Из зеркала на меня смотрела исключительная красавица, хоть для модного журнала позируй. Но, надев очки, я вернулась к реальности. В модели пока рановато.
Высунувшись из ванной, я понаблюдала за тем, как мама подшивает подол моей формы, а потом, набрав в грудь воздуха, зашла в гостиную:
— Я рассказывала тебе про его речь о голосовании?
— Ага, — не поднимая головы, ответила мама.
— А еще про то, что Джейкоб Кут — староста школы имени Кука?
— Раз сто.
— О.
Я поправила подплечники на своем черном пиджаке и потеребила волосы. Ранее я решила оставить их распущенными, о чем вскоре пожалела, поскольку, высохнув, они тут же закудрявились.
— Я упоминала, что Джейкоб?..
— …может быть серьезным и вдумчивым, когда захочет, — закончила мама, впервые подняв глаза.
— Да ладно, я и это говорила?
— Ежедневно, ежеминутно и ежечасно. Кстати говоря, что хорошего вы все нашли в черном цвете? — спросила она.
— Выпрямишь мне волосы?
В дверь позвонили, и мама с улыбкой приподняла брови.
— Школьный староста прибыл.
Я подскочила и опустилась рядом с ней на колени.
— Мама, пообещай, что бы ни случилось, отнестись к нему приветливо.
— Я всегда приветлива с твоими друзьями, Джоз.
— Он другой.
— Открывай.
С секунду мы смотрели на дверь, а потом я поднялась и неспешно пошла открывать.
Не знаю точно, почему разочаровалась. Может, потому, что потратила целый день, прихорашиваясь ради Джейкоба и угрохала недельную зарплату на черные брюки из «Кантри роуд». Он же, напротив, надел древние джинсы и свитер с дырками на рукавах. Мы посмотрели друг на друга, и я поняла, что он сделал это нарочно.
— Заходи, — бесцветно выдавила я.
Мама встала, и я заметила, что она старается не показывать ужаса от его вида.
Ко всему прочему он давно не брился. Не модная аккуратная щетина, нет. Просто видок, как у гопника.
Мы с мамой обменялись взглядами, затем снова посмотрели на него.
— Это моя мама, — рявкнула я.
Он едва ли не прохрюкал «здрасьте».
Мама растерялась, а я смущенно хихикнула.
— Я только сбегаю за курткой.
И ринулась к себе в комнату. Как я и ожидала, через пять секунд дверь распахнулась.
— Джози, он… он похож на тех, кто гоняет на мотоциклах.
— Ой, мама, не глупи, — промямлила я, отворачиваясь, чтобы она не видела моего лица.
— Я не могу отпустить тебя с ним.
Я повернулась и с мольбой взглянула на нее.
— Мам, пожалуйста! Он так возмущался, узнав, что должен обязательно с тобой встретиться, и пришел в таком виде специально. Обычно он выглядит по-другому. В смысле, гопники не становятся старостами школы, даже государственной, и он может быть серьезным и вдумчивым, когда захочет.
— Он носит серьгу.
— Зато не ходит в черном.
— У него рваная одежда.
Я взяла ее за руку и грустно покачала головой.
— Его мама умерла. Некому зашить ему дырки.
— Ох, Джози, — вздохнула она, качая головой, — у нонны случится удар.
— Все не так плохо, как кажется.
— Он хрюкнул, Джози. Мне показалось, что я говорю со свиньей.
— Думаю, он просто перенервничал, — попыталась оправдать Джейкоба я.
— Я хочу, чтобы после кино ты сразу же поехала домой, Джозефина. И не знаю, отпущу ли тебя еще хоть раз куда-нибудь с этим мальчиком.
— Не уверена, что вообще захочу еще раз пойти куда-нибудь с этим мальчиком, — ответила я, и, схватив сумку, вышла из комнаты.
Я прошагала мимо Джейкоба. Тот и шевельнуться не успел, как я уже спустилась с крыльца. Он догнал меня на дороге, схватил за руку, и тут я развернулась и замахнулась сумкой.
— Придурок!
— Что?
— Как ты посмел?
— Как я посмел что? — выкрикнул он.
— Появиться в таком виде! На танцах ты был в галстуке.
— И ты решила, я одену галстук в кино?
— Я думала, ты оденешься прилично. И надо говорить не одену, а надену.
— Отвяжись, женщина. Чё хочу, то и одеваю, как хочу, так и говорю.
— О, какая же ты… свинья, — прошипела я.
Прошагав к мотоциклу, Джейкоб взгромоздился на него, а когда я последовала за ним, водрузил мне на голову шлем.
— Дальше она начнет учить меня жить, — донеслось до меня его бормотание.
— Как ты посмел так обойтись с моей мамой? Даже не поговорил с ней, — зашипела я. — Я сказала ей, что иду в кино с представителем рода человеческого, и тут нарисовался ты.
— О боже! — заорал он. – Довольно, женщина. Хватит, подруга. Больше никогда. Придурком буду, если пойду на это еще хоть раз.
— Ты и так придурок, придурок.
Джейкоб заглушил мой голос ревом заводимого мотора и погнал к городу.
Всю дорогу я кляла себя на чем свет стоит. Мое первое свидание. Первое серьезное одолжение со стороны мамы, и я профукала его на Джейкоба Кута.
Ехать на мотоцикле было жутко холодно. Зимний ветер бил мне в лицо, и оно онемело от мороза. Я завидовала всем, кто сидел в машине, защищенный от непогоды.
Джейкоб нашел парковочное место позади киноцентра «Хойтс». Мы не обменялись ни словом, пока не дошли до перехода через дорогу, где Джейкоб властно взял меня за руку.
— И что же ты хочешь посмотреть? — угрюмо осведомился он.
— В «Мандолине» идет «Гордость и предубеждение» с Грир Гарсон.
— Черта с два, подруга. Меня на фильм для баб не затащишь.
Пока мы шли в кинотеатр, я старалась сдерживаться, но его замашки ухудшали положение, и, верите или нет, я начала раздражаться.
Я предложила другой фильм, и Джейкоб закатил глаза и покачал головой.
— Ладно, что ты сам хочешь посмотреть, мистер Кинокритик? — рявкнула я.
Люди начали на нас оборачиваться, и Джейкоб схватил меня за руку и оттащил в сторону.
— Нормальный фильм, — злобно прошептал он. — Про копов и бандитов. Как хорошие парни побеждают плохих. Короче, про людей, в которых я могу увидеть себя.
— «Болванов из космоса» сняли с проката.
Он застонал, качая головой.
— И ради этого я пожертвовал субботним вечером.
— О, как печально. Ты мог бы пойти с кем-то, на чью маму не пришлось бы хрюкать, — саркастично огрызнулась я.
— Ты не затыкаешься. Должно быть, во всем Сиднее не сыскать большего трепла, — сказал он, поворачиваясь ко мне лицом.
— Из-за встречи с моей мамой ты повел себя как придурок. Почему?
Его глаза потемнели. Я с трудом его узнавала.
— Это — я, — провозгласил он, указав на себя. — Именно так я выгляжу, когда иду в кино, и извини, если я не умею вести себя с матерями, Джозефина. Обычно мне не приходится с ними сталкиваться на первом же свидании. Но опять же я никогда не встречался с иммигранткой.
— Не смей называть меня иммигранткой, — зло бросила я.
— А как тебя еще называть? Не так давно ты назвала меня австралийцем так, словно это оскорбление. А сейчас ты якобы не иммигрантка. Если вы так запутались, возвращайтесь в собственную страну.
С минуту мы смотрели друг на друга, пока он не застонал и не покачал головой.
— Забудь, что я это сказал.
— Это и есть моя страна, — прошептала я, повернулась и выбежала на мороз.
Я услышала, как Джейкоб выкрикнул мое имя, но заскочила за арку и посмотрела, как он пробегает мимо. Решив, что путь свободен, я вышла из укрытия и бросилась в противоположную сторону.
«Десятиминутное свидание», — думала я по дороге домой.
Я серьезно размышляла, не написать ли в книгу рекордов Гиннесса.
С мыслями о том, что мама меня убьет, если когда-нибудь узнает, я не сразу поняла, что за мной по пятам медленно едет машина. Будь это мотоцикл, я бы не испугалась, потому что решила бы, что это Джейкоб. Но меня, без сомнения, преследовала машина, и я приготовилась удирать. Я ускорила шаг и, когда она остановилась рядом со мной, не выдержала.
— Мой отец коп, и он тебя убьет, — не глядя, взвизгнула я.
— Нет, он адвокат, — спокойно ответил Майкл Андретти, — и он убьет тебя, если ты не сядешь в эту машину.
Я растерялась, но с облегчением заглянула внутрь.
— Что ты здесь делаешь?
— Залезай.
Стараясь избегать его взгляда, я села в машину.
— Не хочу об этом говорить, — сказала я, и прозвучало, наверное, чопорно.
— А я определенно не хочу это выслушивать.
— Ничего нового. Мужчинам нет дела ни до чего, кроме самих себя.
Он с осуждением покачал головой и свернул на мою улицу.
— А Кристина знает, что ты разгуливаешь по улицам в одиночестве?
— Ага, я позвонила ей и сказала: «Мам, я тут собираюсь побродить по пустынным улицам Глиба по темноте. Ты не против?».
— Ты всегда за словом в карман не лезешь?
— Когда мне есть, что сказать, молчать не в моих правилах.
— Думаю, держи ты почаще рот закрытым, узнала бы намного больше.
Он остановился, и мы немного посидели, глядя вперед.
— Так что же ты тут делаешь? — спросила я.
Он со вздохом зажег сигарету.
— Решил тебя навестить. Думал, может, захочешь пойти поесть пиццы или еще чего.
— Почему?
Он ненадолго уставился в окно, затем повернулся ко мне лицом.
— Даже если я сделаю вид, что тебя не существует, ты все равно никуда не денешься. Так что я подумал, было бы неплохо узнать тебя получше, но не у вас дома. Я чувствовал бы себя неудобно, да и Кристина тоже, сиди мы там и смотри, как наше нахальное отродье наслаждается нашей неловкостью.
— Нахальное отродье? — раздраженно переспросила я. — Ни разу в жизни не вела себя нахально.
— Итак, еду я по дороге и тут предмет моих размышлений бежит по улице, вопя, что ее отец коп. Госслужащий? Совсем не лестно.
— Мне нравятся мужчины в форме.
Он засмеялся.
— Любишь пиццу?
— Дурацкий вопрос. Полагаю, затем ты спросишь, люблю ли я пасту?
Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза.
— Ладно, хочешь пиццы?
— Не думаю, что ты заслужил мое общество, но мне тебя жаль, так что соглашусь.
— Да поможет мне бог, — пробубнил он себе под нос.
Мы выбрали людное местечко с открытым камином на Глиб-пойнт-роуд. От ароматов кофе и пиццы текли слюнки, а после того как я промерзла, разъезжая на байке Джейкоба Кута, тепло успокаивало.
Было так странно сидеть напротив Майкла Андретти. Я без конца твердила себе: «Он твой отец. Он твой отец», а настолько странным это было потому, что все это мне действительно нравилось.
И все же я поймала себя на том, что постоянно поглядываю в окно, выискивая Джейкоба Кута.
— Кого-то высматриваешь?
— Если я когда-нибудь упомяну имя Джейкоба Кута, дай мне пощечину.
— Хорошо.
— В жизни не встречала такой безмозглой свиньи, как Джейкоб Кут.
— Я бы съел чесночного хлеба.
— Даже не знаю, зачем пошла с ним на свидание. Думаю, совсем отчаялась.
— Может, салатик? — предложил он.
— Ты хоть представляешь, что он мне заявил? Представляешь?
И я ему рассказала.
Разговаривать с Майклом Андретти было вполне приятно. Он отлично умел слушать и не влезал с непрошеными советами. Я осознала, что, когда мы не враждуем и не дуемся друг на друга, нам есть о чем поговорить. Стоило ненадолго забыть о том, что он мой биологический отец, и мы смогли найти общий язык. Он рассказал мне о своем переезде из Аделаиды и даже поделился связанными с ним опасениями. Я сообщила ему, что собираюсь стать адвокатом, и, кажется, он пришел в восторг.
— Сегодня я плачу, — заявила я, когда мы поели, и достала кошелек.
— Думаю, на сей раз я возьму это на себя.
— Ну уж нет. Я недавно устроилась на работу и мало чего успела купить, так что сегодня банкую.
— Где работаешь?
Я с вызовом посмотрела на него. Пусть только попробует рассмеяться.
— В «Макдоналдсе».
Он нахмурился.
— По вечерам?
Я кивнула.
— Уверена, что это безопасно?
— Я сама зарабатываю деньги, и мне это нравится.
— Мне не сложно тебе помогать. Так я и сказал твоей матери.
— И она ответила, что если ты не можешь помогать мне эмоционально, лучше совсем не надо.
— Ты подслушивала под дверью, — нахмурившись, констатировал он.
— Возможно.
— Что, если я внесу предложение?
Он подозвал официантку и заказал еще два капучино.
— Ты уже одно выпил. Думаешь, я деньги печатаю?
Впервые с тех пор, как я его встретила, он рассмеялся во весь голос, и в глубине души мне понравилось, что я могу его развеселить.
— Итак, вот мое предложение. Как насчет ходить работать ко мне в контору? Можешь копировать документы и помогать секретарям.
— Но ты будешь мне платить ни за что, — заметила я. — Сделаешь вид, что для меня есть работа.
— Я бизнесмен и никому не плачу просто так, — заверил он. — Если ты после обеда будешь работать у меня, именно это тебе и придется делать. Работать.
— Звучит здорово, — ответила я, оживляясь. — То есть это поможет мне стать адвокатом.
— Тебе не поручат никакой правовой работы, горячая голова, — предупредил он.
— Но будет здорово говорить всем, что поручат. Я имею в виду только у Ивы-крапивы подработка хоть как-то связана с выбранной профессией. Она хочет стать врачом и работает в аптеке. Ну, не такое уж большое дело, — я засмеялась. — Ведь она продает только презервативы, тампоны и стельки-супинаторы доктора Шолля.
— Думаю, что ухватил суть, — сухо произнес Майкл Андретти. — Надеюсь, ты не будешь задирать нос.
— Конечно, буду.
— Я сотворил чудовище, — сказал он, ни к кому особо не обращаясь.
Я оставила два доллара чаевых, и отец отвез меня домой. Я рассказала про придурка Джейкоба и Джона Бартона. Ему вроде показалось, что Джон Бартон больше в моем вкусе.
Когда мы добрались до моего дома, я вышла из машины и просунула голову в окно.
— Я позвоню тебе, Майкл, ладно?
— Я позвоню тебе, Джози.
Я кивнула.
— Можно тебя кое о чем спросить? — сказала я и неожиданно смутилась.
Теперь кивнул уже он.
— Ты когда-нибудь думал, что моя мама решила рожать?
Он посмотрел на меня, и, как я заметила, вздрогнул.
— Как же вы могущественны, — прошептал он.
— Кто?
— Дети. — Он вздохнул и прочистил горло. — Я хочу быть честным. По мне, так лучше бы жизнь шла своим чередом. Мне кажется, я слишком стар, чтобы быть отцом. Не хочу, чтобы ты заблуждалась по поводу моих чувств к тебе. Не уверен, что смогу полюбить тебя навеки, но я хочу тебя узнать. Стать частью твоей жизни. Видишь ли, это не то же самое, что быть ребенку отцом с рождения, когда сначала видишь милого младенца, а затем смотришь, как он растет. С тобой же у меня такое чувство, словно я начал читать книгу с середины и должен сообразить, что было в начале.
— Но ты хоть иногда думал, что мама решила рожать? — настаивала я.
— Ты мне поверишь?
Я посмотрела ему в глаза. Такие темные и так похожи на мои. Когда он хмурился или волновался, его брови казались очень густыми и суровыми. Он часто беспокоится, поняла я. Людям это вполне свойственно.
— Не думаю, что ты соврешь.
— Мы обсуждали аборт как вариант номер один, потому что чуть не сошли с ума от страха. Я и правда не ждал, что она решится рожать. Я знал ее отца. И не думал, что у Кристины Алибранди хватит смелости противостоять ублюдку.
Я кивнула, удовлетворенная ответом.
— Но я хочу быть с тобой честным. Не могу поручиться, что вернулся бы, даже зная, что она родила. В то время у меня было много проблем.
Я задумчиво посмотрела на него и покачала головой:
— Ты бы вернулся. Я знаю.
И я пошла к дому и в этот раз, увидев, что машина все еще стоит, помахала. Он махнул мне в ответ.
Зайдя, я рассказала маме про Джейкоба и Майкла.
Я побаивалась ее реакции по обоим пунктам. Что, если из-за Джейкоба она никогда больше не отпустит меня на свидание? Не ранит ли ее то, что я вижусь с отцом? Не будет ли ей больно оттого, что я буду на него работать?
Вместо этого она меня обняла, и мы ненадолго прильнули друг к другу.
— Ты была в него влюблена? — спросила я, когда мы сели на ковер перед телевизором.
— Насколько вообще можно влюбиться в шестнадцать лет.
— Мне семнадцать. И я способна на такую сильную любовь, что она может довести до самоубийства.
— Ты можешь стать великой шекспировской актрисой, Джози, столько в тебе драматизма.
— Он производит впечатление, — проговорила я, наблюдая за мамой. — К тому же наговорил про тебя много хорошего. Он не понимает, как милая леди вроде тебя сумела воспитать такую дочь.
— О, хорошо. По крайней мере, он не тешит твое самолюбие.
— Помнишь тот вечер, когда ты пошла на свидание с Элвисом Пресли?
— Полом Пресилио, — поправила мама.
— Ну, я подумала, что ты потрясающе выглядишь, но не хотела произносить это вслух, так злилась, что мясной пирог не прокатил.
— Именно так мы собираемся оправдывать ту истерику? — улыбнулась мама.
— И я считаю, ты многим женщинам можешь дать сто очков вперед.
— Почему бы тебе не пойти спать? — сказала она, целуя меня.
Я крепко ее обняла.
— Жизнь может быть такой восхитительной, мама. Я знаю, что может.
— Она довольно неплоха.
— Спасибо, что разрешила мне сегодня сходить на свидание.
— Но ты понимаешь, почему я колебалась, Джозефина? Ты полвечера провела в одиночестве на улицах. С тобой могло случиться все, что угодно. Ты понимаешь, что я имею в виду, говоря, что никто о тебе не заботится так, как я?
— Да, — честно ответила я. — Может, мне это и не нравится, но я понимаю.
Перед сном, лежа в постели, я думала о Джейкобе Куте. В глубине души я очень хотела, чтобы он позвонил и извинился. Стыдно признаться, но я три раза вставала проверить, правильно ли лежит на рычаге трубка. После полуночи я махнула рукой и пошла спать, думая о маминых словах и молясь, чтобы «довольно неплохой» жизни нам всем было достаточно.