Варварин свет

Глава 17

Горошек, нагулявшийся в Междумирье-Межречье, на изумрудной траве подрос, силами напитался. Даже грива стала гуще. Не узнать было того коня, которого единственного не пожалел отдать царь Михей непутёвому сыну в безнадёжное путешествие. Конь бодро скакал по дороге вдоль реки — соскучился, похоже, по травушке зелёной, по настоящему солнцу. Никита прокричал Варваре, что немного завидует — на четырёх лапах бегать было здорово! Варваре подумалось, что не расстанься Никита с хвостом, тот бы сейчас ходил из стороны в сторону от радости. Она сидела за спиной юноши, обняв его за талию. Девушка чувствовала усталость, но опасности задремать и упасть не было — Аннушка напоследок напоила её красным совушником, отваром мрачно-бордового цвета, который гнал сон.

Отвар выпили все сёстры. Они на время остановились между первой и второй реками, и Любава быстренько подогрела всю еду, какую нашла на кухне, и бросилась готовить Горошка к путешествию. Нашла какие-то старые рубашки да штаны Кощея, подшила Никите по фигуре.

Сёстрам нужно было возвращаться через Аннушку, чтобы по цепочке камушков пройти ко всем знакомым. Они сами пока даже с десятой частью не справились. Прасковья объясняла, что сила с приходом новых сестёр будет расти нелинейно, размашисто чертила что-то руками в воздухе, ругалась, что Кощей совсем обленился и молодняк даже простому вычислению не учит.

— Ты его верни, пожалуйста, внучка, — говорила она. — Я ему такую трёпку задам!

Варваре было не до смеха. Ей предстояло переместить Никиту с конём к его брату, Святозару Михеевичу и уговорить того пойти с многотысячным войском былинных богатырей на Синемордого. Вряд ли Кощей готовил хоть одного из своих учеников к такому! Тем более, трудности взникли уже с первой задачей.

Во-первых, Никита не смог представить образ отцовского дворца — слишком долго пробыл в собачьей шкуре, никак не мог вспомнить все человеческие умения. А Варвара там не была. Пришлось делать камушек к плакучей иве. Потом оказалось, что и коня, и взрослого мужчину одновременно переместить не получается — на такую ношу камушки не были рассчитаны.

— Как же мы войско будем перетаскивать, Прасковья? — в отчаянии спросила Варвара, вернувшись в Любавин мир за Горошком после того, как переместила Никиту к иве.

— Мы ткань Междумирья-Межречья порвём, — беспечно пожала плечами старушка под единый вздох сестёр. — Как Кощей делал. Потом залатаем. Всё в книгах есть.

Варвара, которая ужаснулась не меньше, чем остальные, решила, что пока будет делать один шаг за другим, иначе рассудок покинет её. Камушек сделала. Переместилась с Никитой. Вернулась за Горошком. Так и надо дальше — глядишь и большое дело как будто бы само собой сделается.

Наконец-то после бесконечной мучительной скачки, которой наслаждались все, кроме Варвары, не привыкшей к конным путешествиям, Никита чуть притормозил коня на перекрёстке и закричал:

— Дворец, Варвара!

— Постой-ка, Никита… Трава вытоптана, смотри!

Варвара спрыгнула с коня, за ней — Никита. Дорога от дворца была разбита, в грязи отпечатались следы копыт.

— Варвара! — раздался со стороны дворца задыхающийся, как от бега, женский голос. — Варенька!!! Никита! Привёл! Справился!

Девушка обернулась, но никого не увидела.

— Ульяна, — догадался Никита. — Ульяна, ты в платке?

— Ох, твоя правда!

Ульяна сдёрнула платок, делавший её невидимой, и сестры бросились навстречу друг другу. Варвара — бегом, Ульяна — медленно, придерживая себя за живот. Никита теперь увидел, как же они похожи: черноволосые, темноглазые, только Ульяна пышет здоровьем, щеки словно яблочки, а Варвара на дикого зверька похожа. Ульяна, наобнимавшись с сестрой, говорила сплошным потоком.

— Мне Искра Святозаровна далеко ходить не позволяет, боится, что прямо в поле разрожусь. А я, разумеется, убегаю! Опостылел мне дворцовый сад, сил нет. Идёмте же, прикажем накрыть на стол! Хоть какая-то весть хорошая! Когда свадьба?

Варвара отошла на шаг, грустно улыбнулась:

— Никогда.

Никита кивнул.

— Значит, я чего-то не поняла… — подняв брови, заключила Ульяна. — Давайте всё же пойдём во дворец, и вы мне всё расскажете.

— Некогда! — сказала Варвара.

— Нам Святозар нужен, Ульяна! — подхватил Никита. — Где он?

— Опоздали вы, — грустно сказала Ульяна. — Только сегодня утром ушёл. Кощей призвал всех бывших учеников в Приморье, на бой с Синемордым чудищем. Святозар два дня с царём Михеем спорил, тот его пускать не хотел. Говорил, что одного сына лишился из-за его гордыни, а другой из-за того же на погибель идёт. Святозар решил, что раз отец упёрся, то нечего время тратить. Собрал своих воинов, небольшой отряд оставил с Третьяном для охраны и поехал к нашему отцу, Варвара, чтобы там ещё воинов потребовать.

— Мы его догоним, — твёрдо сказал Никита.

— Только нашла сестру и тут же потеряла… — прошептала Ульяна, вытирая слёзы. — Держи, тебе пригодится.

Она сунула Варваре в ладонь скомканный зачарованный платок, пробормотала неловко слова прощания, развернулась и настолько быстро, насколько позволяло её положение, пошла к дворцу.

— Ты с отцом поговорить не хочешь? — шёпотом спросила Варвара.

— Незачем, — ответил юноша.

Горошек скакал теперь как будто ещё быстрее, аж земля под копытами дрожала. Варвара задремала от тряски, даже несмотря на совушник, и чуть не упала. Никита, который едва успел схватить её за руку, соскользнувшую с его талии, привязал девушку к себе ремнём. Так они и скакали мимо деревень, через знакомую с детства реку, под тёплым ярким солнцем.

Юноша оказался прав — за несколько часов они догнали армию Святозара. Двое на коне, пасшемся много дней на зачарованных лугах, были гораздо быстрее двух сотен вооружённых солдат в полном обмундировании. Те на подходе к дворцу царя Тихомира решили сделать привал — отошли от дороги, отпустили лошадей пастись к берегу озера, а сами устроились на пригорке.

— Привёл-таки невесту, — усмехнулся старший брат, глядя на среднего. — А волосы в волчий цвет зря покрасил.

Несмотря на весёлый тон, улыбка не касалась его холодных голубых глаз. Он молча поклонился Варваре.

— Зачем пришла, кощеева сестра? Для свадьбы время неподходящее.

Варвара не ответила на улыбку и молча поклонилась.

— Разговор есть, брат. Не для чужих ушей, — сказал Никита.

Святозар поманил их к соснам. Варваре стоящий здесь запах напомнил дом. Сжалось что-то в груди вдобавок к неугосающей жгучей боли. Она вдруг поняла, что её истинный дом — не Тихомиров дворец, а избушка среди зачарованных рек, спрятанная в разноцветных хвойниках; дорожка к обелиску, испещрённому непонятными знаками; поляна, где камни лежат между грибов; река с водой без вкуса и запаха; странное небо, гаснущее по хлопку ладоней.

— Кощеё мёртв, — сказала Варвара без предисловий, когда они отошли от воинов настолько далеко, чтобы их не было слышно.

Святозар изменился в лице. Пропала насмешливая улыбка, в глазах сверкнул недобрый огонь.

— Это ничего не меняет. Все, кого он учил, принесли клятву забыть о распрях и спасать мир вместе. Я свою клятву не нарушу.

— Постой, — сказал Никита. — Не надо ничего нарушать. Но у нас просьба.

Он коротко рассказал про смерть Кощея, про воинов Синемордого и про замысел пробудить окаменевших богатырей.

— Нет, — твёрдо сказал Святозар. — У меня есть моё войско, мои товарищи. С ними пойду на Синемордого, с ними умру, если понадобится. Придётся тебе вести богатырей в бой, Никита.

Никита остолбенел.

— Как же так, брат?.. Я-то у Кощея не учился!

— Разве я недостаточно показывал того, что у него узнал? Я тебе и Третьяну всё передал, что можно было. Есть тайны, которые Кощей рассказывать запретил, наложил чары. Но всё необходимое ты знаешь.

— Ты посмотри на меня! — отчаянно спорил Никита. — Ты выглядишь, как настоящий воин! Ты говорить умеешь! А я? Кто меня послушает? Что я им скажу?

Святозар ухмыльнулся:

— Тут разве много ума надо? Спину ровно, подбородок вверх, доспех помощнее… Загляни домой, там что-то да осталось.

— Никита! — воскликнула Варвара. — У нас же есть яблоки!

— Угощать былинных богатырей? — притворно удивился Святозар. — Это их точно убедит, беру свои слова назад!

— Ну тебя! — шикнула на него Варвара.

— Сестры две, характер один, — покачал головой Святозар.

Варвара только махнула рукой.

— Кощеевы яблоки, Никита! У нас есть полный доспех. Любава умеет его собирать и разбирать. Наденем его на тебя…

— Погоди, — остановил её Никита. — Если я буду в доспехе Кощея, богатыри решат, что я и есть Кощей, и накинутся на меня десятки тысяч отборных воинов.

— Тогда так, — сказал Святозар. — Ты выходишь как есть, седовласый мой братишка, показываешь им яблоки и говоришь, что победил Кощея.

— Это неправда, — ошеломлённо проговорила Варвара.

— А правде они поверят? Что их злейший враг — на самом деле защитник?

Они ещё некоторое время спорили, какие слова говорить, что ещё утаить, как выгоднее появиться, пока Святозар не сказал, что времени больше нет. Варвара согласилась.

Время всё-таки было, и текло оно невыносимо медленно. Варвара постоянно сверялась со спрятанным за слоями миров настоящим солнцем и погружалась всё глубже в тревогу. Три дня, сказала Прасковья. Три дня таяли, как мёд в травяном чае. Старушка заявила, что лишнего слова не скажет, пока все богатыри не будут освобождены из каменного плена. Работа и правда шла гораздо быстрее с каждой присоединившейся к ним сестрой, и Варвара жалела, что они сразу не пошли искать помощниц. Сейчас их было почти три дюжины. Ещё дюжина отправилась к Ярославе спасать раненых на поле боя.

Наконец, женщины, пожилые и молодые, старые и зрелые, собрались перед полем сопящих и храпящих в стелящемся тумане тел, чтобы произнести последнее заклинание.

Никита волновался. Любава шептала на ухо что-то ободряющее, а юноша повторял про себя: «Я победил Кощея. Я победил Кощея!» Даже ему самому было смешно — в чёрном поле спали богатыри, крупные, мускулистые, а сам Никита, хоть и прослыл одним из сильнейших юношей при дворе царя Михея, но по сравнению с героями древности казался мальчишкой-недорослем.

— Врать как неловко, Любава… — признался он девушке.

— Это во благо, Никита, — сказала та и пригладила ему волосы. — Ты ничего дурного не говоришь и не делаешь.

— А то ещё разозлятся, что такой сопляк победил, когда они не смогли…

— Глупости! Да и мы их представлением отвлечём.

— Пора! — крикнула одна из женщин. — Все готовы?

Все кощеевы сёстры, от самой молодой, Любавы, до самой старой, Прасковьи, встали в линию перед полем богатырей и взялись за руки. Одновременно они подняли сцепленные ладони вверх и, резко опустив их, хором сказали:

— Пробудись!

Вздохи, стоны, кашель. Лязг металла, шуршание, шорохи. Снова кашель. Богатыри поднимались на ноги, молча оглядываясь по сторонам, разглядывая друг друга, но в конце концов все взгляды устремились на женщин.

Никита тем временем сидел на корточках за камнем — то ли это был особо упрямый богатырь, который не поддался обратным чарам, то ли настоящий камнень. «Я победил Кощея… Я победил Кощея…» Никите вспомнился бродячий музыкант, который как-то пришёл к царю Михею — старый, худой, волосы рыжие с проседью, лохматые и такая же борода. А как до гуслей дотронулся, как повёл по истории — смотришь, а уже и не видать бродягу. И стать откуда-то взялась, и благородством лицо засветилось. Вот чудо! Никите надо было сейчас осуществить такое же чудо…

Богатыри загомонили, сначала тихо, потом громче, и вдруг словно грома раскат, заглушил всех один зычный голос:

— Растолкуйте, красавицы, что же это делается! Иваном меня звать. Вчера я вышел из дома родного, чтобы сразить Кощея, чародея Костяного, прошёл три молочные реки, трёх старух уболтал. В этом самом поле ждал меня Кощей. Чёрно-серебряно-костяной доспех, рога в цепях, а из-под черепа голос гремит…

Толпа зашумела, вспоминая свою встречу с чародеем.

— …Начал сладкими речами ум затуманивать, а я не поддался! Сначала предложил вернуться домой. Я отказал. Тогда предложил обучить меня своим умениям. Рассмеялся я в лицо поганцу!..

«Небось, тот самый Иван-дурак из сказок», — решил Никита.

— …и тут предложил он то, зачем я пришёл — на мечах силой померяться. Откуда ни возьмись — доспех и оружие лежат передо мной, добротные, не хуже утраченных собственных! Удар, другой — а потом всё погасло. Открываю глаза — а передо мной вместо Кощея девицы прекрасные, да женщины, жизнью умудрённые. А за спиною — воинов поле!

Поле воинов загудело, выражая согласие, каждый начал выкрикивать своё имя. Теперь был выход Любавы.

— Внемлите мне, добрые молодцы! — воскликнула она, и богатыри затихли. — Многие годы в это поле приходили славные воины, чтобы сразить Кощея! Верьте или нет, но первый из вас окаменел тысячу лет назад, а последний — с полдюжины.

— Так мне, значит, двадцать два лета да ещё тысяча сейчас стукнуло?! — выкрикнул богатырь в шлеме с острой верхушкой. — Речи твои непривычны слуху моему, ужель я правильно суть слов твоих постигнул? Я сразить Кощея явился, только лишь тот здесь обосновался. Одну только белую реку преодолел к этому полюшку… Едва ли кто о Кощее ведал. Говорили, чародей заморский пожаловал, смуту своим знанием на разум наводит.

— В мои времена только и делали, что наперебой к Кощею бежали сражаться…

— Постой-ка! Я тебя, кажись, знаю! Не Скалогромом тебя величать?

— Он самый! Славка, дружище!

— Что же это, невеста моя пять столетий как в Навь ушла?!

— Все ушли, умник…

Любава, чтобы остановить поднявшийся гомон и крики, хлопнула в ладоши, примешав к звуку немного чар. Стоило шуму утихнуть, она заговорила снова:

— Где много слов, там мало дел. Вести у нас, добрые молодцы. Одна хорошая, другая плохая.

— Хорошую давай! — пробасил Иван. — Плохих на сегодня достаточно.

— А я говорю — с плохой начинать надо! — перебил его Скалогром. — Зачем радость горечью губить! Лучше горе мёдом подсластить!

— Напало на наши земли страшное чудище заморское, хочет поработить весь мир.

— Так это новость хорошая! — закричал кто-то вдалеке. — Косточки размять пора!

— Не глупи! Сперва узнай силу врага, а потом вступай с ним в борьбу, — строго ответили ему. — Сколько у него мечей, красавица?

— Немерено, — ответила Любава. — Он уже полсвета обошёл, чарами своими народ околдовал, теперь каждый с синим пламенем в глазах — за Синемордого.

Воины заволновались, заспорили, и тут Иван настойчиво попросил:

— Давай теперь хорошую весть! Может, она этой не слаще!

— Кощей повержен! — крикнула Любава.

По полу прокатился общий вздох.

— И кто тот славный воин, что нашего общего врага, великого чародея победил? — выкрикнул кто-то первым, и его тут же поддержали другие голоса.

Тут настал час Никиты. Сёстры разошлись, освобождая вид. Юноша выпрямился, взобрался на камень, за которым прятался, и, вытянув в руке кощеев меч, уверенно сказал:

— То был я, Никита Михеевич, царский сын!

Тут голоса разделились: слышались как радостные приветствия, так и недоверчивые возгласы. Многие оценивающе оглядывали Никиту с ног до головы и качали головами.

— А как докажешь, что Кощей мёртв? — спросил дотошный Иван.

Никита наклонился к Любаве, и та протянула ему чёрный мешок. Юноша извлёк три яблока: костяное, серебряное и деревянное.

— У меня в руках доспех кощеев!

Кто-то с восторгом ахнул, кто-то с сомнением хмыкнул, но все потянулись вперёд.

Доспех открыть уже попробовали, и всё получилось. Прасковья проверила, что на яблоках нет никаких дополнительных защитных чар, которые могли бы навредить Никите, а Любава показала, как доспех надевается и снимается. Оказалось не так сложно, нужно только знать, куда надавить пальцем.

— Как же так, бабушка? — спросил Никита. — А вдруг бы кто украл и надел?

— Ты думай сначала, а потом говори! — грубо ответила уставшая старушка. — Кто украдёт? А если и украдёт, то как откроет, дурная твоя башка! Тут сложная механика!

Никита решил с ней больше не разговаривать.

— Доспех пропитан чарами, — объяснила Любава, — но создан так, чтобы его использование ни капельки силы у чародея не отнимало, и чтобы при необходимости надеть было просто.

Когда Никита с опаской облачился в доспех, точнее, позволил доспеху сковать себя, оказалось, что он ещё и подстраивается под фигуру.

И вот теперь, медленно, чтобы скрыть, что пальцы дрожат, Никита переложил бледно-жёлтое костяное яблоко в правую руку, нащупал у основания хвостика ребро и надавил на него. Яблоко хрустнуло, разошлось по невидимым швам, и мелкие части его побежали по руке, порождая одновременно новые угловатые куски. Никита поднял руку, чтобы всем было видно. Словно застывающим в падении водопадом, его рука оказалась скована слоновьей костью, а доспех уже добрался до груди, побежал к ногам и к голове. Страшно даже вдохнуть, но нельзя подать виду.

Никита перекинул два яблока из левой руки в правую, и костяная часть доспеха завершила свой бег на кончиках пальцев левой руки. Никита проделал те же шаги с яблоком из обожжённого дерева и с яблоком из болотного серебра.

И вот стоит перед богатырями образ того, кто заточил их в каменную тюрьму на сотни лет. Чёрно-серебряно-костяной, в переплетении цепей и веток, устрашающий силуэт бессмертного чародея.

— Та-а-ак… — протянул тот, кого назвали Скалогромом. — А как, Никита-царевич, докажешь, что ты не Кощей?

Никиту вопрос застал врасплох. На такой случай они ответ не придумали. Он нащупал рычажок, выемку, шов, и доспех сложился. Юноша едва успел подхватить яблоки, но серебряное не удержал, и оно со звоном упало на каменную землю. Кто-то из девушек успел схватить его, пока оно не укатилось к любопытным богатырям.

— Да какой из меня чародей?.. — проговорил Никита, и на этом его доводы закончились. Он растерянно почесал голову.

— Ну какой Кощей! — воскликнула Любава, поддерживая Никиту. — У Кощея сердца нет!

Она одним махом взобралась на скалу к озадаченному Никите, взяла его за руку и обратилась к толпе:

— А это жених мой! Он убил Кощея в честном бою, чтобы освободить меня!

Она повернулась к Никите, взяла его за подбородок, притянула к себе и поцеловала. Никита не смог бы припомнить, когда ещё в жизни он так густо краснел, даже если бы смог в этот момент думать. Сразу всё из головы вылетело — недоверчивые богатыри, мёртвый Кощей, собачья жизнь, насмешки Святозара… Оставшиеся два яблока выпали из ладони.

— Сейчас бы мёду выпить! — разорвал тишину голос одного из богатырей. — Отпраздновать!

— А лучше водочки! Заодно разогреемся — долго стояли!

Хохот, радостные разговоры, лязг мечей о щиты наполнил сумрачный мир. Незнакомые друг с другом воины обнимались, пожимали руки — мёртв Кощей!

— Разогреетесь другим, — сказала одна из сестёр. — Мы приготовили для вас жгучий отвар из крапивы и перца, чтобы пыль стряхнуть, да красного совушника настой, чтобы сон надолго прогнать.

— Флаг нужен, — послышался звонкий голос. — Я бы понёс… Я знаменосцем был.

Любава стянула с головы шёлковый изумрудный платок и протянула высокому юноше, обладателю звонкого голоса и светлых, почти белых кудрей. Тот взял платок за два кончика и вытянул перед Любавой. Девушка постучала кончиком ногтя по изображению ворона на поясе. Птица слетела ей на ладонь, а потом подпрыгнула и, расправив крылья в полёте, упала на ткань и осталась на ней чёрным рисунком.

Юноша походил по полю, вернулся со своим копьём. Снял с него красный узкий стяг, раздваивающийся на конце, подвязал вместо пояса, принялся крепить изумрудный флаг.

— Я, дурень, вот так и пришёл, флажком размахивая, — сказал он Любаве. — Он мне говорит: развернись, добрый молодец, иди домой, пока можешь. А я гордый, невесте обещал подарочек на свадьбу — Кощееву смерть. Она говорит — не ходи, не стоит того! Я, говорит, с тобой без всяких подарков счастлива!.. Поверить не могу, что нет моей Алёнки… И бабушки нет. Даже кота нашего ласкового… Смерть — это никому не подарок. Нечего тут праздновать.

У юноши немного тряслись руки, а Любава только и могла, что сжать его плечо и прошептать заклинание лёгкости, чтобы не так душа болела.

Богатыри, взбодрившись зельями, расходились, чтобы распределиться на отряды, выбрать главного. Прежде чем Никита присоединился к ним, Любава шепнула ему:

— Врать и правда неловко, Никита…

— Я это исправлю, Любавушка, — улыбнулся Никита. — Только если ты согласна выйти замуж за бывшего пса.

— Ну, я животных вообще-то люблю, — скрывая смущение, пошутила Любава. — Конечно, согласна, Никитушка!

В этот раз Никита, чтобы не успеть покраснеть, первым потянулся к губам девушки.