Никита задремал, проснулся от звона склянок. Варвара, одетая в длинное ночное платье без рукавов копошилась у полочки, которую Любава повесила обратно, приговаривая: «Эта штука у меня точно была!» Потом она извлекла из сундука кристалл, только маленький, зажгла его и выбежала из дома, кинув Никите, чтобы не волновался. Тот, конечно, сразу разволновался — куда она в темноте побежала?! Но девушка скоро вернулась с маленьким мокрым белым камушком из реки и с кувшином воды.
— Я свет включать не стала, мне сейчас все силы нужны.
Она высыпала в кружку из баночки чёрный порошок, добавила щепотку тёмно-малинового, залила водой из кувшина. Бросила внутрь белый камень.
— И правда, с каких пор я стала видеть будущее! Вдруг это настоящее! Почему я решила, что это Кощей! Может, это тот пляж, мой, где я была с тобой, помнишь?
Никита подошёл, встал на задние лапы, передними оперевшись на столешницу. На столе лежала книга, открытая на нужной странице, и Варвара, внимательно перечитав текст, выдохнула «Только бы получилось!» и по-хитрому взмахнула рукой.
— Превратись!
Жидкость в кружке зашипела, брызнула, выпустила огромное облако малинового пара, которое поднялось к потолку и растаяло, оставив на потолке тёмный след. Варвара заглянула в кружку.
— Получилось, Никита! Не так уж и сложно!
Никита вопросительно гавкнул.
— Это камушек для перемещений! Я проверила, Кощей и тот убрал, что вёл на остров, где я ананас покупала. Пока ты спал, я читала Аннушкину книгу. Я подумала, что раз уж у неё, травницы, получилось с Приморьем — значит, у меня точно получится. Подожди-ка меня за дверью, я быстро!
Теперь она хлопнула в ладоши — мир резко сменил ночь на день — и полезла в сундук за штанами и рубахой.
К саду камней они чуть ли не бежали, и девушка путано рассказывала, как создаются камни. Никита только понял, что с обелиском всё очень сложно. Что Варвара, что Аннушка могут создавать только камни для перемещения туда, где они сами бывали. Но с обелиском Варя потом разберётся. А пока камушек надо нести в кружке, ведь он всегда при прикосновении будет перемещать в нужное место, а как кинешь его на землю — возвращать в то, откуда пришли. Значит, если бы Варвара взяла камень к руку в доме, он бы всегда возвращал её туда.
Девушка опрокинула кружку у края грибной поляны, чтобы не спутать с другими камнями.
— Нет, ты со мной не пойдёшь! — строго сказала Варвара Никите. — Если меня долго не будет — больше часа, побежишь к Любаве и расскажешь ей всё! Нет, нельзя!
Никита зарычал, но Варвара оттолкнула его и взяла камень с земли прежде, чем Никита успел схватить её лапами. Он забегал вокруг поляны и выл, лаял, пока не устал. Тогда он принялся просто беспокойно ходить туда-сюда.
— Мы думаем, тебе надо беречь силы.
Никита повернул голову на звук, и из-за хвойных веток вышел кот с тремя хвостами, стоящими трубой.
— Мы видим — неспокойно в Нави, и в Яви становится… горячо. Синеликий любит огонь.
«Ты в Нави бываешь?» — спросил Никита, не зная, поймёт ли его кикимора.
Кот понял.
— Нам все дороги открыты благодаря нашей смерти и новому рождению. Но это не волчьего ума дело, богатырь. Важно: скоро огонь доберётся и сюда. Кощей в этот раз слабее. Может проиграть.
Один из хвостов дёрнулся, другие легко качались.
«Ха!» — гавкнул Никита, а потом удивился: «В этот?»
— Так в Нави шепчут. Тысячу лет назад была большая битва, и победил костяной чародей Синеликого. Запер его, а сам создал Междумирье-Межречье, чтобы защитить Явь от созданий Нави. Так стало в Яви меньше чародейства, зато больше спокойствия. Если Синеликий победит, то кончится спокойствие.
«Тебе не всё ли равно, создание Нави?»
— Чего мы созданье, не твоё дело, — повторил кот. — У нас тут интерес есть.
«Какой?»
— Месть.
«А от меня что тебе надо?» — устало гавкнул Никита.
— Поговорить, — оскалился кот и зевнул. — С нами никто не разговаривает. А мы многого сказать не можем, пока правильный вопрос не задать.
«Как убить Кощея?» — спросил Никита первое, что пришло в голову, и тут же пожалел.
— Это неправильный вопрос, — отозвался кот.
Никита хотел спросить ещё что-нибудь, но тут мир коротко вздрогнул, и кот тут же побежал по тропинке от поляны. Никита вскочил на все четыре лапы: не потемнело — значит, не Кощей!
«Варя!» — гавкнул Никита.
Камушек переместил Варвару за дома, как в прошлый раз, и она бы обрадовалась, если бы её так не мутило. В книге говорилось, что свежесозданные артефакты перемещения могли создавать такой эффект несколько первых раз.
Солнце было на пути к закату, и редкие облака розовели, как в мире Марьи. В деревне царила непривычная тишина. Варвара выглянула на улицу — палатки стояли, но торговцев не было. Товары лежали на прилавках, на земле. Валялись забытые вещи — тут шляпа, там платок… Варвара украдкой заглянула в один дом, но и там было пусто.
Девушка побежала в сторону океана, чем ближе, тем медленнее. Необычные ритмичные звуки доносились из-за пальм. Она перешла на шаг и, приблизившись к высоким кустам, осторожно отодвинула листья.
Её взгляду предстала престранная картина: все жители деревни выстроились на берегу рядами и ждали, когда придёт их очередь сесть в одну из лодок, которые причаливали к песчаному берегу пустыми, а отплывали с полудюжиной людей. В нескольких сотнях шагов стояли на воде три огромных чёрных корабля со спущенными парусами. Носы были загнуты причудливым завитком, на верхушке которого горело синее пламя.
Варвара решила, что надо подойти и спросить, хоть на ломаном языке, хоть жестами, но стоило ей подойти, как несколько человек разом обернулись. Девушка успела только заметить, что лица их не имеют выражения, а в глазах горит синее пламя, как они молча бросились на неё. Она резко разжала кулак, чёрный камень упал на землю…
Ничего.
Варвара бросилась бежать, и три шага спустя мир уплыл из-под ног, и она вывалилась в свой маленький хвойный мирок, упав спиной на поганки и мухоморчики.
Дни тянулись бесконечно долго. Никита пытался посчитать, когда отец дал ему трижды по дюжине дней, чтобы найти невесту. Кажется, трижды по дюжине лет назад то было… Шерсть становилась всё жёстче, и Никита сам замечал, что растёт, да ещё и вечно был голодным. Любава готовила много и вкусно, но этого не хватало. Брюхо как злодей, старого добра не помнит. Никита убегал в Явь поохотиться на кроликов — Любавиных было жалко.
Девушки пытались связаться с Марьей, но она лишь раз ответила голосом, чтобы не тревожили её.
Никита часто играл с Горошком, который сначала с опаской отнёсся к большому волку, но потом, похоже, учуял что-то знакомое, и они вместе бегали наперегонки по изумрудной траве. Никите всё больше нравилась такая жизнь, и он всё реже вспоминал о том, что когда-то был человеком. Впрочем, и в бытность царевичем ему что-то такое нравилось: гулять на по полям и лугам, за рыбами в речке наблюдать, купаться вволю.
Никита даже подумал, что убивать Кощея ему в сущности незачем. Невеста ему теперь без надобности, возвращаться домой к насмешкам братьев и всего двора не надо, а девушки скоро сами освободятся. К тому же, Кощей делом занят — по словам Варвары, против него опасная и большая армия собиралась…
Когда приходил Кышка, все трое пытались найти правильные вопросы, но всё было мимо, и кот навещал их всё реже. Но он рассказал друзьям, что в Приморье Кощей тренирует войска — и Приморские, и другие, те, что откликнулись на зов Кощея. А царь Иван строит новый небывалый корабль — специально под Кощеевы чары. Говорили, что Синемордый всё ближе, хоть никто его не видел.
Любава беспокоилась, что в Приморской столице плохо смотрят за чёрным жеребцом Вихрем, что он скучает — и сама скучала. Беспокоилась она и о многом другом, но молчала, старалась не тревожить лишний раз Варвару. Та не знала, что Любава на всякий случай собирала мешочек травницы в дальнюю дорогу.
Варвара же углубилась в свои книги, сходила ещё к Аннушке и потребовала всё, что у той есть. Любава отправляла ослика с едой за вторую реку, а Никиту гоняла проверять, чтобы Варвара не только ела, но и спала.
В тот день Никита развлекался тем, что пугал кур. Отбежит, спрячется, а потом как выпрыгнет! Глупые пеструшки бросались под лопух и долго не выходили. Обычно Любава на него ругалась — куры потом плохо неслись. И вот выбегает девушка из дома — точно ругать будет! Никита сделал вид, что просто гуляет, а куры — что куры? Глупые они, неизвестно чего напугались!
— Никита! — крикнула Любава. — Быстрее к Варваре! Кощей посылает знак, что скоро будет. Пара часов есть! Я попробую его уговорить, чтобы к Вареньке не ходил, но как получится! Понадеемся, что он уж успокоился.
Никита ринулся к месту перехода, привычно перемахнул белизну с чёрными линиями, выпрыгнул в мир второй сестры, окунулся в еловый запах. Варвару он застал за чтением. На столе царил бардак — камни белые и серые, пятнистые и полосатые, обугленные ягоды, угольки, разноцветные соли в баночках, нитки…
— Чувствую, Никита, — отмахнулась она, когда пёс передал предупреждение от Любавы. — Сейчас приберусь.
Через час Никита уже весь извёлся, и Варвара, заметив его страдания, отложила большой потрёпанный том.
— Ладно! Уговорил!
Она смела всё, что валялось на столе, в объёмную корзину, накрыла платком. Пятна тщательно вытерла, постелила чистую скатерть, поставила можжевеловые веточки с ягодами в глиняный кувшин.
«Запах!» — предупредил Никита.
— И правда! Сижу тут, принюхалась… Смешивать у меня так и выходит через раз, зато кое-чему научилась, смотри!
Варвара распахнула окна и дверь, покрутила указательным пальцем, поманила, и в комнату ворвался порыв свежего ветра, чуть не уронив кувшин.
Варвара радостно рассмеялась:
— А теперь самое важное!
Она откинула медвежью шкуру, отодвинула половицу и спрятала книги в тайник. Когда она поднялась с пола, выражение её лица было обеспокоенным.
— Тут перья от подушки до сих пор валяются, Никита, представляешь… Пойди уже во двор, я переоденусь и присоединюсь к тебе.
Никита послушно выскочил за дверь. Варвара скоро вышла — нарядная, в белоснежной рубашке с широкими кружевными рукавами, в голубом сарафане, подвязанным алым поясом, расшитом алым бисером голубом ободке. Красные сапожки сам Никита когда-то принёс — нашёл в кустах у грибной поляны. Косы девушка заплела, как положено, руки отмыла от угля.
— Как баба на чайник, — мрачно сказала она восхищённому Никите.
Тревожно зазвенела тарелка — не один раз, не два. Варвара подскочила с крыльца:
— Прячься, Никита! Под дом! Я дверь не буду захлопывать. Если что — позову на помощь!
Никита бросился между деревянными опорами, сквозь кусты крапивы, затаился в тени. Мир сотрясся и на мгновение потемнел. Опавшие иголки смягчали тяжёлые удары подошв. «В доспехе!» — подумал Никита и почувствовал, что хвост сам собой поджимается. Запах дыма и пепла перебил хвойную свежесть. Низкий хриплый голос произнёс:
— Здравствуй, Хранительница за второй рекой.
Варвара едва слышно пробормотала ответ. Стоило двери закрыться, но не захлопнуться за обоими, Никита осторожно вылез, забрался по ступенькам и заглянул в щель между дверью и порожком. Что-то тяжёлое ударилось о пол, и Никита увидел, как по доскам покатилось серебряное яблоко. Глухой удар. Катится яблоко деревянное. Ещё удар. Светло-жёлтое яблоко упало на пол. Кощей, худой и сгорбленный, стоял теперь без доспеха.
У Варвары сердце билось так, что дышать стало тяжело, а кончики пальцев похолодели. Она пригласила Кощея в дом, как будто бы случайно оставив дверь приоткрытой. Хранительница! Так он её только раз называл, когда отдал в распоряжение этот кусочек Междумирья-Межречья. Варвара была уверена, что это всё тот же злой Кощей, и теперь не знала, как сказать, что ничего у неё не подготовлено… А то, что он пришёл сразу в доспехе, означало, что он и у Любавы не задержался.
Варвара прошмыгнула к столу, стараясь не показывать страх. Кощей, чьё лицо было скрыто шлемом-черепом, стоял без движения, хрипло дыша, отравляя всё вокруг запахом пепла, дыма, горечи. Наконец, он шевельнул пальцами, и мир приглушил свет. Сумерки впервые окутали хвойный лес.
Поднял руку чародей и щёлкнул чем-то на доспехе. Все детали из болотного серебра отделились и повисли в воздухе, потом собрались перед грудью Кощея, сплавились в шар, который упал ему под ноги.
Яблочко серебряное.
Повернул Кощей сучок на груди, заскрипел обожжённый дуб, оторвался от костей и, как и серебро, собрался в шар, только чёрный с прожилками, и упал на пол.
Яблочко деревянное.
Сдвинул Кощей косточку на оставшемся на нём бледно-жёлтом каркасе, и развалился скелет из слоновой кости, слился в шар, ударился о пол и откатился к остальным.
Яблочко костяное.
Варвара перехватила протянутый ей чёрный мешок и собрала в него яблоки. Обернулась — сидит Кощей посередине лавки, голова опущена на руки, пальцы сжимают волосы, в которых путаются разноцветные нити и бусины.
— Сядь, — прохрипел чародей и, не поднимая головы, похлопал по лавке по левую сторону от себя.
Варвара обошла стол, сделала два шага по медвежьей шкуре — медленно, пытаясь понять, чего ждать и когда звать Никиту на помощь. Села под нетерпеливый вздох чародея, и тут он лёг затылком ей на колени. Варвара от неожиданности вскинула руки в воздух и застыла. Хорошо, что он лежал с закрытыми глазами, а то бы мог и рассердиться!
— Голова раскалывается. Новая невеста, Пелагея, дотронуться боится, а как дотрагивается, так только хуже делает. Марья меня не пустит. Ты, Хранительница, волосы мне распутай, голову помассируй.
Кощей сложил руки на груди, и Варвара осторожно дотронулась ладонями до его висков. Круговыми движениями она гладила напряжённый лоб, пальцами разводила морщины. Разгладила брови. Кожа была сухая, бледная, едва тёплая. Варварины же щёки пылали. Никогда она так близко… Никогда так, руками… Вспомнился давешний сон и окровавленные ладони, и пелена тумана развеялась. Это не сон. Вот Кощей, и с ним что-то не так. Надо осторожнее и без глупых мыслей.
Когда чародей задышал тише и размереннее, девушка закопалась руками в волосы, осторожно массируя кожу головы. Нужно было всё время быть внимательной — то и дело цеплялись за пальцы нити. Одну серебряную она чуть не вырвала вместе с волосом, пока распутывала. Покосилась на Кощея — он и бровью не повёл. Кажется, заснул.
От бусин веяло каким-то непонятным колдовством, о котором Варварины книги ничего не говорили. Осмелев, она покрутила одну бусинку, вплетённую в тонкую косу, и попыталась разобрать заклинание, висевшее на ней. Вроде бы что-то защитное… Кощей вздохнул, и девушка снова углубила руки в его шевелюру. Дыхание чародея выровнялось, а Варвара, наоборот, едва дышала.
И тут опять нить намоталась на палец! Продолжая одной рукой массировать макушку, другой она осторожно потянула нить. Кощей приоткрыл рот и шумно, с хрипом вздохнул. Кончик нити показался среди чёрных волос. Она была странная — плотная, жёсткая, и Варвара начала второй рукой идти по ней вниз, чтобы найти второй конец.
Нащупала… Конец нити уходил прямо в голову. Нет, что-то не так! Наверное, ошиблась! Поглядывая на лицо чародея, чтобы неверным движением не разбудить, Варвара наклонилась и раздвинула пряди. Красная нить на самом деле торчала из кожи, а рядом блестели три булавочные головки из серебра — не болотного, обыкновенного.
Варвара замерла. Вот оно! Такое ей в каких-то свитках попадалось, но она не дочитала и не запомнила — дурное колдовство, недоброе. Зачем запоминать, если не пригодится? Как же она теперь пожалела! Всякие чары нужно изучать, а то как иначе с ними бороться?
Девушка на пробу подцепила одну булавку и потянула на себя. Кощей резко открыл глаза. Зрачки пылали алым. Варвара в ужасе столкнула Кощея с колен, и он от неожиданности повалился боком на пол, но быстро развернулся на спину и уже опёрся на плечо, чтобы встать, но Варвара прыгнула ему на грудь, прижала всем своим небольшим весом и зажала рукой его рот, готовый произнести заклинание. «Солнце, где сейчас солнце…» — билась одна мысль в голове. Кощей схватил её за запястье одной рукой, а другой тянулся к волосам. Никита ворвался в дом и заливался лаем, а потом страшно завыл. Мысленно найдя на настоящем небе светило, Варвара сложила пальцы свободной руки щепоткой, словно хватая солнце за луч, и сделала широкий круг с запада к востоку.
— Задом наперёд, ход наизворот, — закричала Варвара, что было сил прижимая ладонь ко рту Кощея. — Силу ослабь!
Чародей, бешено вращая глазами, резко опустил обе руки.
— Никита… — прошептала обессиленная Варвара, ошеломлённо глядя на огромного серого волка, который стоял перед ней со стоящей дыбом шерстью.