Урарту

3

Пятью месяцами ранее.

Весна 683 г. до н. э.

Урарту. Город Эребуни.

Население не более 20 тысяч человек

Анкар проснулся среди ночи от кошмара, даже вскрикнул: так ему стало страшно. Пытаясь спастись от страха, зажег свечу. Свет вернул старику самообладание. Покосившись направо, Анкар недовольно крякнул: на широкой деревянной кровати никого не было, и как ушла молодая жена, он не слышал.

«Интересно, и давно моя Санит шляется по ночам, когда муж спит и ни о чем не подозревает? — шевельнулась в его голове неспокойная мысль. — Знает ведь, что сон у меня крепкий, вот и пользуется».

Он спустил ноги с кровати, влез в деревянные колодки, в которых ходил по дому, и, шаркая ими по полу, прошел из спальни в соседнюю комнату, где Санит мастерила днем всякие поделки — скорее, себе на радость, чем им на пропитание: чего-чего, а средств на жизнь у них хватало. Где-то глубоко в душе он все-таки надеялся, что жена неподалеку…

Писец Анкар начинал свою службу властителям Наири еще во времена царя Русы, сына Сардури. При царе Аргишти писец возглавлял ведомство, которое вело переписку со всеми провинциями Урарту. При нынешнем правителе стал отвечать за внешние сношения, делая переводы документов с инородных языков на урартский^[15].

В свои шестьдесят Анкар достиг вершин того, на что может замахнуться человек его положения. С ним считались, ему доверяли, он пользовался уважением сильных мира сего. Единственное, чего у него не было, — друзей и благодарных учеников. Анкар никого не подпускал к себе близко, сторонился интриг, и все, чего хотел, — остаться наедине с письмом, которое знал почти досконально.

Беда подкралась незаметно. Кто бы мог подумать, что этого старика еще можно расшевелить, пробудить в нем плотские желания, заставить сердце биться, словно в юности! Звали ее Санит. С тех пор, как эта мидийская наложница появилась в его доме, жизнь пошла наперекосяк. Сначала Анкар освободил рабыню ото всей тяжелой работы, приказав прислуживать ему за столом. Затем поселил в комнате по соседству со своей спальней. Санит же стала вить из него веревки, требовать дорогих подарков и одежд, и со временем превратилась в полноправную хозяйку в доме. С этих самых пор и не стало хватать писцу жалованья. Пришлось обращаться к тамкару, ссужавшему золото самому царю.

Когда платить по долгам оказалось невмоготу, судьба подарила Анкару встречу с ассирийским посланником, желавшим любой ценой попасть в царские архивы. Мар-Зайя просидел там две недели. И все бы ничего, но ему понадобились несколько табличек. Платил он наперед и очень щедро, поэтому Анкар и не смог устоять, хотя знал, что идет на преступление.

Писец вынес из дворца целый ящик табличек и все спрятал дома, но вместо мар-шипри-ша-шарри к нему тем вечером пожаловал Баграт, начальник тайной службы Урарту, в сопровождении десятка солдат. Гость тут же заговорил о Мар-Зайе, а узнав, что того интересуют расписки и счета на некоторые поставки, связанные с ассирийским министром Саси, потребовал все эти документы изъять. Анкар побелел, чуть не выдал себя, но заверил, что беспокоиться не о чем. Хотя Баграт вскоре ушел, в доме осталась стража, с какой целью — Анкар спрашивать не осмелился, но сам затрясся от страха.

Он был напуган, всю ночь не спал, все размышлял: куда ему, старику, тягаться с молодыми в их ожесточенной схватке между тайными службами Урарту и Ассирии.

Рано утром Анкар, обманув стражников, сбежал из столицы вместе с возлюбленной, прихватив с собой все золото, что успел заработать, и на всякий случай — украденные из дворца глиняные таблички. Как же хотелось ему пожить на старости лет в свое удовольствие, где-нибудь подальше от гнева сильных мира сего!

И весь этот год писец жил незаметно в небольшом домике на окраине Эребуни в достатке и спокойствии.

Жены в соседней комнате не было тоже. Громко высморкавшись, откашлявшись (из-за мокроты ему с каждым днем становилось все труднее дышать), Анкар, набросив на плечи толстое одеяло, вышел во двор.

«Не хватало еще, чтобы она завела себе любовника, — размышлял старик, — ладно бы просто подставляла свою дырку кому ни попадя, так нет же, еще будет трепаться, разнесет всем, откуда мы и почему сторонимся людей».

Он подумал, что напрасно доверился женщине, когда в минуту слабости рассказал ей все как на духу о своих бедах и о том, как они теперь будут жить.

Писец со временем стал тяготиться молодой женой, и хотя ему нравилось гладить ее, любоваться молодым телом, прежней страсти уже не было.

Присев на скамеечку, Анкар принялся всматриваться во все темные углы двора, как будто там могла прятаться Санит. Но вместо жены увидел незнакомого мужчину. Тот вышел из тени и сказал:

— Не кричи. Пойдешь со мной, останешься в живых. И никто не причинит тебе вреда. Ступай, оденься, нам далеко ехать, — чужаку незачем было прибегать к силе, он был большой и сильный, а старик испуган и немощен.

Сильный южный акцент выдавал в незнакомом мужчине ассирийца.

У Анкара пересохло в горле. Он кивнул, молча поднялся, поплелся в комнаты, думая лишь о том, что это конец и ничего исправить уже нельзя. Представил, как в сарае — в чем у него почему-то не было сомнений — умирает его Санит, уверенный, что над ней надругались, сначала изнасиловали, а затем искололи ножами. Представил себя, лежащего где-нибудь в овраге за городом… И на глаза у него навернулись слезы.

Но самый большой трус иногда бывает отважнее отчаянного храбреца.

Натягивая через голову широкую рубаху-канди, подпоясываясь шарфом с бахромой, Анкар вдруг почувствовал в себе прилив злости. Она предала ему сил.

«Щенок, да я в отцы тебе гожусь, а ты вздумал меня пугать!»

Старик заметил нож, лежащий по ту сторону кровати: Санит, куда более бесстрашная, нежели ее муж, с оружием обычно не расставалась.

«Вот ведь… Как же они ее выманили?»

Рядом с ножом отчего-то лежала и его кожаная шапка.

Анкар оглянулся на дверной проем, где со скучающим видом стоял ассириец и пошел вокруг кровати, приговаривая на ходу:

— Я только возьму шапку…

— Давай-ка поторопись, старик. Не заставляй меня ждать, — лениво протянул ассириец, беспечно поворачиваясь к хозяину спиной.

Анкар нервно схватился за шапку, еще быстрее — за нож, который тотчас и спрятал в рукаве.

— Иду, иду…

Он и сам не знал, как это у него поднялась рука, — ведь никогда раньше ему не приходилось бить человека ножом, — и, тем не менее, ударил, а потом еще и еще, больше из боязни, что ему не избежать наказания. Однако нож почти сразу перебил какой-то крупный сосуд, отчего кровь забила из раны фонтаном. Ассириец сразу осел, стал ниже ростом, упал на колени, а после уткнулся лицом в пол, забился в судорогах и очень скоро затих.

Только тогда Анкар выронил нож. И снова превратился в труса.

«Что же теперь делать?!»

Он выскочил из дома, едва не сорвал с петель калитку, ведущую на улицу, побежал вдоль глиняного забора, кто-то бросился следом — Анкар услышал их шаги, свернул в узкий проулок, налетел на спящего пса, упал в огромную лужу, которую не заметил в темноте, выпачкался с ног до головы в грязи и на четвереньках выбрался на сухое место. И вдруг уперся в чьи-то ноги. Кто-то встал у него на пути, заслонив дорогу. Перед ним были мужчина и женщина.

«Я не хотел, не хотел…» — заплакал старик.

— Ну, что ты, что ты, мой дорогой, — услышал он певучий голос Санит. Она подхватила его под руки.

Анкар, узнав жену, с надеждой посмотрел на ее молодого спутника, стал умолять:

— Спасите меня!

— На нем кровь, — заметил юноша. — Ты ранен?

— Нет. Она не моя, — Анкар затравленно и одновременно зло посмотрел на молодых людей. — Ко мне в дом прокрались воры. И мне ничего не оставалось, как перерезать одному из них горло… Ради всех богов, помогите! Они преследуют меня!

Юноша больше не мешкал:

— Ступай за мной.

Они нырнули в какую-то щель в заборе, полезли по его обрушенному краю наверх, по нему вскарабкались на крышу соседнего дома и там затаились. Вовремя — в проулке показались двое высоких мужчин в черных одеждах.

— Куда он делся? — говорил один из них по-арамейски.

— Беги в обход. Поднимешься по улице, там свернешь направо, к рынку. Этот проулок выходит туда. Другой дороги нет. А я подопру его сзади. Только не забудь, что он нужен нам живым.

Анкар боялся даже дышать, но увидев, что его преследователи разделились, а вскоре и вовсе скрылись из виду, постепенно стал приходить в себя. Прежде всего, он скосил глаза на молодого человека, по одежде большего всего похожего на эллина, встретился с его насмешливым уверенным взглядом и нахмурился:

— Кто это, Санит? Интересно, чем ты занималась с ним среди ночи, в то время, когда должна находиться в нашей постели?

— Я больше не твоя рабыня и не принадлежу тебе, — огрызнулась Санит.

— Неблагодарная женщина. Ты забыла, кем ты была и кем стала, — прошипел в ответ Анкар. Осознание того, что он сегодня сделал, бесконечно подпитывало в нем гордость и придавало его речам какой-то особый мстительный оттенок.

Молодая женщина с опаской спряталась за любовником.

Юноше пришлось охладить пыл ее мужа:

— Ну, ну… уважаемый, ты бы заткнулся, а то ведь спущу тебя отсюда, и пойдешь ты на корм к своим ночным гостям.

Анкар, тяжело вздохнув, покачал головой, и сказал так, словно всю жизнь только и страдал от женских измен:

— Тебе не стоило бы ей доверять. Уж поверь мне, старику.

Санит тихонько засмеялась:

— Ты не поверишь, Гелиодор. У него до меня всего-то одна женщина и была — из тех, что продают свое тело за миску полбы. Он мне ее как-то показывал в Русахинили, когда мы были на рынке. Почти без волос, без зубов, так похожа на гиену, что поставь их рядом — не различишь, кто где…

— Тебе бы подумать о том, как сейчас спасти свою шкуру, писец, а ты беспокоишься о таких пустяках, — сказал юноша.

«А ведь он прав… Безусловно, прав, — снова сжался Анкар, посмотрев сверху в проулок. — Если ассирийцы действительно ищут меня, то они начнут прочесывать весь город, залезут в каждый дом и каждую нору». И он сделал вид, что пропустил обидные речи мимо ушей. Ему и в самом деле надо было думать о том, как уцелеть, а не спорить, насколько он плох-хорош-умен-глуп-красив-уродлив или стар.

— Гелиодор, значит… Вот что, забирай эту потаскуху себе, мне она больше не нужна. Не хочешь заработать? Поможешь пробраться в мой дом, забрать кое-что из вещей, а потом уехать из города? Найдешь мне спокойного надежного мула… Или лучше двух. Одного для поклажи, другого для меня.

— Ты платишь золотом? — недоверчиво взглянул на него юноша.

— Золотом, не сомневайся, оно у него есть, — ответила вместо мужа Санит.

— Так мы идем? Пока эти двое меня ищут около рынка, у нас есть немного времени, — предложил Анкар.

— Может, отложить это дело до утра?

— Если они найдут золото, оно не достанется ни тебе, ни мне. Но нищий старик куда менее жалок, чем молодой бедный эллин.

— А ты умеешь быть убедительным, — усмехнулся Гелиодор. — Уговорил. Пошли. Санит, возвращайся ко мне. Ложись спать. Мы вряд ли будем скоро.

— Вот еще. Я с вами. Ты же не думаешь, что я оставлю там все свои платья. А серьги! А кольца! А браслеты! Ни за что!

Спорить с Санит было бесполезно. Гелиодор счел за лучшее не сопротивляться, однако попросил ее держаться рядом и по возможности соблюдать тишину.

К дому Анкара шли окружными путями, опасаясь встречи с ворами.

Во двор проникли через заднюю калитку, располагавшуюся в двух шагах от стены дома.

Здесь Гелиодор оставил Санит и Анкара, а сам отправился на разведку.

— И кто этот твой ухажер? Мелкий лавочник? Чей-то управляющий? Или вообще бездельник? — снова зашипел старик, больно ущипнув жену.

— Отстань, — взбрыкнула Санит, не на шутку разозлившись на мужа. — Как же ты мне надоел, грязный, вонючий, мелкий, подленький, плешивый старикашка! Ты и твой жалкий сморчок!

Молодая женщина даже замахнулась на него, отчего старик сжался и отступил назад. Она с удовольствием плюнула бы ему в лицо, если б от избытка чувств у нее вдруг не пересохло в горле.

— И не смей больше прикасаться ко мне своими потными руками!

И двор, и дом были пусты. В одной из комнат Гелиодор наткнулся на труп ассирийца, обшарил его одежду, забрал дорогой перстень и меч вместе с ножнами. После этого обыскал всю мебель, которая была в доме, но не нашел ничего кроме платьев своей возлюбленной и нескольких одеял. Заглянул под циновку, за балку перекрытия, вышел во двор, приставил лестницу к стене, чтобы забраться на крышу, где стояли чаны с дождевой водой.

«Найти бы самому золото, тогда и старик не нужен», — подумал эллин без злобы, не из жадности, а, скорее, из озорства.

То, что лестница неустойчива, Гелиодор понял сразу, как только поставил на нее обе ноги, — и с опаской посмотрел вниз.

«Ерунда, вовсе не высоко».

Наверху он тоже ничего не нашел, засмотрелся на луну, выглянувшую в это время из-за облаков, подмигнул ей, словно старой подружке, и тут же вспомнил о Санит и ее муже.

«Надо бы вернуться за ними, а то старикашка еще подумает, что я решил присвоить все его деньги».

К его удивлению, писец уже стоял внизу, возле дома, поджидая.

— Придержу, мало ли что, — объяснил Анкар свое появление.

— Ну спасибо, — миролюбиво пожал плечами эллин, начиная спускаться.

А лестницу вдруг повело. Анкар же, вместо того, чтобы помочь, отскочил в сторону. В следующую секунду Гелиодор почувствовал, что теряет равновесие... Он упал на руку, услышал, как хрустнула кость; в довесок его правая нога оказалась так неестественно изогнута, что на нее было страшно смотреть.

Изнемогая от боли, Гелиодор застонал и стал звать Анкара.

— Старик! Да где же ты?! Помоги!

Анкар не заставил себя долго ждать, подошел с огромным валуном в руках, поднял его, сколько смог — до пояса…

— Ты чего?! Ты что делаешь?! — Гелиодор закрылся руками, словно это могло помочь, и мысленно закричал: «Мама!!!»

— И где он? — Трасий вопросительно посмотрел на Тарга. — Где наш юный эллин?

Трасий собирался этим утром уезжать в Аргиштихинили, чтобы проверить, как идут дела в местной лавке, а здешнее хозяйство — оставить на Гелиодора, нередко подменявшего Трасия в последнее время.

— Может, пойдешь поищешь его?

Тарг, не спеша жевавший холодную телятину — остатки вчерашнего ужина, покачал головой:

— Нет. Мне приказано сидеть во дворе, я и сижу. Вдруг поедем куда…

— Надолго? — поинтересовался приказчик.

— Откуда мне знать? Хозяин в последнее время не очень разговорчив.

— Да уж…

— Зато мне известно, где он может быть.

— Так что же ты молчал, оловянная голова, — всплеснул руками Трасий.

Тарг безобидно улыбнулся. Между ними давно сложились приятельские отношения, и оба нередко подтрунивали друг над другом.

— Он ночует в доме неподалеку от рынка.

— Дом?! Откуда?

— Он взял его до конца лета, чтобы с кем-то встречаться.

— И как его найти?

— Старый дом в проулке, с полуразрушенным забором. Тот проулок, что начинается за оружейной лавкой… Ты подожди, может, и придет еще.

Но Трасий слишком дорожил временем. Путь в Аргиштихинили занимал обычно полдня. Следовательно, если не отправиться туда в ближайшие час-другой, то с надеждой вернуться домой до темноты можно было распрощаться. А он не хотел ни путешествовать среди ночи, ни ночевать у тамошнего приказчика. Последнее обстоятельство было связано с его женой, которая после долгих лет бесплодия вдруг оказалась на сносях — к вещей радости мужа и к ужасу Трасия. Кто-кто, а уж он-то знал причины чуда. И теперь ему каждый раз, приехав в Аргиштихинили, приходилось отбиваться от ласк благодарной женщины, настолько бурно выражавшей свою любовь, что, казалось, ее заметит даже слепой. К тому же, надо было знать обманутого приказчика — страшного ревнивца и силача, каких мало, при желании способного свернуть Трасию шею как цыпленку.

Дом, который служил Гелиодору местом встреч с Санит, Трасий нашел без труда. Калитка оказалась незапертой, но когда он вошел, то сразу услышал чье-то присутствие.

— Гелиодор, блудливый ты кот! — желая придать голосу как можно более беспечный тон, окликнул товарища Трасий, бесшумно вынимая из ножен меч. — Заканчивай. Бросай свою шлюшку, я подожду тебя на улице.

Он попятился к выходу, но за дверью сразу шагнул за стену и затаился.

В доме послышались осторожные шаги.

«Так и есть, — подумал Трасий. — Это кто-то другой, тот, кто пахнет мочой и потом, а еще — старостью. Нет, это кто угодно, только не Гелиодор».

Когда Анкар выглянул наружу, Трасий приставил острие меча к его горлу.

— Ты кто?

— Я… Я… писец Анкар, — страх бывает плохим советчиком.

— И что ты здесь делаешь? Где Гелиодор? — учинил ему допрос приказчик.

Самому себе Анкар казался опрокинутым на спину жуком, который пытается перевернуться, чтобы встать на все свои шесть лап, но в чем в чем, а в этом он, похоже, приобрел сноровку.

— Он спал с моей женой… Ну и что с того — я уже стар, мне бы теплую постель, горячую похлебку да заботливую молодую жену. Вот я и закрывал глаза на их встречи…

Он говорил скороговоркой, иногда запинаясь, но очень уверенно и совершенно искренне. Трасий опустил меч:

— Продолжай.

— А сегодня ночью ко мне в дом вломились воры, я чудом вырвался, прибежал сюда и все как есть им рассказал — своей жене и ее любовнику… Ты говоришь, его звали Гелиодор? Так вот, Гелиодор вызвался мне помочь, а моя жена отправилась вместе с ним…

— Когда это было?

— Еще ночью.

— Тогда плохо дело…

Трасий, прихватив с собой старика, вернулся домой, там недолго думая посадил его на цепь и пошел советоваться с хозяином.

Ашшуррисау со вчерашнего дня был занят высоким гостем, прибывшим из столицы на добротной колеснице, в которую была запряжена четверка отличных пегих лошадей, он даже ночевал в отдельной комнате, на широкой кровати, специально для этого случая доставленной из города.

— Чего тебе? — небрежно спросил хозяин, отрываясь от кубка с вином, и поставил его на стол со всевозможными яствами, каких этот дом раньше не видывал.

Трасий, не вдаваясь в подробности, рассказал, что случилось, спросил, как быть.

Ашшуррисау проворчал:

— Предупреждал ведь его… Тарг и Касий мне сегодня нужны. Я отправляюсь в Ордаклоу^[16], оттуда — в Загалу. Сходи к Тадевосу. За то серебро, что я ему плачу, он будет с тобой обходителен. С его людьми и проверь все.

Высокий гость, сидевший все это время так, чтобы не показывать лишний раз лица, вдруг встал из-за стола, вышел из тени. Это был Мар-Зайя, посланник ассирийского царя в Урарту.

— Ты спросил, кто он? Его имя?

— Да… он какой-то писец. Анкар, кажется…

Мар-Зайя оглянулся на Ашшуррисау, тот в ответ развел руками и прищелкнул языком от удовольствия:

— Клянусь, боги иногда удивляют меня.

Целый год они искали беглого писца по всей стране, с этой же целью собирались ехать в Ордаклоу и Загалу, а он, оказывается, все это время жил у них под носом, теперь же — и вовсе как будто с неба свалился прямо им в руки.

— Пошли к нему, — сказал Мар-Зайя.

Анкар, увидев мар-шипри-ша-шарри, схватился за сердце, закатил глаза, обмяк и медленно сполз по стене на землю, вывалив язык.

— Трасий! — всполошился Ашшуррисау. — Он нужен мне живой!

Приказчик побежал за водой, вылил на него две полные амфоры и, убедившись, что пленник приходит в себя, с облегчением сел рядом, приговаривая:

— Так-то лучше, рано тебе еще умирать.

— Я поговорю с ним позже. Посади его вместе с нашим скифом, — приказал Ашшуррисау, обратившись к Таргу.

Мар-Зайя, провожая взглядом фигуру старика, легко уместившуюся на плече киммерийца, о чем-то думал, хмурился все больше и больше.

— Боюсь, это были не воры. А если так, они могли забрать то, что мы так долго искали. В любом случае, надо поторопиться и обыскать дом этого негодяя.

— Разойдись! Посторонись! — кричал собравшейся толпе огромный стражник с косматой наполовину белой бородой.

Люди стекались к дому Анкара со всего квартала. Около часа назад в распахнутую калитку вошел сосед, по обыкновению приносивший в это время старику козье молоко. Обнаружив труп — попятился к выходу, позвал на помощь. Прибежала жена соседа, сноха, мать, другие соседи. Мужчины стали совещаться, решать, как поступить, кто пойдет за стражей. Те из женщин, кто посмелее, заглянули во двор любопытства ради и, увидев Гелиодора с размозженным черепом в луже крови, заголосили. После этого стражники пришли сами — десятник и пара солдат с рынка. С опаской войдя внутрь, они нашли там три тела, а так как для Эребуни убийства были редкостью, старший послал за начальником внутренней стражи. Тот появился в сопровождении десятка воинов, приказал подальше убрать горожан, а сам стал разбираться, кого и как убили, чтобы потом доложить о случившемся наместнику Киракосу.

Когда подошли Мар-Зайя, Ашшуррисау и Касий, стражники уже окружили дом, оттеснив людей на другую сторону улицы.

— Что здесь случилось? — поинтересовался Мар-Зайя у стоявшего рядом высокого молодого подмастерья, который без особого труда смотрел через головы. — Что видно-то?

— Семью какую-то ни за что вырезали. Гору трупов оставили. Поговаривают, в городе завелись разбойники, из скифов. Вот теперь они никого и не щадят…. А видно… что видно — мертвяков выносят.

Ашшуррисау встал поближе к Мар-Зайе, зашептал:

— Начальнику стражи я плачу. Потом, что надо, узнаем. Но сейчас его лучше не трогать. Он не очень любит, когда мы встречаемся с ним при свидетелях.

— Потом будет поздно, — не согласился мар-шипри-ша-шарри. — Если они сейчас начнут обыскивать дом и найдут таблички, которые мне нужны, их потом уже не заберешь, они все с царскими печатями.

Тадевос, начальник внутренней стражи Эребуни, человек немолодой, плотный, с большой головой и сильно выдающейся вперед квадратной челюстью, сидел около трупа Санит на корточках, когда один из его стражников подвел к нему Ашшуррисау.

— Командир, тут подошел родственник хозяина дома. Хотел все увидеть своими глазами.

Ассириец при этом придал своему лицу самое горестное выражение и покорно закивал.

— Родственник, говоришь, — не вставая, сухо сказал Тадевос. — Иди-ка погуляй, я хочу поговорить с ним наедине.

Он потянулся к трупу девушки, прикрыл ее оголившуюся грудь и, поразмыслив, произнес:

— Красивая.

— Что тут случилось? Знаешь уже? — Ашшуррисау, едва они остались вдвоем, перестал горевать и теперь смотрел на стражника с легкой улыбкой на устах.

— Тебе это зачем?

— Ты же слышал: я родственник….

— Тогда, может быть, мне забрать тебя в крепость?

— Умный человек никогда не станет рубить то единственное дерево в голой степи, которое даст ему тень в жару.

Стражник недовольно поморщился, но все-таки смирился:

— Не знаю… Все очень странно. На грабеж не похоже. Нашли три трупа: двух мужчин и вот ее, — он показал на Санит. — Это, вроде бы, молодая хозяйка… А вот хозяина нигде нет. Во дворе есть следы еще трех человек: хозяина и, скорей всего, воров. Только что это за воры, если они перерыли весь дом, но даже женские побрякушки не взяли... А ты ведь, наверное, пришел за тем же, что и они? — догадался Тадевос.

— Как думаешь, они нашли то, что искали? — не ответил ему Ашшуррисау.

— Не знаю. Но тайников больше в доме нет.

— А откуда взялись эти трупы?

— Ну с одним все понятно — с тем, что в доме. Его ножом сзади ударили раз десять. Видимо, не ожидал он от хозяина такой прыти… Что с другими — непонятно… Только вряд ли это воры сделали. У парня сломана нога: видно, упал с лестницы… Если только они не сообщники — он и эта девка.

— Не сообщники.

— Откуда тебе знать?

— Этот убитый юноша работал у меня, а с молодой хозяйкой он водил любовные шашни, и в грабеже он не участвовал. Поверь мне на слово. Кто, по-твоему, мог его убить?

— Если все так, как ты сказал, то хозяин и убил… Скажем, к нему наведался кто-то из старых знакомых. Старик ударил его исподтишка, убил и сбежал. Неподалеку отсюда встретил жену, возвращающуюся после ночных похождений. Но устраивать с ней разборки на улице не стал. Был напуган, растерян. Пока добрались домой, успокоился и одновременно завелся: кому понравится, что тебе наставляют рога. Парень отправился на разведку, а старик с женой остались позади дома. Тут супруги повздорили, и как только она отвернулась, он ударил ее по затылку первым попавшимся под руку булыжником. Затем столкнул любовничка с лестницы и, воспользовавшись тем, что тот сломал ногу, размозжил ему череп. Непонятно только, кто и зачем перерыл весь дом...

— Будешь искать старика?

— Само собой. Только почему-то мне кажется, не я один. Кто-то на него еще охотится.

— А ты дай мне знать, если наткнешься на их след. И тем более — если они вдруг сами на тебя выйдут.

Тадевос посмотрел на Ашшуррисау с сомнением:

— Думаешь, и такое возможно?

— Обязательно найди меня и сообщи, когда узнаешь, кто они…