В тупике сбывшихся желаний

Глава 26 Неожиданная смерть художника, Анжелу обвинили в покушении на жизнь человека

Позевывая, Энжи нащупала ногами тапочки-лоси. Мягкая ткань сегодня не ласкала кожу уютом бархата, а раздражала, словно специально взвинчивая нервы, чтобы Анжела была настороже. Она давно заметила особенность такой части своего гардероба, как обувь. Однажды, до знакомства с Токорежем, Энжи едва не попала в сводку происшествий. У любимой туфельки перед пешеходным переходом сломался каблук. Анжела с горечью разглядывала покалеченную шпильку, когда по зебре, пока ещё для автомобилистов горел красный, с визгом пронеслась тонированная иномарка. «Если бы не каблук, то меня могли сбить. — ужасалась Энжи. — Каблук сломался, чтобы меня остановить от смертельного маршрута. Знак судьбы!»

Но как это было давно! Аж в прошлом году. Теперь ни туфель-скороходов, ни Токорежа, ни Тучи Исполнения Желаний, она же Туча Счастья. Какая разница, как называть, главное не в этом. «Тот же бантик, вид сбоку», как говорила её сменщица из галантерейного магазина.

Анжела бросила быстрый взгляд в окно, как всегда, в этот час на Пятой Авеню толпились угрюмой стаей машины, подавая редкие жалостливые сигналы. Дело в том, что в этом месте запрещены автомобильные гудки. Но всё равно время от времени у некоторых водителей сдавали нервы. Впивались указательным пальцем в середину руля, а трезвый ум уже подсчитывал убытки. Расторопные полицейские, которых в час пик было, как китайцев в Чайна-тауне, быстро находили тех, кому не жалко было уплатить штраф в триста долларов.

Энжи одевалась к завтраку, когда из-за закрытой двери раздался плач. Предчувствуя недоброе, она вошла в соседнюю комнату, которая уже наполнилась сизой дымкой скорби. Несколько человек с тихим шёпотом скучилось у изголовья мужа. Откуда эти люди?

Поражённая Анжела с трудом узнала горничную, которая, заламывая руки, подвывала, словно собака, потерявшая хозяина. Разве что не пытаясь «вылизывать» его лицо, она бестолково металась от кровати к шкафу. Энжи, сглотнув вязкую слюну, протиснулась сквозь скорбную толпу. Художник лежал на спине белый как полотно. Торжественная неподвижность сковывала старческое тело, распростёртое на дорогих простынях с вензелями.

Неужели сказка закончилась? Муж умер? Отчего? Ведь ещё вечером она поцеловала его и пожелала спокойной ночи. Он выглядел хорошо, ни на что не жаловался. Крик отчаяния едва не вырвался из уст, но Анжела чудом сохранила молчание. Заметив её, подошел один господин и представился.

— Лейтенант Гринбаум, инспектор полиции Нью-Йорка. — Он показал блестящий жетон и идентификационную карту. — У меня к вам несколько вопросов, — он учтиво, но настойчиво подтолкнул Анжелу к двери.

— Полегче, — отстранилась от него молодая вдова, превратившись вся в один обострённый нерв. Офицер хмыкнул, чавкая жвачкой.

— Ваш муж умер не от сердечного приступа, его отравили, — начал без предисловий коп. — Все симптомы налицо, поверьте моему пятнадцатилетнему опыту. Расскажите, как вы это сделали? Следствие учтёт чистосердечное признание, и возможно… срок уменьшат. У нас мало времени.

У женщины слова застряли в горле. Будто утыканный иглами, комок подошёл к гортани, и Анжела закашлялась, размазывая слёзы по лицу. Как за несколько секунд мир перевернулся! Снова. За нашей спиной с гадким хихиканьем меняют декорации, и жизнь в один момент превращается из Рая в Ад. Главное — не потерять равновесие, не поскользнуться, выдержать первый порыв ветра, пробирающего до костей, первую зубодробительную оплеуху судьбы. Анжела не отказалась от предложенного стакана холодной воды. Наконец удалось выдавить несколько слов.

— Я… я… мне нечего сказать. Я ничего… не… понимаю.

Следователь нетерпеливо забарабанил по комоду нервными пальцами. Приём «внезапной атаки» не сработал. Он по опыту знал, что если сразу преступник не выпалил всё сгоряча, то нужно из него информацию выдавливать по капле, как остатки пасты из старого тюбика зубной пасты. А тут ещё иностранка. Кто знает этих русских? Но тут случай ясный: все обстоятельства были, как на ладони. Скорее всего, в завещании бездетного старика-миллионера эта фифа и значится наследницей состояния. Следователь недовольно посмотрел на — он не сомневался — хладнокровную преступницу. Потом в последний раз попытался уговорить вдову сделать чистосердечное признание.

— Не хотелось бы, чтобы такая приятная на вид леди сидела в одной камере с уголовницами, эти матерые коблы на всё способны. О! Вы не знаете законы уголовного мира.

— Я ничего не понимаю, — чуть успокоившись, сказала Анжела. До неё стало доходить, что попала в очень неприятную историю. — Я хочу связаться с адвокатом, — потянулась к мобильнику.

Раздражённый полицейский, по-коровьи причмокивая жвачкой, положил волосатую клешню на руку Энжи:

— Ваше право, но учтите, что сразу можно было бы всё решить полюбовно. Вы, как наследница, жертвуете половину состояния полицейскому управлению города. А мы закрываем дело. Наши эксперты констатируют остановку сердца во сне. Возраст подходит.

— А говорят: полиция в Штатах неподкупна, всё ложь?

— Так вы мне поверили? — коп рассмеялся.

Анжела совсем растерялась. Но рука полицейского все ещё сжимала её ладонь, не позволяя набрать адвоката. Что он задумал? И как ей себя вести? Токореж дал бы дельный совет, но его уже давно нет рядом.

Внезапно появился взволнованный Альберт, посмотрел со злостью на копа, который тут же отдёрнул руку от вдовы, и увлёк Анжелу в соседнюю комнату.

— Это твоя работа, — захлебываясь слезами, сказала обвиняемая в преступлении.

Двоюродный внук покойного словно и не слышал обращённых к нему слов.

— Короче, ставлю тебя в известность. Деда отравили завистники. Я тут ни при чём. Очень многие заинтересованы получить его картины в свои галереи. В этом мире искусство и преступление часто ходят за руку.

Я с полицейским уже беседовал. План мой таков. У тебя будет блестящий адвокат, мистер Гроухем. Но он ходит по «золотым дорожкам». Придётся раскошелиться. До суда дело не дойдёт, если признаешься в том, что по неосторожности дала старику лишнюю таблетку. А много в таких случаях и не надо. Экспертиза подтвердит, что он умер от передозировки.

Анжела в ужасе отпрянула.

— А откуда ты знаешь? Это ты сам и сделал.

— Слушай, покойного уже не вернёшь, а нам с тобой предстоит долгая и счастливая жизнь.

— Не будет у меня с тобой ни долгой, ни счастливой… — Анжела стала бить наотмашь по лицу наглеца.

В комнату вошёл коп.

— Я не помешал?

Увидев, что девушка потеряла контроль над собой, лейтенант Гринбаум поймал её руки и защёлкнул на запястьях наручники.

— Так будет спокойнее. — Потом обратился к Альберту: — Вы не переживайте. Всё будет ок! — потом он со злостью потянул несговорчивую Анжелу за собой.

***

Побежали мучительной чередой гнетущие дни ожидания своей судьбы. Следователь не оставлял попыток сделать «безутешную» вдову сговорчивей.

Сокамерницей обвиняемой в тяжком преступлении оказалась дочь одного престарелого джентльмена, история которого точь-в-точь совпадала с Анжелиной. Того тоже отравила вторая жена, соседка по комнате изводила Анжелу просьбами рассказать ей, почему девушка отравила мужа. Понять дочь, потерявшую отца, было можно, но у Анжелы закралось подозрение, что эта сокамерница подослана к ней полицией.

Слишком та наигранно и картинно заламывала руки и без конца рыдала.

— Хватит, — твёрдо сказала обвиняемая, — хватит выдаивать из меня правду, которой нет. Скажите тем, кто вас послал, что я невиновна.

Соседка подошла к двери. Тут же в комнату вошёл коп и увёл женщину.

Обвиняемая облегчённо вздохнула. Может быть, до них дойдёт, что она не совершала преступления.

Несколько дней её никто не беспокоил.

Потом неожиданно подозреваемой сказали, что у неё свидание с адвокатом.

Рядом со знаменитостью сидел надутый как индюк Альберт. Во время беседы адвоката с обвиняемой он только зыркал глазами по сторонам, и левая щека слегка подёргивалась, а нога тряслась, словно под напряжением. Он явно нервничал.

И было от чего. Наследство ускользало из рук. И у него родилась идея.

А почему не предложить вдове выйти за него замуж, прямо тут в тюрьме, пока ещё ничего не ясно и идёт следствие? Её отчаянье плюс его обаяние подтолкнут Анжелу к этой странной свадьбе.

Если её освободят, будет поздно.

Он нанял частного детектива, чтобы следили за Анжелой. Несколько раз её заставали за тайными встречами с русским парнем Виктором. Если он, Альберт, не предпримет активных шагов, наследство дяди ему не видать, как своих ушей. Этот русский определённо уведёт Анжелу вместе с её богатством. Нужно торопиться. Допустим, ему удастся уговорить Анжелу выйти за него замуж.

Но как быть с условием завещания, что Анжела теряет наследство, если выйдет замуж за родственника? А единственным родственником покойного, как и кандидатом в мужья, был именно Альберт.

Дядя с того света посмеялся над ним. И это благодарность за его заботу. Хотя, если разобраться, то Альберту по-большому счету нельзя было упрекнуть себя в сильной заботе о дяде, разве что аккуратно проверял почту художника, но опять же, боясь какого-то подвоха.

Девушка теряла наследство ещё в одном случае, если её признают преступницей. Но в этом случае у Альберта тоже было мало шансов разбогатеть за счёт дяди.

Он в бумагах обнаружил дополнение к завещанию. Если по каким-то причинам жена художника, то есть Анжела, не сможет получить наследство, то все картины художника (а это было главным его богатством) переходят в Метрополитен-Музей.

Хотя письмо-дополнение к завещанию, заверенное нотариусом, и было в руках Альберта (он мог бы его уничтожить), где была уверенность в том, что копия уже не хранится в кабинете директора музея?

Итак, единственный путь — склонить Анжелу к браку с ним. А став мужем, он уже получает половину наследства на законных основаниях. Сам же сейчас попробует убедить потенциальную жену в том, что всё оставленное художником добро будет их общее. Внук покойного уповал на незнание Анжелой ситуации и непосвященность в американские законы.

Альберт был уверен, что Анжелу скоро выпустят. За себя он был спокоен, даже если обвинят в смерти дяди, у него железное алиби, в ту ночь он ночевал с любовницей.

А для Анжелы Альберт решил разыграть комедию.

И купленный им полицейский чин решил подыграть Альберту.

Дорогой адвокат Анжелы явно закручивал ситуацию в такой узел, что без его помощи уже не развязать. А чеки за услуги требовал регулярно. Сумма уже приближалась к двумстам тысячам долларов.

Если ещё дело протянется пару месяцев, то он, Альберт, разорён.

Вся комедия разыгрывалась только для того, чтобы убедить Анжелу в том, что Альберт, во-первых, не виновен в смерти дяди, а во-вторых, не представляет себе жизни без Энжи.

Пусть думает, что станет его, он внушал Анжеле на каждом свидании, что не представляет себе жизни без неё. Но Анжела только поджимала губы и спрашивала:

— Кто же тогда убийца?

А на самом деле Ратха уже маячила на горизонте, как будущая спутница лгуна.

Деньги решают всё. Во многих случаях жизни они заменяют конституцию, закон, порядочность, справедливость, совесть.

С полицией всё было договорено заранее, ну кто же откажется от нескольких миллионов долларов?! Полицейское управление готово было закрыть глаза. Всё заранее уже обусловлено. Следствие собирались закрыть, девушку выпустить, поскольку для обвинения Анжелы не хватало улик. Альберт же обладал твёрдым алиби.

Как часто бывает, «нашёлся» случайный свидетель.

Это был мелкий воришка. По стечению обстоятельств, он тогда прокрался в особняк и стоял в спальне художника за портьерой.

Когда его поймали за мелкую кражу, он выпалил то, что видел в ту ночь. Стоял и никак не решался выйти из-под укрытия. Этом была первая квартирная кража карманника… И подтвердил под присягой, что последним зашёл в спальню племянник, следы пальцев которого тоже были на стакане с водой, А ведь именно из него запивал смертельную таблетку художник. Пальцев карманника на стакане не обнаружили, а его показаниям проверили. Ну какой смысл человеку вместо кражи садиться за убийство. Абсурд, как сказали судебные эксперты.

Всё это Анжеле дал почитать на очередном свидании адвокат. Её неопытный мозг не заметил фальсификации.

Девушка поверила в подделку.

На самом деле никакого свидетеля не было. Бумага, как говорят, всё стерпит. А совесть адвоката заменяли деньги.

Он вышел из комнаты, его место на свидании занял Альберт.

— Ты все прочитала? Я не виновен, у меня твёрдое алиби. Но я готов пойти в тюрьму ради тебя. Я не могу больше видеть твоих слез и чёрных теней под глазами. Да! Я готов сесть вместо тебя.

Но умоляю, стань моей женой! Пусть и в этих мрачных стенах.

Мысли отчасти просветлели. Значит, всё-таки Альберт не виноват. Это главное. Пелена ненависти спала с глаз. И он к ней неравнодушен. Хотя о какой любви к ней можно говорить, если в ту злополучную ночь смерти художника будущий жених провёл с любовницей.

А она ловила в себе отголоски увлечения, которое испытала вначале, покорившись обаянию красавца.

Всё-таки Анжела согласилась, слишком много она выстрадала тут.

Священник, нанятый заранее, уже ждал в соседней комнате. Быстро с администрацией предварительной тюрьмы утрясли мелочи. Только одного не могла понять администрация — зачем такая спешка, у них уже лежало постановление об освобождении Анжелы, ждали только подтверждения и росписи одного должностного лица, который, как нарочно, был в командировке.

Но купленный коп задержал решение прокуратуры. Там уже всё знали. Беспроигрышное дело — получить несколько миллионов в бюджет управления; а для этого нужно всего-то ничего: на день задержать девушку в заключении.

И обманутая всеми Анжела во второй раз стала женой.

Свидетельство о расторжении брака не требовалось, покойники ничего не решают. Единственно, что положенный траур не удалось соблюсти. Но Альберт убедил Анжи, что женитьба с ним спасёт и его от тюрьмы. И добрая девушка согласилась. Пусть это будет одним из её добрых дел в жизни.

А то, что вдова теряет при этом половину оставленного наследства, как всё-таки выдавил из себя Альберт (боясь, что Анжела всё равно узнает правду), женщину не тревожила. Ей казалось, что приобретёт взамен семейное счастье.

И невеста в чёрном траурном платье в помещении тюрьмы дала клятву быть с Альбертом и в радости, и в горе, и быть преданной женой. Все вокруг прятали глаза, все были куплены за деньги.

А вот что Альберт скрыл от Анжелы.

Если только Ратха, восточная красавица, которая «скрашивала» в ночь покушения на художника время Альберта, признается, что у них была ссора и она уехала посередине ночи домой, внук покойного — первый подозреваемый вслед за Анжелой; теперь Альберт был уже полностью в руках у Ратхи.

Он имел глупость встретиться с ней и попросить об алиби.

Альберт уже в который раз отгонял от себя картину того вечера.

Вот Ратха, хлопнув дверью, выскочила из его комнаты в особняке художника на третьем этаже. Вот он, крадучись, проходит к спальне деда и прислушивается к ровному дыханию.

Вот дед открывает внезапно глаза.

— Альберт, хорошо, что ты заскочил ко мне, не хочу беспокоить прислугу. Дай мне стакан с водой и на столике найди таблеточку, я её приготовил. Хочется опять заснуть, а то уже до утра не смогу.

— Дядя, я её не нахожу; сейчас пойду на кухню, я помню, где пузырёк с таблетками от бессонницы.

— Только не перепутай, — встревоженно сказал старик. — Рядом пузырёк с другими таблетками… Так и быть, скажу. Это на тот случай, когда захочу в лучший мир уйти. Там одна единственная таблетка.

И того же цвета.

— Не перепутаю, дед. Я же в своем уме.

Альберт прошёл на этаж ниже на кухню. Быстро разыскал место, где лежали лекарства.

Тут вдруг позвонила Ратха.

— Забудь о моём существовании. Больше никогда не звони, — раздались короткие гудки.

Альберт как в тумане отвинтил крышку тюбика и взял единственную таблетку.

Какая потеря! Он бы не прочь с этой восточной красавицей провести ещё парочку ночей. Обиделась. Что-то сделал не по ней. Всё в нем кипело.

Потом Альберт дал в руки старику таблетку и стакан воды.

А утром, увидев деда холодным, в кольце скорбящей прислуги, понял, что перепутал коробочки. Всё. Судьба.

Но вскоре обвинили жену в смерти мужа, поскольку она перед сном всегда последняя заходила к нему и по установившейся традиции давала снотворное после «бурных» ласк, которые заключались в том, что художник целовал ей руку, а она мужа на сон в лобик.

Рассеянность привела к преступлению. Но покойного уже не вернёшь.