Великий Бенин

Глава XII Прощальный пир

Вскоре дети увидели отряд, длинной цепочкой идущий по лесу. Воины держали в руках копья и пестро раскрашенные деревянные щиты; их поступь была легка и упруга, юбочки из пальмовых волокон, опоясывающие бедра, мерно покачивались в такт шагам. Трудно было представить, что эти рослые красивые люди, на черной блестящей коже которых ярко выделялись белые круги и полосы, проделали многодневный путь по лесным тропам.

Но что это за жалкие тени движутся следом? Почему у них такой замученный вид?

— Смотри, это пленные рабы, — шепнул Жороми, осторожно раздвигая колючие кусты, служившие им укрытием. Эмотан и сама догадалась о том, что это рабы: их шеи охвачены веревкой, руки связаны за спиной, одежда забрызгана кровью. Эти люди чужие, их лбы не помечены насечками, но вид чужаков был так жалок, что Эмотан не удержалась и тихонько шмыгнула носом. Особенно грустно было смотреть на женщин, к спинам которых были привязаны маленькие дети. Рабы шли молча, покорясь своей страшной участи, даже исхудавшие за время пути малыши не плакали, очевидно, боясь подать голос. Наконец, грустное шествие рабов кончилось. Снова легким шагом, играя сильными мускулами, пошли воины обба. Как только они миновали кусты, за которыми притаились Жороми и Эмотан, дети вылезли на тропу и, догнав отряд, пристроились в его хвосте, чтобы на виду у бенинских ребят вместе с воинами обба вступить в город.

В Бенине отряд встретили радостными криками и громом барабанов. Из домов выбегали люди. Они махали руками, гремели трещотками, приветствуя победителей. Пленных провели по всем тридцати улицам города, чтобы жители всех кварталов могли увидеть богатую добычу обба, а затем втолкнули в большой пустой дом, за которым сразу же начиналась непроходимая болотная топь. Вокруг дома поставили стражу, а участники похода за рабами отправились во дворец, где их ждали награда и веселый пир.

Конечно, простых воинов дальше первого двора не пустили, но и это считалось великой честью — ведь мало кто из бини видел внутренние постройки дворца великого правителя. Начальники отрядов прошли в большой зал. Здесь уже было много гостей. Черные сановники сидели на циновках вместе с белыми моряками. Молчаливые, неслышно двигающиеся слуги подавали еду и питье.

Обба не почтил пир своим присутствием, его второго сына тоже не было, только толстый, постоянно пьяный наследник Великого, развалясь, сидел на леопардовой шкуре. На него никто не обращал внимания, никто с ним не разговаривал, он был предоставлен старому слуге, который все время подливал вино в его калебас. Сегодня во дворце пили много. Пальмовое вино сменялось крепким ромом. Черные и белые превосходно понимали друг друга: белые разом сдвигали тыквенные бокалы, крича: «Би-ни, Бенин, обба!» — это означало, что они пьют здравицу в честь города Бенина, его жителей бини и их правителя обба. «Португалия, король!» — кричали в ответ черные.

Но вот приветственные возгласы заглушила громкая музыка. В зал вбежали танцоры. Прыгая бок о бок или лицом друг к другу, они закружились, понеслись по кругу, ловко выбрасывая в сторону то одну, то другую ногу. Музыканты без устали били в барабаны, гремели трещотками, отбивали ритм ударами в ладоши. Бурная музыка и неистовый танец захватили подвыпивших гостей. Несколько моряков ворвались в круг танцоров. Не выдержал и боцман. Неуклюже затопав на месте, он пытался под звуки чужой музыки воспроизвести пляски своей давно покинутой деревни. Стоявшие рядом с ним чернокожие захлопали в ладони и криками стали поощрять попытки толстяка. При этом они громко смеялись, сверкая белыми зубами.

— Дикари, что с них взять. Танцуют, как черти в аду, где уж доброму христианину за ними угнаться, — ворчал боцман, возвращаясь на место.

Не все принимали участие в шумном веселье. Нетронуты были калебасы Уваифо и Сауда, увлеченных игрой в зерна, которые они передвигали по квадратным углублениям, вырезанным в днище большого деревянного блюда. Задача каждого игрока заключалась в том, чтобы, сняв с блюда как можно больше зерен противника, провести на чужое поле свои.

Эта игра напоминала игру в шашки, и Сауд с увлечением делал ход за ходом, не уступая без боя ни одного зерна. Вскоре к ним на циновку подсели Си-кейра и Педро. Глаза капитана радостно блестели; святой отец угрюмо смотрел в пол, боясь осквернить себя одним видом бенинских плясок.

— Сауд, — Сикейра, прихлебывая вино, подождал, пока закончится очередная партия, — скажи военачальнику, что мы благодарим его Величество обба Эвуаре за прием, оказанный нам. Скажи, что мы всем довольны, что Эвуаре — Великий король, а его военачальник великий воин и мудрый советчик. Сауд перевел сказанное капитаном.

— Еще скажи, что мы приплывем обратно, как только сменятся четыре луны, и привезем богатые подарки обба и его советникам.

Сауд, подыскивая нужные слова, перевел и это. Уваифо кивнул головой и сказал:

— Пусть привезет много стреляющих палок.

— За это вождь белых просит рабов, пять рабов за каждую палку.

— Рабы будут. Мои воины приведут их из леса. Их будет столько, сколько захочет белый вождь.

Сикейра с трудом сдержал свою радость:

— Мы покинем Бенин на рассвете. Пусть приготовят все необходимое для сына обба и дадут ему свиту, но не более шести человек. Места на корабле мало, а в трюмы погрузят рабов. Далее, скажи ему, что священник, отец Педро, останется здесь, он хочет построить божий храм.

— Мы чтим всех богов, — просто ответил военачальник, — пусть белый бог живет по соседству с нашими.

При этих словах желтое пергаментное лицо святого отца стало еще желтее, а около рта забегали желваки. С трудом разжимая сведенные губы, он тихо и зло проговорил:

— Араб Сауд, скажи этому нечестивцу, что он богохульствует, что бог один и других богов нет, а есть порожденные дьяволом идолы. Скажи, что бог покарает его и всех, кто будет молиться каменным или деревянным чурбанам, скажи…

— Но, святой отец, — разрешил себе перебить священника невозмутимый Сауд, — я не сумею перевести твои слова, да и бенинцы, терпимые к другим религиям, не поймут, за что ты гневаешься на них.

Замечание Сауда прозвучало как нельзя более кстати, так как военачальник даже привстал от удивления, не понимая, чем он мог обидеть белого шамана. Впрочем, он тут же сел обратно и принялся раскладывать зерна для новой партии, решив про себя, что на белого шамана нашел злой дух, который будет мучить его некоторое время, а потом уйдет. Но ушел сам белый шаман, унося с собой своего злого духа. Он ушел не поклонившись, даже не посмотрев в сторону военачальника, что считалось большой грубостью у вежливых бини. Сикейра нагнал святого отца уже за воротами дворца, на площади, вид которой вызвал у монаха новый приступ ярости.

В Бенине любили праздники и веселиться умели от души. Площадь была полна народа. Играли барабаны, гремели трещотки, звенели браслеты на руках у танцоров. Музыканты были всюду. Они сидели верхом на длинных, укрепленных на подставках барабанах и самозабвенно били по натянутой коже то кончиками пальцем, то ладонью, то кулаком. Маленькие барабаны были зажаты под мышкой или висели на груди. Под громкую музыку танцевала вся площадь.

— Это пища дьявола, — не поворачиваясь к Си-кейре, сквозь зубы процедил монах.

— Будь к ним снисходителен, святой отец. Они родились в лесу и не знают истинного бога, — Си-кейра быстро перекрестился. — Они не ведают, что творят, и, быть может, всеблагой бог простит их.

— Немедленно замолчи, иначе и ты окажешься в лапах дьявола.

— Конечно, — тихо пробормотал капитан, — рая мне не видать, но хотел бы я видеть того черта, который сумел бы спихнуть меня в ад, — однако, не желая ссориться с монахом, он быстро сказал: — Простите меня, святой отец. Я не силен в богословии. Но как же вы думаете спасти этих грешников?

— У них погибшие тела и души, — не слушая капитана, говорил монах. — Души — потому что они язычники и не ведают света и сияния святой веры, а тела — потому что они живут как звери и не покрывают себя одеждой. Мы дадим им возможность спастись, и господь примет их в лоно святой церкви. Их надо крестить, а тех, кто будет сопротивляться, крестить силой.

— Но они у себя дома. Какую силу мы можем применить здесь?

— Значит, их надо вывезти в Португалию, всех до одного. Пусть их бренные тела будут страдать под рабским ярмом, зато их просветленные души удостоятся вечного блаженства на небесах.

«Мысль не плоха, — подумал Сикейра, с удовольствием наблюдавший за маленькой ловкой плясуньей, кружившейся в хороводе девушек. — Если, следуя совету святого отца, привезти в Лиссабон хотя бы одну такую девчонку, то за нее смело можно взять великолепного жеребца да еще и чепрак в придачу. Она покрасивей, чем те, пригнанные из леса. Жаль, что туземцы чадолюбивы и не продают своих детей. А что, если… Нет, опасно. Девчонки могут хватиться — и поднимется шум».

Однако мысль, проникшая в затуманенную вином голову капитана, уже не давала покоя. Ему все больше и больше хотелось привезти плясунью в Лиссабон. Рыцарского долга перед гостеприимным городом он не ощущал — ведь это город чернокожих.

— Эй, ребята, — окликнул он оказавшихся поблизости матросов, — отец Педро сказал сейчас, что только в нашей стране эти язычники смогут приобщиться к святой католической церкви. Их надо понемногу переправлять в Португалию. Видите ту девчонку?

— Видим, сеньор капитан, здорово она пляшет.

— Эти пляски грешны, и девчонку надо вырвать из пасти дьявола. Притащите ее на корабль и спрячьте в трюме. Юбчонку бросьте где-нибудь в лесу, пусть думают, что леопард полакомился черным мясом. Сможете?

— Конечно, ваша милость, раз святой отец благословляет нас.

Монах молча перекрестил матросов и дал им поцеловать сухую желтую руку.

— Ну, с богом, — сказал Сикейра. — Да смотрите не попадитесь. Завтра мы отплываем.

Прежде чем кончилась ночь, к «Санта-Инес» пригнали рабов и поместили их в трюмы. На рассвете команда поднялась на борт корабля и приготовилась к поднятию якорей. Берег реки усыпали люди — бе-нинцы пришли проводить в плавание большую лодку. Они били в барабаны, подбрасывали вверх копья и кричали прощальные слова:

— Счастливых дней, храбрый Асоро, доброго пути!

— Удачи, удачи белому вождю!

— Спокойной воды тебе, большая лодка! Смотри далеко своими глазами!

— Возвращайся поскорее, сын обба! Бенин любит тебя!

— Возвращайтесь, белые люди! Ворота города открыты гостям!

Якорь был поднят, и Сикейра приказал дать холостой прощальный залп из обеих бомбард. От страшного грохота люди на берегу попадали на землю. Но, быстро опомнившись, они стали смеяться над собственным испугом и снова закричали, забили в барабаны, замахали копьями. Под эти радостные крики «Сан-та-Инес» расправила паруса.