Урарту

5

Весна 683 г. до н. э.

Столица Ассирии Ниневия

Жрец и лекарь Адад-шум-уцур вернулся в Ниневию из Табала в начале месяца айар, после того как Син-аххе-риб сообщил сыну, что дома тяжело заболела их любимая Ашхен.

Все началось с обыкновенной простуды, но затем болезнь обострилась, и шестилетняя дочь Ашшур-аха-иддина стала таять на глазах, похудела, осунулась, под глазами откуда-то взялись большие синеватые круги, исчез румянец с лица. Во дворце больше не слышали ее смеха. Днем ее одолевала сонливость. Ночи превратился в пытку: малышка ворочалась до самого утра, то задыхаясь, то заходясь от сильного кашля. На затылке полезли волосы.

— Может, ее отравили? — с тревогой спросил Син-аххе-риб, когда жрец вышел из комнаты Ашхен.

Адад-шум-уцур, хмурясь, покачал головой:

— О мой повелитель, злые духи еще более изощрены, нежели твои враги. Ашхен тяжело больна. Боюсь, здешний воздух для нее губителен и виной тому, прежде всего, болотные испарения, которые витают над Ниневией.

— Бедное дитя… — пробормотал Син-аххе-риб, отворачиваясь от лекаря, чтобы скрыть от него выступившие слезы. Царь и сам их стыдился. К лицу ли было ему, владыке мира, проявлять подобную слабость… Он забывал обо всем, когда был рядом с Ашхен: о своих страхах, о горестных раздумьях, о стремительно приближающейся старости, об одиночестве, которое давно иссушало его изнутри.

«Маленький комочек счастья, бессмертие моей души, единственная радость и последняя надежда, — думал о своей внучке царь. — Да как же такое возможно, что ее отберут у меня… За что?! Разве я мало молился? Мало жертв принес всесильным богам? Был недостаточно почтителен перед ними?..»

И он посмотрел на Адад-шум-уцура так, будто вина за все это лежала на нем одном, отчего почтенный жрец содрогнулся до глубины души и почувствовал холод смерти за спиной.

— Продолжай…

— Мой повелитель, высоко в горах Ашхен станет легче, и тогда, если боги явят к твоей внучке благосклонность, болезнь отступит. Лучше всего отправить ее на север Урарту, в город Ордаклоу.

— Когда ей надо ехать?

— Любое промедление причинит принцессе лишние страдания и отсрочит ее выздоровление. Тянуть с решением нельзя.

— Хорошо, — обреченно согласился Син-аххе-риб. — Ты поедешь с ней. Сопровождать тебя будет Хава. Охранять — Ашшур-ахи-кар с тысячей воинов. То, что Ашхен приходится родственницей царю Русе, нам на руку. Свою просьбу я передам ему через Мар-Зайю, моего мар-шипри-ша-шарри, который сейчас находится в Урарту… Два дня даю на сборы — и выезжайте… А теперь иди и позови мне Мардук-нацира…

Министр двора, предусмотрительно явившийся к царю в сопровождении писца, пробыл у повелителя больше часа, а когда вышел, послал гонцов к Арад-бел-иту, Нерияху, Ашшур-ахи-кару, а также к Хаве.

Адад-шум-уцур, покинув царя, вместо того чтобы немедленно начать сборы в дорогу, отправился к Ашшур-дур-пании. Кравчий нашелся на винном складе.

— Да на тебе лица нет, — усмешкой встретил он жреца.

— Так и есть, как будто сам Нергал хотел выпотрошить меня наизнанку.

— А что ты хотел? Ашхен его любимица, а ты недоглядел, значит, и виноват.

— О чем ты? — холодно ответил Адад-шум-уцур. — Меня не было в Ниневии почти восемь месяцев. Казнить надо тех лекарей, что присматривали за принцессой в мое отсутствие.

— А-а-а-а, — протянул Ашшур-дур-пания, — значит, ты еще не знаешь.

— О чем? Я только что с дороги.

— Уже казнили. Трое лекарей поплатились головой за то, что не оправдали возложенных на них надежд… Ну да ладно, не будем о грустном… Подожди-ка, — Ашшур-дур-пания отвлекся на слугу, принимавшего товар, дал указания: — Пересчитаешь амфоры, проверишь, чтобы все были запечатаны, и поставишь их на нижнем стеллаже, у стены справа… Пойдем, мой друг.

Жрец и кравчий вышли из склада, тихо беседуя; один рассказал о миссии, которая ему предстояла, второй поделился мыслями о том, какие возможности перед ними открывались в связи с этой поездкой.

— Это очень хорошо, что ты едешь. Люди Арад-бел-ита перекрыли все пути в Урарту, взяли царя Руса в настоящую осаду, не подступиться. Вот почему это путешествие на север так важно для нас.

Адад-шум-уцур усомнился в себе:

— Найду ли я слова, чтобы убедить его стать союзником Ашшур-аха-иддину?

Кравчий задумался.

— Ты прав. Переговорщик из тебя скверный. Кто еще едет вместе с тобой в Урарту?

— Хава, Ашшур-ахи-кар…

— Хава? — переспросил Ашшур-дур-пания. — Превосходно… Мар-Априм — вот кто отправится вместе с тобой, чтобы говорить с царем Русой.

Через три месяца после начала восстания в Табале, в середине лета, Мар-Априм потерял вторую сестру и остался совсем один, близких родственников у него больше не было.

Молодую жизнь оборвал несчастный случай. Сестра раббилума тайно ото всех отправилась купаться на реку, переоценила свои силы и стала тонуть. Служанка побежала за помощью, но к тому времени, как утопленницу вытащили из воды, бедняжка уже захлебнулась. Так и умерла в неполные восемнадцать лет.

Мар-Априм был безутешен. Осунулся, потух, оделся в траур, больше не улыбался, стал намного набожнее, чем раньше, — беспрестанно молился, доверился Набу-аххе-рибу и даже пожертвовал храму бога Нинурты часть своих земель. Хава пыталась поддержать суженого, но тот отдалялся от нее с каждым днем. О возможном браке между молодыми людьми в Ниневии вспоминали все реже и реже. Сначала этому помешала смерть новорожденного сына Арад-бел-ита, затем — гибель сестры Мар-Априма. Стали поговаривать о том, что сами боги не хотят этого союза. В результате так оно и вышло. Хава, первое время не хотевшая этого разрыва, к зиме настолько устала от постного лица жениха, что больше не могла его видеть. Отец решением дочери был недоволен.

— Свадьба перенесена на год, а не отменена. Ты хочешь пойти против воли деда? Как ты собираешься это устроить? После той длительной связи, что между вами была, Син-аххе-риб безо всяких обвинений отправит нашего дорогого раббилума в каменный мешок и оставит там до конца дней…

— Он будто сам умер вместе со своей сестрой, — вынуждена была оправдываться Хава.

— Влияние Мар-Априма при дворе растет, — ответил на это Арад-бел-ит. — К его мнению прислушивается царь, с Мар-Апримом советуется Таб-цили-Мардук, к тому же раббилум дружен со всеми наместниками Ассирии. Умение не наживать себе врагов, наверное, лучшее его качество. А ты хочешь одним махом лишить меня такого сильного союзника?!

— Отец, наш брак не будет прочным. А если он не будет прочным, то зачем тебе союзник, на которого ты не можешь положиться в трудную минуту?

— Не тебе, девчонке, судить о том, каким будет ваш брак! — окончательно рассердился Арад-бел-ит.

Хава вспыхнула: никогда раньше отец не разговаривал с ней подобным образом.

— А если я скажу, что Мар-Априм немощен в постели! Ты хочешь, чтобы наша семья стала посмешищем?! Мало нам разговоров о твоем бессилии, о том, что ты не способен оставить после себя наследника?!

Хлесткая пощечина сбила Хаву с ног.

Но вместо того, чтобы наброситься на испуганную дочь, Арад-бел-ит вдруг сказал совершенно спокойно:

— Я поговорю с Мар-Апримом. Ты — с дедом. Но чтобы ни один волос не упал с головы раббилума! Летом готовься выйти замуж. Тебе скоро исполнится восемнадцать. А переспелое яблоко дорого не продашь…

Арад-бел-ит принял у себя во дворце Мар-Априма на следующий день.

— Мой добрый друг, — начал принц, — я хочу попросить тебя о жертве, на которую способен пойти далеко не каждый. Можешь ли ты ради нашей дружбы отказаться от руки той, кто тебе дороже всего на свете?

Мар-Априм поднял на царевича глаза полные слез.

— Знай, это решение всем нам далось непросто, — продолжил Арад-бел-ит. — Вчера я говорил с Хавой. Она больше не хочет этого брака. И что за взбалмошный характер! Как думаешь, после всего случившегося мы останемся с тобой союзниками? — и принц выжидающе посмотрел на раббилума, наблюдая за его реакцией: смятением, недоумением и наконец пониманием того, что здесь происходит.

— Мой господин, правильно ли я тебя понял? Отныне мне следует избегать встреч с тобой, с Хавой и в тоже время постараться завоевать доверие твоих врагов? — дерзко озвучил свою догадку Мар-Априм.

Принц мягко улыбнулся.

— Приятно, когда тебя понимают с полуслова. Ты должен присоединиться к заговору против меня, потеснить Ашшур-дур-панию и Саси и со временем стать правой рукой Закуты. Не бойся служить ей честью и правдой: когда настанет час, ты вернешь мне свой долг сполна. Ну а твоя размолвка с принцессой станет прекрасным поводом…

Этот хитроумный и далеко идущий план поддержал и Набу-шур-уцур.

— Мудрое решение. Бальтазар убежден, что ему уже не доверяют, как прежде. Следовательно, мы больше не можем полагаться на него как на источник информации о том, что замышляют наши враги.

Арад-бел-ит напомнил:

— Бальтазар и раббилум друг о друге знать не должны.

За полгода Мар-Априм стал самым преданным сторонником Закуту. Случайно встречаясь с раббилумом в залах и галереях дворца, Арад-бел-ит демонстративно отворачивался от сановника, как будто не знал его вовсе.

Этот неожиданный поворот в судьбе Мар-Априма устроил очень многих.

Ара-бел-ит верил, что приобрел опытного лазутчика в стане врага.

Хава была счастлива, что избавилась от надоевшего поклонника.

Ашшур-дур-пания потирал руки, так как переманил на сторону царицы такого влиятельного сановника.

Закуту, присмотревшись к новому союзнику, убедилась, что им движет лишь холодный расчет.

И, конечно же, доволен был сам Мар-Априм. Он с самого начала знал, что Хава рано или поздно бросит его, если он покажет в постели свою несостоятельность. После смерти сына Шарукины, несостоявшегося дворцового переворота и опалы Арад-бел-ита этот выход казался ему самым разумным. Так что гибель второй сестры была ему только на руку. Еще больше Мар-Априма устроило предложение стать шпионом. Он, таким образом, мог не опасаться даже принца. Единственный, кто беспокоил его, — Саси.

Вечером того же дня, когда Син-аххе-риб решил отправить любимую внучку в Урарту, Ашшур-дур-пания навестил Мар-Априма в его загородной усадьбе.

Хозяин вышел встретить кравчего к самым воротам, обнял его, расцеловал.

В доме тут же накрыли столы. Появились танцовщицы и флейтист.

Ашшур-дур-пания ел, пил, наслаждался отдыхом, довольно улыбался.

А потом вдруг строго посмотрел на раббилума и спросил:

— Думаешь, у меня есть на все это время?

Мар-Априм даже опешил от такой перемены. Одного взмаха его руки было достаточно, чтобы все, кто был в этом зале, исчезли за дверьми.

После песен и плясок тишина зазвенела в воздухе.

— Ты пришел сюда, чтобы оскорбить меня? — сухо сказал Мар-Априм.

— Ну что ты, что ты, — снова расцвел Ашшур-дур-пания. — Просто хотел напомнить, что я не принцесса Хава, которую ты так долго ублажал… и не Саси, который тебе ровня.

Заметив, как заходили желваки на лице Мар-Априма, кравчий усмехнулся:

— Наивно было думать, что Саси станет молчать, когда ты обманул его надежды. Никогда не забывай: тебе не сносить головы уже за то, что ты однажды соврал царю, когда убили Шульмубэла. Впрочем, я не желаю тебе зла. Я лишь хочу быть уверенным в твоей преданности.

Теперь уже усмехнулся хозяин:

— Кажется, ты не оставил мне выбора.

— Я всегда высоко ценил твой ум. Пора им воспользоваться. Завтра принцесса Ашхен выезжает в Урарту. Ее будут сопровождать Адад-шум-уцур, Ашшур-ахи-кар и Хава. Вместе с ними должен поехать и ты. Поговори с принцессой, подбери подходящие слова. Саси убеждал меня, что в жизни не видел второго такого притворщика. Уж постарайся… Едешь ты надолго. Основная твоя задача — убедить царя Русу в том, что его помощь Арад-бел-иту повредит отношениям Урарту и Ассирии…

Мар-Априм высказал сомнения, что у него это получится.

— В Русахинили сидит мар-шипри-ша-шарри Мар-Зайя. Он и близко не подпустит меня к царю...

— Не перебивай! — повысил голос Ашшур-дур-пания. — О Мар-Зайе есть кому позаботиться. В Ордаклоу тебя найдет верный мне человек. У него есть люди, готовые исполнить любой приказ.

Вечером того же дня Мара, дочь наместника Ниневии Набу-дини-эпиша, а с недавних пор и жена рабсака Ашшур-ахи-кара, укрывшись в тенистой беседке в глубине сада, делилась с Элишвой, сестрой Мар-Зайи, последними новостями, которые так или иначе затрагивали их обеих.

— И ты едешь вместе с Ашшуром? — переспросила Элишва.

— Непременно. Неужели ты думала, что я его отпущу? — с наигранным возмущением сказала Мара, намекая на то, что муж не только исполняет все ее прихоти, но также не смеет ей перечить, когда речь заходит о делах семейных.

В прошлом году вокруг союза этих двух сердец развернулась целая война, в которую оказались вовлечены самые влиятельные и знатные люди Ассирии.

Начало этой эпопеи вряд ли предвещало победу молодого рабсака. Весной, когда в Табале только-только вспыхнуло восстание, брак Гульята с Марой для всех в Ниневии казался делом решенным. Набу-дини-эпиша не оставил никаких надежд ни Ашшур-ахи-кару, ни Ишди-Харрану, и даже сослался на царя, мол, он лично благословил своего туртана и юную Мару, тогда как Син-аххе-риб всего-то и сказал в шутливом тоне: «Мой Гульят женится? Разбудите меня!» И свадьба непременно бы состоялась, не вмешайся в ситуацию Арад-бел-ит, который увидел в этом браке угрозу своим интересам: он считал наместника Ниневии своим сторонником, туртана же в последнее время все чаще видели в обществе Ашшур-аха-иддина.

Арад-бел-ит обратился за помощью к Хаве, зная, что его старшая дочь всегда очень ревниво относилась к знакам внимания, которыми мужчины одаривали Мару. Принцесса настроила против Гульята значительную часть жречества и половину министров, и очень скоро все они уже отговаривали Набу-дини-эпиша от мысли породниться с туртаном, мол, звезда его уже закатилась и проку от этого брака наместнику не будет.

Заминкой не преминул воспользоваться Ишди-Харран, заручившись поддержкой Ашшур-дур-пании. Когда кравчий пришел в дом к наместнику в роли брачного поручителя, Набу-дини-эпиша впервые задумался: не отдать ли дочь за этого офицера, коль у него такие могущественные друзья. Так пополз слух уже о новой свадьбе.

Но тут снова вмешалась Хава. И тогда город наводнили сплетни: единственная дочь наместника неверна своему избраннику.

Когда злые языки нашептали об этом Ишди-Харрану, он пришел в ярость, с боем ворвался в дом наместника, ранив несколько слуг, пробился на женскую половину, чтобы потребовать от Мары объяснений. Каково же было его изумление, когда вместо возлюбленной к нему вышел Ашшур-ахи-кар.

Бывшие друзья, да, да, с этой самой минуты уже бывшие, схватились на мечах, стали ожесточенно драться, ранили друг друга, переломали мебель, перепугали слуг и непременно поубивали бы друг друга, не вмешайся внутренняя стража.

Разбирательством занимался Арад-бел-ит, всегда благоволивший к Ашшур-ахи-кару.

— А что тут поделаешь, — посмеиваясь, сказал принц наместнику Ниневии, — как ни жаль дорогого рабсака, а придется его казнить, если уж он обесчестил твою дочь. Но с другой стороны — мы оба можем сделать вид, что ничего не произошло, если ты объявишь о свадьбе Ашшур-ахи-кара и твоей Мары. Разве так ты не спасешь свою семью от позора?

Так все и вышло. Ишди-Харрана пощадили, чтобы не омрачать праздник молодым.

Давно в Ниневии не было такой богатой и многолюдной свадьбы…

— Скажи, а он до сих носит тебя на руках? — пытала подругу Элишва.

Мара горделиво вскинула свою красивую головку и, не скрывая удовольствия, тихо с придыханием сказала:

— Да…

Потом она и вовсе перешла на шепот, словно хотела поделиться чем-то тайным:

— Ты не поверишь, как будто и не было этих шести месяцев! Как будто мы познакомились только вчера!.. Не проходит и дня, чтобы он не признавался мне в любви снова и снова. Я так счастлива, так счастлива…

Маре вдруг стало так неловко за это искреннее проявление радости, что она вздохнула полной грудью и замолчала.

— Как же я тебе завидую, — откровенно сказала Элишва с затаенной грустью в глазах.

— Ну же! Что ты, глупышка! — очень живо откликнулась Мара на перемену в настроении подруги. — Все у тебя будет. И муж, и семья, и много-много детей...

— Думаешь?

— Конечно… Лучше расскажи, как там твой… сотник, кажется…

— Нинурта, — краснея, напомнила Элишва.

— Да, да Нинурта. Он все еще тебя домогается?

— Не говори так, — совсем смутилась девушка.

— Так да или нет? В последний раз, когда мы виделись, ты говорила, что он вернулся. Сколько же его не было в Ниневии?

— Почти год.

— А что рассказывал, где был?

— Отшучивался все время…

— Ага! Вот ты и попалась! — рассмеялась Мара. — Значит, видитесь тайно, болтаете и небось целуетесь!

— Он хочет просить у Мар-Зайи согласия на брак со мной, — вдруг выпалила Элишва.

Мара от неожиданности даже потеряла дар речи. Потом, собравшись с мыслями, осторожно заметила:

— С твоим положением ты вправе выбрать себе жениха и богаче, и моложе… Все-таки он тебе в отцы годится.

Элишву эти слова ничуть не обидели:

— Ты не понимаешь. Ты ведь любишь своего Ашшура… А мне… очень дорог Нинурта. Ты бы видела, как он со мной обходится! Пылинки с меня сдувает. Насмотреться не может. Мне никого, кроме него, и не надо.

— Допустим, но ты же понимаешь, что Мар-Зайя на это не пойдет. Кто он — и кто Нинурта. Мар-шипри-ша-шарри — и простой сотник.

— Не знаю, я тоже ему так сказала, но Нинурта почему-то уверен, что мой брат ему не откажет.

В день отъезда Ашхен Син-аххе-риб встретился с Арад-бел-итом.

Весь этот год отец не желал видеть сына, запрещал покидать Ниневию, доклады принимал через Набу-шур-уцура. И вдруг гнев сменился на милость, хотя, казалось, для этого не было особых причин.

Син-аххе-риб принял Арад-бел-ита во время утренней прогулки по дворцовому парку, по-весеннему утопающему в розовом и белом цвету.

Принц появился в сопровождении четырех стражников, у него отобрали меч, бесцеремонно обыскали, чего раньше никогда не было. После этого царь жестом приказал своим телохранителям удалиться и оглянулся на верного Чору:

— Будь поблизости.

Постельничий поклонился, отступил за деревья.

Наконец они остались вдвоем. Отец и сын. Родная кровь. Та самая кровь, которую они едва не пролили в смертельной схватке. Однако пока последняя черта не была пройдена, в обоих все еще жила любовь.

Пристальный взгляд Син-аххе-риба не смутил Арад-бел-ита, не заставил опустить глаза.

— Моей Ашхен совсем плохо, — сказал отец.

— Боги не допустят ее гибели.

Царь махнул рукой — пройдемся.

Пошли руку об руку, тихо беседуя.

— Ты знаешь, как я люблю Ашхен. И как люблю Хаву. Вот поэтому я и доверился ей. Нельзя предавать тех, кто тебя любит, какая бы пропасть ни пролегла между людьми.

Арад-бел-ит понял, для кого были сказаны эти слова, но не подал и виду.

— Хотел с тобой посоветоваться, — продолжал отец. — Ты знаешь, что охрану Ашхен я доверил Ашшур-ахи-кару. В Урарту он будет не меньше года, поэтому хотелось знать твое мнение — кому можно на время передать царский полк, находящийся в столице?

— Я слышал много лестного о Таба-Ашшуре. От ран он уже оправился, не сегодня-завтра собирается вернуться в Табал к Ашшур-аха-иддину. Что, если ему?

— Ты как будто слышишь мои мысли, — тихо порадовался царь. — Мне он тоже нравится: мало того, что храбр, так еще и умом боги не обидели.

— Но какое же разочарование ждет всех наших красоток, — заметил Арад-бел-ит.

Грубая шутка — намек на обезображенное лицо Таба-Ашшура и красоту Ашшур-ахи-кара, о которой шептались все женщины Ниневии, — понравилась царю, и он рассмеялся.

— Устал я от твоего Набу, — успокоившись, сказал Син-аххе-риб. — Он у тебя улыбаться совсем не умеет?

— Увы, все мои потуги привить ему хоть какое-то чувство прекрасного были похожи на штурм неприступной крепости.

— Тогда избавь меня от него. Завтра жду тебя с подробным докладом о том, что происходит за пределами Ассирии. Чем дышит Египет, упрочил ли свою власть Тахарка^[17]? Чего нам ждать от молодого царя Русы? Как справляется с киммерийцами Гордий^[18]?.. О киммерийцах поговорим отдельно. Они сейчас — главная угроза для нас в войне за Табал. И не забудь о скифах. Я не слышал о них с прошлого лета. Не вымерли же они там все?..

Син-аххе-риб говорил спокойно, с легкой насмешкой — как всегда, когда пребывал в хорошем настроении. Он готов был простить сына и ждал от того лишь покаяния.

— Отец, — с чувством сказал Арад-бел-ит, припадая на одно колено и целуя родителю руку. — Отец… у меня нет слов, чтобы выразить тебе свою любовь и преданность.

— Ну, ну, — немного замешкавшись, поднял его Син-аххе-риб. — Пусть это будет тебе уроком. Позавтракаешь со мной?..

Арад-бел-ит расстался с отцом только в полдень. О государственных делах они больше не говорили. Делились друг с другом новостями, слухами, сплетнями, шутили, смеялись, вспоминали, как когда-то вместе охотились…

Только прощаясь, Син-аххе-риб снова вернулся к отъезду Ашхен.

— И вот что еще. Не знаю зачем, но Хава вчера попросила у меня разрешение взять с собой Мар-Априма. Говорит, он безутешен и все никак не может прийти в себя после смерти сестры… Вот уж не думал, что у нашей Хавы такое доброе сердце. Я полагал, что они расстались и Мар-Априм больше не твой сторонник. Неужели я ошибался?

— Расстались. Я с некоторых пор отношение к Мар-Априму изменил, но если у твоей внучки ветер в голове, что тут поделаешь. Надо только решить, кто заменит раббилума на его посту.

— Пусть это тебя не беспокоит. Я поручу это Таб-цили-Мардуку. Он прекрасно справляется со своими обязанностями…. В отличие от твоего младшего брата.