В тупике сбывшихся желаний

Глава 16 Анжела и Колян

Из чего состоит жизнь человека? Да всё очень просто. Сплошные повторы, цикличность, так сказать.

Мы встаем и ложимся почти в одно и то же время. По традиции выполняем ряд ритуалов. Проголодались — поели. Занялись: кто учёбой, кто работой, а кто и привычным бездельем. Но всё это обязательно в коллективе таких же соучеников, тружеников или трутней.

Хотя и на некоторых работах тунеядцев хватает. А у многих даже есть мечта — устроиться так, чтобы ничего не делать, то есть не приносить пользу (иногда даже себе самому), но это мало кого волнует. Главное, чтобы зашелестели они, родненькие, за которые блага даются. А иначе никак. Придётся с протянутой рукой клянчить подаяние на углу, простреливаемом взглядами прохожих и нарядов полиции.

Есть ещё профессиональные бездельники со стажем — бомжи. Многие из них в своё время стояли у станка, мудрили с логарифмической линейкой, крутили баранку автомобиля, раскрывали мир знаний перед притихшими от восторга учениками.

Но жизнь порой совершает зигзаги покруче трасс слалома. И человек оказывается за «бортом» жизни.

И теперь он стоит, нравится вам это или нет, с протянутой рукой. Это отработанное упражнение внесло своеобразную лепту в мускулатуру. Мышцы, отвечающие за протянутую руку навстречу дающему, более развитые, чем те, что отводят её нехотя назад. Ну точно, как у крокодилов, если провести параллель с животным миром.

Те тоже хлопают челюстями молниеносно.

Не ленятся в природе только ленивцы. Куда уж им! Образ жизни такой, чтобы застывать на часы в одной позе, словно йоги. Вот и люди стали копировать животный мир, а может, вернулись к истокам. Единственно, что: несмышлёные твари не научились стоять в очереди у винных магазинов, где образуются дружные тройки собутыльников, а по-современному — членов одного проекта по опустошению бутылок с горячительными напитками.

Но существует ещё и в этой области некоторая дискриминация по гендерному признаку.

Не каждый рискнет женщину пригласить в подворотню для «уважительной» беседы. А вдруг, опьянев, полицию вызовет. Скажут — приставали по женской части. Но некоторые женщины уже преодолели эту стеснительность. Тем более, что трудно среди бомжей разобрать, какого пола «экземпляр».

Вот взять, к примеру, одного знакомого Анжелы — Коляна.

Если честно, то был он когда-то женщиной. Да, да, не удивляйтесь! Но у бомжей очень просто поменять пол. Нужно только одеться «поприличнее», а это, по-бомжескому, значит — в какие-то отрепья, чтобы ничего человеческого не проглядывало. Под глазом посадить «симпатичный» фингал. Если сам не сможешь, то желающие доброхоты найдутся, нужно только попросить по-хамски. На голову напялить котелок, который в отличие от головного убора денди, представляет собой картуз на два размера больше нужного, а из-под него чтобы выглядывали не мытые три года спутавшиеся космы. Да и мыты, так сказать, волосы были последний раз, видимо, в осенней луже, поскольку к ним присосались «пиявками» буро-жёлтые листики, не успевшие удрать от «дяди или тети».

Женский голос Коляни опустился вниз на октаву и приобрёл благородную простуженную хрипотцу, ну хоть сейчас песни петь под Высоцкого или, на худой конец, Луи Армстронга. Руки задубели на морозе и превратились на вид в сосиски, от которых воротит.

Те же части тела, которые считаются у женщин привлекательно-привилегированными, давно высохли и превратились в подобие аппендикса, абсолютно не нужные организму в новых условиях существования. Тоже экономия. О каких лифчиках тогда может идти речь?

А гигиенические процедуры этим мужеподобным существам стали заменять презрение к ним.

Так что Колян уже давно считал себя мужчиной и даже мочился по-мужски — стоя, игнорируя попадание дурно-пахнущей жидкости на колени. Течет — и пусть себе течет, если нравится. Зато запах потом одурительный, аммиачный. Говорят, в больницах дают нюхать вместо нашатыря, когда недостача.

А тут ещё состоялось у Коляна интересное мероприятие.

Недавно он познакомился с Шурасиком при удивительных обстоятельствах. Колян нёс сквозь метель, впивавшуюся в лицо противностью острых льдинок, бутылку беленькой, прижимая к сердцу, как самое дорогое в настоящий момент, чтобы превратить обычный день в праздник. Уже неподалёку от забытой строителями трубы, давно ставшей родным домом, поскользнувшись на нечищеном тротуаре, упал в сугроб и нащупал там нечто тепловатое и ворчащее. Первой мыслью было: «Ба-а! Да не жмур ли?» Коля, засунув пойло в просторный карман пуховика, из которого вечно лезли перья, откопал человека. Незнакомец дышал, но губы посинели. Колян сгрёб бедолагу и потащил к себе. Незнакомец с трудом разлепил веки, на улице они успели примёрзнуть друг к другу, а теперь оттаяли. Хозяин трубы протянул спасенному от стужи бутылку, и тот сделал спасительный глоток.

Но не выдержав, Колян вырвал бутылку и приложился сам от души. Так бы и играли в молчанку, если бы Коля не сверкнул осоловевшими глазами и не спросил: «Жрать будешь?» На такой странный вопрос обычно в ответ чавкают губами, что и сделал молчаливый собеседник, ощерившись беззубыми деснами. Колян нашёл на днях на помойке старый примус, вот и обрадовался случаю использовать; сварил пельмени, слипшиеся в один белёсый комок, но ему было всё равно, главное, что горячее.

— Это… спасибо… — просипел гость.

— Не за что.

— Меня Шурасиком зовут.

— Колян.

Хозяин протянул гостю чуть подрагивающую ладонь, тот высунул свою, грязную, точно он опускал её в банку с гуталином. А может, так и было. Хотя и говорят, что первое впечатление часто обманчиво.

Другой рукой Шурасик стянул шапку, обнажив слипшиеся мочалом волосы.

— Чё гляделки вылупил?

— Ты патлатый, точно баба, — сказал Колян.

— Ишь, такой-разэдакий, умник нашёлся, в узнаванку играть вздумал, — буркнул Шурасик, сморкаясь в рукав. — А я и есть баба.

Колян поперхнулся и раскатисто закашлялся, по-козлиному пуча глаза. Когда смог отдышаться, чуть всхлипывая, с присвистом, то выдавил:

— Это… я вообще… ты не подумай чего… мне тут хрень не нужна… типа… — Колян замялся, подбирая слово.

— Наливай… Ты токмо молчи. Никому! Когда я на морозе загибалась, ты притащил сюды — вот и молодца, но, если чё, я ведь и похерить могу…

Она прищурила глаза, которые внезапно блеснули в свете мерцающей свечи. Хозяин не синхронно моргнул: сначала закрылось один глаз, а через мгновение его примеру последовал второй.

— Шоб я сдох! А вообще зуб даю… твой! Ха-ха! Я тоже был в девичестве бабой! — прыснул Колян. — Но теперь как-то неприлично вспоминать.

Шурасик загоготала вместе с ним, показывая беззубые дёсны.

С тех пор она временами появлялась в их дворе. Выпивала с Коляном и исчезала.

Однажды Анжела, возвращаясь домой, увидела её на лавочке перед третьим подъездом с банкой дешёвого пива, распространявшего характерное дрожжевое амбре, удачно дополняющее её родную вонь. Шура была замотана в нелепый некогда ярко-бирюзовый плащ с прожжённой спиной и подтёками сомнительного происхождения. Энжи гнусаво бросила:

— На помойку и то вещи приличнее выбрасывают. Хоть бы приоделись.

— А чё не так? — На лбу Шурасика собрались глубокие морщины. — Я отлично выгляжу!

Обвыкшись так, что уже не хотелось убежать под горячий душ, Анжела спросила:

— Говорят, вы были женщиной, это правда?

— Будешь слушать дураков, так тупицей и останешься.

Шурасику не хватало ещё потерять друзей по выпивке. И кто только эти слухи распространяет, порочащие его мужское самолюбие?

«Неужто Колян? Да нет, он кореш. Ничё так», — лениво думала она. Вот кому Шура была благодарна, так это одному доктору-доброхоту, который дал баночку и сказал смазывать щёки и кожу над верхней губой. С тех пор Шурасик стала гордиться несколькими выросшими пучками волос. Как-никак, а они выглядели словно остатки бороды, выдернутой недоброжелателями в жестокой схватке за картонную коробку от холодильника, в которой уютно весенней ночью. Открытый Шурасиком способ менять пол не был оригинальным. Он набирал популярность в среде бомжей. Да и приставать другие не будут.

Шурасик протянула руку в драной перчатке, намекая, что за дальнейшее приятное общение придётся заплатить. Анжела порылась, нашла мелочь. Многообещающе позвякивая, монетки скользнули в карман Шуры.

— Мало, ну да чёрт с тобой.

— Как вы так живёте?

— Нормально, — бомжиха задумалась и, пошамкав распухшими, точно от укусов пчёл, губами, добавила: — Как видишь, твоими молитвами, тупенькая. У меня обновка по части мебели. Матрас какой-то «дятел» выкинул, совсем годный, повезло — с одного боку только облёванный. Обмою с приятелями.

— Шурасик, ты меня извини, но я уже того… разучилась желания выполнять.

— Не беда! Я слышал: восстановили твой магазинчик.

— Да ты что? Откуда новость?

— Беги, сама увидишь!

Анжела бросилась трусцой в знакомом направлении. Шпильки-скороходы куда-то запропастились. Три квартала как не было — сердце колотилось кувалдой о рёбра. Действительно, новенькие окна в магазине на пятом этаже торгового центра сияли чистотой, а рядом с входом стоял осунувшийся за последний месяц директор с ножницами.

— О! Вот наша красава! Может, ты ленточку разрежешь, а то мне неудобно.

— Директор стоял, заметно покачиваясь, весь из себя нарядный, в весёленьком зелёном галстуке, слишком узком для его головы-тыквы. На радостях он размочил событие заранее, и руки не слушались.

Он передал Анжеле ножницы, борясь с икотой, чуть не ампутировав ей при этом палец. Но она не обиделась.

— Пожалуйста! — продавщица бойко разрезала красную ленточку, будто была мэром города и открывала многофункциональный центр госуслуг.

— Ещё что-то вам отрезать? Я завсегда готова!

Босса перекосило от мысли, что однажды он уже лежал по этому поводу в больнице.

Продавщица оказалась несговорчивой, а потом непорядочно поступила. Приревновала его к жене. Как говорится: после меня хоть потоп!

Анжела вывела босса из ступора воспоминаний бойким возгласом:

— Так что, Багратион Пикович, завтра можно приступать к работе?

— Какое завтра, сегодня, сейчас!

Через пять минут, счастливая, она стояла за знакомым прилавком. Энжи с наслаждением вдохнула запах свежей краски, хотя в другой ситуации только бы скорчила недовольную гримаску. Подошедший сторож магазина высыпал по приказу начальника прямо на прилавок гору задубевших пряников и поставил пару бутылок ситро. Гулять так гулять!

— Ты не тронь. Это для покупателей. В связи с обновлением.

— Да я же не сумасшедшая. Пусть народ потчуется, у кого зубы лошадиные.

Сейчас начиналась новая полоса жизни. Теперь Анжела была уверена — лучшая полоса.

И почему-то не жаль было шпилек-скороходов, фигуры богини, которая вызывала восторги всех прохожих и знакомых, но постепенно сдулась. Ничего не жаль! Кто побывал хоть немного волшебником, уже становится другим человеком.

Теперь Анжела знает, куда стремиться; и главное — появилась надежда, которая освещает жизнь необъяснимым светом, делавшим её даже более могущественной, чем Токореж. Продавщица знала, что когда-нибудь горбун со своей тучей вернётся, жизнь — это зебра.

Она молодая, дождётся. Вот так, а не иначе!