Варварин свет

Пролог

— Никитка, вот ты где! Насилу нашёл.

Никита вздохнул — не получилось уединиться. Думал, что плакучая ива надёжно защищает от посторонних глаз. Да и место такое, на бывшей границе двух земель, помнит горе это место — мало кто тут просто так ходит. А отец, выходит, людей следить приставил.

— Да, ваше величество… Зачем искали? — обречённо спросил Никита.

— Да будет тебе! Нет никого, давай по-семейному! — проговорил Михей Никитич, усаживаясь рядом на берег речушки.

Посмотрит кто — сидит мужик в летах. Одет совсем не по-царски, в простую рубаху и коричневые штаны против обыкновенных пышных одежд в красно-белых тонах. Русую бороду с проседью как будто специально растрепал, соломенную шляпу по самые брови нацепил, только забранные в хвост белоснежные волосы выглядывают — ни дать ни взять крестьянин. Михей Никитич всегда говорил, что скромнее надо быть. Никита, впрочем, знал, что даже под домашней одеждой у отца всегда кольчужка из болотного серебра, а где-то недалеко притаилась охрана с самострельными луками.

Поплавок задёргался, и царь закричал:

— Ну, ну! Упустишь же!

Никита подался вперёд, потянул за нить слишком резко, и рыба сорвалась, напоследок плеснув по воде алым хвостом. Царь Михей разочарованно махнул рукой и передвинул удочку поближе к себе.

— Вот скажи, Никитка, тебе годочков-то сколько?

«А то тебе неведомо!» — раздражённо подумал Никита, понимая, к чему отец ведёт, а вслух сказал:

— Восемнадцать на днях исполнилось, батюшка.

— И что, скажи, у тебя в твои восемнадцать есть, а, Никитка?

Юноша промолчал, зная, что за этим последует — разговор который раз шёл по одной и той ж узкой тропке среди острых скал.

— Молчишь, — покивал царь. — И правильно. Нет у тебя ничего. Святозар в твоём возрасте уже старика внуком порадовал!

Никита это прекрасно знал: песни слагали о любви Святозара Михеевича и Ульяны Тихомировны, дочери соседнего царька, с которым не только войны удалось избежать, да ещё и землями разжиться получилось — не было больше у Ульяны ни братьев, ни сестёр, всё ей в наследство пошло. С тех пор царь Тихомир в местных байках и песенках перестал изображаться злокозненным крысоликим существом и превратился в дородного и щедрого красавца-мужчину. Даже о его договоре с Кощеем как-то подзабыли. Впрочем, чья бы корова мычала. Остался ли кто-то, кто с Кощеем дел не имел…

— А Третьян, Никитка? Третьяшик из-за тебя жениться не может, не положено младшенькому раньше среднего жену брать. Милка уже на других женихов заглядывается! Говорят, как гулять пойдёт, в косу ленточку едва заметную вплетает — намекает, понимаешь, соседям, что замужество под вопросом. Я бы уже и сам передумал, да у Третьяшика душа к ней лежит. Он уже извёлся весь! Я ему говорю — погоди, никуда твоя Милорада не денется, это она тебя по-женски терзает! А он уже который день в комнате запершись сидит, песни заунывные сочиняет. Все прислужницы подхватили, поют, вой во дворце стоит невыносимый. До чего дошло — шепчутся, что царевич топиться со дня на день пойдёт! Ты-то ночуешь и днюешь в своём шалаше, ничего не знаешь. Мать лицом побледнела, от еды отказывается. Выходит, Никита Михеич, нечего делать — надо жениться!

— Да я бы рад, батюшка, — покривил душой Никита, — но невесты подходящей нет!

— Как нет! — воскликнул царь. — А Светислава, дочь купеческая! В Цветана, что с южных озёр! Обе счастливы будут, если ты на них хоть посмотришь! Людмила Степановна, казначеева дочь, тоже в возраст вошла, если тебе кто попроще по нраву… Я сватов хоть сегодня пошлю!

Никита сморщился, поплескал босой ногой в речке, мальков распугал.

— Опять тебе в лесу ле́су мало, как я погляжу! — разозлился царь. — Судьба брата безразлична, на здоровье матери с высокого дуба плевал, доброе имя отца запачкать решил! Гордыня из тебя так и прёт!

— Да нет же, батюшка! Была бы по мне невеста, я бы сразу…

— Запряг прямо, а поехал криво… Всё, надоело! Сколько тебя уговаривать! — царь Михей вскочил на ноги, затрепетали ивовые листочки. — Даю тебе трижды по дюжине дней. Не женишься — не сын ты мне боле! Хоть из-под земли невесту доставай! Хоть в царстве Кощеевом ищи! Там, говорят, девиц свободных вдоволь!

Никита в смятении тоже поднялся на ноги.

— Царь-батюшка, да как же так!

— Всему бывает перемена, — сказал царь Михей. — Царским сыном быть — это не только карасей ловить да штаны просиживать.

Никита опустил голову. Вдруг и любимые птичьи песни показались издевкой, и ручей как будто насмехался над средним сыном.

— Пойми, сынок, — смягчился царь и погладил юношу по светлым вихрам, — у меня на всех вас надежды были. Святозар, старшенький, должен был великим воеводой стать, да раньше женился. И воевать теперь не с кем… Ну хоть так царство укрепил! Внуки, опять же, нам с царицей на радость. На Третьяшу хотел хозяйские дела оставить, а он весь в мать, трепещет что осиновый лист, чувства у него, понимаешь! Ну а ты-то! Вроде всё в порядке — рослый, сильный, на лицо не урод! Конечно, в лесу пропадаешь немерено, поговаривают, с белками да синицами лучше чем с людьми ладишь, но оно-то и ладно… Главное, в бою любого победишь! Но, не обижайся, видом орёл, а умом тетерев! Пора и о семье подумать. Слова свои я назад не заберу — не приведёшь невесту в срок, так вообще не возвращайся.

Никита помыкался ещё у речки, удочку попереставлял, но покой его оставил. Невидимый глазу с такого расстояния, царский дворец давил, требовал вернуться.