В поисках героя. Часть вторая

Глава 32

Двое боевиков проконвоировали Генриха со связанными за спиной веревкой руками по темному тоннелю и втолкнули в просторное, хорошо освещенное помещение без окон. Данзас, оглядевшись, подумал, что это какая-то лаборатория.

У басовито рыкающей центрифуги стоял Олег Ильич в белом халате и светло-зеленых бахилах, как у хирургов. Насвистывал что-то. Напротив стояли Всеволод Федорович и Давид. А вот Феликса и Дины было что-то не видать...

Конвоиры снова усадили Данзаса в медицинское кресло-каталку, и приковали к нему ремнями, как в самолете.

Решко щелкнул пальцами - конвойные словно раствоились в воздухе.

- Вы еще увидите много интересного, - с улыбкой ответил Всеволод, садясь на стул напротив Генриха. - теперь у нас времени достаточно.

- Но зачем вы ломали эту комедию с моим похищением? Ведь вы могли прикончить меня там, в Мариуполе. - старался сохранять спокойствие Генрих.

- Такова была воля Бумеранга. А я ведь только на службе у него.

- Вы прислуживаете Бумерангу?

- Я его лечащий врач. И должен регулярно проверять его состояние здоровья. Ах да, вы не в курсе всего. Кстати, не хотите посмотреть на героя Новороссии? Легендарного Бумеранга, героически захватившего Донецкий аэропорт? Которого как говорят, не берут пули?

- Зачем? Он чем-то отличается от меня?

- О да, очень многим. Это потрясающий эксперимент, которому уже более двадцати лет.

- Я чего-то недопонимаю... − пожал плечами Генрих.

− Да пусть сам Аркадий расскажет, − следя за цифрами на центрифуге, − отозвался Олег Ильич.

Давид покатил коляску с Генрихом в другой конец зала, где обнаружилось джакузи немаленьких размеров. В ней лежал, наслаждаясь бурлящимися потоками пузырящейся воды, Аркадий Павленко. У края джакузи стоял мужчина в белом халате и что-то записывал в блокнот. Громадная фигура Бумеранга, занимавшая почти все пространство джакузи, вдруг зашевелилась, и герой Новороссии поднялся в полный рост, с его мощного тела капала вода.

- Уф! - отдуваясь, произнес Павленко. - Как хорошо! А вот и я. Вы, кажется, мой донор? Я тоже желал с вами познакомиться. Угрохали столько людей, многих, с кем у нас было налажено плодотворное и взаимовыгодное существование, - он стал растираться полотенцем. - Ну, что ж, не вы первый, не вы последний.

Данзас удивленно взирал на тело популярного полевого командира: цветом оно напоминало кусок гниющего мяса. От него исходил странный сладковатый запах. Павленко надел халат и уселся на стул напротив.

- Мне нужна только жизнь. Неужели вы не понимаете? Это так просто. Иначе я состарюсь. И очень скоро умру. Мой бог требует жизни. И я не могу иначе... - Аркадий покрутил головой. - За полгода до окончания первой чеченской войны меня ранило. Смертельно, моя рана была смертельной. Тогда все были уверены, что я не выживу, и врачи, и коллеги, и друзья. Уж чересчур откровенно разлоскутили мой брюшину юркие автоматные пули. Я неделю находился в коме. Я умирал даже два раза, но не умер окончательно. После второй клинической смерти я неожиданно быстро пришел в себя и еще более неожиданно скоро пошел на поправку. И поправился. И выздоровел. На радость мне и лечившему меня Всеволоду Федоровичу. После ранения я изменился внешне и внутренне. Теперь для моего нестарения мне требовалась свежая кровь каждые три месяца. Ну, четыре. Определенной группы, резуса. Желательно молодых людей, еще не спавших с женщинами. И вот так двадцать с лишним лет. И я не болею, мать твою! А если не получаю свежей крови, то за считанные недели превращаюсь в дряхлого старика.

Терпугов должен был мне подыскать новую жертву, - продолжал Павленко. - но у него что-то не срослось и меня пришлось некоторое время поддерживать на стимуляторах. А затем оказалось, что твоя группа крови подходит. Ну так зачем терять время, искать новую кандидатуру, когда вот, ты есть на горизонте. Мы решили совместить приятное и с полезным.

- Ну и какой ты герой? - Генрих старался быть равнодушным. - Ты ощущал себя единственным и самым сильным в этом пока только одном известном тебе мире... И ты получал кайф. Но я-то ведь точно такая же, как и ты. Точь-в-точь. И я знаю все, что ты чувствуешь или чувствовал, или будешь чувствовать... Ты считаешь, что ты самый гениальный, самый великий человек на этой земле, самый, самый, самый... А на самом деле ты ничто. Убийца. Маньяк. Сумасшедший. И все. И еще ты урод. Точно такой же, как и я. Ага. Ты такой же урод, как и я.

Пока шел этот странный разговор, Решко покопался в бумагах на столе в углу, позвонил кому то по телефону и приказал не беспокоить его до девятнадцати часов. Потом потянулся, как кот, похрустел суставами, повращал головой и подошел к Павленко и Данзасу.

- Он говорит сущую правду, - вмешался доктор. - летом девяносто шестого чеченские боевики его задели сильно. Пулями прошибли плечо, бедро, раскололи кусок ребра со стороны сердца. В общем, он умер в военном госпитале во Владикавказе. А я, воспользовавшись знаниями, полученными мной во время длительного пребывания в Южной Америке - здесь Решко вытащил из ящика стола толстую потрепанную тетрадь, - и добавив к ним современные технологии в области химии, оживил его. Но... каждые несколько месяцев нужна была жертва. Которого просил мой бог Кецалькоатль. Мы долго выбирали. А затем долго следили. И убили. А что мне оставалось делать! Эксперимент должен был продолжаться! Я скормил Аркадию сердце жертвы, ее печень и ее почки, и даже член...

- И тебе было приятно? - неожиданно спросил Генрих.

- Что? - не понял Решко. - Что приятно?

- "Делать все это, - пояснил Данзас, - все, что ты делал. Искал. Следил. Готовился. Убивал. Переливал кровь своему пациенту. Кормил его мясом жертвы. Все это было приятно тебе?

- Никаких моральных барьеров, - наморщил лоб Решко. - только безграничная тяга к познанию.

- Приятно было. - продолжал Генрих. - Ты чувствовал возбуждение, ощущал полыхание огня в груди. Ты слышал, как звенит мир вокруг. Ты понимал... Нет, ты знал, что вот еще немного, и ты сможешь оторваться от земли и полететь. - Ты сам стал ощущать себя богом, да? Ты ощущал власть не только над этим маленьким мальчишкой, ты ощущал власть над миром, над Вселенной. Ты мог творить чудеса в тот момент. Ты мог раскрутить земной шар на пальце - как футбольный мячик... еще ты кончил? Правда? Ты кончил? Ведь так все было? Ведь, так? Скажи...

подошедший Павленко ударил Генриха ладонью по лицу.

- Мне нужна была только жизнь. Неужели ты не понимаешь? Это так просто. Иначе бы я очень скоро умер. Мой новый бог требовал жизни. И доктор мне ее давал... - Павленко отчаянно покрутил головой. - Я не понимаю, о каком возбуждении и ты говоришь.

- А ты мне не хочешь рассказать, кто он, твой новый бог?

- Боги майя и ацтеков вернули его к жизни, - профессорским тоном произнес Всеволод. - Кецалькоатль, Уитцилопотчли и Тескатлипока. Принося жертву этим богам и переливая Аркадию ее кровь, я тем самым отдавал дань великим покровителям. Вот уже двадцать лет таким мы с доктором Терпуговым поддерживаем его жизнь, вопреки всем законам биологии, химии и прочему рационализму.

- Вот возращения телу обычного цвета пока не удалось достичь, - отозвался Олег Ильич. - и запах... скажем так, процессов разложения никуда не девается.

- Я теперь нахожусь под защитой этих богов, - самодовольно сказал Павленко. - во время напряженных боев я порой их вижу. Я понимаю, что меня не убьют, я ощущаю их поддержку. Это не галлюцинации, боги наблюдают за мной. Поэтому я должен исполнять все, что требуют от меня они. Я должен регулярно совершать ритуальные жертвоприношения во славу богам, подаривших мне жизнь. Сам я, конечно не умею правильно осуществлять процесс, - выразительно посмотрел он на Решко. - для этого и вызываю моих друзей из Москвы Виталия и Всеволода. А мои ребята охраняют место события и помогают им.

− Значит герой Новороссии Бумеранг это труп, реанимированный силой, неподвластной разумному объяснению? И уже двадцать лет для поддержания его жизни требуются регулярные жертвоприношения? Вы сами верите в подобный бред? - Генрих все же оставался на материалистических позициях.

− Так ведь все же работает, все эти магические обряды, − сухо ответил Решко. - вы сами видите. Древние не умели лгать. Все обряды проверены веками. Веками, понимаете? А цивилизации майя и ацтеков были в плане интеллекта не слабее нашей, европейской. Ладно, продолжим, - сказал он.

Генриха снова ужалило. На сей раз в шею. И он... снова поплыл по течению. Кто-нибудь составит компанию?!

Данзас открыл глаза на обычной больничной каталке. Напротив себя он увидел тело Эдуарда, также положенное на каталку, а также группу людей вокруг тела.

генрих лежал не шевелясь, он уже понял, чем это должно кончиться. Он увидел, что Харченко вытащил длинный десантный нож.

- Во славу Кецалькоатля! - воскликнул Феликс, занося его над грудью Эдуарда. - Пожри же его сердце, Шипе-Тотек! Выпей же его кровь, Уитцилопотчли!

Даназс с силой сжал глаза. Его мутило.

Феликс, разодрав грудь покойника своим кривым ножом, раздвинув с хрустом ребра, запихнул внутрь руку в медицинской перчатке, вырвал сердце и тут же бросил его в услужливо подставленную одним из медбратьев чашу. Данзас с трудом воспринимал происходящее.

- Великие Покровители с нами! - зашумели собравшиеся около Эдуарда, по кругу отпивая из чаши. - Напоены ли мы соками добычи? - почти без вопросительных интонаций произнес Феликс. - Готовы ли мы к единению с богами?!

Остальные экзальтированно воскликнули:

- Готовы! Боги ждут мяса и крови!

- Так исполним же их волю! - громоподобно изрек Феликс.

И вот Феликс застыл над телом Комарова, откинулся назад, вознося над головой нож. Замер. Его огромное атлетическое тело превратилось в изваяние, крутыми поблескивающими буграми вздулись накачанные мышцы, выпрямилась спина, напружинились мощные длинные ноги, пятки слегка оторвались от каменного пола, вздулись на груди, руках, шее узловатые синие вены... На некоторое время тишина воцарилась вокруг.

Наконец он вогнал нож в мертвеца и стал резать тело на части.

Данзас ничего этого не видел. Он чувствовал сильную слабость -похоже, у него снова взяли немало крови для переливания ее герою Новороссии Бумерангу. Помимо этого, голова у Генриха представляла сбоой эдакий кочан капусты. Видимо его как следует обкололи сильнодействующими нейролептиками. Было чувство, что листик за листиком постепенно счищается с кочана как бы сам собой - но очень медленно.

Мощный, раздетый до пояса Харченко оттяпал топором ступню трупа Эдуарда.

Раздались восторженные возгласы.

Снова просвистел топор, что-то тяжелое шмякнулось на цементированный пол.

Данзас разлепил веки. То, что он увидал, было невероятно: правой кисти у трупа тоже уже не было. Новый удар − с чавканьем отлетело у трупа ухо, упало прямо на каталку рядом с телом.

- Черный бог Тескатлипока, освятил дарованный Шипе-Тотеком обычай!

После этих слов все стоявшие рядом стали отрезать небольшими, но острыми ножами по кусочку мяса от тела Эдуарда и обмакивая в налитую чашу субстанцию, стали поедать их.

- Кецалькоатль, прими жертву!

У Генриха сердце екнуло. Его начало рвать - неудержимо, болезненно, выворачивая наизнанку. Он слышал возгласы, разговоры, смех, чавканье. А потом все стихло.

До него донеслись шаги.

- Уносите тело! - прогремело властно. Судя по голосу, это был Олег Ильич.

Данзас повернул голову. Остатки "пиршества" унесли на носилках Давид и еще какой-то парень.

"Хоть бы поскорее десант сюда высадился" подумал Генрих, но не верил в эту возможность.

В соседнем зале Феликс и Давид опустили изуродованный, частично объеденный труп Комарова в каменный желоб, а затем засыпали его каустической содой, сверху полив какой-то жидкостью, судя по командам Олега Ильича, призывавшего к осторожности - щелочью.

Из желоба тотчас поднялся густой белый пар, после чего работавшие в респираторах Феликс и Давид опрокинули наверх небольшую металлическую ванну, образовав нечто вроде саркофага.

- Вот и все, - удовлетворенно заметил Олег Ильич.

Данзас потихоньку начал рваться из пут. Ну почему его не убили?! Почему не застрелили как Эдуарда?! Это была бы нормальная смерть. Но быть выпотрошенным и съеденным?! Нет! Он человек - порождение Высшей Силы! Это в него вложена Бессмертная Душа! А Душа вырвется из гадкого месива, воспарит! Им не убить Ее! Ни за что не убить! Генрих перестал дергаться, стих. Его вдруг поразила простая, но убивающая своей простотой мысль - он будет сопротивляться до конца.

В этот момент в помещение вошли Дина и Феликс.

- Боги не любят, когда нарушают их заветы, десантник!-со злым весельем в голосе произнесла Дина.

Она вытащила из кармана белого, но застиранного халата самый обычный шприц и перевернув руку Генриха, вколола ему какой-то серебристого цвета густой жидкости.

− Отвязываем! - затем неожиданно скомандовала она и повернувшись, вышла. Ее сменил Давид.

Вдвоем они сняли с рук и ног Данзаса фиксирующие зажимы, правда затем сковав ему руки изолентой. Конечности плохо слушались Генриха, все его тело стало вялым и податливым, а движения замедленными - видимо, к нему применили какой-то сильный нейролептик.

Феликс и Давид потащили под руки шатающегося, в одних больничных штанах Данзаса по коридорчику и втолкнули его в комнату без окон.

Там на широком столе сидела Дина, а перед ней прислоненной к больничному столу стояла медицинская каталка с настеленной клеенкой.

− Сюда его, − мотнула головой Дроздецкая, указывая на каталку. - тебе еще многое предстоит ощутить, десантник. Ты ответишь за все.

Феликс с силой толкнул Данзаса на каталку, что Генрих едва не перегнулся пополам, а затем закрепил его в этой непристойной позе.

Дина, раздвинув ноги, приткнулась вплотную в Данзасу и распахнула халат, под которым ничего не было надето. Схватив его за волосы, она приблизила его лицо к своему гладко выбритому передку.

− Начинай, Феликс, − кивнула она стоявшему сзади Генриха Харченко. - когда кончишь, Давид тебя сменит. Ведь так, Давидик?

− Да, товарищ старший лейтенант, − проблеял тот, колыбельным тоном откуда-то сбоку.

− А ты будешь лизать и смотреть, − показала Дина на настольное зеркало стоявшее за ней, задрав рукой голову Генриха. - как тебя будут насаживать мужики один за другим. А потом можно будет кого-нибудь еще из охраны позвать...

Шок от услышанного вернул Генриху некоторую подвижность. Он посмотрел перед собой и увидел свое изможденное лицо. Оно глядело ему прямо в глаза - из зеркала. Он лежал грудью на каталке, с засунутыми под живот руками. Над собой - в зеркале - Генрих увидел еще одно лицо. Он осознал, что сзади него стоит Феликс Харченко и, ухмыляясь, пристраивается всем своим мужским хозяйством к его заду.

Все это как-то растормошило Данзаса. Он словно проснулся. Пружина ярости уже совершенно не подчинялась ему.

Генрих рванулся с такой силой, что кожа полопалась на груди и плечах. Ему удалось боднуть Дину головой в живот, он почувствовал, что путы транквилизатора отступают, что тело обретает свободу...

И он почувствовал, как вдруг зачастило пулеметно сердце, как свирепыми грозными потоками понеслась кровь - в венах, артериях, капиллярах. Бедрами он оттолкнул Феликса, ушел вправо и с большого размаха связанными руками ударил его по стоящему члену. Харченко не успел согнуться, вернее, он даже не шевельнулся еще, а Данзас уже бил его в сплетение, а потом в кадык.

Грузный Феликс завалился назад нескончаемо медленно, как при съемке в рапиде. Пока он падал, Генрих ловко выхватил связанными руками у него из-за пояса пистолет. Поднял пистолет к своей шее, прижал затвор подбородком к груди и, кряхтя и кривясь, взвел-таки затвор. А здоровый лось Харченко все еще падал. Он еще не дотронулся до земли. Давид, который стоял у входной двери, тоже медленно, очень медленно, удивительно медленно сунул руку за пазуху. Пальцы его еще не скрылись под халатом, а Генрих уже успел прицелиться и выстрелить. Данзас увидел, как пуля, не торопясь, вылетела из ствола и, лениво крутясь вокруг собственной оси, без суеты и торопни полетела напрямик к Давиду. Она летела, летела. И, наконец, долетела. И вонзилась ему в голову. Нехотя тихо плеснула кровь из простреленного лба. И только теперь здоровяк Харченко, наконец, упал, вернее, пока коснулся только лишь пола и едва-едва укладывался на спину. Данзас быстро повернулся к Дроздецкой. Он лишь увидел, как край белого халата мелькнул в проеме боковой двери, которую Генрих сразу не заметил. Тут же щелкнул замок.

Данзас не удивился происходящему.

Один раз со ним случилось уже такое. На спецоперации в Ингушетии.

Он остановил время. Свое время.

Тогда, как и сейчас, Данзас был быстр и сноровист. А окружавшие враги, двигались в десятки раз медленней него.

Тогда его хотели убить.

А сегодня его хотели трахнуть... и первое безусловно, последовало бы вслед за вторым.

И его организм остановил время. - Он спасал себя. Он очень хотел жить.

Генрих очень хотел жить. Он действительно этого очень хотел. Но тогда на войне я еще не понимал этого. А теперь понял. Но еще не осознал. Он счастливо рассмеялся, радуясь своему превосходству. Теперь ему надо было разрезать изоленту на руках, - пока Харченко еще ревел и корчился. Оглядевшись, он нашел на столике зажигалку. Сев на стул, он нажал колесико и принялся пережигать пламенем изоленту. К тому времени, как Феликс перестал реветь, а перешел на стон и мат, руки Данзаса уже были свободны.

- Генрих заметил брошенный в углу комнаты белый халат и подойдя, одел его на себя. Одеваясь, он заметил, что Феликс уже достал из кармана штанов нож и пытается встать. Данзас, не целясь, навскидку, спокойно (как в тире на тренировке) выстрелил бугаю в член. Фонтанной струей с шипеньем хлестнула вверх черная кровь. Харченко повалился на спину и снова стал орать. Высоко, громко. От страха смерти. И оттого крича еще громче, еще выше и еще испуганней. Данзас перешагнул кастрированного боевика и выстрелил еще несколько раз, включая контрольный в голову.

Затем Генрих подошел к Давиду. Тот был тоже мертв. Повернув ключ в замке, Генрих осторожно выглянул в коридор. Почему-то гудела сигнализация. Неподалеку слышались выстрелы, какие-то громкие хлопки, топот ботинок, крики и мат.

Данзас все понял и счастливо улыбнулся. Это прибыл отряд спецназа из Ростова, посланный по указанию Архивариуса на его освобождение.

Дикари-каннибалы были уже во власти своих врагов.