородного» профессора Лароша.
— Я ничуть не удивлена, потому что для тебя нормально и обыденно становиться мишенью или самому стрелять в кого-то, — нарочито вкладывала язвительность в идущие не от души, а от обостренной обиды, слившейся с волнением, фразы Анжелика. — У меня есть некоторый опыт быть «под прицелом», за счет этого я не так испугалась, как не ждала у тебя попасть в выставленный капкан. Я не очень предусмотрительна, так как следовало понимать, что рядом с тобой нет никого и ничего, кроме опасности, боли, крови и отвращения.
— Анжелика…
— Отдыхайте, профессор Ларош, потому что Вам предстоит еще поведать мне важные факты о моем муже, и как ни странно бы это звучало, но я тревожусь о том, чтобы вы успели рассказать обо всем, прежде чем выпущенная и предназначенная исключительно для Вас пуля выполнит поставленную цель.
Почти выплюнув последнее предложение, Анжелика, гордо подняв подбородок, развернулась и вышла, не показывая Жиральду Ларошу, как слезы скатываются градом по ее щекам, а поджилки трясутся от почти безумной боязни стать свидетелем его смерти. Лучше уж пускать в ход ярость, помогающую скрыть колотившееся беспокойство, чем дать Жиральду понять, что он до сих пор имеет значение для нее. Никогда не поймет!
А поверженный гневной тирадой мужчина окончательно запутался и пришел к выводу, что отнюдь не разбирается ни в слабом поле, ни в женской психологии. То ли она расстроилась из-за того, что он остался жив, то ли обрадовалась тому, что старуха с косой не забрала его. Раньше ему без труда удавалось угадывать любой каприз Анжелики или разбираться, по крайней мере, кое-как в ее нелегком характере, а тут… полнейшее непонимание.
И все — таки она осталась прежней: странной и милой…