Глава восьмая ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ

Ночь тянулась бесконечно. Обессиленно опустившись в кресло, Анжелика почти бредила, пытаясь отогнать неприятные мысли, терзающие не только голову, но и душу. Лунный диск, что висит на тёмном полотне неба, тускло освещал бледное лицо, но в глазах девушки намного больше огней. Они горели пламенем возрождающегося, подобно Фениксу, страстному чувству, похороненному в потайном дальнем угле души.

Как бы она хотела, чтобы эта была лишь детская сказка, в которой принцы будят спящих принцесс поцелуем, а добро одерживает победу над злом.

Но вот беда.

Это не сказка.

Это суровая правда жизни.

Он вернулся… Глупо продолжать отрицать очевидные вещи: ничего, как прежде, уже не будет, потому что он вновь потревожил ее покой.

«Я хочу, чтобы ты верил мне».

«Я хочу, чтобы ты доверяла мне».

Как же она любила, самозабвенно отдаваясь новому чувству, перестав различать ложь от истины! Как же она хотела наслаждаться запретными ласками и жаркими поцелуями, забывая обо всем! Как же она желала ощущать себя любимой и отвечать тем же!

Сейчас от любви остался только пепел, похороненный где-то там, в сумраке сердца. Он не развеялся совсем, но почти испарился, словно ожидая сильного ветра, чтобы улететь навсегда. Благоухающие цветы любви в ней превратились в ядовитые растения, отравляющие и ее, и всех, кто близок к ней.

Наивная девочка, влюбившаяся в первый раз, отдавшаяся без остатка первому чувству, раздавленная жестоким предательством, жалобно рыдала и надрывно кричала внутри, окончательно растворяясь.

И ей становилось страшно… Готова ли она принять новую и чужую Анжелику, не способную проявлять какие-либо эмоции к окружающему миру?

Даже подступившие слезы замерли на ресничках, не рискуя упасть на щеки, чтобы скатиться по ним и исчезнуть.

Неожиданно Анжелика уставилась в окно, наблюдая, как по безоблачному небосклону падает звезда, и воспоминания хлынули с новой силой, возвращая мысленно в те моменты, когда она смеялась искренне, без фальши и горечи, в теплых объятиях мужчины, и тогда падали звезды… Но она никогда не загадывала желания, может, потому что считала, что у нее уже есть все? И верны ли эти глупые суеверия? В противоположность разуму, ее губы непроизвольно выдохнули:

— Жиральд Ларош!

Анжелика ненавидела себя за эту минутную слабость, тем не менее собралась подняться, решив, что пора отправиться в постель и попытаться заснуть, к тому же изматывающие посиделки до трех часов ночи до добра не доведут.

У нее не получилось. Голова закружилась, а перед глазами на мгновение резко потемнело, заставляя девушку рухнуть обратно в кресло.

«Анжелика, я люблю тебя… Вся моя жизнь принадлежит тебе… Ты изменила меня… Я не могу дышать без тебя… Анжелика!»

Она закрыла уши и зажмурилась, борясь с голосом, раздающимся так громко, что, кажется, будто он здесь, с ней… Почему он не отпускает ее? Чего добивается, измучивая лживыми словами и поступками, совсем не похожими на того Жиральда? Она не хочет думать о нем…

Бесполезно. Самые страшные шрамы навсегда стали частью ее. Они выжжены на сердце, напечатаны на душе, и она чувствует их каждый миг, каждую секунду, не смыкая глаз.

Воспоминания, страшные и непередаваемо горькие, накрывают её с головой. Анжелика почти физически ощущала, как давит на неё воздух, внезапно ставший таким тяжёлым.

Вдохи даются с большим трудом, и беспросветная пелена уже застилает её сознание, однако голубые глаза, наполненные безграничной любовью и нежностью, врезались в память, не давая провалиться в спасательную бездну, держа ее на грани от мрака.

Вот Жиральд, заливисто смеющийся от очередной шутки Анжелики, сияющим взглядом смотря на нее… А вот он мрачен и серьезен, изучает диагнозы больных, но стоило ей приблизиться к нему, как мужские губы привычно расплываются в ласковой улыбке… И, наконец, страх, обреченность, раскаяние, отпечатывающиеся на его лице, когда она узнает ужасные вещи, касающиеся прошлого мужчины, разрушивших их совместное будущее.

Словно издали, как в замедленной съемке, Анжелика видела себя, бегущую прямо к Сандеру, в то время, как совсем близко стоял мужчина, раскрывший для нее объятия. Он, действительно, верил, что она придет вновь к нему… Она бы непременно выбрала лишь его, если в тот роковой день на крыше не встретила живого и невредимого друга.

И он ушел… Ушел, чтобы вернуться…

Она хотела проснуться, и сердце сжимал страх, но у неё никак не получалось, и Анжелика судорожно вздохнула, окунаясь в глубину собственных страхов, сталкиваясь с ожившими призраками прошлого.

Жить в иллюзии не получалось, а в реальности оказывалось слишком непереносимой. Лгать тому, кто верит — это больше, чем непростительно. Невыносимо.

Ей стало холодно, она начала дрожать, как вдруг вспыхнули два огня. Темное полымя горит ярко, угрожая сжечь ее, а языки пламени направлены на нее, гроза поглотить, но он не дарил тепла, наводя исключительно страх обжечься. А другой огонь подчиняет ее, подобно мотыльку, притягивая к своему свету, желая отогреть. Что с ней творится? Куда стремится ее душа?

Ненависть помогла справиться со всем. Ненависть послужила главной причиной этого брака и превратила их жизнь в ад, полный лжи и горечи, но ни разу за все время она не испытывала подобных эмоций. Так что же сейчас? Теперь, когда она научилась выживать и бороться за право быть счастливой, болезненно пропуская через себя дни, проведенные с нелюбимым, но верным Сандером, постепенно приходило понимание, что чего-то важного, необходимого не хватает.

Луна исчезла, как и россыпь звезд. Откуда-то подул холодный ветер, но девушка, яростно мотающая головой во сне, сжимая подлокотники кресла, ни на что не обращала внимание. Беспокойные сны отражают наши внутренние страхи, и она прекрасно знала, чего боится, хотя и отрицала, прогоняя назойливые кошмары.

Она боится поверить и изменить мнение о нем… Будет опять больно, ибо один раз, наступив на грабли, только дурак повторит одинаковую ошибку.

Его образ снова появился перед ней, плеснув очередной порцией обжигающей боли, и Анжелика незаметно дернулась. Отчаянным взглядом, в котором плескались нескрываемые страдания, он звал ее. Без слов. Просто звал глазами, будучи уверенным, что она обязательно поймет, и она сделала шаг вперед, однако неожиданно откуда-то вставшая невидимая стена препятствовала ей, не давая пройти к нему.

Анжелика остановилась, не смея повернуться назад, но и дальше идти не могла, с ужасом следя, как подступающие языки пламени проглатывают стоящего недалеко темноволосого мужчину, забирая с собой в неизвестность, куда потом исчезли. Крик, готовящийся вырваться из горла, застрял, как косточка, мешая дышать, и на несколько секунд Анжелика была уверена, что задохнется.

Затем наступило странное умиротворение в виде мягкого облочка, подхватившего ее и уносящего куда-то вдаль. Анжелика ровно задышала, хотя в груди слышались хрипы, раздающиеся в одинокой спальне, окутанной мраком и тьмой.

Что-то шло не так… Что-то разрушилось… Может, иллюзия?

Утреннее солнце освещало улицы, подглядывая в приоткрытые окна. Белые шероховатые камни мощенных дорожек впитывали раннее, легкое тепло. Сидя на скамье возле операционной, Анжелика украдкой поглядывала за волнующейся матерью, которая, не находя себе места от беспокойства, измеряла длинный коридор шагами, а тетя, прилетевшая, узнав о произошедшем, немедленно вылетела в Женвилье, дабы оказать поддержку сестре, опустив плечи сидела на больничной скамье.

Врачи суетились, бегая с одной палаты в другую, в то время, как за дверью напротив шла борьба за жизнь ее отца человеком, на которого никак нельзя полагаться.

Горький медицинский запах больницы застревал в легких и вызывал тошноту. Анжелика незаметно ощупала с утра саднящее горло. Странно, почему ей так холодно, ведь в помещении, вроде, тепло, судя по горячим батареям, находящимся впритык к подоконникам? Наверное, вчера она сильно переволновалась, поэтому проглотить слюну ей давалось с трудом из-за сковавшей горло боли.

Ожидание, подобно шелковой ленте, разорвалось, когда лампочка над дверью погасла. Из операционной начали выходить врачи. Мать и тетя сразу оживились, а Анжелика на негнущихся ногах встала, отгоняя противное головокружение. Все ожидали Жиральда Лароша. Он вышел последним. Зеленая маска не просто закрывала лицо, а придавало какую-то загадочность образу хирурга и выразительно подчеркивала нежно-голубые глаза, смотревшие только на нее, от чего мурашки пробежали по ее коже. Взгляды встретились и остановились, создав таким образом беззвучный диалог: каждый думал про себя — понимали оба.

«Он…»

«Все в порядке… Я ведь обещал».

«Я…»

«Не стоит, это мой долг».

«Ты…»

«Знаю, уже слышал».

Надо быть слепым или чересчур наивным, чтобы не заметить, как два человека разговаривали друг с другом без слов, тем не менее в воздухе повисло непонятное напряжение, поэтому Катерине Новик пришлось вмешаться, опасаясь последствий от такого диалога:

— Как мой муж, профессор… Ларош?

Жиральд вздрогнул и повернулся к женщине, ждущий положительного ответа, боясь, что предчувствие не подвело. Какая ирония! Если бы год назад кто-то сказал Катерине Новик, что ее дальнейшая жизнь зависит от того, что скажет подлый обманщик, заманивший Лику в коварные сети соблазна, то она бы послала наглеца, куда подальше, но… Увы, с этим фактом следует смириться.

— Его состояние тяжелое, но стабильное, — холодным тоном осведомил их Жиральд, не сводя глаз с опустившей голову Анжелики. — Сегодня он останется в палате интенсивной терапии, но как только он придет в себя, то один из вас может пройти к нему. Анж… Ма… Мадам Девуа, нужно срочно заполнить кое-какие формальности, пройдемте со мной в кабинет. Второй слева.

Прежде чем Анжелика успела открыть рот, ее мать вступилась, недовольно оглядев профессора с головы до ног. Кажется, даже подавленное состояние и расстройсто не влияют на неприязнь к этому французу.

— Профессор, мы, вполне, справимся сами, — подчеркнуто вежливо проговорила Катерина. — Лика подождет здесь. Разве вы не спешили?

Жиральд Ларош, сняв маску, поджал губы, в последний раз с сожалением посмотрев на Анжелику. Это скрытая недосказанность ошпарила словно кислотой. Она обжигала душу, парализовала окаменевшее тело, и от этого ощущения ей хотелось кричать. Почему же было так гадко и тяжело? Почему невыносимо находиться рядом с ним?

— То, что я скажу тебе, отразится на твоем настоящем, Лика! Эту правду мне запретили говорить, но сегодня у меня нет право ее скрывать больше.

Анжелика непонимающе уставилась на тетю. О чем идет речь? За три года они почти не виделись, потому что Анита постоянно ссылаясь на то, что она занята, занимаясь здоровьем и восстановительным периодом Моники, а потом — поискам подходящего кандидата на роль ее супруга, ведь дочь не так молода, хотя она никогда не забывала о племяннице, нося на сердце тяжелой камень вины.

Только об этом никто не знал, кроме нее и Катерины.

Это была их тайна, не дающая покоя Аните, которая, действительно, любила Лику, как младшую дочь.

— Что случилось? — встревоженно поинтересовалась Анжелика у растерянной женщины, севшей на край скамьи, будто не желая тратить силы.

— Я не хотела тебе говорить об этом раньше, — призналась Анита, тяжело вздохнув. — Сначала мне казалось, что иногда следует помолчать, чтобы кому-то позволить быть счастливым. Моя семья — это ты, Моника и моя сестра. У меня никого нет, кроме вас. Я не хочу быть причиной боли кого-то из вас, но в то же время понимаю, что все мы смертные, и когда-нибудь мне придется ответить за то, что я принесла много бед в чужую жизнь.

— Ты тоже часть нашей семьи, тетечка, — ласково прошептала Анжелика, присоединившись к ней и погладив по напряженному плечу, попытавшись выдавить слабую улыбку, примерно догадываясь, что так тяготило Аниту. — С папой все в порядке. Он обязательно пойдет на поправку, а то, что вы с мамой скрывали от меня письма отца, уже ничего не значит. Да, сначала мне было очень обидно, что вы не посчитались с моим желанием общаться с отцом, убеждая, что он пренебрегает мной, но, наверное, этому можно подобрать объяснение. Я имею в виду, вы ведь не намеревались навредить мне, да?

Анита грустно кивнула, на секунду ошибочно приняв решение вновь утаить правду от Лики, чтобы не уничтожить ее ложные представления, только потом тряхнула головой, осознавая, что больше возможности открыть тайну не предоставится. Если бы дело шло не о судьбе племянницы, то Анита под угрозами пытками не выдала бы их с Катериной секрет, ведь сестры с детства доверяли друг другу абсолютно все. Иногда их покойная мать удивлялась тому, как близки ее дети, подобно двум половинкам одного целого. Вот из-за этого Анита очень переживала за единственную племянницу, молясь о ее благополучии и спокойствии, однако нельзя больше обман брать фундаментом для постройки ненастоящего счастья.

— Лика, девочка моя, я виновата перед тобой, — жестом остановив собирающуюся возразить девушка, продолжила Анита. — Я солгала тебе… Монику оперировал не дежурный хирург… Операцию проводил сам Жиральд Ларош, и он не… отказывался от моей дочери, наоборот, он проводил с ней столько времени, пока она не открыла глаза, даже ночью он не спал, сидя в ее палате, если ей становилось хуже или поднималась температура.

Что-то треснуло внутри Анжелики, и она вмиг стала безжизненной, такой же, как это клиника и все в ней находящееся. Разорвалось на части. Разбилось на тысячу осколков.

Какая бывает реакция у человека, когда у него отнимают что-то дорогое? Он кричит, плачет, впадает в истерики и пытается вернуть то, без чего не в силах прожить ни минуты.

Но, вряд ли, на его лице сохранится спокойная и невозмутимая улыбка…

У Анжелики забрали самое главное… У нее нет соломинки, за которую она цеплялась, пытаясь сохранить душевное равновесие и не позволить безграничной боли затопить ее. А что теперь? Осталось только тонуть в бушующих волнах безжалостного мира, не имея спасительного щита, защищающего от новых ударов судьбы.

— А Моника тоже молчала? — Анжелика не узнавала собственного безжизненного голоса, хотя в данный момент перед ней раскрыли, возможно, самую жестокую правду, режущую внутренности без ножа.

— Нет, она ни о чем не знала, потому что я скрывала от нее также, кто спас ей жизнь, зная, что она бы непременно проболталась, — слегка удивленно восприняла пассивность племянницы, Аниты, ожидая того, что ей придется успокаивать или подбадривать Лику, но последняя сохраняла тишину, о чем-то задумавшись.

— И Сандер тоже, не так ли? — пробормотала Анжелика, столкнувшись с тем, что вся ее жизнь пропитана ложью, предательствами и обманами. Неужели нет шанса выбраться из болота, тянущего ее ко дну? Почему самые близкие люди ранят ее?

— Лика, твой муж… — Анита сделала значительную паузу, задерживая дыхание, ища правильный подход, ведь иногда словом можно убить, однако Анжелика опередила тетю, выдержанно подытожив:

— Понятно, он знал и врал мне… Хотя, почему бы ему не лгать, ведь вокруг меня одна ложь?! Больше или меньше, без разницы.

С Анжеликой что-то происходило. Казалось, силы предательски оставляют ее тело, будто еще немного, и она окончательно сдастся противной слабости, тем не менее девушка поднялась на ноги со второй попытки, ибо в первый раз она едва не упала, удержавшись за стену под испуганное восклицание тети.

— Лика, что ты надумала? — недоуменно спросила Анита, встав для подстраховки в случае, если она вновь покачнется. — Сандер, конечно, поступил неправильно, придумав всю эту ложную историю. На твоем месте, я бы поговорила с ним и разъяснила причину его поведения, потому что со мной он постоянно избегал этой темы, а у тебя есть право жены.

— Люблю я его или нет, но я не смогу его бросить… Он сломается окончательно, и никто не поможет ему, кроме меня, — скорее для себя, чем для тети произнесла Анжелика без прежней уверенности.

— Лика? Ты бледна, присядь! — встревожилась ни на шутку Анита, протянув руку к ней, на что Анжелика никак не отреагировала, продолжая тяжело идти в противоположную сторону, и до Аниты постепенно дошло, что она направляется к… Жиральду Ларошу. Боже, что она наделала! Катерина, вряд ли, простит ее за рассказанное, ведь раскрытая тайна может сблизить двух разлученных возлюбленных, и Анита не знала, к чему приведет это. Хорошо или плохо? Конечно, она не ненавидела Жиральда, так как он буквально вырвал с того света ее дочь, тем не менее поощрять его не собиралась. Во — первых, между ними не должно быть больше связи по той причине, что у Анжелики есть муж, а во — вторых… Нет, одного твердого утверждения достаточно.

Лика не осмелится изменить Сандеру, наученная горьким опытом того, как больно оказаться преданным. Анита надеялась на благоразумие племянницы, все же предательские ростки подозрения засели в ней.

— Входите!

Анжелика прикрыла дверь, прислонившись спиной к холодному деревянному материалу, чувствуя, как дрожь охватывает тело, затем отступает, позволяя занять ее место жару.

К удачи или неудачи, Катерины Новик не было в кабинете, а отвлекшийся от чтения бумаг на столе Жиральд озабоченно разглядывал ее сквозь очки.

Анжелике не составило особого труда сложить дважды два, чтобы прийти к логическому заключению. Тетя хранила не свой секрет, точнее она не хотела подвести сестру, почти наверняка, составившую продуманную клевету. Мать догадывалась, какую именно кнопку нажать в Анжелике для отключения чувств. И Сандер, ее муж, доказывающий на протяжении трех лет преданность, принимал в плане Катерины Новик прямое участие!

— Почему ты стоишь? — нахмурился Жиральд, отложив шариковую ручку. — Проходи и садись, мне давно надо с тобой кое-что прояснить, и я рад, что ты сама пришла ко мне. Анжелика, выслушай меня, не перебивая и не крича, пожалуйста… Анжелика! Что с тобой? Анжелика!

Девушка сползла на пол, а перед глазами очертания предметов расплылись, сливаясь в одну черную точку. Темнота накрыла ее полностью, все дальше унося от действительности. Единственное, чего желала Лика, чтобы эта темнота никогда не отпускала ее. Она устала искать правду и следить за тем, как вокруг все лгут… Просто устала.

Даже сильные руки, подхватившие обмякшую девушку, не вырывали Анжелику из той бездны, куда она проваливалась, сопровождаемая тьмой. Мрак. Неизвестность. Без лжи.

Загрузка...