В поисках героя. Часть вторая

Глава 18

Утром, после подъема Неверов, одевшись, зашагал в комнату Терпугова. Прежде чем войти, он постучался.

Виталий не отвечал. Неверов толкнул дверь, и она открылась. Виталий лежал на полу в трусах и майке. Он лежал не на спине, а на животе, лицом вниз, уткнувшись носом в пол. Поза была настолько неудобной, что мало кто мог заснуть в таком положении. Однако Терпугов на самом деле спал.

Неверов тихонько тронул доктора за плечо. И едва не остался со сломанной рукой. Потому Терпугов тут же автоматически, не отдавая себе отчета, даже еще с закрытыми глазами, рубанул воздух правой рукой, пытаясь ухватить руку того, кто его тронул, и одновременно перевернулся, чтобы пустить в ход и другую руку, захватывая екведомого противника.

- Что тебе? - хмуро спросил Виталий, усевшись на полу и сонно уставившись на Неверова.

- Я до сих пор не могу выйти на связь с Центром, - бросил Евгений. - они молчат.

- Они знают, что мы здесь, - успокоительно пробормотал Терпугов, потягиваясь. - все под контролем.

- Надо быть готовым ко всему. Пошли в гостиную. - Неверов встал.

- Сядь, - махнул рукой Виталий.

- Не понял, - удивился Неверов.

- Не надо сейчас дергаться, - сказал просто Виталий.

- Объясни-ка, - попросил Евгений. - я не понимаю.

- После полудня я поеду один с мальчиком, - пробормотал Виталий. - у меня есть коридор на ту сторону.

- Так не пойдет, - Неверов посмотрел на доктора в упор. - мы уйдем се вместе.

- Вместе, так вместе. - Терпугов кисло улыбнулся. - Спускайся, я догоню.

Неверов зашел в гостиную и огляделся. За столом сидел только мальчик и пил чай.

- Екатерина, - позвал женщину Евгений.

- Тетя в ванной, - пожал плечами мальчик.

Неверов пошел в ванную и заглянул внутрь.

- Он такой красивый, стройный, сильный, - услышал он голос Екатерины из-за клеенчатой занавески, - он умен и мужественен...

Евгений подошел поближе и отодвинул клеенку. Екатерина стояла прислонившись к стене и, раздвинув ноги, мастурбировала. Она негромко кряхтела и едва слышно постанывала, а временами наклоняла голову к своему гладко выбритому лобку и слабым голосом говорила: "Он чисто выбрит и классно причесан. У него нежная и ровная кожа. У него мускулистое тело. У него накачанный пресс и упругие ягодицы. Я видела, как он смотрел и хотел меня. А голос его трепетал..."

- Катя, - Неверов протянул руку и коснулся головы женщины. Екатерина вздрогнула, подняла лицо и произнесла, увидев командира:

- Мы здесь сидим без связи. Понимаешь, вторые сутки сидим без связи! Ни на звонки ни на СМС они не отвечают. Нас бросили! - неожиданно выпалила она. - Я не знаю. Я не хочу этой неопределенности... Я так не люблю неизвестность... - Екатерина заскользила вниз по стене, и закачала головой.

- Отставить истерику, - Неверов закрыл кран, опустился на корточки и поцеловал женщину в лоб, прижав ее к себе. - пойди к себе, отдохни.

Возвращаясь на кухню, он услышал голос Терпугова.

- Когда это произошло, я сейчас не помню уже, - у порога он услышал голос Виталия. - лет двадцать пять назад. Но только Шипе-Тотек пришел ко мне. Как приходил уже однажды, когда я болел, там, на в Южной Америке, когда после первого сеанса я едва не умер. Он пришел и, показывая на себя, сказал мне, смотри, как я стар и некрасив, смотри, как мне плохо, смотри. Смотри, я умираю. Смотри я умираю, страдая. Мне больно, больно, да-да, мне больно, сказал он. Чем я могу помочь тебе, спросил я смиренно, подскажи, я все сделаю. Я сделаю все для тебя, ты же знаешь. Ведь ты же мой Бог. И он сказал мне. Вот что он сказал, да. Я никогда никого не любил так, как тебя, я люблю тебя, как себя, ты это знаешь, и поэтому то, что я тебе прикажу, ты будешь делать и для меня и для себя, для себя как для меня, и для меня как для себя... Да, да, говорил я согбенный, как прикажешь, ведь ты мой Бог. Мой Бог, мой Бог... Ты должен, сказал мой Бог, ты должен, ты должен, для того чтобы я был здоров и счастлив, чтобы я не старился, для того чтобы я не умер, ты обязан находить молодую жизнь и брать ее себе, и передавать ее потом мне. Молодую жизнь. Жизнь мужчин - уже не детей, но еще не юношей. Такие мужчины уже обрели жизненную силу, и еще не растратили ее. Ты должен, ты должен, сказал мне мой Бог, приказал мне мой Бог, съедать их жизнь и, переварив, отдавать ее затем мне. Да, именно так он и сказал...

Утром Данзас попил кофе, провел получасовую разогревающую мышцы тренировку и отправился на поиски приключений.

Он решил, что лучшее средство передвижения - маршрутка. Быстро, удобно, недорого. К тому же вычислить потенциального преступника среди тысяч снующих туда-сюда людей не удалось бы никому.

Генрих в целях маскировки одел серенькие, давно вышедшие из моды брючки, бежевую рубашечку, замызганный плащик с потертыми рукавами, взял старые ботинки Сергея и остался доволен своим новыи имиджем. Темно-серую кепочку он оставил. Это дополнило его городской камуфляж.

Найдя в закромах квартиры журналиста средних размеров потрепанную сумку, из уже шелушащегося от старости кожзаменителя, где одно крепление ремня было заменено кольцом из алюминиевой проволоки, а молния сбоку была скреплена обычной булавкой, он дополнил ей свою экипировку.

Если бы с Данзасом, вышедшим в образе "совка" на охоту, столкнулся кто-нибудь из давних знакомых, то десантник остался бы неузнанным.

Генрих не спеша, с пересадками доехал до центра города и решил пройтись пешочком по близлежащим улицам, визуально оценивая встреченные по пути милицейские патрули.

В свое время на следствии и заключении он стал обращать внимание на лица и манеры стражей порядка. Отсмотрев три наряда патрульных, Данзас повернул в скверик у автомастерской и присел перекурить на лавочке. Возникла интересная идея.

"Менты-с, свежее решение... Охотник на бродячих ментов Генрих Данзас. Похоже, что в ментовку принимают исключительно убогих. Чем страшнее и чем менее подготовлен к несению службы, тем лучше. Один другого краще... Глаза без единой мысли, походка ослабленных недельной голодовкой орангуганов, на харях - выражение надменной презрительности. Да уж, с такими стражами порядка каши не сваришь. Впору повторять опыты Чезарс Ломброзо. Только теперь создавать фенотипические портреты не преступников. а сотрудников органов. Тяга к насильственным действиям у них на лицах написана... Правильно говорят, что нормальный человек нынче в ментовку не пойдет, - Генрих закурил, - кунсткамера. Зомби в сером. Одно желание - побыстрее обшмонать задержанного и нажраться с приятелями в отделении... Что в России, что в Украине..."

Десантник выпустил струю дыма и огляделся.

"Так с... приступим к делу. Народу достаточно, и это плюс. Легче скрыться в толпе. Летний погожий день, солнышко, менты разморены теплом и бездельем..."

Генрих миновал ряды уличных торговцев и забрел в неприметный проходной дворик. Там он сложил в желоб под лестницей в неосвещенной парадной плащ и сумку и переоделся в ярко оранжевую спортивную куртку "Адидас".

Он помнил наставления инструкторов в спецшколе ВДВ, в рамках "факультативов", как "убить" свое лицо: следовало одеть что-нибудь поярче. Тогда взгляды прохожих будут прикованы к цветному пятну, и описания внешности человека сведутся к одному - его оранжевой куртке.

Добыча не заставила себя ждать.

Секундная стрелка едва успела сделать семь полных пробегов, после того, как Данзас занял наблюдательный пост за широким деревом, закрывавшим обзор двора, из переулка неспешно выплыли двое патрульных. Оба среднего роста, упитанные, наглые. Полицейские вышагивали с достоинством, было видно, что они уже закончили рутинную часть своей работы, для проформы обошли несколько дворов и теперь направлялись на площадь, чтобы получить с торговцев ежедневную дань.

Когда до патрульных оставалось не больше десятка метров, Генрих выскочил из своего укрытия и бросился к стражам порядка.

- Быстрее! Там...

- Что случилось? - небрежно спросил первый полицейский, похожий на бочонок.

- Там человек лежит... На лестнице.

- Ну и чо? - не понял мелкий. - Бухой, наверное. И вообще, говори на державной мове.

- Да нет! - Данзас замахал руками. - Что вы! Он в крови весь... И кто то наверх побежал, на чердак!

- А ты кто такой? - подозрительно спросил второй.

- Я тут живу. Квартира семнадцать. Вот, вышел за хлебом...

- И чо?

- Так я ж говорю - человек лежит...

Патрульные переглянулись. Второй, бритоголовый, состроил недовольное лицо.

- Прям на лестнице?

- Да.

- Точно в крови?

- Точно. Бачу, лужа целая уже...

- Ну чо, проверим? - спросил толстяк. Бритоголовый уныло кивнул.

- Ты смотри, мужик. Если соврал... - В сопровождении неспешно бредущих патрульных Данзас дошел до парадной.

- Здесь.

- Ну ну... Щас проверим.

Милиционеры даже не вытащили оружие.

Бритоголовый сунулся первым, за ним в темный проем вошел толстый. Генрих встал полицейским за спину.

- Ну, и где?

- Слева у подвала...

Патрульные наклонились над уходящей вниз лестницей.

Данзас саданул кулаком одному по шее, схватил второго за ремень и за отворот бронежилета и грохнул об стену.

Бритоголовый улетел вниз и впечатался лбом в ступени.

Толстый беззвучно сполз на пол.

Вся операция заняла пару секунд.

"Да уж, хлопчики, - весело подумал Генрих, освобождая бесчувственные тела от оружия и наручников. - только и можете, что пьяных обыскивать и ларечников трясти. Так же как и у нас... Какой наш улов? Два "ПМ", четыре магазина, браслеты... Автоматов нет. Плохо, конечно, но и так сойдет. Пора уходить..."

Через пять минут после происшествия в проходном дворе неброский мужчина в потертом летнем плаще и с поношенной сумкой в руке, откуда высовывались корешок книги и уголок полиэтиленового пакета, сел в городской автобус.

***

С помощью своего помощника Трифонова Роман довольно скоро узнал адрес проживания секретаря Михаила Павловича и решил навестить молодцеватого помощника.

Через несколько часов он кружил у кирпичного дома, где на своих диванах-кочках отдыхали те, кто притомился месить жижу дневной повседневности. Из окон неслись крики и музыка домашнего уюта и непритязательного счастья. Жители кирпичного болотца были настолько далеки от проблем Романа, что казалось, живут на другом болоте, в смысле планете. Впрочем, в этом болоте проживал тот, кто частично занимался и проблемами Липатова. Лягушка-квакушка Петр Фадеев. Роман теперь знал о нем все. И поэтому ждал.

Липатов знал, что тот три раза в неделю ходит в спортзал напротив дома поддерживать физическую форму. Он шел к дому, где жил Фадеев, и понимал, что его немного трясет от возбуждения. Но пружина его к этому моменту свернулась в такую тугую петлю, что хоть Роман и не ручался за исход дела, но точно знал, что чкто бы ни встретился на его пути -это как воздух. Пройдет и не оглянется.

Так и получилось.

Впрочем, чистый профессионализм его не подвел. Прежде чем подойти к дверям, Роман обошел здание вокруг, проверил наличие видеокамер, об╛наружил заднюю дверь заведения, проверил, хороши ли там замки. Заодно осмотрел двор, выбрав маршрут на случай бегства. Вправо было смываться короче, но влево шел приятный дворик с невысокими, но в темноте подхо╛дящими заборчиками. В случае чего, уходить надо было туда. Роман на всякий случай прошелся под окнами, щелк╛нул по стеклу, чтобы проверить, не пуленепробиваемые ли. Все было в порядке.

Согнавший жир, тщательно вымывшийся в душе Фадеев вышел из спортзала со спортивной сумкой на плече. Зайдя в подворотню, он нос к носу столкнулся с поджидавшим его Липатовым.

Подполковник ткнул его открытой ладонью в солнечное сплетение, хлестнул по лицу и отключил тычком в основание черепа.

Все произошло практически беззвучно. Роман подхватил бесчувственного секретаря и отволок в глубь двора, не просматривавшуюся из окон.

Тут-то и стала с остервенением разматываться та пружина.

Роман с каким-то даже внутренним торжеством врезал ладонью по мокрому, бледному лицу секретаря шефа. Оплеуха получилась на славу: зычная, внятная, хорошо артикулированная.

- Ну, рассиживаться не время,- деловито объявил он Фадееву. - это за шефа.

- Это не я,-пузыря кровь на разбитых губах, попытался встрять секретарь, за что снова был коротко и целеустремленно бит.

- А кто? - спрашивал Роман, нанося не сильные с ви╛ду, но достигающие цели удары.- Кто?! Кому ты служишь, кто шефа убил? Кем, падаль, меня пугаешь? Ну!..

Роман вытащил из наплечной кобуры "Стечкин" и ткнул ствол секретарю в бок.

- Оцени ситуацию,-стараясь не сбиться с дыхания проговорил Липатов.- сейчас у тебя в теле появится новая симпатичная дырочка. И все твои заботы отойдут на второй план. Начнем?

Петр залепетал:

- Не надо, не надо... Все, все... Я скажу, скажу...

Роман приготовился слушать.

Фадеев крупно дрожал, он испугался пистолета. Липатов его вытащил лишь по одной причине. Чтобы проще было разговаривать с собеседником. Надо было испугать и, кажется, ему это наконец удалось.

- Я ничего не знаю. Ничего, - занервничал секретарь. − поверь, Рома.

- Рома? - удивился Липатов.

- Липатов! - тихо вскричал он. - Меня не было, когда... Клянусь...

Роман щелкнул предохранителем.

- Ну?

- ВКР!.. - выхаркнул он с желчью и страхом.

- Это я знаю, - участливо проговорил Роман. - Кто?..

- Не знаю, кто убил... - поспешил откреститься от обвинений Петр.

- Кто дергает за ниточки?

- Корзубов, - выдохнул Фадеев. − замначальника ВКР Николай Петрович Корзубов, генерал - лейтенант. Матерый, опытный оперативник.

Фадеев еще много поведал: как давно товарищ генерал летает в высших эшелонах власти. А дружба в поднебесье, конечно, дело святое. Я бы сам защищал давних друзей и товарищей от жизненных неурядиц и неприятностей, подумал Липатов.

А с Фадеевым они расстались дружески:

Роман убрал пистолет в кобуру и пошел к выходу со двора:

- Знаешь, почему я тебя не прикончу? - вдруг спросил он, останавливаясь на полпути.

Фадеев даже не пытался встать, а все так же лежал на тротуаре, раскинув руки и тяжело, с просвистом, дышал, глядя в свинцовое глазами.

- Когда оклемаешься, подумай, кому будет хуже, если Корзубов узнает, что ты его сдал. Да, и смажь синяки зубной пастой - за ночь пройдут.

Секретарь не реагировал.

Роман тут же пропал в теплой мглистой ночи. Он торопился на автостоянку.

Сквозь автомобильное стекло, уже нечистое несколько минут, так как Роман колесил по мокро-грязному городу, он разглядывал мостовую, блестящую и шуршащую, и автомобили разные, бежавшие по ней, и на тротуар затем, еще более успокаиваясь, чем какое-то время назад, он обращал свое угасающе-пристальное внимание, на голубую рябь поверх многоцветных немалых луж, на птичек неизвестной емупороды, смело купающихся в холодной воде, на подошвы, а также на приклеенные или пришитые к подошвам ботинки, сапоги и туфли и тем более на владельцев данной обыкновенной обувки, которые, возвышаясь над ней - и иной раз даже в размер человеческого роста, - сновали туда-сюда, вперед-назад, вдоль мостовой, медленнее, ясно, чем автомобили, но так же неизвестно, как и автомобили...

И все же я счастливей, чем многие другие, чем большинство других, думал Роман. Он уверялся в этом. Потому что он уже осознал, что живет так, будто вечен. А раз осознал, то, значит, ему легче, чем другим, будет справиться с коварным и вредным ощущением собственного бессмертия. И тогда, когда он справится, он сможет научиться проживать каждую секунду как целую жизнь.

Еще на войне Липатов понял одну вещь. Нужно всегда пытаться нарушить устоявшийся порядок жизни. Сложно такое себе позволить. Он знал это. Но это было необходимо. Необходимо для того, чтобы почувствовать собственную силу. Роман однажды сказал себе: "Уходи, когда думаешь, что надо оставаться. Оставайся, когда уверен, что надо уходить. Делай то, что не хочется делать. Радуйся тому, чему радоваться нельзя. Поворачивай назад, если знаешь, что надо идти вперед. И, вообще, вес время меняй направление. И никогда не бойся. Потому что никто нс знает, где и когда тебя ждет удача. Никто. И тем более ты сам".

Сказать легко. Конечно. А вот следовать тому, что сказал, уже гораздо сложнее. Но Роман пытался. И пытается до сих пор. Он радовался именно тому факту, что он в отличие от многих хоть что-то сделал, чтобы понять, для чего же он предназначен по этой жизни. Ведь для чего-то точно предназначен. У каждого есть предназначение. Значит, оно есть и у подполковника Липатова.

Роман вынул из бардачка недопитую бутылку минералки и сделал большой глоток. Он вытер губы, закурил, положил бутылку обратно в бардачок, кряхтя, порылся в карманах, отыскал в мобильный и, не торопясь, попыхивая сигареткой, припарковавшись, вылез из машины.

Он позвонил по телефону, номер которого дал ему Максим Павлович.

- Да? Алло? Я вас слушаю, - услышал мужской голос. Трубка шумела, как морская раковина.

- Здравствуйте, я от Палыча, - сказал условленную фразу Липатов.

На другом конце помолчали. Было слышно, как шумит далекое, холодное, мутное море. Потом медленно проговорили:

- Здравствуйте.

- Вот, позвонил.

- Хорошо. Жду.