Великий Бенин

Глава VII Диего изучает город Бенин

Уже больше недели прошло с той поры, как португальцы прибыли в Бенин, а Диего так же шумно, как и в первый день своего пребывания в городе, восхищался его красотой и разумными обычаями тех, кого Руи ди Сикейра презрительно называл «дикарями», а отец Педро — «язычниками».

— Какие же они дикари? — возмущался Диего, пытаясь убедить капитана и матросов в своей правоте. — Их улицы ровнее, опрятнее и шире, чем улицы Лиссабона, дворец и простые дома построены с завидным искусством. У них есть король, дворяне и вооруженная армия — совсем как в любом государстве Европы. Они знают ремесла: искусно льют металл, режут дерево, слоновую кость, обрабатывают кожу.

Капитан усмехался к ответ. У него был собственный взгляд на цивилизацию и свои планы относительно города, который он не торопился покидать. Ежедневно Сикейра, взяв с собой в качестве переводчика Сауда, отправлялся во дворец для встречи с военачальником, который был ближайшим советником правителя Бенина, или, как предпочитал говорить капитан, «первым министром черномазого короля».

Матросы с утра до вечера валялись в тени под навесом галереи. Они почти не покидали дом, довольствуясь теми радостями, какие могут доставить ничегонеделанье, обильная еда да пальмовое вино, отлично утоляющее жажду и веселящее дух.

Диего же с утра до вечера бродил по улицам города, отдыхая лишь в часы полуденного зноя, когда улицы города пустели. Бенинцы скоро привыкли к нему и перестали рассматривать высокого белого человека как чудесную диковинку. Они приглашали его в свои дома и улыбаясь смотрели, как восхищался белый юноша тростниковыми циновками, расписными калебасами и глиняными мисками, в которых женщины ставили перед гостем дымящийся батат и козье молоко, остуженное в ключевой воде.

Очень скоро Диего приучил себя не высказывать шумного восторга по поводу какой-нибудь особенно понравившейся ему вещи, иначе эта вещь моментально становилась его собственностью: бенинцы были не только гостеприимны, но и щедры. Сколько калебас, стаканчиков, плетенных из волокон пальмы, и ярких тканей подарили они ему! Они готовы были отдать всю свою утварь гостю, посетившему их дом.

Однажды, в квартале литейщиков, человек с добрым, кротким лицом подарил ему красивый охотничий рог. Человека звали Осифо. Рог был сделан из цельного слоновьего бивня. Его украшали фигурки людей и животных, вырезанные с таким искусством, какого Диего не встречал у себя на родине. Особенно понравились Диего ползущие друг другу навстречу крокодил и змея. Как ни жаль было ему расставаться с этим замечательным рогом, но все же пришлось отдать его капитану, чтобы получить взамен несколько десятков стеклянных браслетов для подарков новым друзьям.

Иногда вместе с Диего прогулки по городу совершал и старый Сауд. Араб видел много стран, но и он, подобно Диего, восхищался разумной планировкой города, чистотой его улиц и целесообразным устройством домов.

Бенин лежал на плоской равнине, там, где маленькая дельта Нигера разливала в половодье свои потоки. Город был обнесен высокой крепостной стеной, построенной из двух рядов толстых бревен, плотно пригнанных одно к другому и прочно соединенных между собой; промежутки между бревнами заполняла красная глина. Стена окружала город с трех сторон, с четвертой простиралась непроходимая топь.

В Бенине было тридцать улиц. Главная — широкая и прямая — делила город на две части. В юго-западной, меньшей, части города возвышались дворец обба и дома знати, в большей жили простые горожане. От главной улицы под прямым углом отходили боковые. Вдоль улиц в большом порядке стояли одноэтажные дома, обмазанные красной глиной и крытые пальмовыми листьями. Стены домов были причудливо расписаны; столбы, поддерживающие кровли, украшены искусной резьбой. Все это содержалось в чистоте и опрятности, поражавшей португальцев. Жилые помещения состояли из четырех или шести комнат, двери которых выходили в открытый дворик. Вокруг дворика шла крытая галерея, служившая защитой и от палящего солнца, и от потоков воды, извергавшихся с неба во время коротких частых дождей.

Узнав, что в Бенине примерно 80 тысяч человек, Сауд сказал, что даже в Европе редко встретишь город с таким большим числом жителей.

Бенин делился на несколько самостоятельных кварталов. В каждом из них жили люди, объединенные по ремеслам: в одном квартале — кузнецы, в другом — ткачи, в третьем — кожевники, далее — резчики кости, мастера, изготовляющие посуду, и другие. В квартале, который назывался Игу-ер и который Диего посещал особенно часто, жили литейщики.

Высокие, хорошо сложенные бенинцы, или бини, как они себя называли, отличались своеобразной привлекательностью: продолговатые лица, большие миндалевидные глаза, широкий разлет ноздрей, полные, слегка вывороченные, но красиво очерченные губы. Черные курчавые волосы плотной шапочкой лежали на их головах, оставляя открытым высокий прямой лоб.

— Подумать только, — сказал Диего Сауду, когда они вместе гуляли по городу, — эти люди не боятся палящего солнца и даже в полдень не носят шляп.

— Это не так удивительно, как тебе кажется, — ответил Сауд. — Закрученные в мелкие завитки волосы защищают голову надежнее любой шляпы. Ведь между отдельными волосками-спиральками сохраняется воздушная прослойка. Она-то и не пропускает солнечный жар, как не пропустила бы на севере зимний холод.

Каждодневную одежду бини составляли куски тканей, обернутые вокруг бедер. Набедренники украшались белыми ракушками, бахромой и подвесками, прикрепленными к завязкам пояса.

Без устали ходил Диего по улицам Бенина и смотрел, смотрел. Он заметил, что у всех мужчин на груди пять вертикальных рубцов, а на лице шесть коротких шрамов — по три над каждой бровью. Позже, когда Диего уже хорошо понимал язык бини, он узнал, что такие рубцы являлись отличительным знаком жителей Бенина. Их наносили жрецы на лицо и тело каждого достигшего совершеннолетия мальчика после прохождения им сложных и длительных испытаний в «священном лесу». Несколько лет живя в лесу, мальчики сами, без помощи взрослых, строили жилища, добывали еду и защищали свою жизнь. Этот обычай, превращавший подростков в настоящих мужчин и воинов, показался Диего весьма разумным.

А учиться говорить на языке туземцев Диего начал с первого же дня своего пребывания в городе. Он старался на слух воспроизводить звуки чужой речи, но, очевидно, это ему плохо удавалось. Бини только смеялись в ответ и разводили руками в знак того, что понять его невозможно. Но бывший студент не оставлял своих попыток. С терпением, достойным лучшего ученика Коимбрского университета, он вслушивался в звуки музыкального, напевного языка, говоря на котором люди то повышали, то понижали тон. Постепенно португалец догадался, что высокий тон связан с представлением о маленьких, тонких и твердых предметах, а также с быстрыми, четкими и энергичными движениями. Низкий тон, напротив, обозначал предметы большие, обширные, бесформенные, а действия — мягкие, вялые и неточные. Сделав это открытие, Диего сразу же заметно продвинулся вперед в своих попытках овладеть языком бини. И как ни мало слов узнал за это время Диего, все же ему удалось понять назначение глиняных голов, стоящих на специальном возвышении, имеющемся в каждом бенинском доме.

Бини считали, что в этих головах, или, как они говорили, ухув-элао, живут духи умерших родичей. Обитатели дома ставили для них чашечки с едой и калебасы с пальмовым вином. Вера в духов-хранителей, живущих в глиняных болванках, показалась Диего смешной и нелепой.

— Может быть, отец Педро прав, — сказал он Сауду. — Монах считает, что вера бини в духов отвратительна. Смешно и нелепо верить, что в глиняных болванках обитает человеческая душа.

— Боюсь, что ты зря горячишься, — сказал араб. — Религия твоих единомышленников-христиан не так уж сильно отличается от веры бини. И те и другие поклоняются богу, верят в загробную жизнь. Только христиане верят в ангелов-хранителей, а бини — в духов-хранителей.

Диего сделал нетерпеливый жест, заметив который Сауд спокойно добавил:

— Если тебе такое сопоставление неприятно, то все равно помни: к вере других народов надо относиться терпимо и ценить только духовные качества людей.

С этим Диего согласился тем более охотно, что ему нравились добрые, благородные и отзывчивые туземцы.

Во дворце стало известно о попытках белого человека говорить на языке бини. За ним был послан один из приближенных Великого, так как второй сын Эвуаре пожелал учить язык португальцев.

Когда Диего ввели в просторную, завешенную циновками комнату дворца, ему навстречу поднялся с подушек стройный мальчик. После церемонного поклона он дотронулся пальцем до своей груди и сказал:

— Асоро.

Диего, повторив жест мальчика, назвал ему свое имя. Мальчик обвел рукой комнату и произнес на языке бини:

— Комната.

— Комната, — сказал по-португальски Диего. Затем, сопровождая называемые предметы соответствующими жестами: — Пол, окно, небо, птицы.

В этот день Диего и Асоро выучили много слов.

Следующий урок, наступивший вскоре вслед за первым, Диего посвятил словам, обозначавшим действия. Он вставал, садился, ходил, даже бегал по комнате. И каждое его движение сопровождалось двумя словами — португальским и бенинским.

Может, это был и не лучший способ обучения, но тем не менее Асоро и португалец довольно скоро научились объясняться друг с другом.

Вечерами, возвращаясь после проведенного во дворце дня, Диего рассказывал Сауду о замечательных способностях своего ученика.

— Почему бы тебе не научить сына обба чтению и письму, — сказал однажды Сауд.

Асоро вначале с недоверием отнесся к палочкам и кружочкам, которые при помощи заостренного птичьего пера рисовал перед ним португалец. В Бенине письменности не было. Но когда мальчик понял, что скрывает в себе таинственные знаки, он начал терпеливо срисовывать их, с удивлением разгадывая внутренний смысл, заключенный в буквах и слогах.

Диего полюбил Асоро. В свою очередь, юный принц, надменный с другими, платил ему искренней привязанностью и полным доверием. Он рассказал Диего о своем умном и храбром отце — Великом Эвуаре, о его мудром правлении, о победоносных походах. И если Диего понимал не все слова, так как Асоро говорил слишком быстро, то по высокому тону, каким это произносилось, Диего догадывался, что мальчик любит отца и гордится им. Когда же Асоро говорил о старшем брате, то в его речи преобладали низкие тона: первый сын обба уже давно пристрастился к пальмовому вину, а теперь, попробовав дурманящий голову напиток, подаренный белыми людьми, стал пить слишком много.

— Отучить Ихаму пить огненную воду, — печально и гневно сказал мальчик, — не могут ни страх перед отцом, ни самые страшные заклятия жрецов.

Диего сочувствовал горю мальчика. Он испытывал острую неприязнь к Сикейре, когда капитан, отправляясь во дворец, брал с собой ром для старшего сына Эвуаре.