Вдали

19

Наконец пришел день отъезда. Нога Асы зажила, и он мог перемещаться на костылях, вырезанных Хоканом. Еще Хокан сладил из костей, дерева, кожи и брезента шарнирную поддержку, позволявшую Асе легче подниматься в седло и притуплявшую стук ноги о лошадь, чтобы не сдвинулась кость. Двух других лошадей они навьючили водой и провиантом, заготовленными за прошедшие недели.

Становилось теплее, краснее, суше. Горная цепь свелась к кривым столбам. Леса вымерли, и на пути встречались лишь серые колючки. Птицы больше не летали стаями — разве что одна тут, а потом, если повезет, другая — там. Сам воздух казался напряженным, будто небо вдохнуло и отодвинулось, задержав дыхание. И солнце — всегда солнце. Маленькое в небе, огромное на земле.

Аса рассчитывал пройти по cañons сотню лиг с остановкой на полпути, после чего они бы вышли к лесу. Главным образом его заботили лошади. В этом краю не хватало водопоев и почти не было корма. К счастью, животные и сами быстро находили съедобную пустынную поросль и мясистую, почти безобидную разновидность опунции. Кормились они и разнотравьем, приучились обгладывать уродливые сосны piñon[15] и чахлую юкку. Если не встречалось ничего, облизывали соленые камни и ели песок. Проступили их ребра, в глазах навыкате светилось исступление, но они продолжали путь. У одного коня — принадлежавшего шерифу — обнаружилось великое умение находить подземные воды. Он вставал, фыркал и копал передними ногами. Хокан помогал. Конь никогда не ошибался.

Это случилось внезапно. Каким-то образом, не карабкаясь вверх, они вдруг смотрели вниз. Глаза не сразу привыкли ко тьме под ногами. Из глубин дохнуло прохладой. Так приятно, что Хокану пришлось отступить на шаг, когда он представил, как прыгает в эту тенистую расщелину. Глубокое ущелье, разветвляющееся на угловатые потоки, напоминало черную горизонтальную молнию.

Они прошли по краю и на каждом ломаном перекрестке искали спуск, но для коней уклон всегда был крутоват. Никогда еще Хокан не встречал опустошения такого масштаба. На фоне этого ландшафта пройденные пустыни казались живыми. То были голые земли, факт, но такими они созданы — и, быть может, их пустота служила лишь первой стадией долгого пути к пышному будущему. Идеальные чистые страницы. Полные обещаний. Но cañon — это конец. Некая великая сила раз уже попыталась: разломила землю, как краюху хлеба, влила в эти овраги воду, даже расположила приятным узором русла и ручьи. А потом почему-то все бросила и удалилась. Реки пересохли. Почва затвердела, пожелтела, поалела. Осталась лишь величественная безнадежность.

Солнце садилось, а они так и не нашли спуск в cañon.

Больше рассерженные жаждой, чем ослабевшие, кони отказались идти. Они устроили привал на краю пропасти, перекусили сушеным мясом и легли спать. Но на следующее утро удача повернулась к ним лицом. Еще до полудня они отыскали более-менее отлогий каменистый уклон, и, как только спустились на дно, конь шерифа метнулся за поворот, где их поджидал небольшой ручей. Аса счастливо рассмеялся. Он признался, что, ложась этой ночью, думал, что они, верно, умрут через несколько дней. Пока напивались лошади и мылся Хокан, Аса прошел по ущелью. Скоро он вернулся, обрадованный без меры. Выше по течению нашлись кусты и деревца, где могли бы прокормиться лошади. Оставалось только выбрать убежище поближе к ручью и кустарникам. К ночи они отыскали изогнутый проход, заводящий в этакий зал, частично накрытый гладким рыжим куполом. Слишком величественное для человеческих рук, слишком уютное, чтобы быть природного происхождения, это было жутковатое, но располагающее место. Ни целиком закрытое, ни целиком открытое. Свод, нависающий над тремя четвертями зала, принял и спрятал их с лошадьми, а противоположный конец убежища выходил в ущелье, обеспечивая вид на него сверху, и, значит, к ним не могли бы подобраться незамеченными. Они замаскировали вход в пещеру камнями, которые легко могли убрать, буде потребуется. Аса сказал, о лучшем укрытии нечего и мечтать.

Шли дни и недели. Аса решил, что если дать срок, то преследователи, увидев, как враждебны к человеку здешние условия, отвернут и направятся на запад вперед них — а нет ничего безопаснее, говорил он, чем быть позади своих преследователей.

В этой аскетичной жизни под куполом Хокан обрел блаженство. Они пробавлялись тем немногим, что заготовили в горах, и проводили дни в почти полнейшей тишине. Аса велел шуметь как можно меньше, ведь в cañons звук разносился быстро, громко и далеко. Хокан не возражал. Рыжий свод с прожилками розового и пурпурного сохранял прохладу на протяжении дня и тепло — ночью. Ему нравилось все утро лежать рядом с Асой, разглядывая купол, и шепотом отмечать лица, зверей и всяческие фантастические сцены, возникавшие в изощренных завихрениях. Изучая разноцветные слои на стене, Хокан находил удивительные ископаемые (многоногие панцири, спиральные ракушки, шипастые рыбы), но их Асе никогда не показывал.

Раз в день, под вечер, когда на дне оврага пролегала тень (а значит, сверху его становилось труднее разглядеть), они вели коней на пастбище и наносили воды с ручья. Поскольку валуны, закрывавшие и прятавшие проход, можно было убрать только изнутри, они занимались этим по очереди. Сперва Аса не пускал Хокана. Это, говорил он, единственный момент, когда их могут найти и убить. Но тот настаивал: риск следует делить пополам. В конце концов Аса с великой неохотой уступил. Хоть Хокан и скучал без Асы, он наслаждался и этим ежедневным часом одиночества, когда либо шел по ущелью с лошадьми, глядя на землю снизу, либо оставался под куполом и прогуливался, тихо напевая — опасаясь, что Аса услышит его от ручья, — и слушая, как голос отражается из самых неожиданных уголков.

В один такой день, когда Аса ушел с лошадьми, Хокан, напевая про себя, вдруг услышал переполох. Галоп. Множество коней. Клич Асы. Выстрел. Другой. Улюлюканье Асы. Галоп. Хокан подполз к открытому концу убежища, откуда, оставаясь незаметным в тенях, увидел вход. Топот копыт, крики и выстрелы становились громче, одно эхо перекрывало другое, и было невозможно понять, откуда доносятся звуки и в каком порядке — причина и следствие, прошлое и будущее перевернулись и перепутались в отзвуках. В завихрении звуков Хокан уже было решил, что Асу застрелили, хоть его крики еще висят в воздухе. Но когда волна отголосков надвинулась, Аса вынырнул на всем скаку из-за угла. Он приподнялся на стременах, вытянувшись вперед и касаясь шеи коня. Когда не подхлестывал его веревкой, держал ее перед глазами животного, чтобы тому передалась паника наездника. Он пронесся мимо тайного прохода и повернулся к темному карнизу, откуда наблюдал Хокан. Аса никак не мог его видеть, но его взгляд и улыбка украдкой, на миг добрая и спокойная (миг, в который застыли погоня, шум и мир), сказали, что он знал, где Хокан. Мгновение спустя Аса скрылся из виду. За ним тут же промчались три всадника. Пропали и они. Крики и выстрелы продолжились. Потом прекратились.

Тишина измочалила и разметала Хокана. В ней не было места ни для него, ни для чего.

Кто-то рассмеялся. Не Аса.

Слишком много воздуха, слишком много света.

Вдали отдался цокот. Шли шагом. Все ближе. Затем по ущелью вольготно проскакали три всадника. Перешучиваясь. Посмеиваясь. С конем Асы на привязи. С привязанным к нему телом Асы. Прямо под Хоканом. Голова Асы блестела от крови.

Хокан не двигался с места, даже когда зашло солнце, высыпали звезды, а потом забрезжило утро. Трижды.