Увертюра к смерти

1

Мисс Прентайс вошла с видом раннехристианской мученицы, насколько, конечно, это позволяла ее одежда, — так потом рассказывал Генри Дине. Аллейну, который никак не мог избавиться от своей привычки оценивать человека по первому впечатлению, она сразу же не понравилась.

Эсквайр немного занервничал и слегка наигранно начал исполнять роль хозяина.

— Так, Элеонора, — сказал он, — вот и ты. Извини, что пришлось просить тебя спуститься. Могу я представить тебе господина Аллейна? Он занимается расследованием этой ужасной истории.

Мисс Прентайс улыбнулась Аллейну сдержанной улыбкой и протянула руку. Казалось, что она чувствует себя не в своей тарелке. Она села на единственный неудобный стул из всех, что были в кабинете.

— Я постараюсь не слишком долго вас задерживать… — начал Аллейн.

— Просто, — сказала мисс Прентайс голосом, от которого у всех остальных возникло ощущение, что тело несчастной мисс Кампанула находится тут же, в этой комнате, — просто я хотела бы в одиннадцать пойти в церковь.

— Сейчас только начало одиннадцатого. Я думаю, у нас полно времени.

— Я отвезу тебя туда, — предложил Генри.

— Спасибо, дорогой, но полагаю, мне лучше пройтись пешком.

— В любом случае, я тоже туда собираюсь, — сказал Джоуслин.

Мисс Прентайс улыбнулась ему. Это была одобрительная, понимающая улыбка, но глядя на нее, Аллейн подумал, что теперь у Джоуслина до конца жизни пропадет охота ходить вместе с мисс Прентайс в церковь.

— Что ж, мисс Прентайс, — сказал он, — мы пытаемся разглядеть луч света сквозь темную массу странных обстоятельств. Нет никакой причины скрывать от вас, что мисс Кампанула была убита из револьвера, который хранился в коробке в этой комнате.

— О Джоуслин! — воскликнула мисс Прентайс. — Какой ужас! Ты же знаешь, дорогой, мы ведь говорили, что вовсе ни к чему хранить тут оружие, не так ли?

— Нет необходимости опять говорить это, Элеонора.

— Почему это было ни к чему, кузина Элеонора? — спросил Генри. — Или ты предвидела, что кто-то может стащить кольт и устроить в рояле смертельную ловушку?

— Генри, дорогой, ну зачем ты так! Мы просто иногда говорили, что, возможно, хранить здесь револьвер не слишком благоразумно.

— Ты сейчас употребляешь редакторское или королевское «мы»?

— Минуточку, — произнес Аллейн, — прошу вас. Прежде чем продолжить нашу беседу, я хотел бы, только потому что в данной ситуации это входит в мои обязанности, посмотреть ваш палец, мисс Прентайс.

— О! Это будет очень болезненно. Боюсь…

— Вы предпочитаете, чтобы доктор Темплетт разбинтовал его?

— Нет-нет. Нет!

— Если вы мне позволите, я могу потом наложить повязку, и довольно прилично.

Мисс Прентайс подняла глаза, и на ее лице появилось необычайно странное выражение, некая смесь лукавства и покорности. Она робко протянула перевязанную руку. Аллейн очень быстро снял бинт, и перед всеми предстал ее палец с довольно истрепанным напальчником, натянутым поверх еще одной повязки. Аллейн сдернул напальчник и снял внутреннюю повязку. Палец был воспаленный, бледный и распухший.

— Скверное положение, — сказал Аллейн. — Вам следует сменить повязку. Доктор Темплетт…

— Я не хочу, чтобы доктор Темплетт дотрагивался до моего пальца.

— Но он мог бы дать вам свежие бинты и новый напальчник.

— У меня есть аптечка первой помощи. Генри, дорогой, можно тебя попросить?

Генри был послан за аптечкой. Аллейн проворными руками снова перевязал палец. Мисс Прентайс наблюдала за ним, сосредоточив свой взгляд на его лице, ни разу не отведя и не опустив глаз.

— Как ловко у вас получается, — проговорила она.

— Надеюсь, повязка продержится некоторое время. Вам нужен старый напальчник?

Она отрицательно покачала головой. Аллейн бросил напальчник в свой карман и был поражен, услышав робкий протестующий возглас, как будто он взял напальчник мисс Прентайс из соображений галантности.

— Вы достойны лучшего вознаграждения, — сказала она.

«Замечательно!» — подумал Аллейн, почувствовав некоторое смущение. Вслух он сказал:

— Мисс Прентайс, я пытаюсь составить нечто вроде расписания действий каждого участника спектакля, начиная с пятницы после полудня до момента трагедии. Вы не могли бы рассказать мне, где вы были в пятницу после полудня?

— Я была в церкви.

— Все время?

— О нет, — тихо ответила Элеонора.

— В котором часу вы там были и когда ушли?

— Я пришла туда в два.

— Вы знаете, когда закончилась служба?

— Это была не служба, — сдержанно произнесла мисс Прентайс.

— Вы там были одна?

— Это была исповедь, — нетерпеливо вставил Генри.

— О, понятно.

Аллейн немного помолчал.

— Был ли там еще кто-либо, кроме вас… и вашего исповедника?

— Нет. Но, выходя оттуда, я встретила бедную Идрис.

— Когда это было?

— Кажется, часы пробили полтретьего.

— Хорошо. А затем?

— Я пошла домой.

— Сразу же?

— Я пошла по верхней дороге.

— Эта дорога идет прямо от церкви?

— Да.

— Вы проходили мимо ратуши?

— Да.

— Вы заходили туда?

— Нет.

— Там в это время кто-нибудь был, как вы думаете?

— Двери были закрыты, — сказала мисс Прентайс. — Я думаю, что только девочки заходили туда примерно на час.

— Были ли ключи в условленном месте? — спросил Аллейн.

Казалось, этот вопрос огорчил и даже шокировал мисс Прентайс.

Генри широко усмехнулся и сказал:

— Ключ только один. Я не знаю, был ли он там в пятницу. Думаю, что был. Дина наверняка знает об этом. Некоторые члены Молодежного общества работали там в пятницу, как уже сказала кузина Элеонора, но из нас — никто. Ключ могли вернуть в дом ректора. Я сам не дошел до ратуши.

— Мисс Прентайс, в каком месте на верхней дороге вы встретили в пятницу днем Генри Джернигэма и Дину Коупленд?

Аллейн заметил, что она затаила дыхание и побледнела. Потом она с укором посмотрела на Генри и сказала:

— Боюсь, что я не помню.

— Я помню, — сказал Генри. — Это было на крутом изгибе над пешеходным мостом. Ты вышла из-за поворота.

Она опустила голову. Генри смотрел на нее, как будто призывал говорить.

«С этой встречей связано что-то очень неприятное», — подумал Аллейн и спросил:

— Как долго вы беседовали с остальными, прежде чем вернуться в Пен-Куко?

— Недолго.

— Минут пять, я думаю, — опять вставил Генри.

— И когда вы добрались до дома?

— Примерно в половине четвертого. Точно не помню.

— Вы еще раз выходили в пятницу, мисс Прентайс?

— Нет, — ответила мисс Прентайс.

— Вы были в доме? Извините, что беспокою вас всеми этими вопросами, но, видите ли, я действительно хочу знать точно, что делал в пятницу каждый.

— Я была в своей комнате, — сказала она. — Есть две молитвы, которые отец Коупленд посоветовал нам читать после исповеди.

— О, понимаю, — в некотором смущении произнес Аллейн.

2

Аллейн продолжал. С каждым вопросом мисс Прентайс становилась все больше похожа на терпеливую мученицу, но ему удалось получить от нее довольно много информации. В субботу, в день спектакля, она провела утро в ратуше вместе с остальными. Она ушла, когда ушли все, и вместе с Джоуслином и Генри вернулась в Пен-Куко на обед. До вечера она больше не выходила и провела все оставшееся время в своей гостиной. Она вспомнила, как разбудила эсквайра, когда подошло время чая. После чая она вернулась к себе в комнату.

— Вчера утром вы все были в ратуше? — спросил Аллейн. — Кто пришел туда первым?

— Дина Коупленд, пожалуй, — быстро ответил Джоуслин. — Когда мы пришли, она уже была там. Она всегда приходила первой.

Аллейн отметил это у себя в блокноте и продолжал:

— Кто-нибудь из вас обратил внимание на положение и внешний вид рояля?

При упоминании о рояле все Джернигэмы, казалось, пришли в замешательство.

— Мне кажется, что да, — тихим голосом произнесла мисс Прентайс. — Он стоял там же, где стоял во время спектакля. Вероятно, девушки сделали драпировку и поставили горшки с цветами в пятницу. Я рассматривала его довольно подробно, так как… я должна была играть на нем.

— Боже милосердный! — воскликнул эсквайр. — Я вспомнил. Ты бренчала какую-то жуткую мелодию.

— Джоуслин, дорогой, прошу тебя! Я только дотронулась до клавиш — правой рукой. Не левой, — сказала мисс Прентайс со своей сверхкроткой улыбкой на устах.

— Это было вчера утром, не так ли? — спросил Аллейн. — Теперь, мисс Прентайс, прошу вас, постарайтесь вспомнить. Когда вы испытывали рояль, вы совсем не пользовались левой педалью?

— О, теперь я и сама хотела бы это знать. Дайте подумать. Итак, я села за рояль. Полагаю, я пользовалась левой педалью. Мне всегда казалось, что с левой педалью музыка звучит гораздо приятнее. Да, пожалуй, вне всякого сомнения, я пользовалась левой педалью.

— В это время кто-нибудь находился поблизости? — спросил Аллейн.

Мисс Прентайс бросила на него укоризненный взор.

— Идрис, — прошептала она. — Мисс Кампанула.

— Стоп, минутку! — воскликнул Джоуслин. — Я все вспомнил. Элеонора, ты села и что-то бренчала одной рукой, а затем мисс Кампанула подошла и спросила, почему ты не испробуешь левую педаль, чтобы посмотреть, как она работает.

— Она это сказала, — тихо произнес Генри. — И, конечно, только так она могла бы поступить.

— А ты встала и ушла, — сказал эсквайр. — Старушка Камп… ну, Идрис Кампанула… издала короткий смешок, плюхнулась на стул и…

— Полились звуки прелюдии! — закричал Генри. — Ты абсолютно прав, отец. Бом. Бом! Бом!! А затем она нажала на левую педаль. Вот так, сэр, — добавил он, повернувшись к Аллейну. — Я наблюдал за ней. Я ручаюсь за это.

— Хорошо, — сказал Аллейн. — Идем дальше. Это было вчера утром. В котором часу?

— Как раз перед тем, как мы ушли, — ответил Генри. — Примерно в полдень.

— И… я знаю, что мы уже говорили об этом, но это важно… Вы ушли оттуда все вместе?

— Да, — сказал Генри. — Мы втроем уехали на машине. Я помню, как Дина хлопнула задней дверью как раз в тот момент, когда мы отъезжали. К этому времени все начали расходиться.

— И никто из вас больше не возвращался в ратушу до вечера? Понятно. Когда вы пришли без четверти семь, вы нашли там мисс Коупленд?

— Да, — сказал Джоуслин.

— Где она стояла?

— На сцене, со своим отцом, ставила цветы в вазы.

— Занавес был задернут?

— Да.

— Что вы все начали делать?

— Я пошел в свою уборную, — сказал эсквайр.

— Я остался в комнате отдыха и немного поболтал с Диной, — улыбнулся Генри. — Ее отец был на сцене. Через минуту-другую я тоже прошел в мою уборную.

— Вот! — выкрикнул Джоуслин и свирепо посмотрел на мисс Прентайс.

— Что, дорогой?

— Эти девушки хихикали перед входом в ратушу. А что, если кто-либо из них решил устроить такую проделку с роялем?

— Отец, дорогой! — укоризненно произнес Генри.

— Им было строго-настрого запрещено прикасаться к инструменту, — сказала мисс Прентайс.

— Когда пришли остальные? Доктор Темплетт и миссис Росс, например? — спросил Аллейн.

— Они пришли не раньше половины восьмого, — ответил Генри. — Дина страшно волновалась, и мы все тоже. В конце концов она позвонила миссис Росс в коттедж. Прошла тысяча лет, пока мы дозвонились. Телефон в ратуше — спаренный с телефоном в доме ректора, и мы сначала долго вертели ручку, пока у ректора не сняли трубку, и, наконец, когда нас соединили с домом миссис Росс, никто не ответил. Мы подумали, что она уже вышла.

— Она пришла вместе с доктором Темплеттом?

— О да, — прошептала мисс Прентайс.

— Телефон находится в вашей уборной, господин Джернигэм, не так ли?

— Нашей с Генри. Мы все там были рядом с телефоном.

— Конечно, — сказал Аллейн.

Он внимательно вглядывался в их лица. Наступившую тишину нарушил звон воскресных утренних колоколов. Мисс Прентайс встала.

— Большое вам спасибо, — сказал Аллейн. — Думаю, я понял, что вы делали эти два дня. В пятницу после полудня мисс Прентайс ходила в церковь, господин Джернигэм был на охоте, господин Генри Джернигэм отправился на прогулку. Возвращаясь из церкви, мисс Прентайс встретила господина Генри и мисс Коупленд, которые сами случайно встретились на Топ-лейн. Было около трех часов пополудни. Господин Генри Джернигэм вернулся домой окольной дорогой, а мисс Прентайс той же верхней дорогой. Мисс Прентайс прошла в свою комнату. В пять часов у вас была репетиция в этой комнате, и все видели револьвер. Вы все втроем ужинали дома и после этого больше никуда не выходили. В пятницу после полудня несколько ваших помощников из Молодежного общества работали в ратуше примерно в течение часа, но, похоже, в половине третьего, когда мимо проходила мисс Прентайс, они уже закончили. В субботу, то есть вчера утром, доктор Темплетт и миссис Росс заезжали сюда за галстуком. Вы все пошли в ратушу, а вы, сэр, поехали в Грейт-Чиппинг. Вы все вернулись на обед домой. К этому времени рояль был уже задрапирован и уставлен горшками с геранью. После обеда господин Генри Джернигэм гулял. Насколько мне известно, только доктор Темплетт и миссис Росс заходили в ратушу вчера после обеда. Без четверти семь вы все пришли туда на спектакль.

— Превосходно, сэр, — сказал Генри.

— О, я все это записал, — сказал Аллейн. — Моя память не слишком надежна. Теперь что касается ваших нот, мисс Прентайс. Когда вы поставили их на рояль?

— О, в субботу утром, конечно.

— Понятно. До этого они находились здесь?

— О нет, — сказала мисс Прентайс, — не здесь, знаете ли.

— Тогда где же?

— В ратуше, естественно.

— Они всегда там находятся?

— О нет, — сказала она, очень широко раскрыв глаза, — зачем же?

— Я понятия не имею. Когда вы отнесли их в ратушу?

— В четверг вечером, для генеральной репетиции, разумеется.

— Понятно. Вы играли на генеральной репетиции?

— О нет.

— Боже милосердный! — воскликнул Джоуслин. — Почему, черт возьми, ты не можешь говорить по существу, Элеонора? Она хотела играть в четверг вечером, но ее палец был, как тухлая сосиска, — объяснил он Аллейну.

Мисс Прентайс одарила Аллейна мученической улыбкой, слегка покачала головой, глядя на перевязанный палец, и с беспокойством посмотрела на часы.

— Гм, — грустно произнесла она.

— Итак, — рассуждал Аллейн, — ноты находились в ратуше, начиная с четверга, и вы поставили их на подставку вчера утром. И никто из вас не заходил в ратушу до начала спектакля. Хорошо.

— Что ж… — сказала мисс Прентайс, — я думаю, мне нужно… Джоуслин, дорогой, это первый колокол, не так ли?

— Прошу прощения, — перебил ее Аллейн, — но мне хотелось бы, если можно, поговорить с вами наедине, мисс Прентайс. Может быть, вы позволите мне отвезти вас туда. Или же…

— О! — Мисс Прентайс выглядела очень взволнованной. — Спасибо. Я думаю… я предпочла бы… Боюсь, что я действительно не могу…

— Кузина Элеонора, — сказал Генри, — я тебя отвезу, папа тебя отвезет или господин Аллейн тебя отвезет. Ты даже сама могла бы себя отвезти. Сейчас только без двадцати пяти минут одиннадцать, и нужно не больше десяти минут, чтобы дойти до церкви пешком. Так что ты можешь спокойно уделить господину Аллейну еще четверть часа.

— Боюсь, я очень взволнованна, и видите ли, я должна провести несколько спокойных минут перед…

— Послушай-ка, Элеонора, — раздраженно сказал эсквайр. — Идет расследование убийства. О боже, убита твоя лучшая подруга, моя дорогая, и когда дело в самом разгаре, черт побери, ты собираешься улизнуть в церковь.

— Джоуслин!

— Правильно, отец, — одобрительно кивнул Генри. — Мы все должны поговорить с господином Аллейном.

3

— Видите ли, — сказал Аллейн, — я думаю, что вы не до конца осознаете ваше положение. Вам не приходило на ум, что вы должны были стать жертвой?

— Это слишком ужасная мысль, — ответила мисс Прентайс.

— Я знаю, но вы не можете пройти мимо этого. Где-то в ваших краях есть убийца, и насколько можно понять, его первая попытка была неудачной. Это был фантастический и ужасный провал. Вы должны осознать это для вашего собственного, а не для общественного блага. Я уверен, что вы хотите нам помочь.

— Я считаю, что лучшая помощь — это молитва, — сказала мисс Прентайс.

— Да, — медленно произнес Аллейн. — Я вас могу понять. Но по роду деятельности я должен задавать вопросы, и я спрашиваю вас со всей серьезностью: считаете ли вы, что у вас есть злейший враг среди окружающих вас людей?

— Я не могу думать так ни про кого из них.

Аллейн посмотрел на нее взглядом, в котором легко можно было прочитать отчаяние. Она отказалась сесть, когда они остались одни, беспокойно переминалась, стоя посередине комнаты, периодически смотрела в окно на долину, а звон колоколов наполнял ее лихорадочным нетерпением.

Аллейн, высокий, полный решимости, стоял между Элеонорой и окном и старался сконцентрировать на ней всю свою волю. Его мысли были подобны острому копью, которым он пытался поразить ее.

— Мисс Прентайс. Прошу вас, посмотрите на меня.

Ее взгляд забегал. Она неохотно глянула на Аллейна. Умышленно не говоря ни слова до тех пор, пока не почувствует, что полностью завладел ее вниманием, он смотрел ей в глаза. Затем он проговорил:

— Я не могу силой вытягивать из вас информацию. Вы свободная личность. Но задумайтесь на минуту о вашем положении. Вы случайно избежали смерти. Если бы вы настояли вчера вечером на том, чтобы играть на рояле, вы сейчас были бы убиты. Я собираюсь повторить вам список имен. Если в ваших отношениях с кем-либо из этого списка есть что-то, что помогло бы мне в расследовании, спросите себя, не стоит ли рассказать мне об этом. Вот эти имена: господин Джоуслин Джернигэм, его сын, Генри Джернигэм, ректор, господин Коупленд…

— Нет! — закричала она. — Нет! Никогда! Никогда!

— Его дочь, Дина Коупленд, — продолжал Аллейн. — Миссис Росс…

Он заметил, как немного сузились ее бледные глаза.

— Доктор Темплетт…

Она уставилась на него, как загипнотизированный кролик.

— Ну что ж, мисс Прентайс, что вы думаете о миссис Росс и докторе Темплетте?

— Я не могу никого обвинять. Пожалуйста, разрешите мне уйти.

— У вас когда-нибудь были разногласия с миссис Росс?

— Я с ней почти не разговариваю.

— А с доктором Темплеттом?

— Я предпочитаю не обсуждать доктора Темплетта, — сказала она, едва дыша.

— В конце концов, — заметил Аллейн, — он спас вам жизнь. Он убедил вас отказаться от игры на рояле.

— Я полагаю, Бог посчитал целесообразным использовать его в качестве средства моего спасения.

Аллейн открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Наконец, он произнес:

— В ваших интересах рассказать мне все. У миссис Росс есть причины воспринимать вас как врага?

Она облизала губы и ответила ему с поразительной бодростью:

— Я думаю только то, что при виде ее должен думать каждый порядочный человек. Прежде чем она заставит замолчать голос совести, ей придется убить дюжину христианских душ.

— Одной из которых была мисс Кампанула?

Она посмотрела на него отсутствующим взглядом, но потом он увидел, что она поняла его слова.

— Вот почему он не разрешал мне играть, — прошептала она.

Возвращаясь, Аллейн свернул с Вэйл-роуд и проехал мимо церкви к ратуше. Семь машин выстроились у ворот церкви Святого Жиля, и он заметил жителей деревни, направлявшихся в храм со стороны церковного кладбища.

«Сегодня утром полно народу», — уныло подумал Аллейн.

Внезапно он остановил машину около ратуши, вышел и вернулся к церкви пешком.

«Дьявол берет отпуск», — подумал он и присоединился к потоку прихожан.

Ему удалось избежать приставаний церковного служителя и проскользнуть на свободное место в заднем ряду. Он сел, обхватив колени своими длинными руками. Его суровый профиль выделялся на фоне холодного света, исходившего из открытой двери.

Это была красивая церковь, и Аллейн, преодолев первое неприятное ощущение, неотделимое от церковного запаха, и увидев такое количество людей с одухотворенным выражением на лицах, нашел удовольствие в созерцании спокойной твердости камня, формы которого были призваны выражать идею поклонения Богу. Колокол перестал звонить. Минуты три неясно гудел орган, прихожане встали, и вслед за хором в церковь вошел господин Коупленд.

Как и любой человек, видевший его в первый раз, Аллейн был поражен внешним видом ректора. Служба представляла собой хоровой благодарственный молебен, и на ректоре была великолепная мантия, которая торжественно блестела при свете зажженных свечей. Его серебряные волосы, необычайное совершенство черт лица, крайняя бледность и высокий рост навели Аллейна на мысль об актере, идеально подходящем для исполнения ролей служителей церкви. Но когда подошло время короткой проповеди, Аллейн понял: перед ним простой и довольно заурядный человек, не отличающийся особой оригинальностью. Это была скромная, но очень искренняя проповедь. Ректор говорил о молитвах за упокой душ умерших и объяснял своим прихожанам, что в учении их церкви нет ничего, что запрещало бы такие молитвы. Он побуждал их просить Бога о мире для всех душ, ушедших в мир иной безвременно или путем насилия, и рекомендовал медитацию и тщательное исследование собственных сердец, чтобы в них не нашлось приюта для злобы или негодования.

Служба шла своим чередом. Аллейн посмотрел в глубь церковного придела и увидел девушку в темной одежде, так сильно похожую на ректора, что у Аллейна не оставалось сомнений в том, что это была Дина Коупленд. Она не отрываясь смотрела на отца, и в ее глазах Аллейн прочитал беспокойство и любовь.

Мисс Прентайс было легко найти, так как она сидела в первом ряду. Она встала с сиденья и опустилась на колени — это почему-то напомнило Аллейну шарик для пинг-понга на струе воды. Коленопреклоненная старая дева часто-часто крестилась. Эсквайр сидел рядом с ней. Его шея была красной и напряженной, что говорило о его неуверенности в себе. Гораздо ближе к Аллейну сидела женщина, которую можно было назвать самой модной леди во всем приходе. Опытные детективы могут многое понять о человеке по его одежде. Эта женщина была одета безупречно. По выбору наряда и манере его носить она была похожа на француженку. Он мог видеть только ее тонкий профиль и прекрасно уложенные волосы соломенного цвета. Но через несколько секунд, как будто почувствовав, что на нее кто-то смотрит, она повернула голову, и он увидел ее лицо. Живые черты, красивые, но жесткие глаза, и во взгляде спокойствие и даже некоторая веселость. Эти светлые глаза посмотрели на него, задержались на нем с безошибочной осторожностью на какую-то долю секунды, а затем женщина отвернулась. Ее рука в роскошной перчатке пригладила волосы.

«Типичный взгляд кокетки», — подумал Аллейн.

Под звуки гимна он покинул церковь.

4

Он пересек дорогу, ведущую к ратуше. Сержант Роупер был на дежурстве у калитки и, заметив Аллейна, быстро принял положение «смирно».

— Итак, Роупер, как давно вы здесь находитесь?

— Я сменил час назад констебля Файфа, сэр. Шеф прислал его сюда почти сразу же после вашего ухода. Около семи тридцати, сэр.

— Кто-нибудь здесь был?

— Мальчишки, — сказал Роупер. — Кружились тут, как осы. Храбрые, безобразники, с этим юным Биггинсом во главе. Болтал тут с этаким чванством, что вы чуть не приняли его за убийцу, и делал вид, что знает тайн не меньше, чем сам Господь Бог. Я урезонил его немного, а затем мать увела его в церковь. Господин Батгейт фотографировал здание и попросил меня передать вам, сэр, что заглянет еще через пару минут.

— Понятно, — проворчал Аллейн.

— И доктор тоже был здесь, причем очень огорченный. Похоже, вчера вечером он оставил один из своих ножей для вскрытия в ратуше и хотел пойти за ним, чтобы разрезать палец на ноге самого младшего Каина. Я вошел вместе с доктором, но ножа нигде не было, даже в карманах его пиджака, что является довольно странным местом для обнаженного лезвия, такого острого, что оно может проникнуть вам в кишки. Доктор был очень обеспокоен этой потерей и ушел, не говоря ни слова.

— Понятно. Кто-нибудь еще?

— Ни души, — сказал Роупер. — Я думаю, ректор упомянул сегодня о происшедшем в своей проповеди, сэр. Он не мог этого избежать, ведь он считает своей работой нести людям слово Божие перед лицом несчастья.

— Он немного коснулся этого, — согласился Аллейн.

— Дело темное, и он, должно быть, был не слишком красноречив, тем более что вообще довольно застенчив.

— Я хотел бы осмотреть ратушу снаружи.

— Очень хорошо, сэр.

Аллейн прохаживался вокруг здания, не отрывая глаз от посыпанной гравием тропинки. Роупер следил за ним печальным взглядом до тех пор, пока Аллейн не исчез из виду. Аллейн подошел к задней двери, не заметил ничего интересного и повернул к пристройкам. И здесь, в узкой щели между двумя стенами, он увидел гвоздь, на котором, по-видимому, вчера висел ключ. Он продолжил свои поиски и наконец подошел к окну, где и остановился.

Он вспомнил, что вчера вечером, прежде чем уходить из ратуши, они закрыли это окно. Было очевидно, что это единственное окно, которое вообще открывалось. Остальные плотно запечатала скопившаяся за много лет сажа. Аллейн посмотрел на стену под этим окном. Поверхность камня обветрилась и истерлась во многих местах, а на земле рядом с фундаментом он нашел свежие следы. Между посыпанной гравием тропинкой и торцом здания зеленела узкая полоска травы. На ней был заметен прямоугольный отпечаток, который, к счастью, не исчез окончательно после сильного ночного дождя. Внутри отпечатка он обнаружил несколько больших следов и два поменьше. Аллейн вернулся к постройке, напоминавшей сарай, и принес старый ящик. На нем были следы мокрой земли. Он положил ящик на отпечаток в земле и увидел, что все точно совпадает. Аллейн принялся детально изучать ящик, внимательно вглядываясь в соединения и трещины в грубом дереве. Через несколько минут он начал что-то насвистывать. Он достал из кармана пинцет и из трещины вдоль края вытащил маленький красный кусочек какой-то упругой материи, потом нашел еще два лоскутка, забившихся внутрь дерева и зацепившихся на выступающем гвозде. Аллейн положил это все в конверт и запечатал его. Поставив ящик на место, он стал измерять расстояние от него до подоконника.

— Доброе утро, — произнес голос у него за спиной. — Вы, должно быть, детектив.

Аллейн поднял глаза и увидел Найджела Батгейта, перегнувшегося через каменный забор, отделявший территорию ратуши от тропинки.

— Какая, должно быть, у вас интересная жизнь, — продолжал Найджел.

Аллейн не ответил. Небрежным движением он отпустил защелку на стальном измерителе. Она отлетела вниз.

— Ага, застали врасплох, — заметил Найджел.

— Попридержите язык, — довольно мягко сказал Аллейн. — Идите-ка сюда.

Найджел перепрыгнул через стену.

— Подержите вот так измеритель. Не дотрагивайтесь до ящика, если сможете.

— Было бы приятно узнать почему.

— Пять футов три дюйма от ящика до подоконника, — сказал Аллейн. — Слишком много для Джорджи, и в любом случае мы знаем, что он этого не делал. Это забавно.

— Уморительно.

— Подойдите к следующему окну, Батгейт, уцепитесь за подоконник и подтянитесь. Если сможете.

— Только если вы мне скажете зачем.

— Скажу через минуту. Поторопитесь. Я хочу покончить с этим до того, как множество благочестивых прихожан увидят нас. Вы можете это сделать?

— Послушайте, шеф. Сегодня вам повезло. Посмотрите на эти бицепсы. Три месяца назад я был такой же хилый, как вы. Пройдя самостоятельный курс…

Найджел ухватился за подоконник, резко подтянулся и ударился о подоконник макушкой.

— Великая сила торжествует победу, — сказал Аллейн. — Теперь постарайтесь найти точку опоры.

— Чтоб вас! — пробормотал Найджел, царапая ботинками по стене.

— Достаточно. Я иду в ратушу. Когда я крикну оттуда, я хочу, чтобы вы повторили это выступление. Но только на этот раз не нужно биться головой.

Аллейн вошел в ратушу, открыл второе окно на два дюйма и подошел к роялю.

— Давайте!

Очертания головы и плеч Найджела показались из-за запотевшего стекла. В открытой щели появились его воротник и галстук. Аллейн смог разглядеть его лицо.

— Хорошо.

Найджел исчез. Аллейн вышел из ратуши.

— Вы что, играете в прятки? — сердито спросил Найджел.

— Что-то в этом роде. Я видел вас за окном. Да, — продолжал Аллейн, изучая при этом стену, — леди воспользовалась ящиком. Мы будем оберегать этот ящик.

— В конце концов, я могу спуститься?

— Прошу прощения. Конечно. Как голова?

— Чертовски болит.

— Но, я уверен, все такая же шальная. Теперь я все объясню.