Так много ожидаешь от встречи с друзьями, которых давно не видел. Радостные возгласы, объятия и похлопывания, осмотр друг друга на предмет ожирения и ревнивое сравнивание с собой. Дележ новостями и сплетнями, воспоминания о былом и прошлом.
Но почему у меня не так?
Эта мысль возникает в тот момент, когда я ударяюсь спиной о стену. Прикладываюсь так хорошо, что поневоле пугаюсь — не ссыпался ли позвоночник в трусы. Александр застывает у двери, ноздри раздуваются подобно крыльям голубя, что пытается удрать от сокола. Чего же он так взъерепенился?
— Сань, ты чего? — я подгибаю ноги к груди.
— Ещё раз повторяю: встать!! Чего непонятно?
Александр пинает остатки скамейки, и доски снарядами летят в меня, шлепают по подставленным рукам.
— Санёк, че творишь? Больно же!
Царапины на руках набухают алой жидкостью. Сколько заноз нахватал — неизвестно.
— Вставай, скотина!
Ведарь бьет по тяжелой груше, и та влипает в потолок. Ого, вот это силища! Я невольно поднимаюсь и встаю в стойку. Александр приближается, неотвратимый как зима. Его глаза прожигают меня насквозь, следят за каждым движением.
Пища подходит…
Согнутые руки, шрамы на оголенных плечах, выверенные движения. Я снова вспоминаю «Терминатора» и его бесстрастную направленность на убийство. Александр на расстоянии вытянутой руки. Держи!
Левой! Правой!
Александр качается бешеным маятником, и удары проходят мимо. Мои костяшки слегка касаются кожи на скулах. Я чувствую это! В следующую секунду от мощного крюка в голове взрывается завод по изготовлению фейерверков. Ноги отрываются от пола, и я вижу, как приближается потолок.
— Какой же ты слабак, берендей! — сплевывает Александр.
Ну ладно. Я подтягиваю колени к подбородку и делаю выброс вверх, руками упор в пол и поднимаюсь в стойку. Эффектно, красиво, ловко и… глупо. Может, от удара по голове, я успеваю забыть, что мы не в фильме? Подъемом ноги Александр попадает точно по уху. В голове взрываются остатки догорающего завода по изготовлению фейерверков.
Я отлетаю к стоящим чучелам, человеческий манекен вздрагивает, и на мою грудь падает пластмассовая голова. Словно баскетбольным мячом я бросаю башку в подскочившего Александра. Тот отбивает легкой отмашкой, но мне хватает вырванной доли секунды, чтобы пнуть по ногам. Нна!
Александр падает ничком, но в полете успевает выставить руки вперед и отталкивается от пола. Словно отжимается с выходом на хлопок. Слышится легкий скрип, будто провели ножом по мрамору. Секунда и ведарь стоит, как ни в чём не бывало, только правую штанину прорывают медные шипы.
— Санька, блин! Стой! Убьешь же на фиг!
Он приближается…
А я ещё сам к нему приехал, дотащил до порога родного дома. Где человеческая благодарность?
Медные шипы проносятся у носа, я успеваю вдохнуть аромат металла. Зачем такие приколы? Я не переставаю верить в то, что Александр сейчас образумится, улыбнется и всё объяснит. Стальной кулак вонзается в солнечное сплетение, выбивает остатки воздуха.
Ну-у, раз ты так… Вдыхаю я уже в образе берендея — лапой стряхиваю ошметки одежды. Александр удовлетворенно хмыкает и тут же бросается в атаку. Реакция ускоряется, и я успешно блокирую два удара. Ногой бью в ответ и… попадаю! Александра относит к противоположной стене точно так же, как недавно отлетела боксерская груша к потолку. Он успевает сгруппироваться в воздухе и отталкивается ногами от стены.
Вот это скорость! Ведарь летит, выставив вперед руки, словно Супермен из кинофильма. Я успеваю махнуть лапой снизу вверх, попадаю по стальным рукам, но Александр не останавливается. Как кошка, изогнувшись в воздухе, он прогибается в спине и заканчивает полёт ударом ног по моей груди. Словно опять отпрыгнул от стены. Я отлетаю назад и вижу, что ведарь после сальто встает на ноги. Даже капельки пота не показывается на открытом лбу. Манит меня, как покойный Брюс Ли.
Держи!
Пытаюсь захватить верткого противника, притянуть к себе, но не тут-то было. Александр приседает под моими махами и левой ногой бьет в голень. Я чувствую, что икроножная мышца превратилась в тряпочку, и падаю на колено. Чудом уклоняюсь от прилетевшего кулака, и бью в сторону ведаря. Но его уже нет на месте.
Как мячик он перелетает через меня. Опять удар по голени и я похож на молящегося монаха. Если монахи бывают оборотнями. Попытка попасть по юркому ведарю снова проваливается. Он встает передо мной и заносит шипастую ногу для удара. Вот и всё!
Я не успеваю ничего сделать, кроме как зажмуриться. Волоски на морде подаются назад — их колышет ветром разрушительный снаряд.
— Нормально, тётя. Пару дней и приспособлюсь! — раздается ровный голос Александра.
Я открываю глаз. Возле носа покачивается медный шип, острый, слегка зазубренный, как наконечник у остроги — чтобы выходил с мясом. Я с трудом оторываюсь от созерцания смертоносного протеза и поднимаю взгляд на Александра. Ведарь разглядывает меня с тем же интересом, что возникает у энтомолога, кромсающего бабочку-капустницу.
Никакой реакции, ни капли пота, холодные глаза прирожденного убийцы. Это же мой друг! Мы же с ним и в огонь и в воду, одному ему и доверю прикрывать свою спину. А он…
— Сань, а тот черный оборотень прав — у тебя и в самом деле седые глаза! — бурчу я, принимая человеческий облик.
— Проиграл битву, а теперь пытаешься сохранить лицо? — спрашивает застывшая в дверях тетя Маша.
— Да какую битву? Если бы в реальности встретились, то я бы его раскатал по асфальту, как соплю по табуретке. Он же только за счёт знания периметра и выиграл, а на свежем воздухе, где ничего не мешается… — на последнем слове я получаю легкий шлепок пяткой по лбу.
— Как был трепло, так и остался, — улыбается Александр. — Может, сегодня ночью выйдем и помашемся от души?
— Да легко! Ответишь мне за «гребаного берендея». Полудохлый ведарь, блин, — я поднимаюсь с колен, целомудренно прикрываясь ладошкой.
— Извини, Женёк, иначе никак тебя не вывести из себя! Толстокожий ты, а теперь ещё и длинношерстый. Прости дурака, хочешь — вмажь от всей души и пробей фанеру, — Александр подставляет грудь под удар.
— Да пошел бы ты… огород полоть. Как раз твоя тяпка пригодится, — я машу рукой.
Ещё чего не хватало — инвалида трогать. Правда, этот инвалид чуть не размазал меня по грубо оштукатуренной стене, но я отходчивый… А они…
Они всего лишь пища…
— Добро, тогда ночью выйдем в чисто поле и помашемся от души. Заодно и твою шерстку прочешем. Тяпкой!
— Я всё запомнил, вот встретимся, отомщу, забуду, что отомстил и ещё раз отомщу. А потом и в правый кроссовок тебе надую, чтобы протез заржавел.
Тетя Маша кидает мне принесенную одежду:
— Вот ночью и потренируетесь. Жень, не серчай на Сашку, ему нужно к протезу привыкнуть, поэтому и вынудили тебя перекинуться. У Сашки мало опыта борьбы с берендеями, вот и совместили приятное с полезным. Не сильно помял?
Пока одеваюсь, успеваю себя ощупать — вроде бы никаких повреждений не обнаружено. Царапины и синяки не в счет. Бывало, что после занятий по рукопашному бою вывихи и переломы приносил домой.
Домой!
Как же мне сладко это слово и в то же время так далеко. Снова пробую его на вкус. Домой.
Мы убираем следы поединка и несем раздробленные щепки к выходу. Тетя Маша шествует впереди. Как кошка ориентируется в темном коридоре. Александр тоже ступает мягко, хотя медный сустав и поскрипывает при ходьбе. Вдалеке виден свет.
— Сань, расскажешь, что да как? Ты очень изменился за то время, что прошло с нашей последней встречи, — говорю я, когда мы сели за стол.
Завтрак «радует» разнообразием цветов — черный хлеб, белая соль и серая поверхность овсяной каши. «Утром углеводы, вечером белки» — вспоминается услышанная на тренировке фраза инструктора. Я редко ей следую, ведь утром ничего не лезет, да и в обед перехватишь чего-нибудь, а уж про ужин и вовсе молчу. Может поэтому всё чаще навещает изжога?
— Доедим и я всё расскажу. Не так всё просто, Жень.
Вот почему нельзя взять и сразу рассказать? Почему нужно интриговать, тянуть Сфинкса за пирамиды? Я натыкаюсь на твердый взор тети Маши, и невысказанные слова остаются непроизнесенными. Ну, надо, значит, надо.
Утренний свет майского солнышка скользит по плечу, ласково пригревает ухо. Я жмурюсь от удовольствия. Как порой мало нужно для радости — всего лишь луч солнца, тарелка овсяной каши и два охотника на оборотней рядом.
После сытного завтрака мы с Александром выходим во двор. Садимся на завалинку за домом, и он начинает рассказывать. Друг рассказывает о другой стороне жизни, о том, что началось после той злополучной драки, и почему эта история продолжается. Рассказал о поездке, об отце, о Юле и своих снах. Я только присвистываю от изумления и покачиваю головой — ведь все это происходило рядом со мной.
На нас пару раз тявкает соседский пес, суетливо бегающий по огороду. Александр показывает на нем способность к телепатии, песик даже позволяет потрепать себя по голове. А я всё это время отдыхал и учился, зубоскалил и бегал на свиданья, пока мой друг…
— Ты раньше не мог рассказать? Может я бы и не поехал в «Медвежье».
— Как ты себе это представляешь? Ты бы подумал, что я свихнулся и перестал приезжать, — горько усмехается Александр.
— А что же сейчас? Охота пошла на Людмилу и её дочь… то есть твою дочь? — я заглядываю ему в лицо и замечаю, как слегка дергается щека. Всё-таки он человек, а не машина.
Александр кивает, задирает продырявленную штанину, сквозь которую багровеет протез. В несколько движений протез отсоедяется от ноги, и на свет выглядывает культя. Покрытая розовой кожей. Ровная и гладкая, словно ведарь жил с ней долгое время. Похожая на большой пестик для картофельного пюре. Волосатый пестик для картофельного пюре…
Они всего лишь пища…
Я снова встряхиваюсь — что-то последнее время меня излишне тянет на сырое мясо и в голове звучит одна и та же мысль. Стебель одуванчика хрустит на зубах, горьковатое молочко обжигает язык. Хоть немного отвлечься от человечины…
— Ногу натер, — произнес Александр, подняв протез на завалинку. — Не привык ещё.
— А у тебя точно нога была? Очень уж быстро рана зажила.
— Ты же сам вчера видел, а после кинулся курицу лопать, людоед недоделанный! Я быстро восстанавливаюсь.
— Я тоже восстанавливаюсь, но мышцы ещё гудят после вчерашней трепки, а синяки потихоньку спадают. У тебя же за одну ночь прошло. Вот я и спрашиваю — может, и не было никакой ноги, разыграли меня с теткой, чтобы… Ты скажи — для чего меня так разыграли?
— Нет, у ведарей нет клыков и когтей, зато они быстро восстанавливаются. Пока молоды, — Александр косится на дом.
На крылечко выходит тетя Маша. Морщинистое лицо поворачивается в нашу сторону.
— Ещё не наговорились, бойцы? Овсянка должна была улечься, пора тренироваться. В запасе всего пара дней, так что нужно использовать их с максимальной отдачей! Быстро в дом.