В тупике сбывшихся желаний

Глава 13 Желание подвигов, встреча с серийником

Анжела подумала, что раз стала «без пяти минут волшебницей», то ей море по колено. Приобретённое могущество заставляло сердце сладко биться. Многое она уже воплотила, и теперь не знала, чем бы ещё развлечься.

На днях в газетах и новостных порталах в интернете сообщили, что в городе появился серийный насильник-убийца. За неделю в парке обнаружили тела уже трёх молодых женщин. Анжела отложила новенький смартфон: «Я должна использовать дар на благо человечества. Надо испытать судьбу».

Надев молочно-белый плащ поверх пёстрого шерстяного платья, она отправилась в парк культуры и отдыха имени Миклухо-Маклая.

Анжела прошла через арку, увитую садовым виноградом, растопырившим красные, будто перепачканные краской, лапы листьев, направилась в глубину парка, прислушиваясь к шорохам.

От порывов ветра падали листья, мелькая в тусклом свете фонарей, а Анжела уж и зевать начала: грустно от того, что никто не пытался напасть. Внезапно раздаётся скрип и треск ломающейся ветки и ей на голову едва не сваливается человек. Анжела в последний момент успела отскочить, но всё равно споткнулась и упала.

— Ты кто такой? — зашипела она и с остервенением заколошматила по спине мужика, похожего на огородное чучело. Это было бы смешно, если бы не было так страшно, ведь незнакомец обхватил ручищей её щиколотку.

По всей видимости, серийник, как паук, ждал, притаившись в засаде, свою жертву. Но отчаянное сопротивление девушки смутило бандита. Анжеле удалось отцепить неожиданно ослабевшие руки и вскочить. Она схватила большой камень и выкрикнула:

— Молись, дяденька, пришла твоя последняя минута! — а у самой от страха ком подкатил к горлу.

Серийник затрясся мелкой дрожью, как в лихорадке, и рухнул на колени перед девушкой:

— Красавица, пожалей меня. Ты ошиблась маленько, не маньяк я, — зарыдал он.

В девушке проснулся азарт. Она, подбрасывая в изящной ладошке камень, обратилась к человеку, похожему на оборванца:

— Не-а! Сейчас буду тебя убивать, но сначала изнасилую.

Человек резко подвинулся к Анжеле и, схватив свободную руку, принялся целовать её, умоляя не трогать его.

— Мадмуазель, вы же такая приятная на вид девушка. Неужели моя никчемная жизнь так уж вам необходима?

Человек порылся в куче веток и полусгнивших листьев. Сладковатая сырость защекотала ноздри. Глаза незнакомца радостно засияли, когда он достал небольшую побрякушку, блеснувшую в желтоватом свете фонаря, и суетливо потёр её о куртку, стирая грязь.

— Возьмите, это самое дорогое, что у меня есть.

Он протянул медальон. Анжела нажала на кнопку. Крохотная крышечка распахнулась, и на девушку с чёрно-белой фотографии посмотрели выразительные глаза молодой женщины.

Бродяга радостно закивал:

— Это моя дорогая мамочка. Она не даст меня в обиду.

— А вы не похожи на серенького безобидного зайчика. Сколько людей тут угробили? — настаивала на своём Анжела.

— Клянусь портретом матери: не больше, чем пальцев на левой ноге.

— А сколько их?

Анжела с интересом посмотрела на разувающегося злодея.

Он, кряхтя, наклонился к грязным заношенным башмакам и стянул левый вместе с носком, прилипшим к стельке. Когда она увидела ступню, то чуть не упала в обморок. На ней не было ни единого пальца, или, сросшиеся, в темноте они казались одной сплошной стопой.

— Значит, никого не убивали и не насильничали?

— Да, милая, всё наговор и брехня. Шайка тут завелась, а на меня и рады свалить.

Я вообще-то сбежал из палаты, буйный был, но в момент просветления удалось вдохнуть свободы. С третьего этажа сиганул, и ничего не пострадало, кроме переднего зуба. Оставил на память воспитательному учреждению для коллекции, — с гордостью ухмыльнулся сумасшедший.

Я ведь когда-то психиатром был, до помутнения. А жертвы мои уже поправились, читал кем-то выброшенную газету. Во всём должно быть чувство меры. Да и импотент я, какой из меня насильник! Вот для правдоподобности сгущёнкой пользовался, но закончилась. Кстати, у тебя нет банки случайно со сгущённым молочком?

Анжеле стало почти жаль этого обиженного судьбой человека.

— Ладно, дяденька, я сегодня добрая.

Как легко обмануть наивную девушку, даже если она почти окончила второй курс университета. Едва Анжела отбросила в сторону камень и, облегчённо вздохнув, поправляла смятое платье, человек одним прыжком повалил её на землю и заревел, как хищный зверь, глядя в глаза. Энжи, ничего не понимая, даже не закричала.

— А что? Не ожидала? Мамочка доверчивой воспитала. Да ладно. Отпущу я тебя, раз мне жизнь сохранила. Только извини, использую сначала. А ты так дяде и поверила!

Маньяк пискляво захихикал, точно гиена в ночной саванне. Но Анжела сохранила присутствие духа. Она сдула упавшую на лицо прядь и уверенным тоном спросила:

— Послушайте, уважаемый, как вас по отчеству?

Бандит опешил. Он нахмурился, почесывая щетинистую щёку.

— Пантелеймонович. А вообще-то я Бляха. Так уже на зоне привык, что даже фамилию подзабыл. Кажется, Огородников или Огородный. — Пройдоха перекрестился. — Память заело… Эх, старею. А может, и Огородниченко.

— А давайте вместе вспомним. — Анжеле удалось ослабить объятья, крабьими клешнями сжавшие её, и вздохнуть посвободнее. Чем больше он думал, тем слабее становилась хватка. Интеллектуальные упражнения изводили громилу.

«Как странно, — подумала девушка, — ведь только что по-другому калякал, явно сумасшедший!»

— А сколько будет три умножить на десять?

Серийник осклабился, раскатисто хрюкнув, и ответил:

— С арифметикой у меня всё в порядке. Три ходки у меня было как раз по десять. И как угадала?

— Да вы, смотрю, уже дядя в возрасте. И вообще отпустите, мне же больно.

Бандит вдруг послушно отстранился, и девушке, напрягшись, удалось выскользнуть из-под придавившего тела. «Только бы успеть», — судорожно думала она.

— Эть! Куда, птичка, упорхнула? — детина опять схватил Анжелу за руку. У той в мозгу уже вертелся план дальнейших действий.

— Послушайте, у меня родилась идея. Уж коль мы с вами подружились, то хочу к себе домой пригласить. Ну, что вам тут в парке делать? Сыро, ветрено — простудитесь. А у себя в квартире я положу на диванчике, ножки подожмёте. Накрою вас верблюжьим одеяльцем. Толстое оно и пушистое, как стог сена, так славно под ним. Да и бутылочка водочки столичной завалялась. Холодненькая! — Анжела сладко зажмурилась. — Сами понимаете: девушке неудобно одной распивать. А тут такой кавалер! Мужчина вы импозантный, глаза у вас орлиные, зубы почти все на месте. А потом, возможно, и в ванную пущу. Ведь всякие болезни развиваются в грязном теле. Мыло у меня есть душистое, клубничное, будто снова лето вернулось. Специально для вас берегла. Балычок в холодильнике, жирненький да сочный. С горчичкой его так вкусно отведать! Баночка с паюсной икрой — аромат моря стоит на всю квартиру! Правда, я начала уже её. Не побрезгуете?

— Да что ты, дочка, — глаза вепря подобрели после упоминания давно забытых деликатесов. — А потом ты со мной любовью будешь заниматься? — вдруг заискивающе процедил громила.

— Да, несомненно. Но не просто так, а под душем, подойдёт?

Серийник совсем разомлел и затрясся в предвкушении, закатив блёклые глаза.

— Пойдёт, — он взял под руку Анжелу, и они мирно зашагали по ночному городу, как папочка с дочкой. Только у папочки вид был хуже медведя-шатуна.

Серо-коричневая куртка была облеплена жухлой листвой, а шапка-ушанка напоминала ободранную ехидну, сбитую бульдозером. Анжела достала смартфон, и пальцы привычно залетали над сияющим надеждой экраном.

— Ты кому звонишь?

— Да так, в Америку одному знакомому миллионеру.

Бандит присвистнул: «Адресок что ли взять и грабануть при случае? — варились мысли в скудном умишке, как слипшиеся пельмени. — Эх, далеко это, зараза. Не потяну дело».

Анжела набирала номер:

— Кто это?

Она объяснила, что происходит, по-английски, определённо рассчитывая, что в колониях этот язык ещё не вошел в моду.

— Ты шутишь, Энжи? Какого чёрта в час ночи названиваешь? Завтра увидимся на лекции. Я хочу спать.

— Да нет, — ответила девушка. — Я сейчас под руку с серийником дефилирую, картинка — закачаешься. Веду к себе домой, наобещала чёрте что, а он, представляешь, поверил. А твоя задача — вызвать наряд полиции, и чтоб ребята покрепче, а то он матёрый гад, руки железные.

— Слушай, я пошёл спать, завтра расскажешь свой сон.

Анжела продолжила по-английски:

— Не сон это, а явь! Самый настоящий серийник. Забыл, что несколько человек пропали, везде раструбили. В общем, если не поверишь мне и не вызовешь к моему дому полицию, моя смерть будет на твоей совести.

Бандит что-то заподозрил, хитро прищурившись, и приказал девушке прекращать разговор.

Анжела с ужасом подумала, что сокурсник не знал её адреса, а значит, весь план…

Девушка уже мысленно прощалась с жизнью, только ветер ещё сильней завывал одиноким псом в кронах деревьев.

Бандит неожиданно остановился и сказал твёрдо:

— Не повезло тебе, деваха. Хоть и не шибко, а язык этот я в школе учил. А твой «миллионер» часом не в полиции работает? Ха-ха! Хотела из меня дурня пошить! Всё, приехали. Вот на этой скамейке посидим, а я подумаю, как тебя кончать.

Поговорим, перед тем, как тебя резать буду. Я давно не общался, затосковал по нормальным людям. Думаешь, легко из тюряги бежать? Да ещё и с нагрузкой. Вдвоём, значит.

— Расскажете? — Анжела надеялась дождаться удобного случая.

Бандит испытующе посмотрел на неё. Смачно плюнул под ноги.

— А ты ведь права, дамочка! Всё равно тебе не жить. Так послушай исповедь мою. Мне нужно поделиться с хорошим человеком. А то сам с собой уже устал беседовать. Слушать будешь красиво, может и отпущу.

Анжела смело посмотрела в глаза маньяку. Она не верила его обещанию. Но понимала, что человеку, на каком бы дне он ни находился, хочется излить душу. А ей нужно выиграть время. «Вдруг Лёшка уже позвонил, и полиция незаметно подкрадывается по тёмным дорожкам парка и прячется за облупившимися скамейками?» — мысль ободрила Анжелу. И она приготовилась слушать незамысловатый рассказ человека, который вскоре её убьёт.

Он вместе с сокамерником прокопал алюминиевой ложкой пол. «Бетон был рыхлый, словно мел, споро мы работали да весело, — вспоминал маньяк. — Добрались до коллектора и по трубам на свободу-матушку. Вышли мы на поверхность и тут же в лес. Тайга, звёзды, я тебе скажу, размером с пятак, так и сияют. Сокамерник рот раззявил, смеётся, ну, тут-то я и… хе-хе».

Внезапно к Анжеле, брезгливо наморщившей носик, вернулись её недавно приобретённые способности. Она подумала: «Вот ходит где-то полиция, теряет время, а тот, кого ищут, серийник, тут мне душу изливает, гадости рассказывает». И вскоре за спиной своего рассказчика заметила несколько крадущихся теней.

Бандит настолько увлёкся, что не заметил, как его окружили, два крепыша оказались почти вплотную за спиной. Они дождались момента, когда тот вспомнил, как доедал последний кусок от «кабанчика», как называл своего сокамерника. Ностальгическая волна, пенясь кровавыми подробностями, залила мозг преступника, и его удалось легко скрутить.

На следующий день в утренней газете появилась фотография Анжелы.

В институте однокурсники поздравляли новую знаменитость, скромно потупившую глаза, хотя в душе у неё играл торжественный марш в честь себя любимой.

— Ребята, а вообще-то я сама искала с ним встречи!

— Ненормальная! — закричала подруга, а молодые люди смотрели с восторгом на героиню дня.

Пунцовый Лёша, пряча глаза, подошёл на следующей перемене:

— Блин, прости, что не поверил. Я дебил. А ты крутая.

— Извинения принимаются, — Анжела снисходительно улыбнулась этому молоденькому мальчику, белокурому и голубоглазому, будто сошедшему с картинки журнала. Знавала она таких самоуверенных красавчиков. Проку от них никакого.

— Ты вечером свободна? Я угощаю.

Анжела на мгновение задумалась. Будь ей действительно двадцать лет, ничего не оставалось бы, как ответить: «Да!»

Но теперь уста её произнесли: «Нет!»

«Ну и дура!» — толкнула в бок подруга, стоящая сзади.

Анжела ничего не ответила, только легонько дёрнула её за косу и направилась к выходу.