В гостях у Рема или разведчик из будущего

Глава 21 Битва за площадь

Через несколько минут отряд штурмовиков, вооружённый дубинками, кастетами и револьверами (только у командира отряда и командиров взводов), прибыл на место. Митинг начинался на небольшой площади недалеко от одного из крупных заводов в пригороде Берлина.

Весь отряд подвезли на трёх грузовиках, но, чтобы не спугнуть коммунистов, высадили заранее, метров за пятьсот, и вот перед их глазами открылась площадь с бурлящей на ней толпой прокоммунистически настроенных людей.

В основном тут собрались рабочие, но не только, много стояло и женщин, и даже крестьян из близлежащих фольварков, что располагались за пригородом Берлина. Да много кого было, вплоть до студентов и представителей творческой интеллигенции.

Толпа, как и на их собственном митинге, шумела и плевалась словами, только теперь с точностью до наоборот: если штурмовики поносили коммунистов, то коммунисты делали ровно то же самое, но уже в адрес нацистов.

Митинг уже начался, и по периметру митингующей толпы людей стояли старые знакомцы в серых мундирах с эмблемами на рукаве в виде поднятой и сжатой в кулак руки. Они сразу заметили штурмовиков и стали перекликаться между собой, оповещая друг друга.

Не прошло и пары минут, как со всех концов площади начали стекаться боевики Рот Фронта, на ходу приводя в готовность своё оборонительное оружие. У обеих группировок цель была ясна: одним нужно было сорвать митинг, другим — его защитить, кто кого победит, тот и сильнее. И неважно, что это не принесёт никаких дивидендов в будущем, важно показать, кто сейчас сможет ударить жёстче и эффективнее, за кем сила.

Всё это здорово напоминало Шириновскому девяностые годы в России, когда организованные банды, появившиеся буквально ниоткуда, терроризировали население, навязывая свои принципы и целеустановки большинству. Точно так же, как и здесь, банды воевали друг с другом силами своих боевиков и наёмных убийц за раздел сфер влияния.

Но там были экономические мотивы, тогда делили деньги, а здесь делили власть. А, как известно, в борьбе за власть все средства хороши, и никто не будет считать потери. И если за деньги убивали редко, предпочитая их вымогать или тупо отбирать, то в борьбе за власть не щадили никогда и никого. И это легко объяснить.

Всё дело в том, что сами по себе банды состоят из трусливых людей, готовых продать друг друга за копейки. Да, они жестоки, часто безумны, но до определённого предела, и иногда даже упрямы. А другое дело люди, которые идут умирать за идею или за свою веру в неё. Эти бесстрашны и готовы идти до конца, подчас отдавая свои жизни ни за что ни про что и не получая за это ничего, кроме пресловутых двух метров под землёй, и тем не менее желающие бороться и идти до конца. Таких всегда и во все времена было достаточно с обеих сторон.

Шириновский, стоя в толпе своих единомышленников поневоле, держался из последних моральных сил, стараясь не показывать, как ему страшно. Была бы его воля, он бежал бы отсюда без оглядки, но приказ есть приказ, да и бежать уже поздно.

Ещё на базе он попытался «отмазаться» от сомнительной чести быть в числе первых в драке, но упреждающая ухмылка обертруппфюрера Маркуса ясно дала ему понять, что, если он откажется, то не видать ему ни продвижения, ни штабной должности. Пришлось идти и заранее продумывать, каким образом избежать очередных черепно-мозговых травм, да и любых других тоже.

В конце концов, какая ему будет разница от того, стукнут ли его по голове дубинкой или ударят ножом в живот? Последствия и того, и другого будут весьма печальны для него. Так что сейчас он стоял, сцепив зубы, и дрожал мелкой дрожью.

— Ты чего дрожишь? — спросил его Шольц. — От страха, что ли?

— Нет, не от страха, а от предвкушения того, как я буду бить по этим пустым головам дубинкой. Я просто уже хапнул адреналина и теперь готов бежать вперёд и молотить всех подряд.

— А, ну до этого недолго осталось ждать. Вон, смотри, они уже собираются, вот сейчас пойдёт потеха! Ты, главное, к себе близко никого не подпускай, знай маши дубинкой направо и налево. Бей по рукам и шее, по голове не стоит, а то потом всё равно полиция приедет и будет разбираться, кто кого, зачем и почему. Они же тоже люди подневольные и заметут всех, кто непосредственно участвовал в убийстве. Одно дело побить, ну максимум сломать кому-нибудь руку или рёбра, а другое дело отправить на встречу с апостолом Павлом. Это уже будет совсем другой расклад, за это тюрьма.

— Да, однозначно тюрьма, я знаю.

— Ну тогда давай настраиваться на битву. В этом деле самое главное сохранить холодную голову.

— Всё, хорош меня учить, я больше тебя дрался, только менее удачно.

— Ну вот потому я тебя и учу, — не отставал Шольц, — слушай меня, я плохого не посоветую.

— Угу, посмотрим.

— Посмотрим.

Они стали рядом друг с другом, зажав во вспотевших руках дубинки. Напротив них собирались такие же немцы или почти немцы, так как по европейским лицам трудно было понять, есть ли среди них, скажем, евреи или поляки. Одним словом, идеи разные, а страна одна на всех.

В это время наступило время переговоров и вперёд выступил обертруппфюрер Маркус.

— Кто у вас за старшего? — обратился он к коммунистам.

Те переглянулись, и из их группы вышел вперёд небольшого роста человек в рабочей кепке, но в одежде, которую скорее носят совсем не рабочие.

— Я! Что вам надо? Уходите, мы вас не звали!

Многообещающие физиономии боевиков Рот Фронта тут же стали ухмыляться, поддерживая своего старшего. А за спиной человека в кепке оратор кричал в рупор, вещая про мировой капитализм и порабощение рабочих жестокими эксплуататорами.

— Мы пришли, чтобы прекратить ваш митинг, так как он незаконный.

— С какого это перепугу он незаконный?

— Мы решили, что он незаконный.

— Кто это вы, национал-фашисты?

— Мы национал-социалисты, а не фашисты, вы не по адресу. Предупреждаю сразу, если вы не завершите свой митинг через пять минут, мы примем меры к его разгону.

— Вы не полиция, чтобы так заявлять! Если вы попробуете нас разогнать, мы окажем вам противодействие, и ещё неизвестно, чем всё это закончится для вас.

— Противодействие? Что ж, давно мы с вами не цеплялись кулаками, а языками и подавно.

Шириновский стоял неподалёку от Маркуса и всё слышал. Он невольно оглянулся вокруг, оценивая силы штурмовиков. Всего их оказалось сто восемь человек, главным у них являлся Маркус. С той стороны боевиков было больше, но ненамного.

— А давайте я речь скажу на их митинге?

— Ты? — Маркус с удивлением обернулся на Шириновского. Не менее недоумённый взгляд на него бросил и человек в кепке.

— Ну, если они не побоятся пускать нас на свой митинг, я им разворошу весь муравейник своей речью.

— Да они тебя и близко не подпустят, а если ты сможешь что-то сказать, мигом скинут с трибуны вверх тормашками.

— Обязательно скинем, — подтвердил и человек в кепке.

— Ага! Уже испугались, красные муравьи. А я ведь ещё ничего не сказал!

Человек в кепке фыркнул, Маркус улыбнулся, а Шириновский уже входил в запал:

— Вы, коммунисты, всё равно проиграете. Пройдёт буквально четыре года, и вас всех раскатают по стенке тонким слоем, а кого и отсентябрят. Вы же любите вспоминать Великую французскую революцию, вот и вспомните сентябрь 1792 года.

— Сейчас мы сами тебя отсентябрим, сволочь фашисткая! Ты кто такой вообще⁈

— О, пошли угрозы! Какие вы после этого коммунисты, вы интернационалисты и социалисты? Да вы шваль подзаборная! Никакого плюрализма мнений. Подонки, вот вы кто! Обыкновенные подонки! Мразь, предатели, узурпаторы, скоты! Однозначно! — выставив на человека в кепке палец, вдруг заорал Шириновский, чем немало удивил всех присутствующих.

— А ну заткнись, сука!

— Я тебя сейчас сам заткну! — взмахнул Шириновский дубинкой и пошёл на человека в кепке. — Что с ними разговаривать, бей их!

— Стой! — крикнул Маркус, но скорее по инерции, ведь он сюда и сам пришёл не разговоры разговаривать, а драться. Просто сейчас необходимо было соблюсти хотя бы минимальные негласные правила приличия. Но было уже поздно, да и всё, что он хотел сказать, он уже сказал, остальное просто затягивание времени.

— В строй, ребята, идём единым фронтом. Бей их!

Коммунисты, сообразив, что всё уже началось, отбежали назад и тоже стали смыкать ряды. Позади них шумел митинг, правда, оцепление стояло далеко от него, и охрана надеялась справиться сама.

— Вперёд, вперёд! — размахивая дубинкой, закричал Шириновский и в первых рядах бросился на коммунистов, раздавая дубинкой удары направо и налево. И первым же из них снёс кепку со старшего от коммунистов. Тот, на удивление, оказался лысым и, схватившись за голову, бросился спасаться бегством. Удар пришёлся по касательной, так что череп у него не треснул, но ссадина на голове будет знатной. Будет отмечен, как Мишка Меченый.

Коммунисты сначала смешались, но быстро очухались, сомкнули ряды и бросились в драку. В воздух взмыл рёв осатаневших от злобы и ярости людей. Боевики с обеих сторон, схватившись за подручные материалы, начали мутузить друг друга. Схлестнувшись в рукопашную, они молотили друг друга кастетами, дубинками и кулаками. Ещё немного, и дело дойдёт до поножовщины, и уж тогда держись!

— Мочи! Бей! Круши! Не отступать! Зиг унд Хайль! За Германию! Рот Фронт! Интернационал! Сталин! Ста-а-алин! Фюрер! Мочи! Ломай! Круши!

Люди сшиблись, образовалась куча мала. Трещали черепа, ломались, как спички, рёбра, вылетали зубы, брызгала кровь из рассеченных бровей и порванных ртов. Кто-то падал, кто-то, наоборот, влезал на спины других и бил уже оттуда. Люди сносили друг друга с ног, швырялись чем попало, катались по земле и пинались.

Никто не собирался отступать, и каждый дрался так, будто бы видел перед собой смертельного врага, не зная о нём ничего, кроме искажённого в ярости лица. Никто никого не жалел и использовал самые подлые удары по яйцам и под дых. Особо удачливые повергали в нокаут своего противника, а неудачники уже давно валялись под ногами, корчась от боли и ощущая на себе десятки ног, что топтались по ним как по обыкновенной земле. Человеческая «грязь» стонала, рычала и кричала, временами царапалась и кусалась, ломала пальцы и выдавливала глаза врагу, и всё с одной только целью — победить!

Схватка оказалась такой яростной, что митинг стал сам собой затухать, да и как вообще можно спокойно вещать, когда хоть и далеко сзади, но идёт самая настоящая битва. Потихоньку митингующие стали оглядываться в ту сторону, а потом некоторые из них один за другим пошли на помощь. Драка продолжалась и грозила перейти в нечто большее.

Шириновский выскочил почти в самом начале битвы. Долго в ней зависать он не собирался, да и вообще всё получилось спонтанно. Ему кровь из носу нужно было показать себя и храбрым, и жестоким, и умным. Всё у него получилось, и получилось буквально. Отирая кровь из носа, он отскочил далеко в сторону, усиленно размазывая её ладонью по лицу. Оценив ситуацию, решил подбежать к одному из командиров взводов, что стоял позади всех в готовности вовремя сообщить, всё, что увидел, начальству и вызвать помощь.

— Надо срочно докладывать на базу, что нам нужна поддержка, сейчас тут будет крутой замес, и мы не успеем сбежать или победить, если не будет помощи. Смотри, нас меньше, но мы всё равно сильнее и сможем разогнать митинг, но только с дополнительными силами, иначе силёнок не хватит.

Обертруппфюрер кинул взгляд на битву, кивнул и убежал. Бежать ему оказалось недалеко, всего лишь до телефонной будки. В ней он набрал нужный номер и чётко, хоть и немного сбивчиво, доложил обстановку.

На том конце провода поняли, потому как ожидали нечто подобное. И дальше всё завертелось. Объявленная команда «сбор» призвала ещё людей на пару машин, и вот уже найденные первые попавшиеся легковушки на высокой скорости мчатся на помощь. Также оповестили патрули, что ходили в этом районе, и вызвали всех, до кого смогли дозвониться или оповестить иным образом.

В это время митингующие пришли на помощь своим коммунистам, наплевав уже на сам митинг, и включились в драку. Штурмовики сдали назад, но умение драться и понимание, что сбежать значит сделать всё ещё хуже, помогли им продержаться какое-то время. Это их и спасло, так как со всех сторон к месту схватки стали подтягиваться вызванные на подмогу их соратники и давать отпор.

Драка ещё больше разрослась. Уже послышались полицейские свистки, что только подлило масла в огонь. Но и это оказалось не самой плохой новостью, вдруг, откуда ни возьмись появился отряд националистов из «стальных касок» и ничтоже сумняшеся кинулся лупить и штурмовиков, и коммунистов.

Схватка переросла в эпическую битву всех против всех. Теперь уже боевики трёх партий мутузили друг друга, невзирая на лица, должности и заслуги перед своей партией и народом!

Митинг на этом, собственно, и закончился. Те, кто не желал участвовать в драке, стали разбегаться в разные стороны, только засверкали разноцветные пятна подошв. Кто поинтеллигентней, ушёл сразу скорым шагом, те, кто оказался поглупее, побежали позже, но уже со всех ног. А всем зрителям и любопытным стало страшно.

Ничего понять в этом месиве окровавленных людей было невозможно. Более того, уже через десять минут вообще понять, кто есть кто, стало проблематично. Противников различали только лишь по цвету форменной одежды: серый у боевиков Рот Фронта, коричневый у НСДАП и старая пехотная форма с чёрно-белыми нарукавными повязками у «стальных шлемов».

Ввязавшись в драку, «стальные шлемы» получили преимущество за счёт свежести своих сил и количества ещё не побитых бойцов, но сам факт подлого нападения, хоть и не сразу, но дал возможность понимания возникшей ситуации коммунистам и штурмовикам. Обе стороны сделали соответствующие выводы и стали драться в основном против «касок».

Непрерывный подход мелких резервов, как со стороны коммунистов, так и со стороны штурмовиков, только усугублял общую ситуацию. С трёх сторон в драке уже участвовало порядка пятисот человек, не считая тех, кто уже не мог в ней участвовать по уважительным причинам.

Всё чаще и громче зазвучали тревогой полицейские свистки, и к площади стали прибывать кареты скорой помощи. В кабинетах полицай-президиума зазвенели тревожной трелью звонки, оповещая своих владельцев о нештатной ситуации. Дальше пошла обратная связь.

Густав Бёсс (Gustav Böß), обер-бургомистр Берлина, услышав о массовой драке, чуть ли не подскочил с кресла и сразу стал названивать министру внутренних дел Веймарской республики Карлу Зеверингу.

Трубку долго не брали, пока всё же не сорвали, и в телефоне послышался довольно грубый голос министра, чем-то явно раздражённого:

— Алё!

— Это Бёсс!

— Слушаю тебя, Густав! Что ты хочешь от меня узнать?

— Массовая драка на площади Бальтенплац. Дерутся коммунисты с национал-социалистами, и драка грозит перерасти в побоище.

— Я знаю, и скажу больше, Густав, там дерутся уже не только они, но их заклятые друзья из «стальных шлемов». Ты представляешь, какая сейчас там заваруха?

— Представляю, но что же делать?

— Я уже поднял всю полицию Берлина на уши, а также связался с расквартированными в столице частями рейхсвера. Придётся принимать жёсткие меры и разгонять всю эту кодлу. Я поражён! Ладно бы в драке участвовали только коммунисты с нацистами, но зачем туда полезли «шлемы», ума не приложу. Предстоит наисерьезнейший разговор с их лидером Францом Зельдте. Это уже не лезет ни в какие ворота. Там настоящее побоище, по телефону докладывают, что кровь льётся рекой.

— Есть убитые? — понизив тон, спросил обер-бургомистр.

— Не знаю, нам сначала надо прекратить эту драку, а потом уже разбираться с ранеными и убитыми, надеюсь, что нет, но накал страстей такой, что как бы мы этот день не объявили днём траура по жертвам политической болтовни Адольфа Гитлера и Эрнста Тельмана, Густав. Придурки, как они достали! Они раздирают страну в клочья ради своих политических амбиций, и это тогда, когда нам тяжелее всего!

— Я знаю, Карл, но что мне делать?

— Поднимай всех медиков, готовь муниципальные больницы к приёму большого потока раненых. Останови общественный транспорт в этом районе, пусть твои подчинённые совместно с полицией и рейхсвером перегородят все улицы и займутся оказанием помощи пострадавшим. Не медли, а действуй!

В трубке послышались отрывистые гудки, обер-бургомистр вздохнул, положил трубку телефона и начал принимать меры, собирая на экстренное совещание и обзванивая глав всех подчинённых ему департаментов.

В это время командир гау «Берлин» округа «Ост» оберфюрер Вальтер Штеннес тоже положил телефонную трубку. Ему только что доложили о той катавасии, что приключилась на Бальтенплац (Балтийская площадь).

Сама по себе информация его не сильно удивила, удивил масштаб, как быстро всё разрослось до поистине эпического противостояния. Хотя, казалось бы, обычная драка… Первую помощь людьми уже оказали, и все свободные силы, по приказу дежурного офицера, оказались брошены на поддержку отряда Маркуса.

Рядовое событие переросло в большую драку, появились люди Зельдте, преследуя какие-то свои интересы, и всё пошло наперекосяк. Стоило приложить все силы, чтобы всё не закончилось совсем уж плохо. Драка уже превзошла все мыслимые и немыслимые пределы, затмив собой первомайские события. Но уже мало что можно изменить, да и сил свободных не осталось вовсе.

Те штурмовые отряды, что несли патрульную службу по городу, банально не успеют к месту событий, да и полиция стянула все силы на площадь или вот-вот стянет. Придётся докладывать фон Заломону о случившемся, не жалея правды. Нехотя сняв трубку, Штеннес набрал домашний номер своего главного начальника и стал ждать, когда тот ответит.

— Алё!

— Герр Заломон (прям как Завулон), у нас небольшие проблемы, наши штурмовики разнесли митинг коммунистов на Балтийской площади, но в дело вмешались «стальные шлемы», и сейчас там идёт битва всех против всех. Полиция уже давно в курсе, обер-бургомистр Берлина тоже, министр внутренних дел обратился к частям рейхсвера. Об этом мне сообщили мои друзья. Мы приложим все силы, чтобы выпутаться из возникшей неприятной ситуации, но большего сделать я не смогу. Вы должны быть готовы к любому развитию событий.

— Гм, я только что об этом узнал, и ты мне сейчас всё изложил более чем подробно, Вальтер. Что ж, наши парни молодцы, чем всё это закончится, не знаю, но получат неприятностей как коммунисты, так и мы, и эти дебильные «шлемы» тоже, так что не переживай, ответственность за драку мы разделим в равных пропорциях, но почему так случилось?

— Не могу сказать, я собираюсь выехать на место и разобраться со всем лично. Машина уже ждёт.

— Я понял, поезжай. По приезде доложишь обо всём в подробностях. Я как раз сам собираюсь после доклада Гитлеру добраться до твоего штаба, чтобы лично выслушать тебя о том, что там реально произошло и каковы причины нападения монархистов на нас. И не забудь привести к себе парочку штурмовиков, которые непосредственно участвовали в драке!

— Понял, есть! Выезжаю, — Вальтер Штеннес аккуратно положил на рычаги телефонную трубку. Взяв со стола кепку штурмовика, он нахлобучил её на голову, посмотрелся в зеркало и решительно открыл дверь.

Эрнст фон Заломон тоже положил трубку и, поморщившись, отошёл к окну, чтобы обдумать только что полученную информацию. Видимо, Зельдте начал двойную игру, вписавшись за коммунистов или, наоборот, дав понять, что не вступит в коалицию ни с кем. Естественно, он это сделал не просто так, а по приказу, ну да ладно, пусть у Гитлера о том болит голова, а также у его кураторов, что снабжают деньгами НСДАП. Отойдя от окна, набрал глава СА знакомый номер. Трубку никто не взял, тогда он набрал другой номер, подождал, но и Геринга на месте не оказалось.

Плюнув, Заломон стал одеваться и вызванивать всех подряд, нашёлся только Геббельс. Рассказав ему о возникших проблемах, руководитель СА с досадой бросил трубку и, одевшись, вышел из кабинета, бормоча себе под нос одну-единственную фразу: «Всё только начинается, господа, всё только начинается…»