Увертюра к смерти

1

Экспресс из Лондона с ревом ворвался на станцию Грейт-Чиппинг. Аллейн, который не отрываясь глядел в темное оконное стекло, как будто пытался увидеть в нем то, что произойдет в самом ближайшем будущем, торопливо поднялся и надел пальто. Фокс ждал на платформе.

— Итак, Фокс? — спросил Аллейн, когда они подошли к «форду» Биггинсов.

— Итак, сэр, машина из Скотленд-Ярда прибыла. Они тихонько подъедут, когда мы все соберемся. Эллисон может зайти в комнату отдыха со своими людьми, а я буду ждать внутри у парадного входа.

— Это будет отлично. Вам всем придется исполнять роль безучастных зрителей, как сказала бы мисс Коупленд. Давайте посмотрим. Я спрошу у мисс Прентайс, не чувствует ли она сквозняка. Мы будем сидеть на сцене вокруг стола, так что, вероятно, там будет чертовский сквозняк. Как прошел ваш визит в Пен-Куко?

— Она была там.

— Кто?

— Росс, или Розен. Вы совершили важное открытие, господин Аллейн. Подумать только, что она была подружкой Клода Смита. Мы работали над делом Квантока в то время, не так ли?

— В любом случае, нас тогда не было в Скотленд-Ярде. Я никогда ее до этого не видел.

— Я тоже. Итак, она пришла в тот день. Что-то произошло… между ним и ней, я бы сказал.

— Между кем и ней, господин Фокс? — спросил Найджел. — Вы сегодня выражаетесь очень непонятно и загадочно.

— Между господином Джернигэмом-старшим и миссис Росс, господин Батгейт. Когда я вошел, он выглядел странно, и, кажется, господин Генри тоже считал, будто что-то произошло. Она была довольно невозмутима, но другой леди необходима была консультация специалиста.

— Мисс Прентайс? — прошептал Аллейн.

— Точно, сэр. Молодой Джернигэм сходил за ней. Она покорно согласилась, что открывала окно, самым любезнейшим образом, а затем начала нести всякую чушь о впускании непростительного греха. Я все это записал, но вы были бы удивлены, насколько глупо это все звучало.

— Непростительный грех? Интересно, это который?

— Никто не признался насчет лука, — мрачно сказал Фокс.

— Я считаю, что лук, в любой форме, это непростительный грех, — сказал Найджел.

— Я думаю, господин Аллейн, в том, что касается лука, вы правы.

— Я тоже так полагаю, Фокс. В конце концов, найдя лук в чайнике, почему бы не воскликнуть от удивления? Почему не сказать: «Наверняка это Джорджи Биггинс» — и не поругать бедного мальчика?

— Это точно, сэр. Что ж, по тому, как они реагировали на этот вопрос, вы бы сказали, что никто из них никогда его не нюхал. Господин Джернигэм говорит о необходимости врачебной консультации. Знаете что? Я думаю, он влюблен в нее. В Розен, я имею в виду. — Фокс чуть притормозил и закончил: — С телефоном все правильно. Я говорил вам это, когда звонил, не так ли?

— Да.

— И я видел четырех девушек, которые помогали Глэдис Райт. Три из них готовы подтвердить под присягой, что никто не входил в зал со сцены, а четвертая уверена, что никто этого не делал, но не могла бы присягнуть, так как выходила на минутку на крыльцо. Я еще раз проверил перемещения всех людей за сценой. Господин Коупленд сидел там, глядя на рампу, с того момента как пришел, пока не пошел в комнату господина Джернигэма, когда они общими усилиями пытались дозвониться до миссис Росс. Он вернулся на сцену и оставался там до тех пор, пока они все не столпились вокруг мисс Прентайс.

— Ну что ж, Фокс, это неплохо.

— Я тоже так думаю. Эта должность главного констебля какая-то странная, не правда ли, господин Аллейн?

— Да, действительно. Я не знаю подобных прецедентов. Что ж, посмотрим, что даст предварительная беседа. Вы договорились об этом?

— Да, сэр, все нормально. Вы обедали в поезде?

— Да, Фокс. Традиционная рыба и так далее. Господин Батгейт хочет знать, кто совершил убийство.

— Я знаю, — сказал Найджел с заднего сиденья, — но я не скажу.

— Вы хотите остановиться в гостинице, господин Аллейн?

— Нет, сначала давайте покончим с этим, Фокс, давайте побыстрее с этим покончим.

2

По предложению Генри отец пригласил Дину и ректора на обед.

— Ты также можешь считать вопрос о нас с Диной решенным, — сказал ему Генри. — Мы не собираемся отказываться друг от друга, ты знаешь.

— Я все еще думаю… однако!

Генри, глядя на своего отца, знал, что визит адвокатов мисс Кампанула в дом ректора был уже известен всей долине. Джоуслин колебался и издавал нечленораздельные звуки, но Генри предполагал, что его отец размышляет о строительстве новой крыши над Винтоном. «Было бы лучше, — подумал Генри, — не заводить с ним сейчас разговор о том, что сказала по телефону Дина после ухода Фокса». Дина сказала Генри, что ректор не собирается принимать наследство, оставленное ему Идрис Кампанула.

Вслух Генри произнес:

— Я не думаю, что ты подозреваешь ректора или Дину, даже если они получат деньги. Они не подозревают нас. Кузина Элеонора, которая бог знает кого подозревает, в своей комнате и не появится раньше обеда.

— Она не должна оставаться одна.

— С ней горничная. Элеонора опять успокоилась и теперь в обычном состоянии, только слишком измученная.

Джоуслин нервно взглянул на Генри:

— Как ты думаешь, что с ней случилось?

— Помешалась, — радостно заявил Генри.

Коупленды приняли приглашение на обед, в библиотеке подали шерри, но Генри удалось завести Дину в кабинет, где он разжег в камине большой огонь и тайно от всех поставил огромную вазу желтых хризантем.

— Дина, дорогая, — сказал Генри. — Есть по меньшей мере пятьдесят вещей самой первостепенной важности, которые я должен сказать тебе, но когда я смотрю на тебя, то уж ни о чем не могу думать. Можно я тебя поцелую? Мы ведь почти официально помолвлены, не так ли?

— Разве? Ты еще по-настоящему ни разу не просил моей руки.

— Мисс Коупленд… можно мне называть вас Диной? Будьте моей. Будь моей.

— Я не могу отрицать, господин Джернигэм, что мои чувства… Ну что ж, я не буду скрывать, я люблю вас и тронута этим признанием. Я не могу оставаться равнодушной, слушая вас.

Генри поцеловал ее и прошептал ей на ухо, что очень сильно любит ее.

— Я тоже, — сказала Дина. — Интересно, почему господин Аллейн хочет, чтобы мы все пришли в ратушу сегодня вечером? Я не хочу идти. Это место наводит на меня ужас.

— На меня тоже, Дина. Я выглядел таким дураком вчера вечером.

Он рассказал ей, как услышал сквозь шум бури три аккорда прелюдии.

— Я бы умерла от этого, — сказала Дина. — Генри, почему они хотят видеть нас сегодня вечером? Они что… собираются кого-то арестовать?

— Кого? — спросил Генри.

Они некоторое время молча смотрели друг на друга.

— Не представляю, — прошептала Дина.

3

— Я говорю вам, Коупленд, что для меня это сильный удар, — сказал эсквайр, наливая себе виски с содовой. — Это страшно неприятно. Хотите еще шерри? Чепуха, вам это пойдет на пользу. Вы не кажетесь особенно счастливым.

— Это самое ужасное из всего, что когда-либо случалось с кем-нибудь из нас, — заметил ректор. — Как себя чувствует мисс Прентайс?

— Это отчасти то, о чем я хотел бы поговорить с вами. Я должен предупредить вас…

Ректор выслушал рассказ Джоуслина о мисс Прентайс и побледнел.

— Бедная душа, — сказал он. — Бедная душа.

— Да, знаю, но это чертовски беспокоит меня. Простите, ректор, но это… так… это… это… О боже!

— Вы не хотите рассказать мне? — спросил ректор, уже изнывая от нетерпения, но Джоуслин едва ли заметил это.

— Нет, — сказал Джоуслин, — нет. Нечего рассказывать. Я просто довольно сильно обеспокоен. Как вы думаете, что за смысл в этой встрече сегодня вечером?

Ректор с любопытством посмотрел на него.

— Я думал, что вы знаете. Я имею в виду ваше положение…

— Раз оружие оказалось моей собственностью, мне казалось, что лучше держаться подальше от этого дела. С технической точки зрения я — подозреваемый.

— Да. Дорогой мой, да, — проговорил ректор, потягивая шерри. — Как и все мы.

— Интересно, — сказал эсквайр, — что собирается делать Аллейн.

— Не думаете ли вы, что он собирается… арестовать кого-то?

Они в изумлении посмотрели друг на друга.

— Обед подан, сэр, — сказал Тэйлор.

4

— Спокойной ночи, дорогая, — сказал доктор Темплетт своей жене. — Я думаю, что, когда я вернусь, ты уже будешь спать. Я рад, что сегодня у тебя был хороший день.

— Это был великолепный день, — произнес спокойный, любезный голос. — Спокойной ночи, дорогой.

Темплетт тихо закрыл дверь. В его комнате на другом конце лестничной площадки трезвонил телефон. До восьми надо было позвонить в больницу. Он вошел в свою комнату и снял трубку.

— Алло!

— Это ты, Билли?

Он сел, похолодев, прижимая трубку к уху.

— Билли? Алло! Алло!

— Ну? — сказал доктор Темплетт.

— Значит, ты жив, — сказал голос на другом конце.

— Я не был арестован, в конце концов.

— Странно, но я тоже, несмотря на то, что была у Аллейна и взяла на себя всю ответственность за письмо…

— Селия! Не по телефону!

— Меня не слишком заботит то, что теперь может случиться со мной. Ты покинул меня в беде. Остальное не имеет значения.

— Что ты хочешь сказать? Нет, не говори этого! Это неправда.

— Ну что ж, прощай, Билли.

— Подожди! Тебе велели прийти в ратушу сегодня вечером?

— Да. А тебе?

— Да.

Доктор Темплетт провел рукой по глазам. Он быстро промычал:

— Я заеду за тобой.

— Что?

— Если хочешь, я отвезу тебя туда.

— У меня есть машина. Тебе не нужно беспокоиться.

— Я заеду за тобой в девять.

— И высадишь меня через несколько минут, так?

— Это не совсем справедливо. Как ты думаешь, что я подумал, когда…

— Ты, очевидно, не веришь мне. Это все.

— О боже… — начал было доктор Темплетт.

Но голос в трубке холодно оборвал:

— Хорошо. В девять. Почему, как ты думаешь, он хочет, чтобы мы все пришли в ратушу? Он собирается арестовать кого-нибудь?

— Я не знаю. Как ты думаешь?

— Я тоже не знаю.

5

Часы на церкви пробили девять, когда полицейская машина остановилась у ратуши. Из нее вышли Аллейн и Фокс, сопровождаемые сержантом Эллисоном и двумя мужчинами в защитной форме. В тот же момент подъехал Найджел на своей машине вместе с сержантом Роупером. Они все вошли в ратушу через заднюю дверь. Аллейн включил свет на сцене и в комнате отдыха.

— Итак, что мы имеем, — сказал он. — Два ряда ступенек от комнаты отдыха до сцены. Я думаю, Фокс, что мы опустим занавес. Вы можете остаться на сцене. Вы тоже, Батгейт, за кулисами, и ни слова вашего чтобы не было слышно. Вы знаете, когда спускаться вниз и что делать?

— Да, — нервно сказал Найджел.

— Хорошо. Эллисон, будет лучше, если вы переместитесь к парадной двери, а остальные могут расположиться в задник комнатах. Приглашенные пройдут прямо через комнату отдыха и не увидят вас. Роупер, вам нужно выйти на улицу и направлять их к задней двери. Затем войдете сами. Но тихо, если не хотите, чтобы я вырвал у вас все пуговицы и чуть не убил вас. Остальные могут оставаться в уборных, пока не соберется вся компания. Когда все соберутся, я захлопну обе двери на сцену. Затем вы сможете пройти в комнату отдыха и сесть на ступеньки. Рояль стоит на месте, так, Фокс? А ширма? Да. Хорошо. Опускаем занавес.

Занавес опустился в три шумных толчка, подняв облако пыли.

Отделенная от той части, где был зрительный зал, сцена выглядела как настоящая. Декорации Дины, хотя и были залатаны и потребовали большой изобретательности, были похожи на декорации некой труппы, совершающей турне по графству, а стулья и другая обстановка миссис Росс очень выделялись на общем фоне. Ярко освещенная сцена как будто ожила и пребывала в состоянии ожидания. Аллейн положил на круглый стол анонимное письмо, прелюдию до диез минор, «Венецианскую сюиту», кусочки резины в коробке, лук, ящик и чайник. Затем он накрыл эту странную коллекцию скатертью.

Фокс и Аллейн принесли дополнительные стулья из уборных и поставили на сцену одну из парафиновых ламп.

— Восемь стульев, — подсчитал Аллейн. — Правильно. Мы готовы? Думаю, да.

— Что-нибудь еще нужно, сэр?

— Ничего. Помните о своей роли. Оставьте свет в комнате отдыха. Кажется, он уже идет. Уходите.

Фокс пошел в уголок суфлера. Найджел прошел через противоположную дверь и сел вне поля зрения в тени просцениума. Эллисон спустился в зрительный зал, два человека в защитной одежде исчезли в актерских уборных, и Роупер, тяжело дыша, направился к задней двери.

— Шоковая тактика, — пробурчал Аллейн. — Черт, я ненавижу это. Это нечестно и выглядит как самый настоящий эксгибиционизм. О, что ж, ничего не поделаешь.

— Я не слышу шума машины, — прошептал Найджел.

— Она подъезжает.

Они все прислушались. Завывал ветер и дождь стучал в ставни.

— Воспоминания об этом месте у меня навсегда будут связаны с этим шумом, — заметил Найджел.

— Сегодня погода хуже, чем когда-либо, — проворчал Фокс.

— Вот он, — сказал Аллейн.

Теперь все они услышали, как на дороге остановилась машина. Хлопнула дверца. Слышно было, как скрипел гравий под ногами. Послышался голос Роупера. Открылась задняя дверь. Роупер, неожиданно превратившись в мажордома, громко объявил:

— Господин Джернигэм-старший, сэр.

И эсквайр вошел.