Ведарь Берендей. Книга 1

Глава 19

— Ты был «последней кровью», когда начали пропадать охотники. Община ведарей расследовала это дело и нашла убийцу — свихнувшегося перевертня. Его казнили, однако я решила перестраховаться и договорилась с вашим учителем, — тетя Маша кивает Вячеславу.

Тот лишь закрывает глаза, подтверждая её слова. Я замечаю, как по переносице Вячеслава скользит капелька пота, он вытирает её, как и бисеринки на лбу. Мощная рука подрагивает, крепкие пальцы сминают ручку у подстаканника.

— Знаю, Слава, но ты сам видишь, что так было нужно, — рука тети Маши ложится на ладонь Вячеслава. Тот убирает руку.

— Да что вы знаете? Думаете, легко смотреть, как твою девушку подкладывают под другого пацана, только потому, что какой-то хмырь не должен возродиться? — хрипит покрасневший Вячеслав.

Я переглядываюсь с Александром. «Всё страньше и страньше!» — вспоминаются слова девочки из Зазеркалья. Александр нервно сглатывает.

— Вот это новости, — медленно произносит ведарь.

— Для тебя да, а я уже с этим не первый год живу. Я сразу узнал тебя в ту ночь, когда примчался к нам испуганный как щенок. Жаль, что ты увернулся тогда от моей двоечки — глядишь, сейчас бы одной проблемой было меньше.

Александр откидывается на спинку сидения, его взгляд устремляется в окно. Я знаю, что он видит в прозрачном стекле, ведь сам утешал его, когда пьяные слюни сползали на рубашку, а Александр говорил, что жить без неё не может и сейчас сбросится с третьего этажа. Помню, как отбирал нож, которым вознамерился вскрыть себе вены, как перевязывал царапину, когда он умудрился порезаться вилкой. На другое утро от царапины не осталось и следа, но то дикое желание самоубийства из-за неразделенной любви крепко врезалась мне в память. Очень крепко Людмила пропала неожиданно для всех — просто забрала документы и исчезла. Родители продали квартиру, а новые жильцы не знали, куда они отправились. Всё просто: жили, встретились, полюбили, расстались.

Я понимаю Александра, вроде бы только зажила рана от предательства любимого человека, как тут же Юля нанесла вторую, а теперь ещё и эта парочка начала рассказывать. В сердце Александра словно воткнули лом и теперь шатают из стороны в сторону, чтобы расширить края. Ещё и мешок с солью приносят, чтобы обильно посыпать разбереженные чувства.

Александр смотрит в окно. Сухими глазами. Ни одна эмоция не отражается на бесстрастном лице, словно и не лицо это вовсе, а пластмассовая маска магазинного манекена. Похоже, что смерть отца выжгла начисто все эмоции и чувства. Тот вулкан страстей, что бушевал около года назад никак нельзя сравнить с сегодняшней глыбой льда.

— Саш, так было нужно. Мы объяснили девочке, и она всё поняла. Людочка пожертвовала отношениями со Славой, чтобы забеременеть от «последней крови» и уйти под защиту береднеев. Сидорыч сейчас защищает её лучше, чем защищали цариц в старину, — тихим голосом говорит тетя Маша.

— Значит, прав был перевертень, и меня использовали как племенного быка?

— А представь — каково мне? — вскидывается Вячеслав.

— Ты с нами поехал ради неё?

— Да, — тихо отвечает Вячеслав.

Александр медленно поднимается со скамьи, тетя Маша хватает его за руку:

— Куда ты?

— Пойду, подышу свежим воздухом, что-то душновато стало. Сиди, Жень, я на пять-десять минут, — Александр кладет руку на мое плечо, когда я пытаюсь подняться, чтобы пойти с ним.

Я остаюсь. Легкой походкой Александр скользит мимо выставленных ног, уклоняется от передающих белье рук и скрывается за дверью, что ведет в другой вагон.

— Пусть побудет один, — говорит тетя Маша, — а нам пока нужно поговорить о предстоящей защите Людмилы и Ульяны.

— Дочку Ульяной назвали? — переспрашивает Вячеслав.

— Да, в честь одной справедливой хозяйки леса, что правила давным-давно. Суть в том, что на сторону дочери Пастыря перешли старые перевертни. С одним из них мы еле справились, очень уж сильные эти твари. Их осталось ещё четверо. Не исключено, что они попадутся нам на пути. Так что нам сейчас ни в коем случае нельзя разбегаться по углам и дуться на старые обиды. Понятно, Вячеслав? — тетя Маша смотрит на насупившегося здоровяка.

— Понятно.

— Теть Маш, а про меня нет никаких секретов? Может я тоже что-нибудь натворил, да не знаю? — наконец я вставляю слово.

Тетя Маша отпивает дымящийся напиток, слегка покусывает губы:

— Ты, друг мой, должен сразу же сказать мне, если вдруг начнешь чувствовать себя некомфортно и захочется сырого мяса.

Последние слова вызывают в мозгу образ свежего, сочащегося кровью бифштекса. Я ощущаю во рту металлический привкус красной жидкости, что течет у людей по венам. Вязкая слюна выделяется так обильно, что когда сглатываю её, едва не давлюсь.

Мягкие волокна, что отслаиваются под острыми клыками, ниточки жил тянутся между зубов…

Они всего лишь пища…

— Вот о чём и говорю, Женя — я только сказала, а у тебя заблестели глаза. Мы ещё не выяснили твой день переворота, а уже минуло две недели. Если сорвешься, сегодня или завтра, то не обессудь — я лично убью тебя, — тетя Маша смотрит на меня добрыми глазами и тут же переводит их на моего соседа по скамейке. — У тебя-то он миновал?

Вячеслав хмуро кивает и отворачивается к окну. Его больше интересуют проплывающие за стеклом деревья, чем разговоры с ведаршей.

— Мама! Я хочу в туалет! — колокольчиком звенит детский голос.

— Недавно же ходили, — отвечает мягкий женский голос.

— А я ещё хочу, — ноет ребенок.

Мимо нас проходит белокурая девочка, похожая своими растрепанными локонами на одуванчик. Как маленький буксир тянет баржу, так же она ведет за собой женщину в синем тренировочном костюме. Мама с неохотой идет за девчушкой, постоянно оборачивается на оставленные вещи. Или на разложенный обед? Я всегда замечал, что пассажиры в поезд в первую очередь начинают есть. Чего-нибудь пожевать, чем-нибудь забить рот — снять стресс привычными движениями челюстей.

— Тетя Маша, а что нас ждет впереди? Я правильно понимаю, что мы едем на защиту Сашкиной дочки? — я решаю до конца прояснить вопрос, чтобы не осталось недомолвок.

— Я тоже пойду подышу, — Вячеслав ставит подстаканник на серую поверхность столика и поднимается, чуть не ударившись о верхнюю полку.

— Оба дышите равномерно, не хватало ещё между своими свару устраивать.

— Всё нормально, я давно уже всё проглотил.

— Главное, чтобы сейчас не стошнило, — говорит тетя Маша.

Вячеслав молчит и проходит вслед за ушедшими мамой с дочкой. Из-за широкой спины он мог пройти только боком, но на нас он не оглядывается. Взгляд устремлен только вперед, люди опасливо убирают с прохода ноги и подвигаются, чтобы он мог пройти и не задеть.

— Пусть пообщаются, может, договорятся до чего, — вздыхает тетя Маша. — Ладно, что ты там спрашивал? Что нас ждет в конце пути?

— Да.

— Ты уже знаешь, что черный оборотень охотится за последней кровью, чтобы оживить своего отца, Волчьего пастыря. Людмила родила ребенка, дабы берендеи защитили дочь Александра. Они какая-то дальняя родня Иваныча, вот поэтому он и смог уговорить её родителей, чтобы повлияли на дочь. Пришлось переступить через чувства Вячеслава, но цель оправдывает средства.

В полупустом стакане мелко подрагивает ложечка, под тихий перестук колес, под негромкие переговоры соседей она напевает грустную песню дороги. Маленький белокурый буксир снова тянет баржу в тренировочном костюме. Женщина скользит по нам озабоченным взглядом, и я наклоняюсь, чтобы посмотреть на тамбур. За стеклом виднеется фигура Вячеслава, он что-то энергично доказывал спокойно стоящему Александру.

— Пусть поговорят, им есть что обсудить. Этот разговор давно назревал, теперь пусть выговорятся. Слушай дальше, в конце пути нас ждет Сидорыч с двумя учениками и Людмила с ребенком. Против нас будет четыре старых перевертня и… Юля.

Ведарша выдыхает имя, словно оно встало костью в горле и не хочет выходить наружу. Перед моими глазами мелькает оскаленная пасть, горящие алым огнем глаза, чугунные балки мощных лап. Она не убила меня, хотя оставалось совсем немного.

— Я даже и не знал, что та девушка окажется оборотнем. Дела-а.

— Да, понимаю, каково Сашке, но надо жить дальше. Тот, кто делает каждый день маленький шаг по направлению к мечте, добьется её быстрее того, кто только мечтает, лежа на кровати. Тяжело Сашке сейчас приходится, ой тяжело, но держится, молодец!

Однокурсник и в самом деле начинает напоминать мне киборга из кинофильма — то же самое отсутствие эмоций, то же самое равнодушие к дальнейшей судьбе, то же самое восприятие окружающей реальности, где кругом одни враги и нужно всегда быть начеку. Мало чего осталось от того бесшабашного парня, с которым мы лазили к знакомым медичкам по связанным простыням. Когда он был в бегах, я замечал перемены, но не обращал на них внимания, думая, что это у него от недостатка общения. А оно вон как повернулось.

— Идут, — шепчу я, когда вижу двух приближающихся ребят.

Знали бы пассажиры — кто прошел по проходу, то не только бы с неудовольствием убрали ноги, но ещё и повыпрыгивали из вагонов, радуясь, что остались в целости и сохранности. Мужик, который курил в тамбуре, когда мы с Вячеславом спустились с крыши, успел выпить пару стаканов с двумя друзьями-коллегами, и я вижу, как он показывает на спину берендея и что-то яростно доказывает. Чувствуется, что ещё пара стаканов и к нам придут разгоряченные спиртным гости.

— Наговорились? Всё выяснили?

Парни кивают, но не смотрят друг на друга. Ведарша вздыхает, я тоже понимаю, что выяснили не всё и не до конца.

— Слав, что случилось с Иванычем? Он же знал, что мы сейчас творится и ни в коем случае нельзя расслабляться.

Вячеслав вздрагивает, словно разряд тока проходит по мощному телу. Нахмуренные брови, сжатые губы, перекатывающиеся желваки показывают, что это ещё один вопрос из разряда тех, на которые не очень хочется отвечать. Тетя Маша не отводит глаз от буравящего взгляда Вячеслава. Тоже холодная и бездушная как ледяная статуя, таким в последнее время стал и Александр. Вячеслав с натугой сглатывает.

— Ему позвонили, и он сорвался с места. Мы только-только похоронили Федора и Марину, как случилось это… Вернулся сам не свой, лицо бледное, руки ходят ходуном. Тут же достал настойку и начал глушить стаканами. Я к нему подступился с расспросами, и он по пьяной лавочке проболтался, что у Сергея убили всю семью. Двое детишек, жена, теща, Сергей — все четвертованы… а из частей тела на полу аккуратно выложено слово, — Вячеслав не успевает договорить.

Со стороны прохода несет луком и запахом спиртного — выпивохи пришли мстить за оскорбленного друга.

— Здра-а-асте, пассажиры! — протягивает губастый мужик, тот самый, с которым мы столкнулись в тамбуре.

Он по-хозяйски шлепается на скамью рядом с тетей Машей, выбрав её как наименьшую угрозу нападения. Если бы он знал, что может эта сухонькая женщина, то мчался бы прочь, сломя голову, и дружков прихватил в придачу. Двое крепких мужчин облокачиваются о верхние лежанки, тем самым перекрывая нам возможные пути отступления. Две глыбы мяса и костей, лет по тридцать пять — сорок, небольшие животы только начинают отмечаться под майками. Тетя Маша морщится, когда губастый выдыхает в её сторону клубы перегара.

— Ча-аёк попиваете? — икает оскорбленный мужчина, когда никто не отвечает на его приветствие. — Дык остыл у вас чаёк-то. Мамаша, может, сходите — принесёте свежего? А мы пока с мальчишками поболтаем.

«Они всего лишь пища» — снова звенит у меня в голове и на миг кажется, что люди стоят без кожи. Мышцы, жилы, изъеденные кариесом зубы, белеющие шарики глаз, похожие на шарики для гольфа. Я прогоняю это видение.

— «Мальчишки» едут со мной, — тетя делает упор на первом слове. — Если есть какие вопросы, то задавайте их сперва мне, а я передам.

— Ладно, мамаша, с тобой или без тебя, но мы поговорим с ребятами. Что, студентики, будете ещё про сыци… саци… суциальную активность спрашивать? — губастый мужчина обращает на нас покрасневшие глаза.

— Не, дядя, больше не будем. Видим, что она есть, стоит и дышит перегаром, — я улыбаюсь как можно шире.

— Щенок, ты ещё скалится бушь? — кулак ближайшего мужчины летит мне в лицо.

Я легко отклоняюсь, но пахнущий табаком молот зависает в воздухе, уткнувшись в раскрытую ладонь Вячеслава. Словно камень падает на кувшинку, а та обнимает его краями — так похоже сжимаются пальцы берендея на кулаке задиры. Слышится щелканье выходящих суставов, лицо мужчины кривится от боли.

— Понял, как нужно ловить? Зачем уворачиваться, когда можно покалечить так, чтобы больше и мысли не возникало напасть исподтишка, — лекторским тоном говорит Вячеслав.

Похоже, эта стычка ему нужна для выплеска чувств. Второй человек пытается пнуть Вячеслава в лицо, но тут уже я успеваю перехватить ногу. Слетевший тапок бьется об окно и отлетает на лежанку. Я сжимаю голень и чувствую, как расходятся мышцы, как оставляют беззащитную кость под напором тисков. Я могу переломить ногу как сухую ветку, в ушах почти ощущается треск, когда мысль о выехавшей кости и будоражащем запахе крови окатывает ведром холодной воды. Я же сейчас перекинусь…

Я лично убью тебя…

Я ослабляю хватку ровно настолько, чтобы мужчина перестал орать, но не настолько, чтобы он смог вырвать ногу. Я смотрю на тетю Машу, смотрю, как она спокойно читает нотации губастому мужчине. Вот только ухо мужчины зажато в стальных пальцах, отчего ноги губастого елозят по полу, иногда задевая нас. Шлепки слетают на пол, и сквозь дырку в носке выглядывает кончик желтого ногтя.

Александр отпивает из стакана остывший чай.

— Мы едем по особому заданию, если из-за вас оно сорвется, то вы рискуете не доехать до своей остановки. Надеюсь, мы разобрались в этом вопросе? — тетя Маша вытаскивает из кармана красную книжечку и помахивает перед лицом губастого, который беззвучно разевает рот и сучит ногами.

Двое мужчин застывают в проходе, правый пытается устоять на одной ножке, левый же пародирует библейский соляной столб, подавшись к Вячеславу. Я услышу, как в вагоне становится тихо. Сквозь пол доносится перестук колес, звенит ложечка в стакане, и слышится шумное дыхание мужчины, который навис надо мной. Похоже, что его мучит изжога, и он старается срыгнуть, но не получается.

— Сейчас вы вернетесь на свои места и будете всю дорогу в упор нас не видеть, иначе наряд ссадит вас на первой же остановке. Всё понятно?

Губастый мужчина выдавливает согласное мычание, и ухо выходит на свободе. Мы с Вячеславом отпускаем мужчин. Я всегда замечал, что больные места закрываются ладонью, не кулаком, не тыльной стороной и не ребром, а именно пересечением линий на ладони. Словно от точки, где соединяются линия жизни и линия любви, идет исцеляющая волна. Вот и сейчас происходит то же самое. Двое тут же хватаются за болящие места и начинают их растирать, а губастый аккуратно закрывает ухо и встает с лежанки.

— Мы ещё встретимся, — зло шипит мужчина и мотает головой, приказывая остальным вернуться на свои места.

Люди отворачиваются, когда эта троица идет обратно — никто не хочет попадать под выплеск неудавшейся ярости.

— Так какое слово было выложено в доме у Сергея? — словно ничего не произошло, интересуется тетя Маша.

Вячеслав глубоко вздыхает и отвечает:

— Ведарь!