Глава X Алтарь предков

С таким же искусством выполнены одиннадцать человеческих голов, скрытых белым занавесом, на каждой из которых стоит бивень слона.

Цигфельд, голландский путешественник XVII века.



Асоро лежал на спине, его глаза были открыты. Странная тоска прогнала сон. Весь день она следовала за ним по пятам. Из-за нее он места себе не находил. Попробовал было читать книгу, принесенную утром Диего, но буквы отказывались собираться в слова — и черные строчки остались неразгаданными. Бросив книгу, он пошел в комнату Ихамы, думая поболтать с ним. Но старший брат пил огненную воду белых людей и сам себе пел песни.

День был плохим, а ночь обещала бессонницу. Асоро вздохнул, перевернулся на бок и крепко зажмурил глаза. В ночной тишине слышны были удары копья о щит — это стража оповещала о своем присутствии. Он принялся считать удары, но скоро сбился. Полежав еще немного, Асоро понял, что уснуть не удастся. Тогда он встал, не зажигая огня. оделся и издал тонкий, едва уловимый для уха человека свист. Унга приползла тотчас и обвилась вокруг левой руки. Перешагнув через слугу, спавшего на пороге комнаты, Асоро вышел во двор.

Ночь была такой черной, что казалась ощутимо густой, черноту хотелось потрогать. В безлунном небе висели крупные желтые звезды. В глубине первого двора пели стражники. Они пели очень тихо, чтобы не потревожить ночь и спящих во дворце. Их песня была обращена к звездам, знакомая с колыбели, старая, как Бенин, песня:

Есть голубая звезда на небе,

Прекрасная, как цветок,

И желтая есть звезда на небе,

Мерцающий огонек.

К какой же звезде далекого неба

С тобой помчимся, дружок?..

Асоро пересек двор и остановился у галереи, ведущей к алтарю предков. Он прислонился к столбу и запрокинул голову. Далекие звезды не мигая смотрели на него большими светящимися глазами, ночной ветерок освежал лицо, забирался в волосы; Унга, его друг, напоминая о своем присутствии, слегка сдавливала руку. Мальчик погладил холодную кожицу и в тот же момент почувствовал, как напряглась под его пальцами чешуйчатая спинка и дрожь пробежала по тельцу змеи. Это было неспроста. Унгу что-то встревожило. Асоро перестал дышать. Почти над самой его головой раздался тихий скрип. Так скрипит деревянный пол под осторожными шагами. Асоро вгляделся — два маленьких человечка крались по галерее.

Кто это? Может быть, пигмеи, проникшие в Бенин из далеких лесов? Но как они вошли во дворец? Или это дети? Раздумывать было некогда. Те двое могли ускользнуть. Да они и ускользнули бы от нерадивой стражи, если бы он, второй сын обба, не обнаружил их. Скуку как рукой сняло. Предстояла занятная, а может быть, и опасная охота! Одним прыжком Асоро вскочил на галерею.


* * *

— Вот здесь! — Жороми нащупал край циновки, закрывавшей вход в заветную комнату. От волнения его руки стали непослушными. Плотная циновка словно не желала впускать незваных гостей. Наконец Жороми отогнул ее край — и дети вошли в комнату.

— Стой на месте, — шепотом сказал Жороми. — Я сделаю огонь, — Жороми отвязал от пояса светильник и, ударяя друг о друга маленькие камушки, быстро высек искру. Загоревшийся фитилек разогнал темноту, и дети увидели то, ради чего они затеяли опасный поход.

Испытывая чувство радости и страха, Жороми и Эмотан приблизились к возвышению, покрытому белой тканью. На нем стояли большие бронзовые головы — ухув-элао предков обба. Их было много.

— Один, два, три, — растерянно начала считать Эмотан.

— Молчи, — перебил ее мальчик, — молчи, смотри и запоминай, — Жороми вплотную подошел к алтарю. Его рука, держащая светильник, медленно передвигалась от одной головы к другой. И, оживая от теплого света, бронза заиграла легкими призрачными бликами. Недвижные торжественные лица уставились на детей большими выпуклыми глазами, ноздри широких приплюснутых носов словно вобрали воздух, красивые полные губы, казалось, готовы были заговорить.

Эмотан сделалось страшно. Она ближе придвинулась к своему другу. Но Жороми забыл об ее присутствии. Он забыл обо всем на свете. Существовали только прекрасные бронзовые головы, от них не отрывались его глаза. Мальчик смотрел на суровые лица воинов, с рубцами над дугами бровей; их шеи и подбородки до самого рта были закрыты нитями бронзовых бус; их головы поверх красивых плетеных шапочек венчали огромные слоновые бивни, по которым церемонно шествовали фигурки людей и животных.

В ухув-элао живут всемогущие духи, и горе тому, кто прогневает их! Но Жороми забыл и об этом. Протянув руку, он коснулся гладкой блестящей поверхности бронзы и услышал гневный крик:

— Кто вы, и что вам здесь нужно?

Жороми и Эмотан мгновенно обернулись. Посреди комнаты, держа наизготовку кинжал, словно бы давая понять, что так просто незваных гостей он не выпустит, стоял высокий мальчик. Жороми узнал его. Это был второй сын обба. Тогда, в большол зале дворца, он очень понравился Жороми, но сейчас это1 мальчик был врагом.

— Что же вы молчите, вороватые обезьяны? — наслаждаясь их замешательством, спросил Асоро.

Жороми вздрогнул от ужасного оскорбления:

— Не смей так говорить. Мы ничего не украли в этом дворце и вообще ничего никогда не украли.

— Зачем же вы здесь?

— Я тебе отвечу, зачем мы пришли сюда, сын Эвуаре.

Узнав, кто стоит перед ними, Эмотан тихонько ойкнула от восторга. Еще бы, кто из ее подружек так близко видел самого сына обба! Однако радость быстро сменилась страхом: ведь сейчас этот грозный мальчик прикажет их убить, и уже никому она не сможет рассказать о том, что было во дворце.

Но Жороми не боялся.

— Сын великого обба, — слышала Эмотан его слова, — я низко кланяюсь, приветствуя тебя. В этой комнате живут духи твоих предков, поэтому ты раз гневался, увидев, что мы нарушили их покой. Твой гнев мне понятен, но пойми и ты меня. Я сын мастера, делающего бронзовые изваяния. Меня зовут Жороми, сын Усамы. Я сам буду мастером, когда узнаю все тайны металла, а я уже знаю некоторые из них.

Имя знаменитого литейщика Усамы было известно во дворце, и Асоро кивнул, с интересом прислушиваясь к словам мальчика.

— Что ты знаешь об этих головах? — горячо продолжал Жороми. — Только то, что в них живут духи твоих дедов и прадедов. Но в бронзе живут и другие духи — духи мастеров. Это они создали изображения твоих предков. Не только огонь, но и их горячие сердца расплавили бронзу, а их прекрасные руки заставили жидкий металл принять форму ухув-элао. Я не могу рассказать тебе, как это делается, потому что бронза любит тайну и ни один литейщик не выдаст ее другим людям, даже самому сыну обба. А я литейщик. Может быть, когда ты станешь обба, я, мастер Жороми, сын Усамы, отолью в бронзе твое изображение, — Жороми, смутившись горячности собственных слов, опустил голову и почти шепотом добавил: — Мы пришли сюда, чтобы увидеть головы, сделанные Игве-Ига, великим Первым Мастером.

Сын обба усмехнулся и без всякой враждебности обратился к Эмотан:

— Ну, а что умеешь ты? Может быть, девчонки тоже льют бронзу?

— Нет, — робко ответила Эмотан, — я умею только танцевать, — и, услышав, что сын обба весело рассмеялся, сказала: — Но все говорят, что я танцую хорошо.

— Наверное, вы неплохие люди, — перестав смеяться, задумчиво произнес сын Эвуаре, — во всяком случае — смелые. Я рад встрече с вами, потому что мне сегодня скучно, а вы меня развеселили. За это я сам покажу вам ухув-элао, сделанные Первым Мастером, — Асоро взял светильник из рук Жороми и поднес его к двум рядом стоящим головам. — Смотрите, — сказал Асоро, — вот работа Первого Мастера, и никто не сделал ничего лучшего. Это ухув-элао, в котором живет дух деда моего деда. Его звали Огуоло. А это ухув-элао его матери.

Темное лицо Огуолы было сурово и сумрачно — настоящий воин и грозный правитель. Ухув-элао матери, отлитое из светлой, почти желтой бронзы, казалось теплым, черты лица были тонкими и нежными. Большие миндалевидные глаза смотрели вдаль серьезно, задумчиво и внимательно. Уголки губ чуть-чуть приподнялись кверху, отчего казалось, что милая улыбка готова озарить прекрасное лицо. Перевитые бусами косички спускались из-под плетеной, украшенной розетками шапочки и падали на высокое ажурное ожерелье, обхватившее стройную шею.

Нет, ничего прекраснее не видел Жороми за всю свою жизнь. Он готов был навсегда остаться у этого алтаря, чтобы смотреть на чудное молодое лицо женщины, которая давно мертва, но красота которой нашла вечную жизнь в бронзовом ухув-элао.

Долгая тишина наступила в комнате. Наконец сын обба, испытующе поглядев на Жороми, небрежно процедил сквозь зубы злые слова:

— Уже, конечно, погасли звезды и ночь ушла. Вас, конечно, поймает стража, выведет на площадь и убьет.

— Нет, — не отрывая глаз от алтаря, сказал Жороми, — стража нас не убьет, потому что ты тоже хороший человек и ты поможешь нам тайно выйти из дворца.

— Ой, — вскрикнула вдруг Эмотан, — смотри, твой браслет шевелится!

— Браслет? — Асоро удивленно посмотрел на девочку. — Да это же Унга, живая змея, — поняв ошибку Эмотан, объяснил сын обба. — Унга добрая и жалит только тех, кого я ей велю. Не бойся, погладь ее.

Эмотан дрожащими от страха пальцами погладила Унгу, но змея, не обратив внимания на ласку, поползла вверх по руке мальчика и обвилась вокруг его шеи, став похожей на те ожерелья, которыми были украшены ухув-элао.

— Ну, ну, Унга, — сказал Асоро, — ты мешаешь, ступай на место.

Унга послушно вернулась обратно на руку.

— Молодец. А теперь скажите, дети, — эти слова сын обба произнес так, будто бы он был намного старше Жороми и Эмотан, — умеете ли вы хранить тайну?

— Когда мы хотим сказать друг другу что-нибудь очень важное, мы прикладываем два пальца к губам. Это значит: слушай и молчи, слушай и не выдай никому, — ответил Жороми.

— Ну, хорошо. Слушайте и не выдайте никому, — сын обба приложил два пальца к губам точно так же, как это сделал только что Жороми. — Вывести из дворца я вас не могу, потому что стражники спросят: «Кто эти люди, которые не входили во дворец Великого, но хотят из него выйти?» Что я им отвечу? Перелезть незамеченными через стену, как вы это сделали ночью, сейчас невозможно. Но я знаю тайный ход. Если вы кому-нибудь расскажете про него, то тебя, мальчик, я убью ножом, а тебя, девочка, жалом Унги. Никто во дворце, даже мой отец, не знает про подземный ход. Он был вырыт так давно, что все забыли о нем, я обнаружил его случайно. Я хочу вас спасти и потому открою вам тайну хода.

С этими словами Асоро поднялся на алтарь. Знаком велев детям следовать за ним, он осторожно, чтобы не задеть высокие изогнутые бивни, прошел между бронзовыми головами и, подойдя к стене, отогнул край белой ткани. Дети увидели вделанное в пол кольцо. С силой потянув его, Асоро поднял большую квадратную доску. Под нею зияла черная яма.

— Не бойтесь, — сказал он. — Здесь неглубоко. Вы спрыгнете вниз и пойдете по галерее, которую люди прорыли под землей давным-давно. Вы будете идти долго. Когда же галерея кончится, ты, мальчик…

— Меня зовут Жороми, — перебил его Жороми.

— Хорошо, ты, Жороми, увидишь перевитые лианы. Влезь по ним наверх и помоги выбраться девочке. Только, прежде чем вылезать, прислушайтесь — нет ли поблизости людей. Ход приведет вас в лес, а оттуда дорогу к дому вы найдете. Идите.

— Спасибо тебе, сын обба. Ты действительно очень хороший человек. Я буду тебе верным воином и другом, — сказал Жороми и, взяв светильник, спрыгнул вниз.

— Как же тебя зовут, девочка?

— Эмотан. И я тоже буду тебе другом, если, конечно, ты захочешь.

— Давай, Эмотан, я помогу тебе спуститься вниз, — вместо ответа сказал сын обба.

— Нет, спасибо, я умею прыгать не хуже мальчишек.

Когда огонек светильника стал удаляться, Асоро, что-то вспомнив, склонился над ямой и крикнул:

— Жороми и Эмотан, запомните то место в лесу, куда приведет вас ход. Сегодня, как только спадет жара, я приду туда!

— Мы будем ждать тебя, — услышал Асоро голос Эмотан, а затем огонек исчез в темноте.

Асоро положил на место доску, закрыл ее тканью и вдруг почувствовал, что ужасно хочет спать.

— Пойдем, Унга, — зевнув, проговорил он.

Унга повела бусинками глаз и опустила свою узкую головку на руку мальчика.

Загрузка...