История, рассказанная писцом Мар-Зайей.
Двадцать первый — двадцать второй годы правления Син-аххе-риба
Анкар исчез из дома в день моего похищения. И хотя Ашшуррисау немедленно отправился на поиски писца, результатов они не дали: следы вели на север, но затем терялись. Хуже всего было то, что вместе с писцом пропали и все таблички, свидетельствующие о причастности Саси к заговору против Арад-бел-ита.
За год я окончательно сблизился с царевной Ануш — поистине удивлен, насколько тесная связь может возникнуть между учителем и благодарным учеником. Будучи по своей природе женщиной умной, однажды она спросила меня напрямую о целях, что я преследовал в Урарту.
— С каких пор Син-аххе-рибу нужна помощь Урарту? Или он уже не доверяет своим наместникам?
Я понял, что где-то выдал себя и мое поведение, по-видимому, насторожило царевну. Пришлось уйти от ответа, чтобы скрыть свои истинные намерения. Я посчитал, что для откровенного разговора принцесса еще не созрела. И пусть лучше думает, что причина кроется в другом, например в стремлении понять, насколько сильной армией располагает Урарту. Провести Ануш оказалось не так-то просто.
— Кому ты служишь? Син-аххе-рибу — или его сыну Арад-бел-иту? — спросила она.
Я смутился:
— Конечно же, своему царю.
Но царевна будто читала мои мысли.
— Арад-бел-ит рассчитывает, что ему может понадобиться помощь Урарту, если противостояние между двумя братьями дойдет до междоусобицы?
Я сдался и утвердительно кивнул.
— Тогда мне придется тебя разочаровать. Мой брат никогда не примет чью-либо сторону. Он слишком умен и понимает, что благоразумнее наблюдать за происходящими в Ассирии событиями, ни во что не вмешиваясь.
Я задумчиво посмотрел на нее, пытаясь разобраться, что кроется в этой женской головке. Неужели царевна считает, что я не понял всего этого раньше. Но в том и состояла моя миссия — добиться от ее брата согласия выступить союзником Арад-бел-ита, невзирая на все препоны и, если понадобится, пойти на самые крайние меры…
— Все помнят, что смерть твоей сестры Ашхен, жены Ашшур-аха-иддина, вызвала взаимные упреки и обиды между Ассирией и Урарту. Но мало кто задается вопросом, почему внезапно заболел и умер царь Аргишти. Разве не стоит задуматься, отчего крепкий мужчина всего за пару лет превратился в немощного старика?
Ануш обезоруживающе улыбнулась и сделала вид, что не заметила моей угрозы.
— Но мой отец всегда был хорошим другом Арад-бел-ита…
— Так стоит ли что-то менять?
— Мой уважаемый учитель, разве не разумнее найти выход устраивающий всех. Арад-бел-иту может оказать помощь и кто-то из подданных моего брата. Например, его дядя, которого поддерживают наместники Эребуни и Аргиштихинили, чьи провинции в силу их удаленности от столицы всегда тяготели к самостоятельности.
Разумеется, я думал об этом, но мы оба знали, что никто из сановников не осмелится открыто выступить против царя Русы.
Мне пришлось высказать свои сомнения вслух, на что Ануш рассмеялась:
— Так давай заставим их поверить, что они загнаны в угол. Я поговорю с братом, он перестанет принимать Киракоса, который нередко бывает при дворе. Отправит гневное послание Тевосу, обвинив его в неспособности справиться со скифами…
Я знал, о чем она говорит. В прошлом месяце скифские кони вытоптали все виноградники в этой провинции, были сожжены две крепости, и все это время Тевос, наместник Аргиштихинили, трусливо отсиживался в своей столице.
— …и тогда они сами придут к моему дяде Завену, чтобы подтолкнуть его к правильному решению. Ну а ты пообещаешь ему помощь Ассирии в борьбе за трон Урарту.
Царевна снова улыбнулась, заметив, что я хочу возразить, уточнила:
— Царь будет знать о нашем уговоре. И поэтому не станет воспринимать это как угрозу себе.
Если женщины умеют так хорошо лгать нам в постели, то разве они не лучше нас, когда добираются до власти.
Случайно или нет, но вскоре после этого разговора выяснилось, что Завен встретился в Ордаклоу с Киракосом и Тевосом. То ли северяне пытались объединиться перед лицом скифской угрозы, то ли собирались выступить единым фронтом против власти царя Русы. Об этом мне поведал Манук, министр царского двора.
Я стал через день бывать в доме первого министра Зорапета, все чаще намекавшего, что он не против видеть меня своим зятем.
Между мной и Ишхануи действительно возникла какая-то связь, хотя мы и не преступили той запретной черты, за которой нет пути назад. Мы проводили вместе немало времени, встречаясь во дворце, в доме ее отца и даже за городом, когда совершали прогулки на колесницах по окрестностям Русахинили. Но чем больше я ее узнавал, тем меньше было в ней сходства с той, о ком я до сих пор думал. Просыпаясь по ночам, я шептал ее имя — и чувствовал, как меня охватывает отчаяние.
Марганита… О милая, милая моему сердцу Марганита!
Рано пришедшая зима с сильными морозами и обильным снегом — чего я никогда не видел в Ниневии — на три месяца практически изолировала Русахинили от мира. Вести из Ассирии приходили нерегулярно и были крайне скудными. Все, о чем я знал, — Син-аххе-риб перестал появляться на людях (что породило слухи о его болезни), в Табале продолжалась война, а принц Арад-бел-ит по-прежнему пребывал в опале.
Гонец от принца появился только весной. Он хотел, чтобы я устроил для него переговоры с Ишпакаем, ради заключения с ним военного союза.
Помимо прочего Арад-бел-ит по-прежнему хотел знать, ждать ли ему военной помощи от Урарту, если таковая понадобится.
Ответа на последний вопрос не было. Руса избегал встреч со мной, а расчет на дядю царя Завена пока не оправдался. Ашшуррисау сообщил, что Завен, Киракос и Тевос ездили на переговоры со скифами, причем тайно и не спросив на это разрешения своего правителя. Для меня это значило только одно — заговорщики предпочли бы в качестве своих союзников видеть скорее скифов, чем ассирийцев.
Мне надо было ехать на север. Развязать весь это клубок, находясь в Русахинили, оказалось невозможно.
Имелась и еще одна причина, из-за которой возникла необходимость в этой поездке, — царевич был почти убежден в причастности Саси к убийству наследника и требовал во чтобы то ни стало найти Анкара, а также пропавшие счета и расписки. Поиски писца ни на день не прекращались, но я решил, что мое личное участие и встреча с Ашшуррисау подстегнут последнего к более решительным действиям, а это в конце концов даст положительный результат.
В Эребуни я прибыл в месяце нисан, сразу нашел Ашшуррисау, обсудил с ним, как и где стоит искать беглеца, затем заговорил о том, кто может стать посредником между мной и царем Ишпакаем.
— Ты намерен отправиться к скифам? В самое их логово? Как по мне, безопасней лезть в медвежью берлогу, — удивился мой гостеприимный хозяин.
— А как же Завен? Кто провожал его? Он ведь вернулся от скифов целым и невредимым?
— С этим, конечно, не поспоришь… Но Завен взял с собой множество подарков, две сотни рабов да тысячу конников, и со всем этим наведался в ближайшее стойбище кочевников, превосходя их числом. Там он оставил всех своих воинов, а сам вместе с Киракосом отправился к Ишпакаю в сопровождении скифского номарха, чья семья, по сути, осталась в заложниках у урартов.
Я поинтересовался, знает ли он, о чем шли переговоры.
— Об этом можно спросить у начальника местной стражи: он был в числе небольшой свиты, сопровождавшей Киракоса к царю всех скифов.
Разговор мы не закончили: в комнату вошел один из людей Ашшуррисау, сообщивший, что погиб кто-то по имени Гелиодор. Кроме того, слуга привел в дом старика по имени Анкар, связанного прямо или косвенно с этой смертью.
Боги иногда преподносят нам удивительные подарки.
Когда мне в руки так неожиданно попали и писец, и документы, которые он украл, казалось, что это победа окончательная и бесповоротная. Увы, я недооценил возможности людей, которые охотились за той же добычей, что и я.
Таблички с упоминанием о сделке Саси с Урарту нашлись в соседнем лесу. Анкар был слишком труслив, чтобы что-то скрывать. Касий, первый помощник Ашшуррисау, рвался снять с него кожу, но этот старик требовался мне живым: в случае необходимости он мог свидетельствовать перед Арад-бел-итом и, если понадобится, перед Син-аххе-рибом.
Через неделю после гибели Гелиодора, когда таблички были сложены в доме Ашшуррисау, готовые к отправке в Ассирию, к нам среди ночи пожаловал гость — Тадевос, начальник внутренней стражи Эребуни.
— Его ищут, — сообщил он хозяину. И осторожно покосился на закрывшуюся за ним дверь, видимо, опасаясь, чтобы нас не подслушали, а затем — на меня.
— Это друг, — успокоил его Ашшуррисау.
Тадевос внимательно посмотрел мне в лицо, а отвернувшись, продолжил:
— Сегодня днем кое-кто пришел в мой дом. Был очень смел, много знал, обещал золото за помощь… и угрожал.
— И, кажется, тебе это не понравилось?
— Ты знаешь, я помогаю тебе не из жадности, не из трусости... Терпеть этого не могу.
— Твоя сестра скоро будет в Эребуни, я обещаю, — кивнул Ашшуррисау. — Что ты ему сказал?
— Что мы ищем старика, так как подозреваем его в убийстве жены и ее любовника.
Ашшуррисау вполне искренне удивился:
— Ты ведь, кажется, собирался все это замять по-тихому?
— В том-то и дело, что не получилось. Хотел бы я знать, что такого натворил этот старик, если сюда, едва я сообщил о происшествии в столицу, примчался сам начальник внутренней стражи Урарту!
Теперь пришел мой черед изумляться:
— Баграт?! Неужели лично пожаловал?!
— Да. И он тоже во что бы то ни стало хочет найти старика. Приказал перекрыть все дороги и выходы из города, с завтрашнего дня в Эребуни будут обыскивать каждый дом... Так ты знаешь его лично? — Тадевос снова посмотрел на меня. — Часто приходится бывать в Русахинили?
Последний вопрос я оставил без ответа. Куда деть Анкара, если завтра сюда придут стражники, будут заглядывать во все углы и норы и не уйдут, пока не убедятся, что писца здесь нет? Я был в тупике. И только у Ашшуррисау, как всегда, нашелся план.
— Сможешь показать мне того, кто ввалился к тебе в дом? — спросил он у Тадевоса.
— Зачем тебе это? — не понял стражник.
— Хочу с ним договориться. Мне ведь этот старик тоже кое-что должен.
— Тот незнакомец предупредил меня: если что, подойти к лавке обувщика Арана на рынке, тот передаст для него послание.
— И что ты ему скажешь?
— Выложу все как есть о Баграте — что он тоже ищет старика.
— Хорошо. Тогда поступим так. Подойди к обувщику с утра пораньше, договорись с ним о встрече в полдень. Так будет удобнее затеряться в толпе.
Проводив за ворота Тадевоса, я спросил у Ашшуррисау, что он задумал.
— Ты ведь понял, чем нам грозят обыски? Тадевос не пойдет против Баграта. Если он догадывается, что старик у нас, то просто дал нам время, чтобы мы его перепрятали. Если нет — все равно придет, и все перероет… Давай сдадим твоего Анкара ночному гостю Тадевоса. Пусть кто-то другой думает о том, где спрятать писца.
— Только тогда у нас не будет Анкара, — возразил я.
— Зато мы сохраним у себя все его таблички.
Не знаю, думал ли Ашшуррисау о другом своем пленнике, больше года томившемся у него в сарае, но я напомнил о нем:
— Что будешь делать со скифом?
Мой верный лазутчик отмахнулся:
— Баграт ищет старика. А кто и почему сидит у меня в сарае — ему все равно.
— Ты говорил, что за все время он не сказал ни слова. Если он опасен, то почему не убьешь? Если бесполезен, то почему держишь у себя?
Ашшуррисау усмехнулся:
— Этот проводник не тот, за кого себя выдает.
— И кто же он тогда? — заинтересовался я.
— Это я и пытаюсь выяснить. Сартал хочет выглядеть оборванцем, совсем никчемным человечишкой, а на самом деле это не так. Нора на окраине Эребуни, где он живет, — обычная грязная ночлежка, пропахшая снизу доверху вином, дерьмом и дымом… Но знаешь, что я там отыскал? Осколки глиняной таблички, стилус и внушительный запас золота. Много ли ты знаешь оборванцев, которые знают клинопись и живут впроголодь, хотя могут позволить себе купить дом больше, чем этот?
— Ты попытался разобраться, что было на той табличке?
— Только то, что кто-то обращается к нему по имени и что-то приказывает…
— Дай мне с ним поговорить.
— Как посчитаешь нужным, мой господин, — поклонился мне Ашшуррисау.
С рассветом я отправился вместе с Ашшуррисау и Касием навестить скифа. Анкар при нашем появлении встрепенулся и принялся плакать, умолять, чтобы мы пощадили старика. Касий ударом кулака заставил его замолчать.
Скиф сидел на полу, в дальнем углу сарая, его руки и ноги были перехвачены цепями.
Он мало походил на человека. Густые волосы и борода почти полностью скрывали его лицо. Тело покрылось струпьями и гнойниками. Впрочем, вокруг него была расстелена солома, стояла миска с водой и еще одна с недоеденной полбой.
Ашшуррисау, проследив за моим взглядом, сказал:
— Да уж. Аппетит в последнее время у него стал похуже. Но он крепкий. Еще долго продержится. Хоть бы раз захворал.
Я посмотрел скифу в лицо и спросил на его родном языке:
— К какому скифскому племени ты принадлежишь?
Услышав мой голос, пленник поднял на меня глаза. И первое, о чем я подумал: Ашшуррисау, безусловно, прав, едва ли безродный оборванец, больше года принужденный жить в нечеловеческих условиях, сохранил бы в себе столько достоинства, силы и мужества.
— Я знаю авхатов, катиаров и траспиев, паралатов… Кто ты?
Кажется, я произвел некоторое впечатление на скифа. Впрочем, интерес, промелькнувший в его глазах, тут же угас.
— Мой друг сказал, что с тех пор, как тебя посадили на цепь, ты не произнес ни слова. Говорят, раньше ты был значительно разговорчивее. Может, тебе задают не те вопросы?
Скиф, с трудом собрав во рту слюну, сплюнул мне под ноги, едва не задев сандалии.
— Его пытали? — нисколько не рассердившись, спросил я Ашшуррисау.
Тот показал на изуродованные кисти обеих рук у пленника.
— Касий отрезал ему ножом по два пальца с каждой стороны — а он хоть бы вскрикнул. Так что мужества ему не занимать. А ведь я лишь пытался выяснить, кто его хозяин.
Я снова обратился к скифу:
— Я мар-шипри-ша-шарри, посланник ассирийского царя, но помимо этого писец и ученый муж. Если согласишься ответить на мои вопросы, Ашшуррисау промоет твои раны и я прикажу принести больше сена, чтобы тебе было мягче спать.
— Если только мы останемся с тобой вдвоем и с меня снимут цепи, — вдруг разомкнул уста скиф.
— А я уж думал, ты себе язык откусил, — съязвил Ашшуррисау. Потом он отвел меня на несколько шагов в сторону и зашептал: — Цепи снимать нельзя. Неизвестно, что у него на уме.
Но я настоял на своем:
— И все-таки ты это сделаешь. Он сильно ослаб, и у него нет оружия. Даже если он на меня кинется, Касий успеет прийти мне на помощь. Просто будьте рядом, за дверью сарая.
Как только мы остались одни, скиф спросил:
— Что ты хочешь услышать?..
— Для начала расскажи мне о твоем народе, из какого ты племени, и почему стал проводником…
Мы проговорили до поздней ночи. Уж не знаю, что подействовало на него больше — та мягкость, с которой я с ним обращался, звуки родной речи, давно забытые им, или вино, кажется, способное развязать язык даже немому.
Пленник рассказал мне о том, какие скифские племена ныне набрали большую силу, кто окружает царя Ишпакая, чего ждать от его первых советников, кому перейдет трон и какие силы стоят за каждым из царских сыновей.
Все это говорило о том, что он умеет не только слушать, но также многое запоминать, взвешивать и оценивать различную информацию.
По его словам, золото было краденым. Осколки глиняной таблички и стилус — всего лишь дань его любопытству: он никогда не видел ни того, ни другого.
Ближе к нашему расставанию он стал умолять меня отправить толику серебра женщине, что растит его внебрачного сына, а также передать ей, что он жив и скоро вернется.
Я обещал обо всем позаботиться, при условии, что он подскажет, как мне беспрепятственно, а главное — безопасно достичь царского стойбища и самому встретиться с Ишпакаем.
Моя догадка, что скиф знает, как это лучше устроить, оказалась верной.
Немного поразмыслив, он вспомнил скифского купца, что раз в три месяца проезжает через Эребуни.
«Он будет здесь в начале осени. Может, чуть позже. Зовут его Радассар. За хорошую плату он возьмет тебя с собой, а если посулишь еще — подведет к царю. Этот купец всегда желанный гость в шатре Ишпакая».
Когда я вышел из сарая, ни Ашшуррисау, ни Касия уже не было, зато у дверей сидел киммериец.
— Завтра, как рассветет, пойдешь за город. Рядом с развилкой на Аргиштихинили найдешь покосившуюся глиняную постройку, во дворе должен расти большой орех, он там один. Спросишь женщину по имени Тайша. Передашь ей это серебро и скажешь, что ее муж жив, здоров и скоро вернется.
На следующий день, когда солнце стояло в зените, мы с Ашшуррисау и Касием отправились на рынок. Затесались среди зевак, собравшихся на представление, которое давал жонглер вместе с дрессированной медведицей, танцующей на задних лапах, и принялись следить за лавкой обувщика Арана, поджидая Тадевоса и незнакомца.
Тадевос появился в назначенный час, был без охраны и лица своего не скрывал. Он сразу подошел к прилавку, окликнул обувщика. К нему вышел горбатый подслеповатый старик, закивал, заулыбался, стал объяснять, что надо бы немного подождать.
«Кто это? — спросил я. — Аран?»
«Да», — кивнул Ашшуррисау. — Но как-то он не очень рад видеть нашего общего друга».
«Он сказал, что тот, кто нам нужен, подойдет позже».
Мой лазутчик посмотрел на меня с вполне понятным скепсисом:
«Откуда тебе знать, что он сказал?»
Я не ответил, но Ашшуррисау догадался и так:
«Неужели читаешь по губам? Ловко… Тогда вот что: если все так, как ты говоришь, то ждать уже некого. Я еще вчера послал Трасия к дому обувщика. Ни Аран, ни кто другой со двора не выходил. И если его нет и не было в доме, то что-то мне подсказывает — и не будет».
Теперь уже усомнился я:
«И все-таки подождем. Он мог, допустим, предупредить обувщика, когда уходил отсюда в последний раз, мол, буду завтра, ближе к полудню».
У нас было время посмотреть представление. Вокруг слышались смех и радостные возгласы. Жонглер подбрасывал выше головы пять кинжалов, стремительно вращавшихся в воздухе. Медведица хлопала в ладоши.
«А он хорош, — одобрительно сказал Ашшуррисау. — И ловок, и занятие у него выгодное для нас. Повсюду бывает, много видит. Знать бы еще, что голова не пустая».
Я присмотрелся к жонглеру: высокий, худой, безбородый иноземец лет тридцати пяти с крупным носом и сильно выдающейся вперед нижней челюстью, глаза пустые, улыбка натянутая — уставший от жизни человек.
«Он не подойдет, тебе, — сказал я. — Все, что ему надо, — это серебро, которое ему бросят».
Впрочем, он знал свое дело и умел потешить толпу. Добавил к пяти кинжалам еще три, после чего подхватил с земли два небольших топорика и стал садиться задом наперед на медведицу, покорно подставившую ему для этого спину. Жонглируя, проехал по кругу, чем окончательно завоевал признание зрителей.
Ашшуррисау все это время не спускал глаз с Тадевоса. У начальника стражи, по-видимому, закончилось терпение. Он вышел от обувщика рассерженным и, оглянувшись по сторонам, пошел прямо к нам.
«Не стоило ему этого делать», — скривился Ашшуррисау, когда понял, что встречи со стражником никак не избежать.
Тадевос зашел к нему за спину, негромко заговорил:
— Этот горбач вывел меня из себя. То сказал, что его господин опаздывает, то вдруг опомнился и признался, что, может, его вообще нет в городе.
— Хорошо. Дашь знать, если что изменится, — процедил сквозь зубы мой лазутчик.
— Обыски уже идут. Вечером жди меня в гости, — с ухмылкой сказал Тадевос.
Жонглер меж тем оказался перед нами, соскочил с медведицы, словно лихой наездник, и принялся уговаривать народ не скупиться, смотря при этом мне в глаза. Я не поскупился и дал немного серебра.
До вечера нам надо было решить, куда спрятать писца Анкара.
Вернувшись с рынка, мы сели втроем во дворе дома, около погашенного очага, и стали негромко совещаться.
Касий считал, что нет ничего проще:
— Нельзя вывезти его из города — так и не надо. Свяжем, заткнем рот, бросим на дно повозки, привалим старым тряпьем и будем возить по улицам, пока у нас не пройдет обыск.
— Это тебе не Ниневия, — возразил Ашшуррисау. — Эребуни не так велик, как хотелось бы. Быстро примелькаемся и выдадим себя. К тому же стражники сегодня при мне остановили пару повозок, чтобы проверить, кто в них и что.
— Что там Тадевос говорил тебе о сестре? — вспомнил я, посмотрев на Ашшуррисау.
— Она попала в плен, стала рабыней. Я обещал ее вернуть, — ответил он.
— Где она сейчас?
— Набу-шур-уцур нашел ее где-то в Руцапу, выкупил и скоро переправит сюда. Почему ты спрашиваешь об этом?
— Ты не думал, что с Тадевосом все-таки можно договориться? Нам ведь от него немного надо — просто пусть поумерит свой пыл, когда придет к нам.
Ашшуррисау скривился, замотал головой:
— Может, он, конечно, и согласится… а если нет? На него это похоже. Взбрыкнется. Позовет стражу… И как мне тогда с ним поступить? Поставить за его спиной Касия, чтобы в случае чего перерезал ему горло?.. Мне только этого не хватало. Живой Тадевос принесет нам куда больше пользы, чем мертвый.
Я развел руками:
— Тогда давай посадим его в чан и зароем посреди двора, времени бы только хватило.
Ашшуррисау сама мысль понравилась, хотя он и развил ее в другом направлении.
— Не получится. Скала тут совсем близко. Но если мы лишнюю стенку поставим у сарая, перестроим его немного, тогда и старика спрячем — вот это выход… Касий, сколько тебе на это понадобится времени?
Тот пообещал все сделать за пару часов, хотя и засомневался:
— А не догадаются?
— Будем надеяться, что хоть в этом Тадевос проявит к своему другу снисхождение, — усмехнулся Ашшуррисау.
Ближе к вечеру, когда Анкар — связанный и с кляпом во рту — был замурован в стену сарая, появилась стража. К удивлению Ашшуррисау, в дом их привел не сам Тадевос, а его помощник. Одновременно обыски шли по всей улице. На каждый двор было выделено по двадцать солдат. Новая кладка вызвала любопытство лишь у их командира. Он некоторое время смотрел на нее, обошел вокруг, спросил, что заставило нас обнести сарай еще одной стеной.
Ашшуррисау поднял глаза кверху, показывая на скалу:
— Приходится как-то защищаться от обвала. Здесь выше, между камней, небольшой родник. Думаю, из-за этого и все мои беды.
Стражника этот ответ вполне удовлетворил, затем он захотел заглянуть в сарай. О сидящем на цепи пленнике спросил мимоходом:
— Кто это?
— Бесчестный человек, — охотно ответил Ашшуррисау. — Взял у меня товар, а расплатиться не сумел. Вот держу теперь здесь, пока его родственники не вернут весь долг.
— Да. Людей, кто держит свое слово, становится все меньше, — с пониманием сказал сей служитель закона и более нас не тревожил.
Ашшуррисау проводил стражу до ворот, всем низко и подобострастно кланялся, говорил, что всегда рад помочь наместнику и его людям, командиру же обещал хорошую скидку, если тот как-нибудь заглянет к нему в лавку.
Едва солдаты покинули двор, Ашшуррисау махнул мне рукой:
— Иди-ка сюда, покажу кое-что.
Подойдя к стене сарая, где был замурован Анкар, он показал на огромную щель между камнями, из которой на свет испуганно смотрел правый глаз старика.
— Ты только представь: стражник стоял прямо здесь, подступись он ближе хотя бы на шаг — и не видать нам твоего Анкара как собственных ушей.
И мы оба залились смехом.
Вечером мы устроили во дворе небольшой пир, чтобы воспеть нашу маленькую победу. Айра, жена хозяина, вместе с двумя служанками наготовили еды, на стол поставили дорогое родосское вино, если чего и не хватало для праздника, достойного самого Син-аххе-риба, то лишь танцовщиц и арфистов. Ашшуррисау оказался, ко всему прочему, замечательным рассказчиком. Когда мы немного выпили, Трасий принялся развлекать нас тем, что искусно изображал самые разные звуки: от голосов пересмешника и совы до пронзительных криков осла и рыка льва. Не остался в стороне даже скромного вида киммериец по имени Тарг, который по настоятельной просьбе хозяина показал свою силу. Он внимательно присмотрелся к лошади, подошел к ней, приласкал, а потом подсел под нее и пронес на плечах через весь двор.
Не знаю, заметил ли это кто-то еще кроме меня, но, совершив этот подвиг, Тарг посмотрел на Айру, на что она ответила ему взглядом несказанной нежности. Да они любовники, хотя и скрывают это, — убежденно подумал я. — Вот только знает ли об этом Ашшуррисау?
Хозяин дома в это время утолял жажду вином и обменивался с Касием шутками.
— Не пришло ли время посмотреть, как там наш писец? — спросил я. — А то, глядишь, старика и вовсе столбняк хватит, если оставим его на всю ночь замурованным в стену.
— С каким удовольствием я бы свернул шею этому сморчку, — пробормотал Касий.
Он запнулся, когда увидел брошенный через забор бурдюк с чем-то тяжелым внутри. Странный снаряд глухо ударился о землю, бечевка, стягивающая горловину, развязалась, и из бурдюка выкатилась голова Тадевоса с остекленевшими глазами, полными нечеловеческой тоски.
Касия как будто подбросило. Он выругался и схватился за меч, с которым не расставался даже на вечеринке. Айра с грохотом выронила медное блюдо с фруктами. Остальные замерли, предчувствуя неминуемую беду.
А затем из ночи в нас полетели горящие стрелы. Несколько из них сразу же нашли свои цели — убили служанку, ранили Тарга, Айру, Трасия.
— В дом! — закричал Касий, прикрывая своим телом Ашшуррисау.
Я бежал к укрытию, когда одна из стрел вошла мне в правую ягодицу.
Даже боги иной раз не прочь снизойти до шутки.
Первая мысль — что мне оторвало ногу. Я присел от боли, опершись на левое колено, и, доковыляв до дверей дома, упал сразу за порогом. Ашшуррисау, Касий, Трасий были уже здесь. Следом за мною вошел с Айрой на руках Тарг и бережно положил драгоценную ношу в углу. Молодая женщина застонала. Древко торчало у нее из груди с правой стороны. То, что киммериец был ранен сам — двумя стрелами в спину — кажется, мало волновало его.
В воздухе запахло гарью: горела крыша.
Касий засел за приоткрытой дверью.
— Сколько их? — спросил Ашшуррисау.
— Лучников не меньше десятка… А сколько пойдет на штурм — сейчас увидим.
— Что будем делать? — откровенно запаниковал я, понимая, какой из меня воин.
Однако Ашшуррисау и не собирался принимать бой.
— Закрывай дверь на засов, — приказал он Касию. — Уходим!
— Как? — не понял я.
Предприимчивый хозяин повел меня за собой в дальнюю комнату, ближнюю к скале. Отодвинул от стены тяжелый шкаф, вскрыл пол. Там был тайный лаз.
— И почему же ты не спрятал здесь Анкара? — вполне искренне удивился я.
— Всегда надо иметь что-то в запасе, — ухмыльнулся Ашшуррисау. — Но если ты будешь медлить, то нам он уже не поможет.
— Спрячь ты его здесь сразу, мы бы ушли сейчас вместе с ним, — недовольно заметил я.
— По крайней мере, у нас остался его архив…
Лаз показался бесконечным. Мы выбрались наверх из полуразрушенного колодца в одном квартале от дома, рядом с рыночной площадью. Издали было видно, как в черное небо все выше поднимается пламя пожара.
— И что дальше? — спросил я. — У тебя есть где переждать, пока все уляжется?
— Меня не это беспокоит, — ответил Ашшуррисау. — Если на нас напали ассирийцы, то зачем им убивать Тадевоса? Неужели только из-за того, что он помогал мне? Не стали бы люди Ашшур-аха-иддина развязывать в Эребуни самую настоящую войну. С возможностями, которые есть у принца, куда проще обо всем договориться мирно, нежели бездумно сеять смерть. Тот, кто все это затеял, был в отчаянии. У него нет достаточно золота, зато есть под рукой надежные люди. Да и как он узнал обо мне или о том, что писец попался в наши сети? Не знаю, кто это. Но не ассирийцы.
Мы вернулись в дом при свете дня. Хотя какой там дом? — пепелище. Ни писца, ни скифа нигде не было. Ни живых, ни мертвых.
Внутренняя стража охраняла наши пожитки, которые вынесли соседи, пока разгорался пожар. К этому времени нападавшие растворились в ночи, оставив стрелы как молчаливое напоминание о себе. Ни кто они, ни сколько их было, мы так и не узнали.
Ашшуррисау договорился со стражей, чтобы нам выделили охрану, нагнал почти сотню рабов и за неделю привел в порядок запустелый двор, полуразрушенные постройки.
Ну а мне пора было уезжать в Ассирию. У меня на руках был архив, который обличал убийц наследника Арад-бел-ита. Не прямо, но косвенно. Первые улики, которые можно было пощупать руками.
Я вез в Ассирию приговор для Саси.