В поисках Алибранди

Глава четвертая

Пришла пора очередных дебатов. Единственное время, когда мы с Ивой-крапивой были заодно, во всем соглашаясь. Они стартуют каждый год в мае, и на этот раз мы схлестнулись со школой cвятого Антония.

Я когда-нибудь упоминала Джона «любовь всей моей жизни» Бартона?

Только представьте: староста школы cвятого Антония. Сын члена парламента. Лучший спикер из всех живущих. Красивый. Популярный. Скажите, чего еще желать в этой жизни?

Разве что, чтобы он тоже в меня влюбился.

Школа святого Антония разгромила нас в пятницу вечером. Темой дискуссии значилась политика, поэтому, по моему мнению, у команды Джона Бартона было неоспоримое преимущество.

По завершении дебатов я устремилась в класс, где подавали кофе с печеньем. Надеялась урвать последний кусочек пирога или шоколадное печенье. Но, увидев девочку, забирающую четыре последних штуки, поняла что опоздала.

— Бьюсь об заклад, в детстве она относилась к типу этаких обжор, поглощающих чипсы на праздниках, — прошептал кто-то мне на ухо.

Повернувшись, оказалась лицом к лицу с Джоном Бартоном и рассмеялась, согласно кивая.

Последний раз я видела его три месяца назад, с тех пор он изменился в лучшую сторону. Если задуматься, он не «милашка» да и не лопается от избытка сексуальности. Мне импонирует, что он настоящий и искренний. Это даже по лицу видно.

Родись он женщиной, румяна ему бы не понадобились — его щеки украшал природный румянец. Правда, он немного худоват, но мне нравится его рост и смеющиеся карие глаза, меняющие оттенок вслед за настроением.

— Мне, как обычно, досталось лишь песочное печенье, — пожаловалась я.

Он озорно ухмыльнулся и протянул два печенья в шоколадной глазури.

— Я всегда был жаден до эльфийского хлеба на детских праздниках, — серьезно сказал он, и выражение его глаз мгновенно переменилось. — Я часто совал его в карманы или прятал куда только мог, пока однажды меня не поймали. Хозяин дома подал мне куртку, а из карманов вывалились четыре ломтика эльфийского хлеба. Мне было семь, с тех пор один вид этого хлеба вызывает трепет, и я понимаю, что психологически никогда не оправлюсь.

Его актерское мастерство меня позабавило, и я взяла предложенное печенье.

— А какую таинственную, страшную тайну о своих праздниках поведаешь мне ты?

— Я была одной из тех «передай сверток» жадин. Имела обыкновение задерживать у себя сверток на пять секунд дольше обычного, ожидая, что музыка остановится. Такая же ситуация и с музыкальными стульями. Я просто стояла перед стулом и не двигалась с места. После этого мне запретили участвовать в играх.

— Да, — сказал он, прищурив глаза с напускной подозрительностью, — это на тебя похоже.

Подошла мама, поцеловала меня и, прежде чем я успела помешать, направилась прямиком к сестре Луизе.

— Она выглядит так естественно. Реальнее всех в этой комнате, — заметил Джон, не отрывая от нее карих глаз.

— Знаю, — сказала я, следя за маминым разговором с сестрой. — Просто волнуюсь, что сестра Луиза ей наговорит. Недавно я влипла в неприятности.

— Зато на Мартин-плейс ты была хороша. Мне понравилась твоя речь.

— Я тебя не видела, — нахмурилась я.

— Мы с Ивой и остальными общались с премьер-министром.

Я кивнула, подумав как похожи их с Ивой-крапивой семьи. Безумно хотелось, чтобы он не упоминал ее имя. Как можно соперничать с той, чей отец один из лучших кардиохирургов Сиднея и чье фото опубликовали в газете «Австралиец», когда ее выбрали старостой школы? Их семьи я легко могла представить на совместном ужине. Они бы говорили о политике, искусстве и международных делах. Потом я попробовала представить их за ужином с нонной и мамой. Не то чтобы я их стыдилась. Но о чем им разговаривать? Как лучше готовить лазанью? У наших семей нет ничего общего.

— Парень из школы имени Кука произвел приятное впечатление. В смысле, великим спикером ему не стать, но удивить получилось.

— Джейкоб Кут, — пробормотала я, пока Джон брал несколько печенюшек.

Мы вышли из класса, и я попыталась представить Джона Бартона вселяющим страх в девчонок в коридорах и Джейкоба Кута разговаривающим с премьер-министром. Это лишний раз напомнило, насколько социально и культурно разные люди меня окружают.

Усевшись в плетеные кресла на веранде, мы стали смотреть на небо. Был чудесный, приятный вечер.

— Слышала о региональных танцах?

Я не смотрела на него, боясь, что он заметит на моем лице страстное желание. Пойти на региональные танцы с Джоном Бартоном означало вызвать зависть всех зазнаек в школе святой Марты.

— Только о них и говорим. Можешь представить пять настолько разных школ в одном месте? Либо будут массовые драки, либо зародятся новые романы.

— Я просто счастлив, что там не будет школы святой Жанны. Мы вечно с ними сцепляемся, — пожаловался он. — Терпеть их не можем.

— А мы терпеть не можем парней из школы святого Франциска. Нас пригласили на официальную церемонию окончания десятого класса. Они сбились в группы и весь вечер выкрикивали победные кричалки. В честь их футбольной команды, баскетбольной команды, команды по крикету и бог знает каких еще.

— Эти парни знают толк в командных играх, — сказал Джон. — Братья-маристы просто одержимы.

— Они ведь разбили вас наголову?

— Стыдно признаться. Сразу после дня голосования. Отец приехал посмотреть и заявил, что я его опозорил. Разумеется, без прессы не обошлось. Я указал на то, что в образовательном плане эти парни глупы, но прошло несколько дней, прежде чем он остыл.

Мы сидели рядом, и на какое-то время воцарилось молчание. С ним даже молчать приятно. Тишина не смущала, а была уютной. Словно мы уважали право друг друга на частные мысли.

— Какие планы на будущий год? — спросил Джон, протянув мне последнее печенье.

— Хочу стать адвокатом.

— Если ты даже здесь не смогла разбить меня своей продуманной речью, успеха тебе не добиться, — поддразнил он.

Я стукнула его и пожала плечами.

— Проиграй ты — твоего отца хватил бы удар, вот я и поддалась.

Он покосился на меня, и мы рассмеялись.

— А твои планы? — поинтересовалась я.

— Ты можешь представить меня в чем-нибудь, кроме юриспруденции, а затем и политики?

— Ага. Считаю, из тебя бы вышел чудесный учитель. Я видела, как к тебе подходили юные спикеры. Ты был с ними очень терпелив.

— Отца хватил бы удар.

— Да ты сноб.

Джон покачал головой.

— Я реалист. Мой отец — политик, мой дед был политиком, а прадед — сторонником первого либерального премьер-министра. Отец верит, что мы способны однажды дать этой стране лучшего премьер-министра, который у нее когда-либо был. Именно это говорил ему дед, а тому — прадед. Каждый год в день моего рождения он выходит на импровизированную трибуну.

Джон залез на стул и зализал челку, имитируя отцовскую залысину.

— Один из моих сыновей, — начал он, растягивая слова, — однажды вернет эту страну на путь процветания, и что-то мне подсказывает, это вполне может быть Джон. Забудем о прошлом. Он отработал свое в АКЛЭХ и сейчас старается исправиться.

— АКЛЭХ?

— Анонимный клуб любителей эльфийского хлеба. Мои родители даже обращались в организацию, помогающую членам семей зависимых людей.

— Ты псих.

— Немного преувеличил, но разве можно избавиться от подобного типа мышления и преемственности?

— Легко, — пожала я плечами. — Моя прабабушка одевала покойников на Сицилии, бабушка работала на ферме в Квинсленде, а мама — помощник врача в Лейхарде. Я не собираюсь идти по их стопам и побольше тебя знаю об изменении традиций. Ты просто берешь и прокладываешь собственный путь.

— В твоем случае все иначе, — вздохнул Джон. — На тебя не давят по жизни. От меня ожидают, что я всегда буду лучшим. Думаешь, одноклассники выбрали меня старостой, потому что я им нравлюсь? Спустись на землю. С седьмого класса все знали, что я стану старостой, ведь это традиция семьи Бартон. Ничего общего с популярностью. Парни меня даже толком не знают.

Удивившись услышанной горечи, я попыталась поднять ему настроение, театрально вцепившись в его рукав:

— Это на меня не давят? Да я книгу об этом могу написать.

— Кажется, что у тебя все всегда под контролем.

— А у тебя нет?

Он рассмеялся, но как-то не весело. Глаза потемнели, и дело было не в цвете.

— Открою тебе большой секрет. У меня — нет. Иногда я думаю, что эта жизнь — отстой. Имею в виду, не кажется ли она тебе безнадежной?

Таким я Джона никогда раньше не видела. Интересно, это что-то новое, или он просто скрывал подобные мысли? Как бы там ни было, я нашла это немного странным. Мы с друзьями постоянно дурачимся, типа жизнь — отстой, но не всерьез.

Какое-то время я просто смотрела на него с единственным желанием — причесать: меня раздражал его рыжий чубчик.

— Только когда мама находит причины не отпускать меня гулять. Или когда боюсь ничего не добиться в жизни, не сумев подняться по социальной лестнице, — ответила я максимально честно.

— Ну, поскольку я гуляю, когда захочу, и могу подняться по социальной лестнице, твоих проблем мне не понять.

— А в чем твоя проблема, Джон?

— Я не знаю, чего хочу от жизни, но точно знаю, чего не хочу. Не хочу давать обещаний, которые не смогу выполнить. Не хочу, чтобы мои дети страдали всякий раз, как я приму неправильное решение и очередной журналист вываляет меня в грязи в своей статье. Не хочу слишком большой ответственности. Из-за этого я кажусь слабым и нечестолюбивым? Ну что ж, значит, я слабый и нечестолюбивый. Я не хочу карабкаться на вершину, Джозефина. Мне и так хорошо. Но когда твой отец министр в парламенте, от тебя ожидают амбициозности. А если ты не в состоянии реализовать свои амбиции, старый добрый папочка поможет.

— Так скажи ему то же, что и мне.

— Хорошо. Пойду, найду его. Вернусь через минуту, — сказал Джон, вставая.

Я схватила его за руку, и мы расхохотались.

— Ты явно не знаешь моего отца, Джозефина.

Позади меня раздался какой-то звук, и я поморщилась, увидев идущую к нам Иву.

— Я тебя обыскалась, — с улыбкой сказала она Джону.

Иву-крапиву редко увидишь улыбающейся, разве что когда она подлизывается к монахиням.

— Наслаждаюсь обществом красивой, обворожительной, неординарной девушки, — ответил Джон.

— В самом деле? И где же она? — поинтересовалась Ива, послав мне неискреннюю улыбку.

— Ладно, паразитка, ты меня нашла. Готов поспорить, хочешь, чтобы я подбросил тебя домой.

— Ты прав, и подумай, кстати, о вечеринке Сары Спенсер. Одна я не пойду.

— Нет желания общаться с напыщенной публикой, которая обсуждает только, какой автомобиль получит на восемнадцатилетие.

— Да брось, Джон. Сара же дочь доктора Спенсера. Лучшего друга отца. Я вынуждена пойти, — принялась упрашивать Ива.

Обдумав просьбу, он пожал плечами.

— Я это запомню. Взятка свыше двух долларов не облагается налогом.

— Спасибо, — победно сказала Ива. — Встретимся у входа через пять минут.

Мы проводили ее взглядом, после чего Джон повернулся ко мне с улыбкой.

— Пойдешь на вечеринку? — спросила я.

Он изобразил притворный ужас.

— Доктор Спенсер крупнейший инвестор моего отца. Разумеется, я пойду. Более того, даже буду очаровательным с Сарой Спенсер и постараюсь не выходить из себя, когда отец подарит ей ключи от «Феррари».

— От «Феррари»? — изумленно переспросила я. — Я бы землю целовала даже за подержанный «Мини Купер».

— На Северном побережье в нашем кругу отцы стараются перещеголять друг друга. Так повелось еще с нашего детства. Если бы Ива получила на десятый день рождения десятискоростной велосипед, мой отец подарил бы мне еще круче. Дошло до того, что если я чего-то сильно хотел, то говорил Иве, она просила у отца, и на следующий год я гарантированно получал желаемое. И наоборот.

— Я и не подозревала, что вы с Ивой так дружны.

— У нас не было выбора, но все сложилось удачно, мы поладили.

Джон со вздохом встал и предложил мне руку. Мы побрели назад в здание.

— Как относишься к английской литературе? — поинтересовался Джон.

— Нравится «Макбет». Выпускникам собираются показать экранизацию Дзеффирелли.

— Хочешь, сходим вместе.

Улыбнувшись, я кивнула.

— С удовольствием.

Из школы начали выходить люди, и я заметила маму с сестрой Луизой, посматривающих на меня и недовольно качающих головами. Опять влипла.

— Эта монахиня меня ненавидит.

— Ива считает ее ожившей куклой.

— Ага, куклой вуду, — проворчала я. — Пойду уведу маму, пока сестра еще на что-нибудь не пожаловалась.

— Не буду мешать. Приятно было сегодня разбить тебя в пух и прах.

— Не надейся, что в следующий раз так повезет, — крикнула я ему вслед.

Все выходные я размышляла о перепадах его настроения. Встреча лицом к лицу с этим новым Джоном на время меня расстроила.

Впервые я увидела его около двух лет назад во время дебатов. Одна девочка из команды уехала учиться по обмену, и меня попросили ее заменить. Мы с ним были третьими спикерами, а тема настолько скучной, что даже вспомнить не могу. Зато отлично помню его оценивающий взгляд и фразу «Мне скучно», произнесенную одними губами.

С той самой минуты я решила остаться в команде и ни разу не пожалела. Каждый раз, когда мы одновременно участвуем в дебатах, после их окончания мы сбегаем вместе и болтаем. Это в каком-то смысле самые яркие моменты моей скучной светской жизни.

Еще одно интересное событие, случившееся в эти выходные — я получила работу в «Макдоналдсе». Мы с Анной увидели объявление в местной газете и решили рискнуть. «Макдоналдс» не самое гламурное место работы, но жизнь на пять карманных долларов в неделю похожа на сериал «Семейка Брейди». Этого я маме говорить не стала, у нее и так уже комплексы.

После того как я рассказала про работу, мы поругались. В конечном итоге она уступила, когда я объяснила, что отец Анны даст ей машину на два наших рабочих вечера в неделю.

Мы с Анной около часа проболтали по телефону. Обсудили ужасную униформу в «Макдоналдсе», всех парней из школы святого Антония, которые пойдут на танцы, и особенно, куда потратить заработанные деньги.

«Спортсгерл», «Кантри Роуд» и «Эсприт» — мы идем.