Варварин свет

Глава 7

Всю дорогу до дома Никита плёлся за Варварой, опустив нос. Единственным преимуществом собачьего тела было то, что молочная река пропускала без давления, гул почти не ощущался, а чёрных линий он вообще не увидел. Словно сквозь туман прошёл. Да и Варваре, похоже, было так же легко.

А вот остальное… Пахло всё, как будто специально лезло в нос! Никита чуял зайца до того, как увидит, ощущал аромат трав там, где проходила Любава. А цвет! Рыжие волосы первой кощеевой сестры казались жёлто-зелёными, да и кожа приобрела в собачьих глазах зеленоватый оттенок. Весь окружающий мир стал почти полностью серым. А ещё всё шевелилось… Никита и не представлял, сколько вокруг разного движения! И оно сопровождалось звуками — каждый шелест крыльев, каждую падающую с ёлки иголочку слышал Никита собачьими ушами.

Но худшее — хвост. Он делал, что хотел — поджимался, вставал трубой, а то и дёргался из стороны в сторону так, что болтало всё тело.

В мире второй сестры, как и в первом, было так же светло, как и раньше, хотя Никите казалось, что уже должен был наступить вечер. Опять чары! Он зарычал, и Варвара стала говорить что-то утешительное и бессмысленное.

Девушка сначала оставила Никиту на улице, чтобы переодеться и приготовить постель, а потом пустила в дом. Она постелила ему коврик у двери, забралась под одеяло и хлопнула в ладоши. На мир опустилась тьма, только кристалл на столе мягко светился оранжевым. Или не оранжевым — Никита теперь точно не знал.

— Надо поспать, Никита. Туда, куда нам надо, сейчас только-только наступает утро, а у Аннушки ночь.

Никита долго не мог заснуть — слишком много тревожащих, наводящих ужас мыслей крутилось в его лохматой голове, и все о сегодняшнем дне. Когда он пытался подумать о будущем, его сковывал страх от того, что он может остаться собакой навечно. Варя ворочалась и тяжело дышала. Никите показалось, что он только заснул, только провалился в чёрный сон без сновидений, как Варвара вновь хлопнула в ладоши:

— Пора. Подожди здесь, я схожу умыться.

Когда она вернулась с реки, причёсанная и гораздо более свежая, чем после беспокойного сна, Никитина очередь настала плескаться в водице без вкуса и запаха — а и всё равно приятно! Напился вдоволь! Говорят, вода не мутит ума, только то не о собаках — о людях. Увлёкшийся Никита чуть не забыл, что у них дело.

Помчался в весь дух, чтобы ветер подсушил шерсть, а у домика резко остановился. Сидит на крыльце кто-то в сандалиях, коротких широких брюках, распашонке белой и огромной соломенной шляпе, закрывающей лицо. На шее мешочек висит. Принюхался и по-собачьи рассмеялся — гхав, гхафф! — конечно, Варвара. Но зачем так странно одета?

— Ты голодный, наверное, — спросила девушка, поманив его к себе, — я тоже. Но у меня только хлеб да лепёшка с сыром. Прости, царский сын, нечем тебя потчевать кощеевой сестре.

Никита набросился на кусок хлеба, как будто неделю не ел. Варвара отщипывала по кусочку то сыра, то лепёшки и не спешила есть.

— Смотри, — говорила девушка. — Сейчас раннее утро. Солнце только встаёт. Я это чувствую. Любава так не умеет. Там восток, — она указала на горизонт за избушкой.

Наверное, ей просто нужно что-то говорить, чтобы не переживать, догадался Никита. Он постарался жевать медленнее, чтобы выглядеть прилично. Нельзя забывать, что внутри собачье-волчьей шкуры прячется хорошо воспитанный человек!

— Есть, знаешь, мир человеческий, Явь. А рядом с ним, как будто там же, но невидимый, мир духов — Навь. А посередине — Междумирье-Межречье, которое построил Кощей, чтобы отгородить людей от всего страшного, от чудовищ, что в Нави хозяйничают. Так построено: Явь — река — первая сестра — река. Вторая сестра — река. Третья сестра — река. Дворец Кощея. А дальше, наверное, тоже река. Там я не была. Кажется, что идёшь вперёд, но на самом деле реки перемещают тебя между этими мирами, которые в одном месте… Ты просто оказываешься на другом слое. Непонятно? — вздохнула Варвара.

Никита гавкнул — можно было бы и понагляднее объяснить. Сделал брови домиком.

— Это всё, как… Как блинный пирог. Каждый мир — блин, а между ними сметана — молочные реки. Но не плоские. Не в плоскости… — Варвара, кажется, и сама запуталась. — В общем, я хотела сказать, что солнце только в Яви светит, но я его каким-то даром чувствую. Ладно, пойдём.

По дороге из опавших иголок, которые под лапами ощущались совсем не так, как ощущались бы босыми ногами, они дошли до огромной светлой колонны в поле грибов, окружённом самыми тёмными елями.

— Это обелиск, — сказала Варвара. — Он был создан, когда только создавался мир людей. На нём рисунки: это слова, обозначающие разные места. Камушки чёрные видишь? Они не просто так раскиданы. Иди за мной очень осторожно.

Варвара пошла вперёд по грибам, сама напоминая в своей соломенной шляпе огромный гриб. Никита подметил, что некоторые поганки и мелкие мухоморчики были недавно растоптаны. От них шёл странный запах, острый, сырой, но приятный.

— Ты только не пугайся. Дыши.

Девушка наклонилась, одной рукой взяла Никиту за загривок, а другой подняла чёрный блестящий камушек.

Никита не успел испугаться, да и подышать тоже не успел. Земля ускользнула из-под лап, но тут же под ними оказалась другая. Нос заполнили яркие, незнакомые запахи, а в уши хлынул шум, голоса, лай, крики птиц, звон и отдалённый стук.

— Дыши, дыши, — шёпотом приговаривала Варвара, удерживая заметавшегося было Никиту за холку.

Покинув пыльный закоулок меж глиняных стен низких домиков, покрытых соломой, Варвара и Никита окунулись уже в настоящий шум и гам торговой улицы. Толпились люди, одетые, как Варвара. Спорили с торговцами. Кто-то тащил телегу на одном колесе, гружёную навозом. Тут и там стояли палатки, скрытые от палящего солнца огромными сухими листьями. Продавцы, все как один черноволосые, черноглазые, некоторые с тёмной, в цвет медвежьего меха, кожей, орали что-то на непонятном языке, махали Варваре. Один, с запятнанным фартуком на толстом пузе, игриво подзывал Никиту, подманивая его куском мяса. У Никита потемнело в глазах от голода, и он рванулся вперёд.

— Стой, — зашипела Варвара. — Это он хочет, чтобы ты сожрал, а я заплатила.

Никита виновато поджал хвост и теперь старался отвлекаться от запахов на звуки. В этом ему помогла стая огромных зелёных птиц, с криками пролетевшая прямо над головами. Потом он заметил бежевого пса, а тот заметил его, да как разлаялся! Никита сдержаться не мог и ответил громче, чтобы тот знал, кто тут главный. Какая-то бабка завопила, перекрикивая псов, грозя Варваре кулаком и указывая на Никиту. Тот затих, а бежевый продолжал заливаться, хоть и стоял на месте. Торговцы поддержали бабку.

Варвара опустила голову и, загородившись шляпой, осторожно подняла руку к груди. Она что-то прошептала и вывела в воздухе витиеватый значок. Бежевый пёс замолчал, повертел головой, а потом вообще ушёл куда-то в закоулки между домами. Девушка обернулась, коротко кланяясь и повторяя какое-то слово, а потом присела рядом с собакой-волком. Руки у неё дрожали.

— Никита, веди себя хорошо, пожалуйста! — прошептала она. — Я не могу тебя вернуть к избушке, вдруг Кощей придёт? И ещё куда-то одного не отпущу. Пожалуйста, будь человеком!

Никита опять поджал хвост и в чувствах лизнул ладонь девушки.

— Ну вот, — расстроилась Варвара, но больше ничего не сказала.

Очень скоро они нашли палатку, где торговали очень странными фруктами и ягодами. Никита только по запаху догадался, что это что-то съедобное. Внизу в плетёных корзинах лежали жёлтые шишки с травяными хохолками, большие, размером с голову. Такую шишку Варвара и взяла. Она сосредоточенно свела брови, слушая обнажённого по пояс немолодого продавца. Тот размахивал руками и словно пытался обнять все свои товары. Варвара показывала ему один палец и повторяла одни и те же слова. Продавец разочарованно вздохнул и протянул руку. Девушка развязала мешочек, висевший на шее, отсчитала серебряные монетки и забрала одну из шишек.

— Ананас, — прошептала она Никите. — Аннушка пристрастилась. Пойдём недолго на океан посмотрим!

Никита такого в жизни не видел. Небо переходило на горизонте в воду, по которой плыли узкие лодки. Вдалеке белели огромные паруса больших кораблей. Берег покрывал светло-золотой песок, в котором торчали выброшенные на берег волнами коряги, высохшие водоросли… Никита заприметил дохлую чайку и чуть не рванул к ней, но тут же устыдился и сел рядом с Варей, стараясь дышать, как она учила. И правда, Никита, так быстро себя забудешь! Сказка ложь, да в ней намёк. Намёк и кусочки правды, оказывается…

— Деревья на лысой ноге — это пальмы, — сказала Варвара. — Я выкопала как-то, принесла Любаве, но не прижилось деревце под небом без солнца. У нас же там все деревья — зачарованные. Только кое-какие травки у Любавы в огороде растут.

Девушка сняла шляпу, подставила лицо лучам. Они сидели на помосте, заходящим заросшими тиной подпорками прямо в воду. Справа от них рыбачил маленький мальчик, но, испугавшись большой собаки, быстро убежал. Варвара болтала босыми ногами в воде, а Никита почему-то не решался дотронуться до неё, хотя волны были спокойными, дно близко, а там рыбки плавают… Никита опять сосредоточился на вдохах и выдохах — не хватало ещё поддаться звериным желаниям и сигануть в воду!

— Мне тут так спокойно всегда, Никита, — вздохнула Варвара. — Люблю тепло! Хотя, знаешь, по снегу тоже иногда скучаю, правда, не так сильно, как по солнечным лучам. Но пора идти…

Девушка надела шляпу, босоножки, подхватила шишку.

— Нет, так не с руки… — пробормотала она. — Я ведь и тебя должна держать. Ну-ка, давай я присяду на корточки, тебя за загривок, ананас под мышку…

Свободной рукой Варвара вытащила из кармана штанов чёрный камень и бросила в песок. Земля снова поехала, и Никита, не сдержавшись, издал короткий жалобный тявк.

Дома Варвара быстро переоделась в сарафан, сунула ананас в мешок. Глянув в зеркало, кое-как заплела непослушные волосы в косички и убрала под льняной платок, прижав берестяным обручем. Лапти нашла на дне сундука. Никите достался ещё один кусок хлеба. У обелиска девушка выбрала другой камушек, и они отправились в деревню. Варвара теперь переживала гораздо меньше — Никита быстро сориентировался в незнакомой стране, среди нового, и теперь в обыкновенном поселении, где всё привычно, молча шёл у её ноги.

Камешек был привязан к месту только примерно, чары заботились о том, чтобы вокруг не было лишних глаз, и в этот раз их вынесло в тихом месте у околицы. В поле паслись козы, под берёзой спал мальчик-пастушок. До травницы было рукой подать, но Варвара тянула время — думала, рассказывать Аннушке про Никиту или нет. Потом махнула и решила, что решит на месте.

Дом травницы, большой, но приземистый, стоял на самом краю деревни, окружённый вечноцветущими кустами сирени. Белые, сиреневые и насыщенно-фиолетовые грозди ароматом привлекали пчёл, а во дворе стояли ульи — Аннушка любила мёд. И хлебушек. И леденцы. И пирожки сладкие. А варенье!.. Сама дородная пожилая женщина стояла на крыльце и улыбалась. Щёки у неё были круглые, румяные, как пироги с пылу с жару.

— Варенька, доченька, давно тебя не было! Дружочка завела? И то хорошо!

Голос у неё был грудной, успокаивающий, и Варя расслабилась и тоже разулыбалась.

— Здравствуй, Аннушка! Это Никита… Ник.

— Потешное имя, не для собаки, — покачала головой женщина. — Мужа тебе надо, вот что. Одной-то тоскливо. Даже собаку по-человечьи назвала! Заканчивай учёбу скорее, поселяйся в деревеньке, да жениха приглядывай.

— Ты знаешь, что я об этом думаю, зачем так говоришь? — нахмурилась Варвара.

— Проверяю, — рассмеялась женщина. — Вдруг тебя подменили! Пойдём в дом, я ватрушек напекла. А Ник пускай тут посидит, я ему косточку вынесу.

Никита гавкнул от обиды, но Варвара, когда Аннушка скрылась за дверью, тихо сказала:

— У нас разговоры женские, важное я тебе передам.

Внутри было просторно, уютно, пахло выпечкой и ароматным чаем. Варвара села за стол, укрытый вязанной крючком скатертью, достала ананас.

— Хорош! — одобрила Аннушка. — А теперь говори, что случилось.

Варвара фальшиво улыбнулась:

— Ничего особенного.

— Ты всё равно расскажешь, девочка, — укоризненно сказала Аннушка и погладила Варю по голове, а та вдруг разрыдалась.

Девушка спрятала лицо в ладонях и плакала, коря себя за несдержанность и детское поведение. Аннушка прижала её к себе и тихонько утешала. Между всхлипываниями Варя бессвязно жаловалась сразу на всё:

— Я пыталась учить, но я же, знаешь, не запоминаю эту траву, ну никак! Поэтому я про звёзды читала. Думала, скажу ему… А он уставший пришёл… Он меня вообще всё спросил, всё! А потом богатырь приходил. Я не уговорила. А потом он сделал что-то ужасное. Я даже не верю… Но Любава сказала, что у него сердца нет, поэтому… А ещё мне сон снился, там опасность! Аннушка, — вдруг вспомнила Варвара, — правда, что война большая будет?

— Доченька, да ты что ж, в город не выходила? — удивилась женщина. — Только об этом и разговоров!

— Да я к проверке готовилась…

— Так не прошла испытание?

— Нет, он даже стал смотреть, как я зелья смешиваю… Так что там за новости, что я пропустила?

Удостоверившись, что Варвара перестала рыдать и только изредка всхлипывает, Аннушка вынесла псу косточку, а потом уже начала угощать гостью. Вытащила из печки ватрушки, достала чашки, мёд, кусочки жжёного сахара.

— Мелисса, мята, скворцовник, чёрная смородина. И немножко сушёного ананаса! Пей, милая. Только мёду добавь.

Варя послушно налила мёд в огромную глиняную кружку и помешала деревянной ложкой.

— Вести давно приходят с моряками. Всё меньше кораблей из плаваний возвращаются. А те, кто вернулся, такое рассказывают: объявился в солнечных странах, где вечная жара стоит, Синемордый правитель. Ну, там Синеликим его кличут, конечно. Говорят, родился он от забытого бога из Нави и земной женщины, которая в родах умерла. Был он сначала обычный младенчик, только с синей кожей да хилый, в деревне его жалели и как могли, воспитывали. Подрос он и ушёл в Навь за местью и наследством. Думали, не вернётся, но вот спустя дюжину лет грохот сотряс землю, молнии ослепили людей в дюжине окрестных деревень… Это Синемордый вернулся. Говорят, у него шесть рук, клыки как у медведя, и силы ему не занимать. Кто-то говорит, что у него башка рыбья. Кто-то, что ноги медвежьи… Так что этим россказням нет смысла доверять. Главное — много земель он уже захватил и скоро двинется к нам. Приморский царь позвал Кощея, и уж месяц пошёл, как они спорят, договорится не могут. Якобы Кощей несусветную плату запросил, чтобы обучить войско, и наотрез отказывается самолично вести его в бой. А кто-то говорит, что это Приморский царь плату требует, потому что Синемордый по кощееву душу идёт, и из-за него мы пострадаем. Третьи шепчутся, что это Приморского князя уговаривать приходится, потому что он не даёт своё войско. А другие цари… кто уже рвётся в бой, а кто говорит, что переждать надо, никакой Синемордый море-океан не одолеет, а там уж и зима, вообще толку нет, пускай сидит в своём вечном лете и не высовывается. Вот так, Варенька.

— Поэтому Кощей такой был… — вздохнула Варвара. Она отложила было недоеденную ватрушку — та встала поперёк горла, но под укоризненным взглядом Аннушки доела и взяла вторую.

— Это он что-то плохое сделал? Тебе плохое сказал? Ты на него не обижайся, Варенька. Он не со зла. Нет в нём зла. Но и добра тоже нет.

— Неправда, — прошептала Варвара, отчего-то краснея.

Аннушка только покачала головой и отпила чаю.

— Вспомни, сделал он тебе что-то доброе? Не полезное. Не нужное. Доброе!

«Варварушкой назвал», — грустно подумала девушка и опустила голову.

— Нет у него сердца, права Любава. Учись, сколько сможешь, скажи ему, наконец, что тебе интересно. Бросай травничество и знахарство, толку от тебя в деревне не будет. Смотри, я тебе редкую книгу хотела отдать, сама уже всё из неё давно выучила.

Аннушка пошла к полке, добрую половину которой занимали книги о морских путешествиях, об океанах, о кораблях, об известных гаванях мира — о Приморье тоже книги были, часть с картинками, их Варвара когда-то любила листать.

— Это не то… Не то… Эту я тебе подарю, когда замуж выйдешь. Не для маленьких девочек! — Аннушка подмигнула, а Варвара отрешённо улыбнулась. — Куда же засунула! А, вот!

Варвара сделала вид, что рада — а у самой не было сил даже первые страницы пролистать. Аннушка, добрая душа. Верит, что Кощею можно просто сказать — это учить не хочу, это не буду, рассказывай мне, как мир устроен! Может, это сорок лет назад так работало, когда Аннушка была второй кощеевой сестрой. Варвара решила про Ника не говорить, и от этого на душе было тяжко. Попросила ещё книги, которые ей Кощей велел прочитать, и разных травок для Любавы, какие в голову пришли, и среди них назвала пупырчатку двуслойную крапчатую, чтобы травница ничего не заподозрила.