Увертюра к смерти

1

Если бы миссис Росс вынула из своей сумочки тикающую бомбу и положила ее на стол, едва ли это произвело бы более сильный эффект. Хотя то, что она действительно достала из сумочки, было всего-навсего маленькой зеленой книжкой. Семь пар глаз не отрываясь следили за каждым движением ее тонких пальцев с пурпурными ногтями. Семь пар глаз смотрели как завороженные на черные буквы на обложке книги. Миссис Росс положила руки на книгу и обратилась к собранию:

— Я очень надеюсь, что вы все простите меня за то, что я осмелюсь внести свое предложение, — сказала она, — но оно является результатом довольно странного совпадения. Я ничего не знала о вашем собрании, пока доктор Темплетт не зашел ко мне сегодня днем. Так случилось, что я как раз читала эту пьесу, и когда он появился, первое, что я сказала, было следующее: «Когда-нибудь мы обязательно должны это поставить». Правда, Билли? Я имею в виду, что это просто чудесная вещь. Все время, пока я читала, я не переставала думать о том, как прекрасно было бы, если б кто-то из вас сделал это с помощью одного из местных благотворительных обществ. В этой пьесе есть две роли, которые идеально подошли бы для мисс Прентайс и мисс Кампанула. Это — графиня и ее сестра. Сцена, в которой обе они участвуют вместе с генералом Тальботом, — одна из лучших в пьесе. Трудно придумать что-то более забавное, и вы, господин Джернигэм, были бы великолепны в роли генерала.

Она замолчала и посмотрела на эсквайра. Никто не проронил ни слова, только мисс Кампанула облизала губы. Селия Росс, широко улыбаясь, подождала несколько мгновений, а затем продолжила:

— Конечно я не предполагала, что вы уже выбрали пьесу. И, естественно, я и не подумала бы прийти сюда, если бы знала об этом. Во всем виноват вот этот человек. — И она дружески ткнула доктора Темплетта локтем. — Он силой затащил меня сюда. Я должна была извиниться и тут же уйти, но я не могла удержаться, чтобы не рассказать вам о моей находке. — Она еще шире распахнула глаза и посмотрела на ректора. — Может быть, если я оставлю ее вам, господин Коупленд, собрание захочет взглянуть на нее, прежде чем решить окончательно. Прошу вас, не думайте, что я тоже хочу получить роль или что-нибудь замышляю. Я это делаю только потому, что это очень хорошая пьеса и мне было бы приятно предложить ее вам.

— Вы очень добры, — сказал ректор.

— Об этом нет и речи. Я ужасная эгоистка. Я просто жду не дождусь, когда вы начнете ее ставить, и втайне надеюсь, что никто из вас не сможет отказаться. Очень трудно найти современную пьесу, в которой не было бы ничего оскорбительного, — продолжала миссис Росс, и ей удавалось говорить довольно искренне, — но это действительно очаровательная вещь.

— Но что же это за пьеса? — спросил Генри, напрасно стараясь вытянуть шею, чтобы прочитать название.

— «Витрины» Джэкоба Ханта.

— Господи! — воскликнула Дина. — Конечно! Я абсолютно не подумала об этом. Это как раз то, что нужно.

— Вы читали это? — спросила миссис Росс, дружелюбно глядя на Дину.

— Я видела лондонскую постановку, — ответила Дина. — Вы абсолютно правы, это было бы великолепно. Но как быть с авторским гонораром? Хант берет очень дорого за любительские постановки, а нам он может вообще отказать в этом праве.

— Я как раз подумала об этом, — сказала миссис Росс. — Если вы решите ставить эту пьесу, я возьму на себя заботы о гонораре, если, конечно, вы мне позволите.

Опять наступила тишина, которую через несколько мгновений прервал ректор.

— Это с вашей стороны очень великодушно, — сказал он.

— Нет, честно, нет. Я же говорила, что жду не дождусь, чтобы увидеть, как вы ее поставите.

— Сколько в ней персонажей? — внезапно спросил эсквайр.

— Дайте подумать… Кажется, шестеро.

Она раскрыла книгу и начала считать на пальцах, картинно поводя рукой в воздухе.

— Пять, шесть — нет, похоже, что их семеро! Как глупо было ошибиться.

— Ха! — произнесла мисс Кампанула.

— Но я уверена, что вы сможете найти седьмого участника. Как насчет кого-нибудь из Мортона?

— А как насчет вас? — спросил доктор Темплетт.

— Нет, нет! — быстро проговорила миссис Росс. — Я совсем сюда не подхожу. Не говорите глупостей.

— Это чертовски хорошая пьеса, — сказал Генри. — Я тоже видел лондонскую постановку, Дина. Ты думаешь, мы справимся?

— Почему бы и нет? Мы отрепетируем все сцены, эти три персонажа действительно великолепны.

— Это какие? — спросил эсквайр.

— Генерал, графиня и ее сестра, — ответила миссис Росс.

— Они появляются на сцене только во втором акте, продолжала Дина, — но с этого момента все шоу держится именно на них.

— Можно мне взглянуть на пьесу? — спросил эсквайр.

Миссис Росс открыла книгу и передала ему.

— Прочтите начало акта, — сказала она, — а затем отправляйтесь на сорок восьмую страницу.

— Могу я сказать несколько слов? — громко спросила мисс Кампанула.

— Пожалуйста! — торопливо отозвался ректор. — Прошу вас. Всех призываю к порядку!

2

Мисс Кампанула схватилась своей огромной рукой за край стола и начала говорить очень обстоятельно. Она сказала, что не знает, как себя чувствуют остальные, но что она очень озадачена. Она очень удивлена, что такие известные авторитеты, как Дина, Генри и миссис Росс, считают, что бедная деревня Пен-Куко способна поставить современную пьесу, получившую столь высокую оценку. Она подумала, что, может быть, эта замечательная пьеса будет слишком заумной для бедного Пен-Куко и Молодежного общества. Она спросила у собравшихся, не думают ли они, что слишком большие амбиции могут стать причиной не менее крупных ошибок.

— Я должна признаться, — сказала она с сердитым смешком, — что у меня в голове был гораздо более простой план. Я не предлагала забредать в такие заоблачные дали и не считаю, что мы изберем правильный путь, поставив себя в глупое положение. А это именно так.

— Но, мисс Кампанула, — возразила Дина, — ошибочно полагать, будто из-за того, что актеры не очень опытные, они будут лучше смотреться в плохой пьесе, чем в хорошей.

— Мне жаль, что вы считаете «Простушку Сьюзан» плохой пьесой, Дина, — тихим голосом заметила мисс Прентайс.

— Что ж, я считаю ее очень старомодной и, пожалуй, довольно глупой, — упорствовала Дина.

Мисс Прентайс засмеялась раскатистым смехом, и вместе с ней засмеялась мисс Кампанула.

— Я согласен с Диной, — быстро произнес Генри.

— Я полагаю, не все мы читали обе пьесы, — намекнул ректор.

— Я читал «Витрины», — сказал доктор Темплетт, — и считаю, это лучшее, что мы можем найти.

— Похоже, Элеонора, мы в меньшинстве, — скрипучим голосом произнесла мисс Кампанула.

Мисс Прентайс опять засмеялась. Ко всеобщему удивлению, то же самое сделал эсквайр. При этом он громко хрюкал, как от удушья. Все повернулись и посмотрели на него. По его щекам текли слезы, и он рассеянно вытирал их тыльной стороной ладони. Его плечи сотрясались, брови подскочили вверх в экстазе веселья, а щеки пылали. Он был с головой погружен во второй акт пьесы миссис Росс.

— О господи! — произнес он. — Как это смешно!

— Джоуслин! — крикнула мисс Прентайс.

— А? — сказал эсквайр и перевернул страничку. Он прочел еще с полдюжины страниц и только после этого положил книгу на стол, все еще находясь во власти охватившего его необузданного веселья.

— Джоуслин! — повторила мисс Прентайс. — Ну в самом деле!

— Что? — с трудом выдохнул эсквайр. — А? Отлично, я готов. Чертовски здорово! Когда мы начинаем?

— Привет! — сказал Генри. — Осторожно, отец! Собрание еще не выбрало пьесу.

— Что ж, тогда лучше нам выбрать эту, — сказал эсквайр и наклонился к Селии Росс. — Когда он начинает ей говорить, что у него есть подвязка, — произнес он, — а она думает, что он говорит совсем о другом! И потом, когда она говорит, что «нет» не будет считать ответом. О боже!

— Это великолепно, не так ли? — согласилась миссис Росс.

Неожиданно она, Генри и Дина громко рассмеялись, вспомнив эту сцену, и несколько минут с удовольствием вспоминали изысканные шутки и остроты из акта пьесы. Ректор слушал их, нервно улыбаясь, мисс Прентайс и мисс Кампанула сидели с крепко сжатыми губами. Наконец эсквайр окинул присутствующих затуманенным взором и спросил, чего все ждут.

— Я предлагаю поставить пьесу «Витрины», — сказал он. — Так, кажется, положено говорить на собраниях?

— Поддерживаю, — согласился доктор Темплетт.

— Возможно, я ошибаюсь, — сказала мисс Кампанула, — но у меня сложилось впечатление, что мое предложение, поддержанное мисс Прентайс, прозвучало немного раньше.

Ректор был вынужден поставить предложение на голосование.

— Мисс Кампанула было внесено предложение, поддержанное мисс Прентайс: выбрать для постановки пьесу «Простушка Сьюзан», — проговорил он довольно грустным голосом. — Кто за?

— Я, — одновременно сказали мисс Прентайс и мисс Кампанула.

— Кто против?

Все остальные были против.

— Спасибо, — проворчала мисс Кампанула. — Благодарю. Теперь ситуация нам ясна.

— Подождите, пока не начнете учить свои роли, — весело проговорил Джоуслин, — и тогда вы обо всем на свете забудете. У нас троих очень длинные роли, так ведь? — продолжал он, листая страницы. — Полагаю, Элеонора сыграет графиню, а мисс Кампанула будет миссис Синг, или… как ее там… Гертруда! Какая отличная идея!

— Это была моя идея, — сказала миссис Росс.

— Если мне позволено выразить свое мнение, — опять заговорила мисс Кампанула, — то я хочу его высказать, но может оказаться, что не все его поддержат.

— Пожалуй, Джернигэм, тебе бы следовало внести свое предложение, — сказал ректор.

Предложение эсквайра было конечно же принято. При этом мисс Кампанула и мисс Прентайс не проронили ни слова. Обе дамы пребывали в напряженном смятении. Обе кипели от оскорбления, нанесенного «Простушке Сьюзан», каждая страстно желала встать и, веско сказав несколько слов, гордо удалиться с собрания. Но каждая сдерживала себя разумным нежеланием «отрезать себе нос, лишь желая досадить лицу». Было очевидно, что будет ставиться пьеса «Витрины», независимо от того, останутся они или покинут собрание. Если только все остальные не были бесстыдными обманщиками, похоже, что в пьесе на самом деле были две выдающиеся роли, которые у них легко могли перехватить. Они тихо вздыхали, прихорашивались и тайно наблюдали друг за другом.

3

Тем временем с энтузиазмом, свойственным всем Джернигэмам в осуществлении новых проектов, Джоуслин и его сын принялись распределять роли. Почти сто лет назад произошло то, что Элеонора, будучи загнана в тупик, назвала «инцидентом» в семейной истории. В ту пору тогдашняя миссис Джернигэм была простоватая неумная женщина, и к тому же бездетная. Ее Джоуслин, четвертый по счету в роду, кто носил это имя, открыто жил с одной очень красивой актрисой. Ему удалось заставить всех вокруг притворяться, что его сын от актрисы был его законным отпрыском, и одурачить свою жену, которая воспитывала мальчика как своего собственного. В результате такого бесстыдства в крови Джернигэмов появилась страсть к театру и стала передаваться от поколения к поколению. Как будто прелестная актриса наложила немного румян на лица на семейных портретах. Джоуслин и Генри играли в Драматическом обществе Оксфордского университета. Они оба умели двигаться на сцене так, будто выросли в театре, и инстинктивно старались навести мосты через пропасть, отделяющую сцену от первого ряда партера. Джоуслин преувеличивал свой актерский талант, а Генри, наоборот, до конца не осознавал своих способностей. Даже мисс Прентайс, мать которой была из рода Джернигэмов, досталась капля актерской крови. Хотя она ничего не знала о театре, с недоверием и неприязнью относилась к понятию «сцена», считая, что это недостойное поприще для порядочного человека, абсолютно не могла оценить достоинств той или иной сцены, она прекрасно смотрелась в любительских театральных постановках и к тому же очень их любила. Она знала, что Идрис Кампанула ожидала от нее отказа от участия в пьесе «Витрины», и она сама наполовину была склонна к этому. «Как! — подумала она. — Пренебречь моей пьесой ради того, чтобы принять предложение этой женщины! Сидеть и смотреть, как они делят роли!» Но обдумывая слова, которыми она объявит о своей отставке, она представила, как леди Эпплбай из Мортон-Грендж соглашается на роль, о которой с таким восторгом отзывался Джоуслин. И что еще хуже, ректор будет считать саму Элеонору немилосердной. Это было самым сильным доводом. Она дождалась паузы в общей беседе, центром которой был Джоуслин, и обратилась к ректору.

— Могу я тоже кое-что сказать? — спросила она.

— Да, да, конечно, — ответил Коупленд. — Прошу всеобщего внимания. Пожалуйста!

— Я хочу сказать, — начала мисс Прентайс, избегая взгляда своей подруги, — что, надеюсь, никто не думает, что я разочарована или обижена из-за моей пьесы. Я полагаю, она действительно достаточно старомодна, и мне приятно сознавать, что вы нашли другую, более подходящую. Если я могу вам чем-нибудь помочь, буду очень рада.

Она, ликуя, поймала сияющую улыбку ректора и, тоже улыбаясь, отразила свирепый взгляд Идрис Кампанула. Затем она встретилась глазами с Селией Росс и поняла, что эта женщина ее раскусила.

— Это просто великолепно, — воскликнул Коупленд. — Я думаю, все ожидали от мисс Прентайс подобного великодушия, но от этого мы не стали ей менее признательны. — И добавил смущенно: — Это был очень грациозный жест.

Мисс Прентайс была явно довольна собой, несмотря на сердитый взгляд мисс Кампанула. Остальные, смутно осознавая, что от них требуется, сделали короткие одобрительные замечания.

— А теперь давайте распределять роли, — сказал доктор Темплетт.

4

Без сомнения, пьеса идеально подходила. Все роли, за исключением одной, прекрасно распределились. Эсквайру выпало играть генерала, мисс Прентайс — графиню, мисс Кампанула, которую все очень боялись, была предложена роль миссис Арбутнот, одна из лучших в пьесе. В ответ на это предложение она произнесла с мрачным видом:

— Как знать? Очевидно, мне нечего говорить.

— Но ты ведь скажешь, Идрис? — прошептала мисс Прентайс.

— Только одно, — продолжила мисс Кампанула. — Ждать и смотреть.

Она коротко засмеялась, и ректор торопливо вписал ее имя напротив имени персонажа. Дине и Генри достались роли молодых влюбленных, а доктор Темплетт сказал, что он будет играть французского посла. Он начал читать некоторые фразы на ломаном английском. Осталась роль Элен, загадочной леди, лишившейся памяти, которая внезапно к ней возвращается в середине первого акта во время деревенского праздника.

— Селия, само собой разумеется, что ты должна быть Элен, — сказал доктор Темплетт.

— Нет-нет, — ответила миссис Росс, — я вовсе не это имела в виду. Билли, успокойся, или все подумают, что мною двигали скрытые мотивы.

Именно так все, кроме, возможно, эсквайра, и подумали. Но даже мисс Кампанула не осмелилась высказать это вслух. Согласившись с предложением миссис Росс, собранию ничего не оставалось делать, как предложить ей роль, которая по количеству слов была не очень длинной. Возможно, пока только Дина отдавала себе отчет, как хороша была эта роль. Миссис Росс запротестовала:

— Вы уверены, что хотите моего участия? — Сказав это, она бросила косой взгляд на эсквайра.

Джоуслин, который уже просмотрел пьесу и обнаружил, что у генерала есть любовная сцена с Элен, с горячностью заявил, что все они очень хотят ее участия в пьесе. Генри и Дина, думая о своих собственных любовных сценах, согласились, и ректор, соблюдая формальность, спросил миссис Росс, будет ли она исполнять эту роль. Она согласилась с самым невиннейшим видом. Мисс Прентайс удалось удержать на лице любезную улыбку, и даже по мисс Кампанула нельзя было определить, как она к этому отнеслась. Ректор надел очки и начал зачитывать свои записи.

— Итак, — начал он громким голосом, — мы предлагаем представить эту пьесу в ратуше, в субботу двадцать седьмого, ровно через три недели. Выручка пойдет в фонд покупки рояля, а недостающая сумма будет великодушно дополнена господином Джоуслином Джернигэмом. Комитет и Молодежное общество должны организовать продажу билетов, и они же являются ответственными за… как это правильно назвать, Дина?

— Оформление фасада, папа.

— Правильно, за оформление фасада. Как вы думаете, мисс Кампанула, мы можем поручить это вашим подопечным? Я знаю, что вы можете за них ответить.

— Мой дорогой человек, — ответила мисс Кампанула, — я не могу отвечать за поведение тридцати деревенских увальней и девиц, но обычно они делают все, что я им говорю. Ха!

Все вежливо посмеялись.

— Моя подруга, — продолжала мисс Кампанула с мрачной улыбкой, — мисс Прентайс является президентом. Я не сомневаюсь, что если они не обратят внимания на мои слова, то уж для нее они сделают все что угодно.

— Идрис, дорогая, — прошептала мисс Прентайс.

— Кто будет постановщиком пьесы? — спросил Генри. — Я считаю, должна быть Дина. Она среди нас единственный профессионал.

— Правильно! — сказали доктор Темплетт, Селия Росс и эсквайр.

Мисс Прентайс добавила что-то похожее на «да, конечно».

Мисс Кампанула промолчала.

Дина смущенно улыбнулась и опустила голову. Ее выбрали постановщиком. Дина кивком поблагодарила за оказанную ей честь — с очень серьезным видом — и назначила первую репетицию на вторник, девятое ноября.

— К тому времени я буду иметь отпечатанные роли, — объяснила она. — Я уверена, что Глэдис Райт сделает это. Она учится машинописи и хочет побольше упражняться. Я дам ей задание правильно расставить реплики. Мы устроим чтение, и если останется время, построим мизансцены для первого акта.

— Моя милая, — сказала мисс Прентайс, — это звучит очень пугающе. Я боюсь, Дина, дорогая, тебе покажется, что мы все делаем слишком непрофессионально.

— Нет-нет! — весело закричала Дина. — Я знаю, что все будет великолепно. — Она неуверенно посмотрела на своего отца и добавила: — Я хотела бы поблагодарить вас всех за то, что вы выбрали меня постановщиком. Я надеюсь, что справлюсь.

— Ну что ж, ты же знаешь об этом гораздо больше, чем любой из нас, — довольно резко проговорила Селия Росс.

Но почему-то Дина не очень хотела открыто принять миссис Росс в союзницы. Она чувствовала в душе неприязнь к ней, и это открытие удивило и смутило ее. Она считала себя мятежницей. И как мятежница она должна была одобрить Селию Росс. Для Дины мисс Прентайс и мисс Кампанула были олицетворением всего посредственного, глупого и допотопного. Селия Росс намеренно дала бой этим двум леди и выиграла первый раунд. Тогда почему Дина в глубине души не считала ее своей союзницей? Она предположила, что, возможно, по-своему не любит эту женщину и не доверяет ей. Это чувство было инстинктивным, и оно расстроило и озадачило ее. Как будто кто-то невидимый запрещал ей идти навстречу новой дружбе. Она не нашла в себе сил изобразить на лице дружелюбную улыбку, почувствовала, что краснеет от смущения, и быстро проговорила:

— Как нам быть с музыкой? Нам понадобится увертюра и антракт.

И этим сказанным Диной словам суждено было стать отправной точкой того события, которое вскоре поглотило Пен-Куко и превратило изящную комедию в странную, постыдную драму.