Варварин свет

Глава 18

Конечно, они прочитали, как разрывать и зашивать Междумирье-Межречье, но все кощеевы сёстры робели перед такими чарами, даже те, кто не подавал виду. Только богатыри держались хорошо — подбадривали друг друга, шутили и ругались, когда не могли понять юмор, убежавший от них на три века вперёд или на два назад.

Кто-то подходил к Прасковье, как к самой старшей, и пытался выведать, не слыхала ли она что-то о том или ином человеке.

— Пустое, — сурово говорила Прасковья. — Погоревать потом успеете. Сейчас время дорого.

Богатыри соглашались, робко благодарили старушку — ведь это только по счёту им было по многу сотен лет. На деле воевать с Кощеем приходили в основном молодые парни. Главных в отряд выбирали и по опыту, и по возрасту. Никита обнаружил, что и правда очень многому научился от Святозара такому, чего обычные воины и даже царевичи не знали. Благодаря злодею Кощею… Собственная ложь во благо показалась ещё более грязной, но другого пути не было.

Любава подала Никите знак.

— Всем распределиться по отрядам! — крикнул он и вытащил из мешочка яблоки. — Действовать по плану! Не даваться в плен! Все пленные станут воинами Синемордого, помните!

Жуткий доспех обнял его, заставил держать спину прямо. Рога, увитые цепями, устремились к серым небесам, не знающим солнца. Птицы, летящие в Навь, шарахнулись и закричали.

— Мы готовы, сёстры.

— Тогда вперёд, братья!

Мир почернел, затрещал по шву. Каменную основу пронзила молния, оставив сияющий разрыв, через который открылся вид на поле боя.

— Вперёд! — выкрикнул Никита, вскинул тяжёлый меч и первым шагнул в разрыв.

— Вперёд! Вперёд! — воздух снова наполнился криками, и богатыри последовали за своим воеводой.

Сотни сияющих синих огнём глаз повернулись на шум.

— Закрывай! — крикнула Любава, и женщины быстро принялись за работу, пока Синяя армия не полезла в щель мира.

Варвара дрожала и никак не могла выдавить из себя ни слова. Этого она никак не ожидала, поэтому не получалось найти подходящих слов.

— Что ты имеешь в виду? — хмуро спросила вместо неё Любава.

Мрачного вида женщина средних лет представилась Забавой Васильевной, но забавного было мало.

— Я имею в виду, то, что сказала: не стоит оживлять Кощея. Он своё дело сделал и жизнь свою прожил.

Женщины собрались в домике Любавы, пили чай с сосновыми шишками и угощались принесёнными Аннушкой пирогами, которых у неё всегда имелся запас, сохранённый в свежести запечатывающими чарами. Сестёр осталось восемь, включая Варвару и Любаву. Остальные, и Аннушка с ними, ушли помогать Ярославе. Варвара, которая с того момента, как зашили мир, была как на иголках, потребовала обсудить дальнейшие действия, и тут выступила Забава. Мнения оставшихся четырёх сестёр разделились — кто-то был возмущён не меньше Варвары, а кто-то хотел сначала послушать аргументы. Старая Прасковья неожиданно заняла сторону противника:

— Я могу и вас понять, внученьки, — обратилась она к Варваре и Любаве. — Только с другой стороны на это взгляните. Ему больше тысячи лет! Я за сотню до смерти устала, представьте, ему каково.

— Но сердце у него молодое! — запротестовала Варвара. — Душа его рвалась из птичьего клюва! Кышу спросите!

Кот устроился у Варвары на коленях и делал вид, что спит. Но девушка чувствовала, как бьётся его сердце, видела, как он зло подёргивает кончиками хвостов.

— Зачем он здесь, тем более, смертный? — спросила старушка помоложе. — С Синемордым он нам теперь не поможет. Ему и не захочется обратно в Явь, Варвара. Он много зла навидался. Покой заслужил.

— И вы за него решили, что ему лучше так будет? — тихо начала Варвара, но с каждой фразой её голос становился всё сильнее: — За вас всегда решали, вот и вы туда же? Вспомните, вас не Кощей пленил и силой затащил в Междумирье-Межречье. Вас отцы и матери бросили, за вас решили, не спросив! А Кощей самим позволял выбирать путь! Тех, кто без дара, обучал простому и отправлял в дальние посёлки травницами. Тем, кто сильнее, предлагал остаться. Да он даже богатырям, пришёдшим его убивать, давал выбор! У вас в руках книга с лекарством от смерти! Я готова в Навь за душой идти! Вы бы так просто любимого отпустили, если бы был хоть малейший шанс?!

Варварин голос сорвался на крик, она села на лавку и закрыла лицо ладонями.

— Что же вы, сёстры, — сказала Любава. — Только что сами говорили, как важно держаться вместе…

— Я пойду, — прошептала Варвара. — Я в любом случае пойду. Спрошу, чего он хочет. Не захочет возвращаться — так я там с ним и останусь. А не захочет рядом со мной быть — утоплюсь и кикиморой обернусь. Но знайте, сёстры, если я с душой Кощеевой вернусь, а вы тут ничего не приготовите, это на веки вечные останется на вашей совести.

— Ну, ну, — покачала головой Прасковья. — Живую и мёртвую воду приготовить можно. А кто тело достанет?

— Я, — просто сказала Любава.

— Ну тогда я воду готовить буду, — примирительно сказала старушка.

— Да как вы это представляете! — возмутилась Забава Васильевна. — Подумайте, сколько трудностей! Вы не успеете. На каждом шагу всё может пойти не так! Только силы растратите, а ты, Варвара, себя зря погубишь! Не тому вы у бессердечного Кощея научились! Кому ваши чувства надобны — они со временем пройдут, а об ошибках до самой смерти горевать!

— Не пройдут, — сказала Варвара. — Не буду я с тобой спорить, Забава Васильевна. Что с тобой в жизни было — то твоё. Я лучше буду о совершённых ошибках жалеть, чем сидя в глухой деревне ни одной не сделаю.

Она подтолкнула кота, тот спрыгнул на пол, и поднялась.

— Кто мне поможет, сёстры?

Встала Любава и ещё трое. Кряхтя, поднялась Прасковья. Остались сидеть Забава и со второй старушкой. Прасковья погрозила той пальцем:

— Ты, Марфа, не притворяйся. Тебе просто лишний раз пошевелиться лень. Это тебе покой нужен, а не Кощею.

— И что с того? — пожала плечами кощеева сестра. — Вы и без нас справитесь. Всё равно кто-то должен мир за третьей рекой караулить. Там одна Настасья сидит, птиц считает. А то и уснула уже.

— Мы пойдём, — сухо сказала Забава Васильевна. — За чай и угощение спасибо. Каждому следует заниматься своим делом, так я считаю.

Когда за ними захлопнулась дверь, Прасковья сказала:

— Не злитесь, сёстры. Вижу, Варвара, тебя от гнева аж распирает. Главное, мы все за одно в общем деле. Бывает, что и хорошие друзья ссорятся. Видите, и я была неправа — каюсь. Как ты и сказала, внучка, ошибаться можно. Главное, за ошибки свои не держаться. Как мы все дела доделаем, сядем вместе за стол с больши-и-м самоваром, с россыпью ягод да фруктов, с плюшками да печенюшками, и обо всём поговорим. Оттают сердца… А пока откиньте обиды, внученьки мои — и за дело.

Двух сестёр она сразу отправила за ингредиентами, среди которых был снег с южного склона горы, первая роса, вода из кладбищенского ручья, слеза ребёнка… Оставшейся сестре Любава хотела показать кухню, да оказалось, что та сама когда-то была Хранительницей за первой рекой, а с тех пор ничего и не изменилось. Так что и она отправилась добывать ингредиенты, а Любава с Варварой и Прасковья сели разрабатывать план.

— Почему Любаве сейчас не пойти? — спрашивала Варвара.

Её знобило. Время, которого не было, рассеивалось, как пар изо рта на морозе.

— Потому что надо туда с мёртвой водой, сердце запустить, раны залечить! — кипятилась старушка. — Сколько объяснять!

— Но она может сейчас пойти. Достать… тело, — еле выговорила Варвара.

— Ещё я мертвяка потащу! — возмутилась Любава. — Я ради тебя, Варя, много чего могу сделать, но если есть способ избежать чего-то настолько ужасного, то хотелось бы избежать!

— Не выдумывай ерунду! — сказала Прасковья. — Камушек на мертвеца не сработает. Чему вы только по нескольку лет учились? Сначала воду варим. Потом Любаве отдаём. Любава перемещается в Приморье…

— Погодите! — воскликнула Варвара. — Тут ошибка! Нельзя использовать камушек в Приморье — он неизвестно куда занесёт — как Любава до столицы доберётся?

— Через обелиск можно в любое место попасть, — сказала Прасковья. — Только карта нужна, морская, с кординатою.

— С чем? — спросила Любава.

— Я языка не знаю, на котором символы на обелиске высечены, — в отчаянии сказала Варвара.

Прасковья страдальчески скривилась.

— Вот вытащи Кощея, — повторила она. — Я его уму-разуму поучу! К чему он вас тут готовил? Траву собирать и сушить? Кашу готовить? Не сёстры Кощеевы, а кухарки!

— Ты хочешь сказать, что понимаешь, что там написано? — воскликнула Варвара, вновь обретая надежду.

Прасковья довольно кивнула.

— Иди уже, готовь специальный камень по книге, а Любаву мы пошлём за картой из дома Аннушки.

— А у неё есть? — усомнилась Любава.

— Ты что! Разумеется! — сказала старушка. — Когда её любимый, моряк, пропал, она всё морское дело изучила, чтобы попытаться его спасти. Да не сложилось… Как раз мор на окрестные деревни напал, некогда стало знахарке от любви страдать. Иди, Варвара.

Варвара чуть не плакала от страха не успеть. Чтобы спасти немного времени, нужно было его потратить. Столько мелочей ещё надо подготовить, а ведь всего не учтёшь! А ведь всего сутки от трёх дней остались, не больше! Скрепя сердце она отправилась за вторую реку создавать камушек. Кот увязался за ней.

— Послушай, Прасковья, — спросила Любава уже на пороге, — а так, получается, любого оживить можно? Что же мы тогда не наготовим мёртвой и живой воды и не отнесём сёстрам, которые воинов лечат?

— Любава, внученька, — ядовито проговорила Прасковья. — Сердце запустить — хитрость небольшая. Раны вылечить любая знахарка может. А за душами тех богатырей кто бегать будет? Это тебе не бабочек в поле ловить! Да и… не уверена я, что Варвара из Нави вернётся.

Когда сёстры, старая и молодая, пришли к Варваре, которая уже подготовила всё для чар, Любава вдруг заявила, что нарядиться нужно. В Навь не каждый день ходят! А то вдруг духи местные разобидятся, что Варвара к ним без почтения! Прасковья Варварины чёрные глаза угольком подвела, по щекам похлопала, пощипала. Девушка еле отбилась.

— Ну некогда же, сёстры!

— Минуты погоды не сделают! — сказала Любава и полезла в сундук в поисках одежды, лент и украшений.

Сколько минут уже вот так улетело, Варвара не знала. Тревога топила её, и она обессиленно позволила Любаве нарядить её.

Две короткие косички с вплетёнными голубыми лентами. Берестяной обруч, покрашенный алой краской, с узорами из жёлтых и белых цветов и зелёных листьев, а между ними синие ягодки черники. Белая рубашка с пышными рукавами, сарафан голубой, подпоясанный широким алым кушаком с вышитыми золотыми солнцами. Бусы деревянные, красные, как ягодки рябины… Обруч прижимал к волосам яркий Прасковьин платок с чудными птицами в огне, потому что нарядного у Варвары не было, а свой изумрудный Любава отдала на знамя. Варвара хотела надеть свой льняной, но старушка была непреклонна.

Варвара глянула в зеркало, подсунутое Прасковьей.

— Красива, сил нет! — похвалила старушка.

Варвара пожала плечами — красивая, нет, какая разница! И как её раньше собственная внешность занимала… Глупость… Она разгладила подол, смахнула непослушную чёлку к вискам. Подошла к столу, досыпала в кружку недостающий порошок, который Любава принесла от Аннушки и сказала:

— Превратись!

В этот раз из кружки пошёл чёрный дымок, который с каждой секундойстановился плотнее и приобретал всё более отчётливый малиновый оттенок.

— Ты что на меня так смотришь, Любавушка? — утомлённо спросила Варвара.

— Боюсь, не перепутала ли ты чего, — через силу улыбнулась Любава.

— Когда я что-то путала, сестричка?

— Ты не спала сколько?

— Во мне чуть ли не ведро красного совушника, мне теперь ещё неделю не спать, если б я даже хотела.

— Смотри, а то закинешь меня на другую сторону света. Вернётся Никита, а невеста пропала.

— Ах, вот оно что… Не переживай, Любава. Он вернётся. Мы победим. Я тоже вернусь. Кощей вернётся… Погуляем ещё на вашей с Никитой свадьбе.

Кружка дымила малиновым паром, пока сёстры шли к саду камней Варвары. Прасковья, как и девушки, разулась и довольно охала, что приятно иголки стопы щекочут. Кот-кикимор убегал вперёд, возвращался, злился на медленных людей, махал хвостами и шипел.

Садом место вокруг обелиска было уже не назвать — всего несколько камней осталось, которые Кощей не успел уничтожить. Осторожно ступая босыми ногами между поганочек и крохотных мухоморов, они подошли к каменной колонне, устремившейся вместе с соснами к бессолнечному небу.

Прасковья открыла одну из книг с едва держащимися внутри пожелтевшими страницами.

— Видите, я специально карту морскую попросила. Тут обозначено расположение места на земном шаре. Кордината. Теперь на обелиске ищите вот такие символы.

Старушка извлекла из кармана уголёк и на свободном от текста углу страницы нахально начертила в ряд несколько кружков, изгибающихся по-всякому палок, птицу, сидящего человека и глаз. Прасковья, щурясь, медленно обходила обелиск, Варвара так разнервничалась, что кружку с камнем чуть не опрокинула, так что именно такие знаки, обведённые линией, первой заметила Любава. Варвара, успокоив дыхание, нашла нужную страницу, закончила заклинание и выбросила камушек на необходимом от обелиска расстоянии между двумя симпатичными алыми мухоморчиками.

— Готово, — сказала она.

Никто не говорил как будто вечность. Нечего было сказать — всё сделано. Первым нарушил тишину кот:

— Мы не можем больше задерживаться. Дела надо делать.

— Кыша прав, — сказала Варвара. — Я здесь больше не помогу. Не молчите, словно в последний путь провожаете! Всё у нас получится!

Любава вытерла слёзы и обняла Варвару и Прасковью. Варвара вынула из кармана переливающийся рыбьей чешуёй платок-невидимку и отдала Любаве.

— Удачи, сестра!

— Удачи, сестра!

Богатырей слепил непривычно яркий свет, но они сражались, как озверевшие медведи, разбуженные посреди зимы. Никиту спасал череп-шлем, который, на удивление, давал прекрасный обзор, при этом защищая от солнца.

Армии, созванные Кощеем, взбодрились, когда посреди боя в поле из ниоткуда ворвался человек в легендарном зачарованном доспехе.

— Он здесь! Кощей с нами! Обманул, Синяя морда! — кричали воины и с новыми силами бежали на врага.

Сердце Никиты кольнуло, и он успел только подумать, что желает Варваре всей удачи на свете, сколько бы неприятностей не причинил ему Кощей. Потом думать стало некогда. Синее войско ползло, как муравьи на мёд. Неумелое, но многочисленное, оно оставляло за собой выжженную синим огнём, отравленную землю, на которой лишь горецвету расти.