Великий Бенин

Глава XXII День поминовения

Раз в году, в тот день, когда за отцом обба пришла смерть, в Бенине устраивалось торжество.

В этот день поминались все предки, ушедшие в страну смерти, и все люди, даже сам Великий правитель, выходили на улицы города. Тогда ни один чужеземец, под страхом смерти, не смел приблизиться к воротам Бенина.

В этом году празднество поминовения пришлось на второй день недели, называемый «днем тайн». Утром, в час, «когда собирают пальмовое вино», на площади перед дворцом появилась женщина с гонгом в руке. Ее стан был туго охвачен козлиной шкурой, а на голове красовалась остроконечная шапочка. Став лицом к воротам дворца, женщина ударила в гонг. Ворота дрогнули. Их створки, приведенные в движение невидимыми привратниками, медленно раскрылись. Из ворот вышли музыканты. Они били в барабаны и колокольчики. Бронзовые браслеты с погремушками звенели при каждом взмахе их рук.

Толпа на площади подалась назад, освобождая место. За музыкантами вышли юноши. Они несли на плечах глиняные сосуды, скамеечки, козлиные шкуры, слоновые бивни и другие предметы, необходимые для свершения поминальных обрядов. Прически юных носильщиков были украшены косичками, идущими от темени к левому уху. За носильщиками пошли отряды молодых воинов-омадо — «носителей мечей». Их было великое множество.

Музыканты, открывшие шествие, а вслед за ними и носильщики, давно пересекли площадь и скрылись за пальмами главной улицы, а омадо все шли и шли. Дружными взмахами мечей они приветствовали тех, кто должен был появиться следом, кого охраняло их грозное оружие.

Вот появились и они, важные люди Бенина: советники обба, жрецы и начальники ремесленных кварталов. Они шли медленно, сложив на груди руки и опустив головы, как того требовали духи из страны мертвых. Затем снова двинулись воины, отряд за отрядом.

Наконец, из ворот вышел тот, кого люди Бенина могли видеть только раз в году — обба Эвуаре. Над головой Великого двое юношей несли большие веера, защищавшие владыку от солнечных лучей. Волосы Эвуаре были покрыты коралловой шапочкой. Длинное узкое платье перехватывал бронзовый пояс с подвесками в виде леопардов и скатов, означавшими высшую власть. В правой руке обба нес литой железный молот, левую держал на поясе. Эвуаре шел медленно, опустив голову и не отрывая глаз от земли.

Вслед за обба, на почтительном расстоянии от Великого, следовали главный военачальник и главный жрец. Над их головами, так же как и над головой обба, плыли круглые деревянные веера. Замыкали шествие воины, ведущие на привязи леопардов.

В полном молчании шла процессия через площадь, ни одного звука не издавала и толпа, наблюдавшая за ней. Говорить, петь, приветствовать обба разрешалось только после того, как пройдут Великий и его люди по всем тридцати улицам города. Шествие будет длиться долго, и долго будут жители Бенина в безмолвии смотреть на своего владыку. Вот он миновал площадь, вот его веера задели низко свисавшие пальмовые листья, вот он вступил на главную улицу. В напряженной тишине слышны были только дыхание людей да шорох ног, ступавших по утрамбованной земле.

И вдруг… страшный, тысячеголосый вопль обрушился на тишину — в грудь обба вонзилась стрела. Она примчалась откуда-то сверху, посланная сильной рукой и направленная метким глазом. Молот выпал из рук Эвуаре. Владыка пошатнулся и начал грузно оседать на землю. Подоспевшие воины подхватили его.

Боясь потерять хотя бы одно мгновение, военачальник Уваифо бросился вперед и, подняв кверху сжатые кулаки, закричал так громко, что обезумевшая толпа сразу же стихла:

— Воины! В городе враги. Их надо поймать. Тридцать первых отрядов — на улицы, остальные к городским стенам. Ни мышь, ни птица не должны выйти из города. Люди Бенина! Идите домой и не мешайте воинам искать врагов. Великий Эвуаре только ранен, смерть не пришла за ним. Идите по домам и не выходите на улицу. Город должен быть пустым. Исполняйте сказанное немедленно и без ослушания.

Пока военачальник отдавал приказания, двадцать воинов, сплетя свои руки, осторожно, чтобы не причинить боль раненому, понесли Эвуаре во дворец. Бенинцы, не смея ослушаться Уваифо, поспешно покидали площадь.

Только Осунде не торопился домой. Как и все жители города, он был встревожен случившимся, но все же молодой мастер решил не изменять свои планы и поработать сегодня в мастерской. Уже давно хотел он попытаться изобразить на медной пластине людей, которые бы стояли не в ряд, а один позади другого. Такого еще не изобразил никто, даже в те времена, когда работал Игве-Ига. Первую попытку Осунде хотел сделать без свидетелей, так как не был уверен, что ему удастся задуманное. Для того, чтобы поработать в одиночестве, лучшего дня не придумаешь. Поэтому, уговорив Ириэсе пойти к родителям, Осунде отправился в мастерскую. Войдя в ворота, он с удовольствием оглядел пустой двор, остывшие печи и глину, мокнувшую в корытах. Взяв в руки влажный ком, мастер стал мять его, обдумывая свою задачу. Внезапно за его спиной раздался слабый шорох. Осунде резко обернулся, и в тот же момент над ним мелькнуло лезвие ножа. Прежде чем он успел разглядеть человека, занесшего нож, Осунде с силой ударил неизвестного ногой в живот. Тот со стоном упал на землю. Связать его было делом нескольких мгновений — веревки валялись здесь же, около глины. Убедившись, что человек с ножом обезврежен, Осунде вытер вспотевший лоб и принялся пристально разглядывать своего врага, недоумевая, почему тот напал на него. Страшная догадка мелькнула в уме мастера. На лице связанного Осунде увидел полукруглые насечки — по три на каждой щеке. Это знаки племени исубу. Но ведь сегодня ни один чужеземец не смел находиться в Бенине.

— Это ты пустил стрелу в Великого? — шепотом спросил Осунде.

Исубу слабо кивнул головой.

— Ты знаешь, что ждет тебя за это?

Новый кивок был ответом. Изумленный Осунде присел на корточки рядом с убийцей обба:

— Как ты отважился поразить обба?

Человек молчал.

— Как ты мог натянуть тетиву и пустить стрелу в Великого? — настойчиво спрашивал Осунде.

Тогда человек приподнялся с земли, насколько позволяли его путы, и. глядя куда-то мимо Осунде, закричал:

— Будьте прокляты ты и твой обба!

— Тише, говори тише.

— Твой обба послал воинов. Их было много. Они окружили нашу деревню. У них были палки, плюющие огнем. Они убили моего отца. Они увели в рабство всех, кого не убили, и продали людям с белой кожей. О! — застонал человек. — Обба продал всех, мою жену, моих детей. Нет больше дома, нет людей в нашей деревне, нет деревни, нет ничего, — крупные слезы потекли по лицу исубу. — Я спасся один, — продолжал он. — Я много дней провел в лесу. Там я поклялся памятью моего отца и всех, кого убили воины обба, что я отомщу Бенину. Я сделал лук, а стрелы пропитал ядом, от которого нет спасения. Тайно пришел в Бенин и стал ждать дня поминовения. Я привязал себя к высокой пальме и ждал три дня и три ночи. Я дождался. Твой обба умрет, и дух моего отца успокоится. Исубу сделал свое дело, и теперь можешь его убить.

Человек упал на землю и закрыл глаза, готовясь принять смерть. Лицо его стало напряженным, потому что ни один человек не уходит в страну духов без страха.

Осунде долго сидел неподвижно. Потом он встал, склонился над убийцей обба, разрезал впившиеся в его тело веревки и сказал:

— Обба Эвуаре послал воинов, и они уничтожили твой народ. Ты отомстил обба. Твоя месть справедлива. Поэтому я не выдам тебя страже и никому не скажу о встрече с тобой. Но я бини, на моем лбу шесть насечек, я часть моего народа. Твой лоб гладок, а полосы на твоих щеках говорят о том, что ты чужой. Поэтому я не буду помогать тебе, хотя в моем сердце нет гнева против тебя, убившего ради мести. Я сказал.

Осунде, не глядя больше на того, кто пустил стрелу в Великого, встал, вышел из мастерской и плотно прикрыл за собой створки тяжелых ворот.