Увертюра к смерти

1

В субботу вечером, двадцать седьмого ноября, в десять минут восьмого, ратуша была пропитана запахами развешанных по стенам вечнозеленых растений и мокрых плащей. Члены Молодежного общества, подгоняемые и понукаемые мисс Кампанула, заранее продали все билеты, поэтому, несмотря на ужасную погоду, все места были заняты. Даже некоторые жители Мортон-парка пришли вместе со своими домочадцами и заняли самый неудобный ряд, по два шиллинга за место. За ними сидели церковные служители, включая господина Проссера, аптекаря из Чиппинга, и господина Блэндиша, суперинтенданта полиции, — оба они являлись церковными старостами. Был здесь и Женский институт со своими мужьями и детьми. Еще дальше разместилась хихикающая фаланга девушек из Молодежного общества, которым не было поручено распространять программки, а за ними, на самых дальних рядах, сидела пропахшая потом и хлевом фермерская молодежь. У входа мисс Кампанула поставила Роупера, сержанта из полицейского участка Чиппинга и по совместительству церковного служителя. В его обязанности входило проверять билеты и усмирять задние ряды, которые имели тенденцию громко гоготать и кидаться бумажными шариками в своих подружек. В четвертом ряду, с краю, слева от прохода, сидел Джорджи Биггинс со своими родителями. Казалось, его нисколько не расстроило изгнание из-за кулис. Волосы на его круглой голове были прилизаны, розовые щеки блестели, и в черных круглых, как две пуговицы, глазах, не мигая смотревших на рояль, светился дьявольский огонек.

Рояль, которому вскоре предстояло завоевать дурную славу, стоял под сценой напротив прохода. На одной из множества фотографий, которые в понедельник двадцать девятого ноября появятся в газетах, будет изображен этот уже почти музейный экспонат: деревенский домашний рояль девятнадцатого века, драпированный шелковой тканью с огромной дыркой впереди. У него будет очень величественный вид. Его захочется сравнить со старой девой в ветхом, изъеденном молью наряде, все еще стремящейся подчеркнуть свое аристократическое происхождение, но ведущей не соответствующий этому образ жизни. Это впечатление усиливалось от стоявших в ряд пяти горшков с геранью, поставленных на ткань, натянутую по всему верху инструмента на месте откинутой назад крышки, крепко закрепленную у краев канцелярскими кнопками и ниспадающую, как гирлянды, по бокам, и как балдахин — спереди инструмента. В десять минут восьмого на резной подставке для нот чуть ниже балдахина появились ноты «Венецианской сюиты» мисс Прентайс, тоже довольно потрепанные, но в полной боевой готовности.

В программках рассказывалось о цели этого представления, излагалась краткая история жизни старого рояля, выражалась благодарность Джоуслину Джернигэму, эсквайру из Пен-Куко, за его великодушное предложение добавить необходимую сумму для покупки нового инструмента. Старый рояль в этот вечер стал предметом всеобщего внимания.

Ровно в восемь часов, бледная и дрожащая от страха и волнения, Дина включила свет на сцене. Сержант Роупер по этому сигналу перегнулся через последний ряд, занимаемый молодежью, и выключил свет в зале. Звуки из темного зрительного зала свидетельствовали о том, что публика пребывает в состоянии предвкушения чего-то приятного.

Огни импровизированной рампы загорелись. После минутной паузы, во время которой в зале раздавались многочисленные «Тсс!», чья-то невидимая рука отвела в сторону занавес, и на сцену вышел ректор. Во втором ряду раздались бурные аплодисменты, и репортер из «Чиппинг курьер» достал свой блокнот и ручку.

Лучшая сутана господина Коупленда позеленела на складках, носки его ботинок загнулись вверх, потому что он постоянно забывал вставлять в них распорки. Он был не более чем скромный приходский священник, хотя и с красивой внешностью. Но, искусно освещенный снизу, он выглядел великолепно. У него была голова средневекового святого, строгая и красивая, отчетливо выделявшаяся, подобно камее, на фоне ее собственной тени.

— Ему следовало стать епископом, — сказала старая миссис Каин своей дочери.

За кулисами Дина бросила последний взгляд на декорации и актеров. Эсквайр, прекрасно смотревшийся в брюках гольф и хорошо загримированный, стоял на своем месте на сцене с телеграммой в руке. Генри стоял внизу, у входа в суфлерскую будку, и очень нервничал. Дина держала в руке велосипедный звонок.

— Не снимайте трубку, пока звонок не прозвенит дважды, — прошептала она Джоуслину.

— Хорошо, хорошо.

— Всем лишним покинуть сцену, — строго сказала Дина. — Объявляю готовность номер один.

Она вошла в суфлерскую будку, взялась рукой за складки занавеса и стала слушать, что говорит отец.

— …Итак, вы видите, — говорил ректор, — что старый рояль представляет собой почти исторический экспонат, и я уверен, что вам будет приятно узнать: этому старому другу будет предоставлено почетное место в маленькой комнате отдыха за сценой.

Раздались сентиментальные аплодисменты.

— У меня есть еще одно объявление. Как вы поняли из программок, мисс Прентайс из Пен-Куко, кроме участия в спектакле, должна сегодня вечером исполнять на рояле увертюру и играть в антракте. Я вынужден с сожалением вам сообщить, что мисс Прентайс… э-э… поранила палец, который… я должен с сожалением сказать… все еще доставляет ей много неприятностей. Мисс Прентайс, со свойственным ей мужеством и бескорыстием… — ректор сделал выжидательную паузу, и мисс Прентайс была награждена взрывом аплодисментов, — очень стремилась не разочаровать вас и готовилась, до последней минуты, играть на рояле. Однако так как после этого она должна исполнять одну из главных ролей в пьесе, а из-за руки чувствует себя не совсем здоровой, она… э-э… доктор Темплетт… э-э… запретил ей… садиться за инструмент.

Ректор опять сделал паузу, во время которой зрители спросили себя, должны ли они аплодировать высокому авторитету доктора Темплетта, и, подумав, решили, что не стоит.

— Я уверен, что, несмотря на то, что вы немного разочарованы, вы посочувствуете мисс Прентайс, ведь мы все знаем, что не следует ослушиваться докторов. Но я счастлив сообщить, что музыка у нас все-таки будет… и очень хорошая музыка. Мисс Идрис Кампанула любезно согласилась играть для нас. Я считаю, что этот поступок мисс Кампанула является особенно великодушным, и хотел бы вас попросить выразить свою признательность по-настоящему…

Оглушительные аплодисменты не дали ректору закончить фразу.

— Мисс Кампанула, — завершил свою речь господин Коупленд, — будет исполнять прелюдию Рахманинова до диез минор. Мисс Кампанула!

Он вывел ее из-за кулис, помог ей спуститься по ступенькам к роялю и вернулся на сцену через боковой занавес.

Идрис Кампанула была просто великолепна, когда принимала со строгим поклоном аплодисменты, интимно улыбалась ректору, аккуратно спускаясь по ступенькам, и, повернувшись спиной к публике, садилась за рояль. Она была великолепна, когда снимала с пюпитра «Венецианскую сюиту» и, ставя на ее место знаменитую прелюдию, раскрывала ее мастерским движением, а затем поднимала пенсне со своей шелковой груди, очень похожей на шелковую грудь рояля. Мисс Кампанула и старый рояль, казалось, в этот момент очень хорошо понимали друг друга. Спина мисс Кампанула выгнулась, а грудь выпятилась вперед, насколько позволял корсет. Затем она наклонила голову так, что ее нос оказался на расстоянии трех дюймов от клавиш, и ее левая рука приподнялась и замерла над басами. И затем опустилась. Бом. Бом! Бом!!

Три знакомых торжественных аккорда. Мисс Кампанула сделала короткую паузу, затем, приподняв свою большую левую ступню, опустила ее на левую педаль.

2

Многоголосый крик разорвал воздух. Казалось, в мире есть только этот крик — жуткий, душераздирающий крик. Зал, внезапно наполнившийся пылью, также наполнился еще каким-то невыносимым звуком. Когда пыль осела, весь этот ад кромешный стал приобретать более ясные очертания. Женщины продолжали кричать. Раздавались звуки царапающих по полу стульев. Вечнозеленые ветки попадали со стен. Рояль гудел, как гигантский волчок.

Мисс Кампанула упала головой вперед. Ее лицо скользнуло по нотам, которые прилипли к нему. Очень медленно и бесшумно она начала валиться немного боком на клавиши инструмента, ударив через несколько мгновений по басам, зазвучавшим долгим финальным диссонансом. Она так и осталась в этой позе, которая напоминала пародию на находящегося в экстазе виртуоза. Она была мертва.

3

Леди Эпплбай, сидевшая ближе всех к роялю, повернулась к своему мужу, как будто хотела о чем-то его спросить, и потеряла сознание.

Джорджи Биггинс издал пронзительный крик таким высоким голосом, что он походил на свист.

Ректор выскочил из-за занавеса и сбежал по ступенькам к инструменту. Он посмотрел на лежавшую головой на клавишах мисс Кампанула, заломил руки и поднял глаза на зал. Его губы шевелились, но не было слышно ни слова.

Дина вышла из суфлерской будки и остановилась, а словно ее пригвоздили к месту. Она склонила голову, и казалось, будто она находится в состоянии глубокой медитации. Затем она развернулась, спотыкаясь, подошла к занавесу и исчезла за ним с криком: «Генри! Генри!» Доктор Темплетт вышел в своем жутком гриме, подошел к ректору, дотронулся до его руки, а затем спустился к роялю. Он нагнулся, повернувшись спиной к зрителям, с минуту постоял в такой позе и затем резко выпрямился. Он посмотрел на ректора и едва заметно покачал головой.

Господин Блэндиш, сидевший в третьем ряду, пробрался к проходу и приблизился к сцене. Он громко спросил полицейского:

— Что это было?

Зал услышал его голос и затих. Затем раздался голос господина Проссера, местного органиста:

— Это была пушка. Вот что это было. Револьвер.

Господин Блэндиш был не в полицейской форме, но одет тем не менее как представитель власти. Он осмотрел рояль и поговорил с доктором Темплеттом. С одной стороны сцены стояла ширма, закрывавшая угол между сценой и стеной. Блэндиш и Темплетт перенесли ее и загородили рояль.

Ректор поднялся по ступенькам на сцену и обратился с речью к своим прихожанам.

— Мои дорогие, — сказал он дрожащим голосом, — произошел ужасный несчастный случай. Я прошу всех вас спокойно разойтись по домам. Роупер, откройте, пожалуйста, дверь.

— Одну минуту, — быстро проговорил Блэндиш. — Одну минуту, если вы позволите, сэр. Этим должна заниматься полиция. Чарли Роупер, оставайтесь около этой двери. У вас есть с собой блокнот?

— Да, сэр, — ответил сержант Роупер.

— Прекрасно.

Господин Блэндиш повысил голос и проревел:

— При выходе я прошу вас назвать свои имена и адреса сержанту Роуперу. Тех, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к этому представлению, — продолжал он без нотки иронии в голосе, — или если кто принимал участие в оформлении и других подготовительных работах, я прошу немного задержаться. Теперь спокойно проходите к двери и, пожалуйста, не устраивайте толкучки. Сначала выходит последний ряд, за ним — остальные. Оставайтесь на местах, пока не подойдет ваша очередь. — Затем он обратился к ректору: — Я был бы вам очень признателен, сэр, если бы вы пошли к задней двери и проследили, чтобы никто из нее не выходил. Если ее можно запереть и у вас есть ключ, то сделайте это. Теперь, с вашего позволения, мы поднимем занавес. Покажите мне, где телефон. Он, кажется, в комнате за сценой? Очень вам признателен.

Блэндиш прошел мимо Дины и Генри, которые стояли рядом за кулисами.

— Добрый вечер, господин Джернигэм, — сказал суперинтендант. — Вы не будете против, если мы поднимем занавес?

— Конечно, — ответил Генри.

Занавес поднялся неровными толчками, открыв для еще остававшихся в зале людей четверых: Джоуслина Джернигэма, Селию Росс, Элеонору Прентайс и ректора, который уже вернулся от задней двери с ключом в руке.

— Я не могу поверить в это, — говорил ректор. — Я просто не могу поверить в случившееся.

— Ее убили? — резко спросила миссис Росс очень высоким и громким голосом.

— Я… я не могу поверить… — повторял господин Коупленд.

— Но послушайте, Коупленд, — прервал его эсквайр, — я не знаю, черт побери, что тут все думают. Выстрел в голову! Что вы на это скажете? Кто-то должен был что-нибудь заметить! Невозможно выстрелить человеку в голову в полном зале и остаться незамеченным.

— Такое впечатление, что стреляли из… из…

— Откуда же, ради всего святого?

— Из рояля, — упавшим голосом проговорил ректор. — Мы не должны ни до чего дотрагиваться. Но похоже, что выстрел действительно был произведен изнутри рояля. Вы все видите дыру в шелке.

— Боже праведный! — воскликнул Джоуслин.

Он с раздражением посмотрел на мисс Прентайс, которая качалась из стороны в сторону, как марионетка, и стонала без перерыва.

— Ну успокойся же, Элеонора! — сказал эсквайр. — Эй! Темплетт!

Доктор Темплетт опять находился у рояля, но вышел из-за ширмы и раздраженно спросил:

— Что?

— Она убита выстрелом в голову?

— Да.

— Каким образом?

— Изнутри рояля.

— Я никогда не слышал о подобных вещах, — сказал Джоуслин. — Я хочу посмотреть.

— Да. Но мне кажется, — возразил доктор Темплетт, — что вам не стоит этого делать. Этим должна заниматься полиция.

— Да, а вы?

— Я медицинский эксперт нашего полицейского участка.

— О господи, конечно, — согласился эсквайр и, тут же вспомнив, добавил: — А я исполняю обязанности начальника полиции графства.

— Извините, — сказал доктор. — Я совсем забыл.

Но возвращение господина Блэндиша помешало эсквайру пройти за ширму.

— Все нормально, — миролюбивым тоном произнес суперинтендант. Затем он повернулся к эсквайру и добавил: — Я только что позвонил в участок и попросил, чтобы сюда прислали двоих парней, сэр.

— О, да. Да. Очень разумно, — одобрил Джоуслин.

— Минуточку, Блэндиш, — обратился к суперинтенданту доктор Темплетт. — Вы не могли бы спуститься сюда?

Они исчезли за ширмой. Остальные ждали в полной тишине. Мисс Прентайс закрыла лицо руками. Эсквайр подошел к краю сцены, посмотрел сверху на рояль, затем отвел глаза в сторону и неожиданно достал носовой платок и вытер лицо.

Наконец Блэндиш и Темплетт поднялись на сцену.

— В каком-то смысле нам повезло, что вы оказались здесь, сэр, — сказал Блэндиш Джоуслину. — По-моему, это первый случай такого рода с момента вашего назначения.

— Да.

— Отвратительное дело.

— Да, верно.

— Согласен, сэр. Ну что ж, с вашего разрешения, господин Джернигэм, я хотел бы кое-что записать. Я полагаю, господин Генри Джернигэм и мисс Коупленд еще здесь?

Он стал вглядываться в нечеткие тени за сценой.

— Мы здесь, — сказал Генри.

Они с Диной поднялись на сцену.

— О да. Добрый вечер, мисс Коупленд.

— Добрый вечер, — еле слышно произнесла Дина.

— Итак, — проговорил Блэндиш, оглядывая сцену, — все участники пьесы в сборе. За исключением покойной, конечно.

— Да, — сказал Джоуслин.

— Я сейчас запишу ваши имена.

Они расположились на стульях вокруг сцены, пока Блэндиш что-то писал в своем блокноте.

Испуганная группка — билетерши и двое молодых людей, — съежившись, сидела в дальнем конце зала под наблюдением сержанта Роупера. Дина старалась сосредоточить свой взгляд на этой группе, на Блэндише, на полу, на чем угодно, лишь бы не смотреть на крышку рояля, видневшегося из-за рампы, и на пять горшков с геранью. Потому что ниже, сквозь цветы герани, в тени, созданной ширмой, можно было разглядеть покрытое зелено-желтой материей тело мисс Кампанула, лицо которой лежало на клавишах рояля. Дина не знала, кто решил поставить герань на рояль. Она собиралась убрать ее оттуда. Ведь эти горшки скрывали значительную часть сцены от первых рядов.

«Не смотри туда», — сказала себе Дина. Она быстро отвернулась и взглянула на Генри.

Он взял ее за руки и повернул спиной к рампе.

— Все будет хорошо, Дина, — прошептал он. — Все будет хорошо, дорогая.

— Я держу себя в руках, все нормально, — ответила Дина.

— Ну вот, — сказал Блэндиш, — я записал все имена. Теперь, сэр… Эй, что еще там такое?

Полицейский в униформе вошел через парадный вход и остановился посреди зала.

— Прошу прощения, — сказал Блэндиш и спустился к нему.

Несколько минут они о чем-то говорили. Затем Блэндиш обратился к эсквайру:

— Не уделите ли нам минутку, сэр?

— Конечно, — ответил Джоуслин и подошел к ним.

— Сэр, можете ли вы себе представить? — произнес Блэндиш яростным шепотом. — За последние шесть месяцев мы не имели ничего, кроме нескольких старых пьянчуг и бродячих торговцев, а сегодня вечером в Мортон-парке произошла кража со взломом. Исчезли дамские драгоценности на пять тысяч фунтов и одному богу известно что еще. Дворецкий пять минут назад позвонил в полицию, и этот парень ездил туда на своем мотоцикле и говорит, что все в доме перевернуто вверх дном. Сэр Джордж и все его семейство еще не вернулись домой. Это похоже на работу банды, которая хорошо нажилась на паре подобных вылазок в Сомерсете две недели назад. Здесь необходимо предпринять самые срочные меры. Итак, сэр, что же мне делать?

Джоуслин и Блэндиш уставились друг на друга.

— Что ж, — наконец произнес Джоуслин, — вы не можете быть в двух местах одновременно.

— Это верно, сэр, — ответил Блэндиш. — Мне вовсе не по душе бросать это дело в самом начале, но похоже, что придется обратиться за помощью в Скотленд-Ярд.