Увертюра к смерти

Гостиница Джернигэм-Армз

29 ноября

Моя дорогая Трой!

Повезло же тебе с возлюбленным. Ночной путешественник, который разговаривает с тобой в девять часов вечера в субботу, а вскоре после полуночи он уже в Дорсете осматривает рояль-убийцу. Ты будешь против подобных вещей, когда мы поженимся? Скажи, что нет, я надеюсь на это. Ты увидишь, что мужа опять нет рядом, тряхнешь своими темными волосами и скажешь: «Опять его нет, что ж поделаешь», — и погрузишься в мысли о картине, которую тебе надо будет нарисовать на следующий день. Моя дорогая, любимая Трой, ты тоже исчезнешь, когда захочешь раствориться в работе, и никогда, никогда, никогда я не посмотрю косо или неприветливо и не буду изображать измученного супруга. Не просто это обещать, как ты сама догадываешься, но я обещаю.

Это необычная и неприятная история. Ты прочтешь о ней в газетах раньше, чем получишь мое письмо. Но на случай, если тебе захочется узнать официальную версию, я прилагаю очень краткий отчет, написанный служебным и как можно более бесцветным языком. Мы с Фоксом уже прийти к заключению, но пока еще не раскрываем карт, надеясь получить немного больше улик прежде, чем произведем арест. Ты как-то сказала мне, что твой единственный метод расследования был бы основан на исследовании характера. Это очень здравый метод. Особенно если есть чутье. А теперь я представлю тебе семь персонажей. Что ты о них думаешь?

Первый, эсквайр, Джоуслин Джернигэм из Пен-Куко, выполняет обязанности главного констебля, что намного затрудняет все дело. Это краснощекий лысеющий мужчина, с постоянно удивленным взглядом своих довольно выпуклых светлых глаз. Немного помпезный. По тону его голоса всегда можно понять, разговаривает он с мужчиной или с женщиной. Я думаю, что тебе бы он быстро наскучил, а ты бы его напугала. Леди, видишь ли, должны быть веселыми, обаятельными и кокетливыми. Ты вовсе не кокетлива, дорогая, правда? И они должны демонстрировать что есть сил свое превосходство над мужчинами. Тем не менее он вовсе не дурак, и надо сказать, имеет характер. Я думаю, его кузина Элеонора Прентайс наводит на него страх, но он полон фамильной гордости и, вероятно, считает, что даже наполовину Джернигэм не может ошибаться.

Мисс Элеонора Прентайс — как раз наполовину Джернигэм. Ей лет сорок девять—пятьдесят. Это довольно противная женщина. Она абсолютно бесцветна, и у нее торчат зубы. Она распространяет вокруг себя флюиды религиозности. Она много улыбается, но так сдержанно, словно на это нет причин. Я думаю, что она — религиозная фанатичка, сильно зацикленная на ректоре. В то утро, когда я разговаривал с ней, она впала в лихорадочное возбуждение от звона церковных колоколов. Она с трудом воспринимала самые простые вопросы, еще менее была способна на осмысленный ответ, так сгорала от нетерпения пойти в церковь. Что ж, когда речь идет об истинной религиозности, это достойно понимания. Если ты веришь в Бога Иисуса, ты можешь быть поглощен своей верой, и во времена неприятностей и тревог ты молишься со смирением в сердце. Но я не думаю, что к такому типу можно отнести Элеонору Прентайс. Видит бог, я не психоаналитик, но думаю, что специалисту в этой области здесь было бы над чем поработать. Идет ли речь о сексуальном комплексе? Возможно, что нет. В любом случае, с ней происходит то, что современная психология, кажется, рассматривает как не требующее доказательств для женщин ее возраста и положения. Это мнение отчасти основано на заявлениях Генри Джернигэма и Дины Коупленд и отчасти на моем собственном впечатлении от этой женщины.

Генри Джернигэм — это красивый молодой человек. У него темные волосы, серые глаза и выразительное лицо. Он умеет вести беседу, может быть ироничным и занимательным, и создается впечатление, будто говорит он то, что сию минуту пришло ему в голову. Но я не верю, что такое возможно на самом деле. Как глубоки пласты нашего мышления, Трой. Так глубоки, что наши мысли иногда ужасают нас самих. Через много лет, а может быть, всего через несколько лет, мы сможем иногда угадывать мысли друг друга, и каким странным это нам покажется. «Вот доказательство нашей любви!» — воскликнем мы.

Этот молодой Джернигэм влюблен в Дину Коупленд. Почему мы с тобой не встретились, когда мне было столько лет, сколько ему сейчас, а ты была чудесным ребенком? Полюбил бы я тебя, когда тебе было четырнадцать, а мне двадцать три? В то время я увлекался цветущими блондинками. Но без сомнения, я полюбил бы тебя, а ты ни за что не догадалась бы. Итак, Генри влюблен в Дину, милую интеллигентную девушку, которая выучилась на актрису, как, кажется, многие делают в наше время. Я страстно мечтаю поболтать с тобой о том ущербе, который великолепный Ирвинг[16] нанес этой профессии, сделав ее популярной. Искусство не должно быть подвластно моде, правда, Трой? Но Дина, очевидно, серьезная молодая актриса и, возможно, даже хорошая актриса. И она обожает господина Генри.

Доктор Темплетт выглядит очень подозрительно в этой истории. Он мог взять револьвер, он мог установить его в рояле, у него есть мотив, и он использовал весь свой авторитет, чтобы произошла замена пианиста. Он пришел в ратушу, когда зрительный зал был уже полон, и ни разу не оставался один с момента прихода до момента убийства. В общем-то, он довольно заурядный тип. При обычных обстоятельствах, я думаю, он утомительно шутлив. Без сомнения, он заражен страстью к миссис Селии Росс, и горе мужчине, который полюбит худощавую женщину с соломенными волосами, которая ненасытна в своих желаниях. Если она не любит его, то предаст, а если любит, то присосется, как пиявка, и высосет всю его волю. У него разовьется анемия личности. Миссис Росс, как ты, должно быть, уже догадалась, и есть эта худощавая женщина с соломенными волосами, очень сексапильная, что заставляет мужчин меняться в лице при упоминании о ней. Их глаза загораются, но одновременно настораживаются, и сильнее выделяются мускулы лица от ноздрей к уголкам губ. Не слишком веселое суждение, не так ли? Но очень верное. Если ты когда-нибудь захочешь изобразить чувственность, то сделай это именно так. Верь полицейскому, моя девочка. Миссис Росс могла смыться из машины и проникнуть через французское окно в кабинет эсквайра, пока Темплетт протягивал свою шляпу и пальто дворецкому. У тебя была такая мысль? Но на вечернее представление она пришла в ратушу вместе с доктором.

Ректор, Уолтер Коупленд, бакалавр гуманитарных наук Оксфордского университета. Первое, о чем вспоминаешь, называя его имя, — это его голова. У него поразительно красивая внешность. В ней есть все, что фотограф или продюсер требуют от образа величественного клерикала. Серебряные волосы, темные брови, профиль святого. Как голова на монете или статуэтка. Очень подходит для иллюстрации в каком-нибудь журнале с подписью: «Красивый мужчина». Душа его менее выразительна, чем внешность. Он очень сознательный священник, обычно не склонный к серьезной работе, но способен, временами, превзойти самого себя. Я уверен в его искренности. Следует заметить, что, если его верование кем-либо подвергнется сомнению, он может стать упрямым и даже жестоким, но общее впечатление о нем — это мягкая неопределенность.

Убитая была, похоже, высокомерной, одинокой, истеричной старой девой. Ее и мисс Прентайс можно принять за положительный и отрицательный полюса приходского фанатизма, с ректором в качестве стрелки компаса. Не знаю, насколько верна эта аналогия. По общему мнению, в ней текла кровь диких татар.

Уже полночь. Прошлой ночью я совсем не спал, поэтому сейчас мне придется тебя покинуть. Трой, не купить ли нам в Дорсете коттедж для отпусков? Маленький домик, со строгим серым фасадом, не слишком живописный, но высоко над миром, так что ты сможешь рисовать изгибы холмов и торжественную смену облачных теней, которые проносятся над Дорсетом. Может, подумаем об этом? Я очень люблю тебя, и я женюсь на тебе в апреле.

Спокойной ночи, Р.