Украденный. Книга вторая (СИ)

Часть 1 Лесной край. Глава 4

Путь к пастбищам лежал через проходы под корнями Древа. Арис так и не понял, что случилось, казалось они шли по проходу, как вспыхнул яркий свет, он на миг зажмурился и увидел, что стоит посредине огромного поля, залитого водой. Луг сиял, отражая лучи горячего солнца, как огромное зеркало, а над ними выпуклой чашей, отливающей серебром, нависало небо.

Древо оказалось позади них, но оно ли это было? Арис увидел лишь голый ствол черного цвета, он уходил вверх, голыми ветвями простираясь до самого неба.

Поле от края до края будто расчерчено полосами — узкие полосы воды, непрозрачной, недвижной, серовато-молочного цвета. Под самой поверхностью колышутся молочные стебли, густые колосья такого же цвета и изумрудная трава с вкраплениями сиреневых цветочков. А меж полосами воды полоски суши и на них растут травы, тугие и сочные, ярко-зеленые.

— Это поля у Источника, — проговорила Глафира. — Наше пастбище.

— Как мы здесь оказались?

— Эти поля лежат с изнанки. Вот взять подол, да проткнуть иглой. Игла — короткая дорога, так мы и вошли.

— А где эта игла? — спросил Арис.

— Да вот же! — Глафира махнула рукой на черный каменный ствол, — Сердце леса. Оно и есть выход на изнанку. Сердце — дорога по которой мы ходим. Лесьяр ее создал. Как — не спрашивай. Это только дядька Ондрат объяснить может, а мне кроме домовитой волшбы ничего не дается.

— А…

— А коней смотреть хочешь, или так и будем болтать?

Он пожал плечами:

— Ладно.

— Тут луга заливные, травы густые растут, — говорила она. — И место сохранное. Никому не найти. Мы тут коников и держим. А вон и они. Смотри.

Арис, впрочем, уже заметил их. Между ними и солнцем, наперерез, двигался табун. Брызги воды вздымались из под копыт и разлетались сверкая, как драгоценные камни.

— Златогривы… — проговорила Глафира и усмехнулась, когда он, вытянув руки пошел к ним навстречу.

— Что? Хороши? Говорила же — таких еще не видал.

Вожак по широкой дуге развернулся, за ним все остальные. Грохоча копытами кони мчались навстречу. Солнце сияло в развевающихся хвостах и гривах. Кони имели редкую масть — белоснежную, с золотым отливом. Арис восхищенно крикнул:

— Они достойны бога!

Очень скоро кони приблизились так, что Арис мог разглядеть вожака и засмеялся от удовольствия, как вдруг кони замедлили бег, будто увидели преграду и свернули в сторону. Арис, сгорая от нетерпения, сделал шаг вперед и тут же Глафира истошно крикнула:

— Стой!

Но он и сам уже увидел их.

Из борозд, заполненных водой, беззвучно поднимались прозрачные силуэты. Слабые, колышущиеся тени, вдвойне страшные тем, что рискнули показаться при ярком солнце. Это были девушки, прекрасные и ужасные одновременно. Безучастные лица обрамляли застывшие струйки воды, спадавшие вдоль щек как прозрачные волосы, силуэты сотканные из брызг и пены слабо колебались. Опущенные руки висели плетьми, в волосах запутались венки из сиреневых цветов.

— Кто это? — не сводя глаз с висящих в воздухе призрачных дев, спросил он.

— Это охранители полей. Русалки.

Девушки, висящие в воздухе, как по команде открыли глаза и издали грозное рычание, похожее на вой ветра в пустой пещере, когда кажется, что смерть бродит очень близко. Прозрачные руки потянулись к нему, но Глафира уже была рядом.

— Погодите, сестрицы! Это гость наш. Гостюшка! Я его знаю, это я его сюда привела коников показать! Он и дядькин гость!

— Мы не знаем его, — проскрипели в ответ мертвенные голоса.

— Вот и хорошо! — обрадовалась вдруг Глафира.

Русалки скрылись под водой и тут же возникли разом со всех сторон. Медленно поплыли вокруг них, все ускоряясь. Веером полетели брызги.

— Мы не знаем, не знаем, не знаем его! — свистели их голоса будто зимняя вьюга.

— Я его знаю! — вдруг ахнула одна из дев и мельтешение остановилось. Глафира заметно напряглась.

— Я его знаю! — повторила русалка и разом ей ответили другие голоса:

— Мы узнали его!

Тут же все они ринулись обратно, в воду и исчезли, не оставив ни единой брызги.

— Чего они хотели от нас? — спросил Арис, зябко дернув плечами, но тут златогривый вожак шагнул к ним и Арис снова про все забыл.

— Красавец! Какой же ты красавец! Мечта любого воина такой конь! Нет, ты настоящий вождь среди коней! — Арис не заметил, как Глафира, отступив, зябко ежится и потирает дрожащие руки глядя на него.

Он вскочил на спину златогривого коня и тот помчался по залитому водой лугу.

Глафира задремала с венком в руках, который сплела из сиреневых цветов, так долго Ариса не было. А проснувшись, увидела, как он промчался на коне мимо и весь табун летел следом. Затем они скрылись вдали, в золотом сиянии ясного дня и блеске водных полей.

Солнце давно перешагнуло зенит когда Арис вернулся. Счастливо улыбаясь, сел с ней рядом:

— Глафира! Благодарю тебя! Никогда я не забуду этот день! Ничего прекрасней я не видел. Если б мое племя было живо, я бы положил жизнь, лишь бы достать пару таких коней и вырастить из них новый табун. И хоть теперь мне этого не сделать, я буду этот день помнить до самой смерти!

Она вымолвила:

— Что ж. Хоть чем-то угодила. И хорошо. Вернемся в лес?

— Спешить некуда, — сказал беспечно Арис и сел рядом с ней. — Охранитель Ондрат сказал, что ждет меня после вечерней росы. Посидим еще, я погляжу на них. Умные они. Мы с вожаком подружились.

— Как пожелаешь, гостюшко! — произнесла она.

— Глафира, скажи, не взяла ли с собой еды?

— Еда найдется! — кивнула она, — сейчас…

Она повторила то, что делала прежде и оглядывая появившиеся продукты, Арис спросил:

— Как это появляется? Возникает из воздуха?

Она покачала головой:

— Раз тут прибыло, значит где-то убыло. Это из нашего склада. Что тут появилось, там испарилось.

Арис ничего не ответил, и взялся за еду. Потом проговорил с набитым ртом:

— Твоя еда получается лучше, чем у охранителя Ондрата.

— Дядюшка потому меня и держит, что я домовитой волшбой владею.

— Спросить тебя хочу… — вдруг произнесла она.

— Спроси!

Она вздохнула.

— Что за девица была? Которая из-за тебя на себя руки наложила?

— Тебе голову солнцем напекло, Глафира? — усмехнулся он. — О какой девице речь?

Тихий всплеск прервал их. Из борозды, наполненной водой, опираясь призрачными руками на сушу показалась водяная дева. Голос, лишившийся скрипа и звенящий, как текучая вода, сказал:

— Не виновен он. Видала его сестрица через солёную воду у дальнего берега. Спал он нал краем мира и батюшка наш на него смотрел, потому и узнала его сестрица. Ну, здравствуй, — её призрачное лицо повернулось к нему. — Нашел ли ты волков, что надобны тебе были? Ведь пока снег у Океана не растает, не стечет ручейками, не узнать нам, что на снежных равнинах делалось, а любопытно.

Арис некоторое время смотрел на нее, а потом сказал:

— Да.

Всплеск повторился и рядом показалась еще одна голова:

— Ну что сестрица, не разговорчив гость? Может пригласим его в свои чертоги? У нас прохладно в самый жаркий день, травы танцуют и мы танцуем с ними.

— Хочешь к нам? Такой красивый! — это раздалось уже сзади и ледяные пальцы коснулись руки Ариса. Он вздрогнул и повернулся.

— Нет бойся нас! Мы любим шутить с молодыми парнями. Гибель свою помним. Ищем виновных и маним в свои чертоги, чтоб поиграть. Но тебя нам не взять — ты не виновен пред нами, да и батюшка наш не велит тебя трогать, — сказала та, что вынырнула первой. — Приходи к нам хоть днем, хоть ночью. Свободно на златогривах под звездами летай.

— Батюшка наш — Океан, он тебе шлет поклон и велел нам помогать тебе, если в беде окажешься. А ты, — лицо русалки повернулось к Глафире, — не говори о том что сейчас слышала никому. Даже дядьке своему. Поняла?

Глафира кивнула. Всплеск и русалки снова скрылись в воде.

— Океан меня видел⁈ — тихо прошептал Арис.

— Прости, что худое про тебя подумала, — сказала Глафира и вздохнула. — Русалки пасут наших златогривов и сторожат их. Горе тому, кто захочет украсть коня… затащат в воду, от них не скрыться.

Ее передернуло:

— Эти девы — прежде были людьми, да потом пострадали от несчастной любви. Всех их парни обманули и утопили, чтоб свои дела прикрыть. После смерти они стали такими вот. И жить им в воде пока мир не кончится…

— Вот почему ты спросила кого я убил.

— Да. Как одна из них сказала давеча, что знает тебя, подумала я, что через тебя она погибла. Я русалок люблю. Они хорошие, веселые. Их печали прошли, теперь они дочери Океана. Я о них много знаю, часто сюда прихожу. Это место «тихое». Здесь дядькины уши не достанут. Там, в лесу он все слышит, а тут нет у него силы.

— Говорят, Океан хозяин всей воды? — спросил Арис. — Как же у него нет власти в лесу? Ручьи, озера.

Глафира вдруг усмехнулась:

— Ох, сказал ты! Наш лес ведь какой?

Она тут же осеклась и прикрыла рот ладонью. Арис быстро спросил:

— Какой?

— Ээээ… да обычный, какой! Лес простой, — неловко сказала она.

— Глафира! Начала, так уж закончи.

Она только хмыкнула.

— Я не скажу твоему дяде ни слова!

Глафира протяжно вздохнула и посмотрела на него испытующе.

— Не скажешь? Иначе будет у меня беда. Ладно, слушай. Многое из всего устройства и мне не понятно, но что знаю — скажу. Лес у нас не живой, а каменный. Потому, что Сердце не древо живое, а каменный мост. Тут, с изнанки мира это видно. Взгляни на него — каменный истукан это. Вот каково Сердце. Тебе не приходилось у нас в лесу на траве сидеть? Живая трава соками полна, в живом лесу всюду сыро, лесу нужна вода, а у нас везде сухо. Камень воды не ищет. Лесной народ живет силой огня, а вода стихия Океана. Потому нам и нужны эти поля. С той стороны Сердца ничего не растет.

— А… трава? — спросил он. — И вода, у вас же есть вода, я видел!

Она опустила голову:

— Трава и листья, все из зеленой пыли каменной. Потому так много у нас цветов и так красиво — не живое все это. Как придем, сорви травинку, погляди. А вода… она есть, да только не живая у нас и вода, она по свету не кружит, лежит в каменных ложах. Дальше, в лесу есть река Нимубелла из настоящей воды, она Лесной край делит надвое — на этом берегу Сердце, на том — Оплот. А река Нимубелла тоже с двух сторон течет, с нашей стороны, где Лесной край Нимубелла течет к Океану, а с той стороны, где мы сейчас сидим, река из огня и течет она к Истоку потому и зовут ее — Смородина, что вместо воды в ней огонь. И более ни о чем меня не спрашивай. Лесьяр сотворил это великой волшбой.

— Только дядьке не говори, что я тебе рассказывала! Секреты наши никому не выдаются, он сердиться будет, — спохватилась она.

— Не скажу, обещал же, — повторил Арис. — Я ещё к коням подойду, потом назад отправимся.

Арис вернулся, когда край неба уже горел алым.

— Пора назад.

— Верно, пора, — задумчиво проговорила Глафира.

Они пошли к древу и Арис сказал, задрав голову:

— Гляди — первая звезда зажглась.

И она вдруг всплеснула руками:

— Батюшки! Мы ж в вечернюю зарю идем, нас в лес мостом выведет, а не к Сердцу! Ох, дурная моя голова! Быстрее, гостюшка, быстрее!

У каменного исполина, она приложила к стволу руки и начала рисовать узор, проговаривая слова. Небо быстро темнело.

Глафира толкнула его и Арис вдруг оказался в лесу, один. Густая тьма, слабо разбавленная звездным светом, царила под деревьями. Лес был полон шума — то тут, то там раздавались смех, песни и веселые крики. Арис наугад пошел вперед. Глафиру искать он не стал, сама найдет дорогу, ему бы ещё не заблудиться.

С беспокойством он поглядывал на небо — совсем темно уже, эх, опоздал он.

Вскоре впереди затрещали ветки — будто кабан рвался сквозь чащу. Треск приблизился, дрогнули листья, однако вместо дикого зверя перед ним оказался Вторак. Голый по пояс, а на шее повязана алая лента, холщовые штаны почти спали и едва держаться на бедрах.

Мутный взгляд остановился и лицо Вторака исказила улыбка, похожая на оскал. Он раскинул руки, двинулся к нему и произнес совершенно пьяно:

— Бра-атец! А мы тебя ищем — дядька послал за тобой! Снежич пол леса обежал, ни следочка! А я тебя только что учуял! Где ты так славно укрылся то, а⁈

— Покажешь куда идти?

— Покажу? Да я сам тебя отведу, братчик мой, что ты! — Вторак похлопал Ариса по плечу так, что кости затрещали.

Сквозь пьяную маску проступило на миг звериное лицо, Вторак будто оценивал его силы. Он снова положил руку на плечо Арису и усилил нажим:

— Я ведь тебя искал днем ещё. Все хотел спросить, поединщик ты, аль нет? На кулаках, или на палках, кто кого уложит? Случалось тебе силами мериться?

— Да.

— Ох, братец! Я ж знал, что ты настоящий военщик! Эх-х, что ж я тебя днем не встретил⁈ Хотел ведь в честном бою с тобой сойтись, без волшбы, без волчьей силы. Чтоб честно — ты, да я и кто кого!

— Что с того, что день закончился? Можем и сейчас устроить схватку, — холодно предложил Арис.

— Да ты бесстрашный. Не побоишься против волкича выйти? Вот так? Без свидетелей? Ну, ты братец, либо глуп, либо ничего не знаешь. Шансов то нет у тебя. Нету!

— Проверим? Никто не увидит, мы тут только вдвоем, — Арис усмехнулся, но Вторак помотал головой как кудлатый пес и обвел вокруг рукой, которой не держался за Ариса:

— Вдвоем? Э, нет, лес все видит! Все-о… — он тоненько засмеялся и покачал пальцем, вытянутым вверх, — Дядька узнает. А он приказал тебя беречь, как зеницу ока. Пальцем, значит, чтоб ни-ни. Так что набить тебе морду, это никак нельзя. Хоть и хочется.

— Боишься? Дядьку своего? Что он, поругает тебя? Или ты всё же меня испугался?

С минуту казалось, что сейчас Вторак кинется — желваки так и заходили по щекам, и глаза помутнели от ярости. Он сверлил Ариса взглядом, но вдруг его лицо изменилось и хохотнув, он разжал кулаки и рассмеялся.

— Нравишься ты мне, Арис… вот правда — нравишься. Есть в тебе гонор. Молодец. Братишка-а! Эх, сойдемся еще мы в славной битве!

Арис пожал плечами и развернулся, но Вторак тут же нагнал его:

— Погоди. Охранителям не скажешь? Они ведь шуток не поймут.

Арис снова пожал плечами и сбросил руку Вторака.

— А может, пойдем со мной? — Вторак снова схватил его и Арис вынужден был остановился. Они были одного роста, однако силы у Вторака было как медведя, рука на плече прижимала к земле, — Пойдем на минуточку. Выпьем братину и замиримся. А? Тут близко! Слышишь, девка смеется? Смолянкой звать. Моя! Вот, — оттолкнувшись от Ариса, как от стены, Вторак выпрямился и засунул палец под ленту, навязанную на шею, — ленту содрал. Потом и юбку содрал. А она что — ничего, смеется там… слышишь? Пойдем. Покажу девку. Братину выпьем, чистого меда со хмелём!

— Меня охранители ждут, — Арис попытался его обойти, однако Вторак снова расставил руки:

— Куда ж ты, чудак человек⁈ Сердце в другой стороне! Эх… провожу тебя, ладно. Не наш ты, однако охранитель Ондрат о тебе высокого мнения. Так и сказал… да. Может быть… — он все сильнее опирался на плечо Ариса и говорил часто, бессвязно, — скоро станешь одним из нас… и то сказать — Деву вернул. Сам по себе тоже… хитер. Будешь с нами заодно, значит. Братишка-а! Будем вместе биться. Вот увидишь… поднимется зверь… сядем на коней и поскачем во все стороны…

— Рот закрой, пес шелудивый! Отпусти гостя!

Вторак дернулся, будто его ударили палкой. Дурость мигом ушла из глаз и он схватился рукой за ленту, пытаясь содрать ее с шеи.

— Что я тебе велел⁈ — охранитель Ондрат вышел из тени.

— Что сказал вам, дуракам, псам паршивым — тебе и брату твоему⁈ Привести вождя Ариса! А вы что? Хмельными напитками ему голову заморочили⁈ С девками и дружками по лесу мотали⁈ Ну держись, Вторак Бусович! Сейчас я всю дурь из тебя выбью начисто! Не побоюсь обидеть твоего батюшку!

Арис, рот приоткрыл, увидев, как Вторак побледнел и упал на колени, пробормотав:

— Не казни! Дядюшка!

А старик охранитель, который и теперь ростом не доставал до Втораковой макушки, отвязывал с пояса холщовую веревку, будто и впрямь собирался выпороть здоровенного мужика.

— Охранитель Ондрат! — наконец решил он вмешаться, — я гулял с вашей племянницей, Глафирой. Она показала мне коней-златогривов и я забыл о времени. А его, — он кивнул на Вторака, — я только что встретил. Он не виноват.

— Не виноват! — горячо повторил Вторак и прижал к груди ладони: — Я ему сказал так: пойдем скорее, уважаемый гость Арис, тебя ждут охранители!

— Не обидела ли тебя эта пьяная образина? — поинтересовался старик, покачивая пояс в руках, — Наговорил, может, чего?

— Если б он оскорбил меня, я бы нашел, что ответить! — отрезал Арис.

— Ты гость в моем доме и домочадцев я просил быть любезными. Я себя защищаю от ослушания и свой дом от разрухи. Так что? Обижал ли?

Чувствуя себя по идиотски, Арис качнул головой.

— Ну вот и славно. Катись отсюда, Вторак, пьяная твоя голова. Потом говорить будем о нынешнем.

Вторака не пришлось просить дважды, стараясь держаться прямо, он нырнул в сумрак и тут же скрылся из глаз, только ветки затрещали. Охранитель покачал головой.

— Дело молодое. Сам, бывало, сиживал с девками в лесу до утренней зари… Кхм, кхм… хоть и не поверишь сейчас, что и я таскал у девок ленты из кос… Однако пьянство все же лишнее. Ты вот — тоже молод, однако не пьян.

— Мне было не до вина, я любовался на ваших коней. Они прекрасны. Однако хоть я и не пьян, должен был вернуться раньше…

— Ничего, Арис, это не твоя вина. Мне следовало понять куда гость делся — конечно же ты захотел коней увидеть. Как там у вас говорится? Без коня как без крыльев?

— Человек без коня — что сокол без крыльев. Так говорится.

— Значит понравились тебе наши златогривы?

Арис только кивнул, неужели кому-то они могли прийтись не по вкусу⁈

— Хороши, — подтвердил охранитель. — Только пока вы любовались конями, успело стемнеть. Уж не серчай, охранители наши подождали, подождали, да разошлись. У всех хлопоты, сейчас у Сердца весь лес собрался, идут обряды да посвящения, тут без охранителей никак. Но пока мы ожидали, я рассказал всем о тебе и нашей беседе. Мы согласились во всем — ты отведешь Деву к Лесъяру, а после мы выступим против Меша. И про поминный день мы твердо сошлись — помин устроим самый лучший, сразу после майской недели. Потом я сам пошел тебя искать, обеспокоился о твоем отсутствии. В лесу бродят пьяные. И медведи. Но вот ты цел и сердишься на старика за пустое беспокойство.

— Мне приятны ваша забота, ваше гостеприимство и доброта. Благодарю за ваше участие и помощь, — сказал Арис. — Так значит, после праздников будет поминание, а после — Лара проснется?

— Все так. Идем, я провожу тебя к Сердцу.

Некоторое время они шли молча, наконец охранитель вздохнул:

— За Вторака вступился ты напрасно, — произнес старик со вздохом, — Его порой по лбу бить следует. Взять обоих Бусовичей. Гонора много, много силы, но нет смирения. А что сила без смирения? Угроза для них самих же.

Из лесной тьмы на них выскочили с хохотом две девушки, за ними по пятам бежали парни. Все разгоряченные, хмельные. Увидев охранителя, все четверо замолкли, поклонились и бочком, бочком, скрылись в темноте. Через минуту лес снова огласил их хохот.

— Ты мог бы быть вот как они, — охранитель Ондрат махнул рукой в сторону убежавших, — бегать как щенок и радоваться жизни. Ты очень молод, но рассуждаешь как зрелый мужчина. Это удивляет меня и вселяет надежду. Такой человек станет мудрым руководителем и принесет много пользы. Мне хочется сохранить с тобой добрые отношения на долгие годы, хоть ты и не нашей крови.

— Вы расточаете мне похвалы незаслуженно, — тихо произнес Арис. Какая-то часть внутри пела, как довольный кот и робко надеялась, что все сказанное искренне.

— Если бы мой отец так разговаривал со мной! — вдруг вырвалось у него и он остановился потому, что не мог понять, как раньше он сам не понимал этого⁈ Вот чего ему всегда не хватало! Вот что он так жаждал услышать от Мауро, ради таких слов он лез на стены городов и наполнял повозки золотом несчастных янгов.

— Он был тобою недоволен? — спросил охранитель. Арис пожал плечами:

— Он был недоволен всем. Я не понимал почему. И не понимал что мне нужно сделать, чтобы он наконец был рад.

— Как и все мы в юности ищем одобрения старших, — мягко сказал охранитель, — но потом… мы вырастаем. Кто знает, что получится из малого семени? Может быть такое могучее древо как ты, Арис?

Охранитель взглядом мазнул по его лицу. Арис покраснел от удовольствия. Он лукаво улыбнулся и сказал:

— А как племянница моя? Любезна ли?

— Да, — быстро кивнул Арис, — она любезна и добра.

— Хорошо коли так. Чем сейчас займешься? Отдыхать ляжешь? Я говорил, что в Сердце, та комната, где вчера ты спал, ждет тебя во все дни гостевания у нас?

— Благодарю от всего сердца, — Арис поклонился. — И я буду вашим гостем. Только сперва отыщу Каену и проверю, как там Унау и Лара.

— Кхм, кхм… Каену ты не найдешь, а если и найдешь, он рад не будет, — хохотнул старик.

— Что так?

— Да он тут где-то, в лесу. Глаза, что твои плошки и сверкают, рот раскрыт. Кто-то подарил ему ленту, вот он и носится, как молодой лось. Не осуждай его за это слишком строго!

В ответ Арис только усмехнулся потому, что живо представил себе Каену с глазами-плошками.

— А вот Унау… не знаю, как сказать… — продолжил старик.

— Что с ней?

— Все хорошо, да только… Может надо было сперва спросить? Ты говорил мне, будто тебе в тягость ее общество, что ты хотел бы устроить ее жизнь и я подумал…

Он вздохнул:

— Я долго размышлял вчера о том, что можно сделать. А днем увидел ее, такую печальную, с красными глазами… она с тоской смотрела на тебя и убежала, когда племянница тебя взяла за руку…

— Так вы её тоже заметили?

— Конечно! Я покумекал, посмотрел, как вы с Глафирой в лес ушли, а бедняжка — вся в слезах, к себе, да и послал к ней в помощь — в уходе и хозяйстве — одну весьма проворную девицу, Ладуницу. И ее братца Энче, красивого и статного мужчину. На случай, если вдруг вода понадобиться девушкам, или угли, или поиграть на дудке. Унау их впустила, приняла их, Ладуница и Энче там провели весь день и девушка повеселела. Когда я заглянул в последний раз, девица Ладуница дремала сидя, а Энче и Унау весело болтали. Я думаю, у них всё сладится и если тебе того и надо, то лучше не ходи туда — спугнешь. Она тебя увидит и снова вспыхнет сердце у нее. Но если ты не рад, я сам его сейчас же прочь отправлю. Решать тебе.

— Нет, я доволен. Не надо парня выгонять, — поднял руку Арис, — Я удивлён, не ожидал, что вы возьметесь за мои дела так быстро. Но только как у них пойдет? Ведь они разных обычаев, Унау…

— Не волнуйся, там Ладуница, ей строго велено все время оставаться с ними. Да и Энче я сказал, что это девушка других порядков. Коли заладится у них — я сам их поженю. Тогда она останется с Энче, а я уж позабочусь о девице, о том, чтобы ей всего хватало в чужом краю.

— Благодарю за это! — горячо сказал Арис.

— Благодарить вот вздумал, — делано сердясь буркнул старик, — Ну что ты! Я рад, что хоть такую малость смог устроить!

— Не малость. Унау связала меня, каждый день я ощущал её как бремя, которое мне тяжело нести. Ну что ж. Пусть у них сложится. В шатер я не зайду. А старик-в-длинной… то есть Кеттер? Он сейчас где?

Тут охранитель рассмеялся:

— Сегодня не судьба увидеть никого из тех, кого увидеть ты желал. Кеттер сегодня с нами ждал тебя у Сердца, да не дождался. После они с охранителем Дакой ушли вдвоем, обсуждая забавное место из старой хроники. Он просил передать тебе привет, коли тебя увижу и поклон прощальный.

— Что это значит? — спросил Арис.

— Он покидает Сердце.

— Сейчас⁈ Куда он едет?

— Он не сказал.

— Опять уезжает по своим странным делам, — Арис вдруг рассердился.

— Таков он был всегда — приедет, пропадет, потом явится снова, — пожал плечами старик. — не сердись на него. Его судьба… незавидна и жизнь слишком длинна. Он живет ради одной цели.

— И больше он не сказал ничего?

— Ничего.

— Позволь себе немного отдохнуть сегодня, вождь Арис! — посоветовал охранитель Ондрат.

Они как раз вышли из леса. Поляна у Сердца сияла светом, — Иди в мои хоромы, племянница о тебе позаботится. Впереди много дел и славных свершений, а теперь время копить для них силы, — улыбнулся старик, — Прощаюсь! Доброй ночи.

На поляне у Древа всё ещё было многолюдно. Дети с визгом носились, а вокруг них летали светличи — зайчата, щенки, птицы порхали над верхушками травы. Девушки еще водили хороводы посреди поляны. Арис пробирался между людьми, направляясь к Сердцу, а потом всё же свернул к шатру, который выстроили для них лесные люди.

Еще раз подивился точности работы — не отличить от тех шатров, что они возили от зимнего стойбища к Ирисовому ущелью. Полог шатра загнут и внутри он видел теплые отсветы костра.

Ему необходимо было убедиться, что внутри все хорошо. Узнать, что Унау и Лара на месте. Однако он медлил. Если его подозрения пусты, он только все испортит. Некоторое время он следил за входом, не мелькнет ли чей силуэт. И вскоре полог и впрямь чуть качнулся и молодой мужчина наполовину выбрался наружу, двигаясь спиной вперед. В одной руке у него было пустое кожаное ведро. Он говорил с кем-то, кто оставался внутри и не спешил выйти. По его позе и движениям было видно, что он говорит что-то задорное. Вот он сделал еще шаг, выбираясь наружу. Арис увидел за ним темный силуэт — тонкий, женский стан. Её лицо было скрыто пологом, но он видел эту малицу прежде. Именно она соскользнула с плеч Унау у переката, на пригорке, когда солнце запуталось в черных волосах.

Ее рука, тонкая, узкая, легла на рукав мужчины и так и осталась лежать. Арис развернулся и ушел.

В горнице его ждал стол, заботливо накрытый сверху полотном. С минуту Арис смотрел на него и вдруг понял, что есть не хочется.

Видимо с этим Энче дело у них идет на лад. Не он ли сам этого хотел? Однако на душе скребут кошки. Ему досадно, что она так быстро утешилась. Но почему?

Он откинул полотно, разломил краюху хлеба и вдруг вспомнил Мауро. Пьяный, возлежащий на шкурах в рубахе, залитой вином.

«Запомни, Арис, женщины не имеют своего рассудка. Они не знают чего хотят, им нужен мужчина, чтобы объяснить это. Женщина любит того, кто возьмет ее. Им все равно кто. Они думают так — этот мужчина рядом со мной, значит я люблю его. Вот и вся их суть».

Неужели он прав? Арис отложил хлеб потому что понял, не по Унау он тоскует, но помнит ее глаза и голос, полный страсти, когда она (так недавно) клялась в любви ему. «Не будет никого иного». «Мое сердце разорвется на куски». Она плакала еще сегодня днем и ревновала его, когда увидела его рука об руку с другой.

И все забылось, осыпалось пеплом, стоило появится рядом кому-то и поманить ее. Что стоили ее слова? Дорожной пыли. Что, если все они такие? Что, если… Лара такова?

Он тряхнул головой. Не время размышлять об этом. Есть вещи поважнее. Встал и закрыл еду полотном. Вышел в коридор и направился к себе, когда позади вдруг что-то шевельнулось:

— Глафира?

Чьи-то лёгкие шаги прошуршали за поворотом и он двинулся туда. Едва он завернул, на него, злобно клекоча, бросилась птица сирин. Откинув ее прочь, Арис позвал снова:

— Глафира?

Нет ответа! Он пошел вдоль прохода, поднимая каждую циновку и убедившись, что ни в одной из комнат ее нет, развернулся. Он шел по проходу вниз, когда увидел ее и остановился.

Глафира походила на призрака — босая, с распущенными волосами, в белой, нижней рубахе.

— Что с тобой? — невольно удивился он.

— Я собираюсь к Истоку. Пойдём со мной. Не отказывайся, это моя последняя просьба, Арис!