Как прекрасно раннее утро в университете! Огромные сводчатые окна, широкие старинные подоконники, помпезные колонны в холле, витые лестницы манят запахом знаний, скоро начнутся пары. Длинные пустые коридоры с приоткрытыми дверями аудиторий застенчиво приглашают юные пытливые умы прикоснуться к таинственной мудрости давно ушедших поколений. Игорь Петрович и Олег Олегович встретились у кафедры. Оба в тройках. Костюм первого, синий в тонкую полоску, сидит великолепно, оттеняя седины владельца; костюм второго, бежевый в клетку, сшит точно по его подтянутой фигуре. Профессора философии с приветливым выражением лица глядят друг на друга.
— Игорь Петрович, проходите-проходите.
— Да что вы, Олег Олегович! Вы же работаете в университете на полгода дольше меня.
— А вы раньше защитили кандидатскую.
Они обменивались бы любезностями ещё не одну минуту, но тут, позёвывая, появилась секретарша завкафедры.
— Ах! Ирочка, вы чудесно выглядите, — заворковал Игорь Петрович, приглаживая усы, пожелтевшие от табака.
— А она всегда чудесно выглядит, — возразил Олег Олегович, поправляя жиденькие волосы, зачёсанные на розовеющую плешь.
Подавляя зевоту, Ирина вымученно улыбнулась, тряхнула русыми кудряшками и проскользнула между профессорами к своему столу. За ней проследовал Игорь Петрович, и затем Олег Олегович. Когда секретарша ушла с пачкой документов на соседнюю кафедру, так как местный ксерокс недавно сломался, один из профессоров откашлялся и пересел поближе.
— Игорь Петрович, помнится, вы занимали у меня пятьсот рублей на неделю. Я вас не тороплю, но прошёл уже месяц…
— Любезный друг, всё помню, у меня записано! — воскликнул профессор и достал из добротного портфеля ежедневник в кожаной обложке с золотым тиснением. — Действительно, я занял у вас, как говорит мой внучек, пятихатку тридцать дней назад.
Захлопнув блокнот, Игорь Петрович отпустил хрипловатый смешок, перешедший в кашель. Полные губы Олега Олеговича растянулись в виноватой улыбке. Подобное случается с людьми, которым неловко, даже если оплошность произошла не по их вине. Он поправил галстук.
— Так что с деньгами? — бархатистый голос звучал всё так же доброжелательно, однако более сухо.
— Не будьте мелочным. Мы же с вами любим философию, так что давайте отнесёмся к ситуации рационально, — в серых глазах Игоря Петровича мелькнули лукавые искорки.
Беседа угрожала из безобидного русла повернуть на менее приятный путь, что неминуемо привело бы к неприятному перешёптыванию в столовой и на ближайшей конференции.
— Позволю себе напомнить, что вы обещали всё вернуть две недели назад. А теперь хихикаете аки гимназист и отказываетесь вернуть мои деньги. Это не по-джентельменски.
— Упрекаете?
Кадык на гладко выбритой шее Игоря Петровича резко дёрнулся, а губы сжались в обиженную «о».
— Вы ведёте себя возмутительно! — Олег Олегович легонько стукнул узловатым кулаком по столу.
В тишине кафедры звук удара прозвучал особенно зловеще. Игорь Петрович неодобрительно посмотрел на коллегу исподлобья, будто тот грязно выругался при дамах. Воздух в тесном помещении кафедры стал густым и вязким. Сквозь дымку серого неба на несколько секунд прорезалось солнце, бросив яркий луч на выяснявших отношения профессоров. В коридоре послышался топот ног и хохот студентов, спешащих на пару.
— Позвольте, Олег Олегович, вы ведете себя вызывающе. Невежливо напоминать уважаемому человеку…
— Это вы после такого уважаемый человек?!
— Голубчик, я бы вас попросил держать себя в руках.
— Угрожаете?
Игорь Петрович вскочил, его примеру последовал и Олег Олегович. Казалось, будь у кого-то из них перчатка, то непременно вызвал бы другого на дуэль, размашистым жестом кинув её в лицо коллеги. Секундантами назначили бы своих аспирантов.
— Знаешь, Олег Олегович, ты, оказывается, с гнильцой.
— Я?!
— Из-за жалкой пятисотрублёвки рушишь столько лет нежнейшей дружбы, десятки соавторских статей…
Игорь Петрович прикрыл лицо рукой, покрытой редкими седыми волосками.
— Не отдашь?
— Неужели для друга тебе жалко такой ничтожной суммы?
— То же хочу спросить и я.
— Да катись колбаской по Малой Спасской! — зло крикнул Игорь Петрович.
— Только после вас! — вопль негодования ещё звучал на кафедре, а Олег Олегович исчез. Игорю Петровичу не позволили долго поражаться увиденному: с лёгким хлопком он покинул помещение тем же мистическим способом.
***
Ольга Васильевна Стреливицкая, жившая на Малой Спасской уже без малого шестьдесят восемь лет, раздвинула белоснежные кружевные шторки. По обыкновению она принялась бубнить над комнатными цветами:
— Вот сейчас как полью мой кактусик! А что это за пятнышко? Ах, показалось. Так, теперь герань. Опять цветёт, зараза. Ивановне, что ли, с третьего этажа подарить? Она так же фуфырится, лохмы красит, хотя старше меня на год.
Пенсионерка скользнула рассеянным взглядом по двору, выронила бутылку для полива, и вода с бульканьем выплеснулась на плешивый ковёр, лежавший тут едва ли не с дореволюционных времён.
Ольга Васильевна, приоткрыв рот и распахнув глаза, прильнула к прохладному оконному стеклу, даже забыв про повышенное кровяное давление и скачущий сахар крови. Поперёк тротуара катились словно привязанные к невидимому колесу двое приличных на вид престарелых мужчин, норовя сбить растерянных прохожих. Иногда им удавалось катиться врозь. Когда же один нагонял другого, то можно было заметить, что он старается пнуть товарища, что осложнялось спецификой выбранного обоими способа перемещения. Наконец, осуществивший пинок издал победный клич, но тут же угодил головой в лужу, рискуя захлебнуться. Его товарищ с неожиданной проворностью устремился вперёд, очевидно, благодаря возникшему ускорению. Докатившись до конца улицы, потрёпанные и чуть живые, они поменялись ролями: тот, кто преследовал, теперь завертелся с бешеной скоростью, пытаясь оставить далеко позади второго. Если бы в безумной гонке участвовали молодые, то Ольга Васильевна со спокойной совестью заклеймила их диагнозом «наркоманы», но они же почтенные мужчины, коллеги ей по возрасту. У старушки, попавшей в капкан неразрешимого морально-когнитивного конфликта, потемнело в глазах.
***
Бедного Коляна, мирового парня из третьего подъезда, уже полгода как уволили, жил он благодаря случайным подработкам, но в основном, конечно, пил. Он давно перестал платить за квартиру и уже забыл тот мрачный день, когда переселился в
заброшенную трубу, которая чудесным образом «заблудилась» за забором дома,
где жила Анжела, вместо того, чтобы пропускать газ для производственных
нужд и потребностей населения. Говорят, что этот человек (не люблю
распространять слухи, но интересно) представьте себе, был женщиной.
Но о чём только не судачат под щёлканье семечек: говорят, что и кур доят. Он появился здесь недавно, жильцам ничего не оставалось, как верить словам любителя дегустации «чернил». И в это прекрасное утро он продрал заплывшие глаза и, морщась на утреннем солнце, отправился в ближайший магазин опохмелиться. На обратном пути, прижимая к гудящему лбу ледяную бутылку пива, алкаш с блаженством предвкушал, как сейчас станет хорошо. На углу родной улицы Коля зажмурился, представляя каждый глоток ячменного напитка. И в этот самый момент Коля упал как подкошенный, а бутылка, описав мёртвую петлю в свежем утреннем воздухе, разбилась вдребезги. Колян взревел раненым зверем, хрипло и пронзительно, и, поднявшись на трясущемся локте, оглядел место преступления.
— Эй! Ёкэлэмэнэ! Вы чё творите?!
Игорь Петрович и Олег Олегович, хотя и преподавали философию, но в сложившихся обстоятельствах они не были расположены ни в прямом, ни в переносном смысле отвечать на экзистенциальный вопрос.
— Куда покатились, психи? — не унимался униженный и оскорблённый Колян, от обидчиков его на мгновение отвлёк букварь в твёрдой обложке, ударивший точно по темечку. Подвывая от боли, Коля выкинул агрессивную книгу, раскрывшуюся на букве «ё».
Каково же было его удивление, когда катающиеся по земле мужики, уже все перепачканные и в ссадинах, поминая не к добру то Платона, то Аристотеля, добрались до перекрёстка и повернули опять на него. Колян, болезненно скривившись, пополз назад, ибо во время падения пострадала не только бутылка, но и лодыжка. Сумасшедшие колобки приближались к судорожно перебирающему ослабевшими руками Коле. Когда столкновение казалось неминуемым, он пискнул:
— А-а! Идите в баню! Больше никогда не буду пить!
Игорь Петрович с Олегом Олеговичем исчезли. Едва живой от ужаса Колян, оглядываясь, словно не верил в чудесное спасение, отправился на карачках к своей трубе, а философы наконец спокойно разлеглись на приятно-обжигающих полках ближайшей бани, окутанные ароматами грейпфрута, мяты и эвкалипта. И неважно, что сегодня женский день. Это даже очень кстати. Вся прыть старичков куда-то испарилась вместе с ароматным банным дымком.